PROZADRAMA

Глава-19

Первые выстрелы Ленка услышала, когда выходила из воды. Увязая босыми ногами в илистую слякоть мелководья и утопая в ней до самого края подола платья, она вдруг в неуверенности остановилась и замерла в трёх метрах от берега, поросшего камышом. Стрельба, где стоит их фермерский дом ежесекундно нарастала, а вместе с ней Ленка ощутила, как к её горлу откуда-то изнутри из самой глубины подкатывается огромный ком. Только сейчас она стала ясно понимать почему Николай торопил её. От нахлынувшего отчаяния, безысходности и предчувствия страшной беды Ленка, истошно закричала, но крик, то ли из-за перенесённых ею страданий, то ли из-за каких-то других необъяснимых причин, превратился в нечеловеческий вой, схожий разве что с воем собачьим. Она было кинулась плыть обратно, проклиная себя в сердцах за проявленную ею слабость, за то, что не ослушалась Николая и не осталась рядом с ним. Но проплыв четверть расстояния вспомнила его суровое на тот момент лицо и жёстко им сказанное «тебе и ребёнку нужно жить». Ленка подчинилась и сдалась. Окончательно выбравшись на противоположный берег, побежала через лес к автомобильной трассе. Стрельба за её спиной то прекращалась, то начиналась снова. Её продолжение, как бы это странно ни звучало Ленку радовало, но лишь по одной причине: если она ещё доносилась, значит её Коля жив. Всё остальное для неё было неважно. С кровяными царапинами на лице и руках, полученными от хлёстких ударов веток деревьев и кустарников, она наконец-то выбежала из леса к асфальтированной дороге, ведущей в районный центр. На горизонте едва-едва начинал проблёскивать рассвет. Стрельба меж тем была ещё слышима, но как ей показалось немного в другой стороне, ближе к пруду, где была водокачка, куда ни раз они с Николаем ходили за водой. Проклятый ком в горле не исчезал. Обессилившая, она упала на траву словно растворившись в ночи. Но какая-то неведомая сила заставила встать. Увидев светящиеся фары машины, ехавшей в направлении станции, она поднялась по глиняной насыпи и ступив на асфальт замахала обеими руками. Это был «Камаз» с прицепом под завязку гружённый досками. Грузовик сначала пронёсся мимо неё, но проехав пару тройку десятков метров вдруг заскрипев тормозами свернул на обочину и остановился. Ленка, что есть сил побежала к машине.

- До райцентра возьмите! – крикнула она охрипшим голосом в открытую дверь машины стараясь перекричать шум мотора. – Пожалуйста…

Водитель, бегло окинув её взглядом несколько секунд пребывал в замешательстве. Нечасто в его водительской практике в четвёртом часу утра, когда ещё вокруг хозяйничал сумрак ночи, на пустынной трассе, да ещё и граничащей с лесом, он встречал голосующих женщин, внешний вид которых был очень подозрителен. Осмотревшись на всякий случай по сторонам и поняв, что она одна, без прятавшихся в кустах дружков, как это бывает зачастую, он на свой страх и риск одобрительно кивнул ей головой:

- Садись…

Ленка вскарабкалась в кабину. Машина с рёвом выпустив из выхлопной трубы клубы сизого дыма тяжело тронулась с места. Водителю на вид было около шестидесяти лет. Крутя баранку, он вначале с любопытством молчаливо смотрел на Ленку через зеркало, закреплённое присоской на лобовом стекле и уже проехав несколько километров повернулся к ней лицом.

- У вас что-то произошло? – спросил он.

Ленка ничего не ответила лишь бросив на него косой боковой взгляд.

- Я… почему спрашиваю, - спокойным голосом продолжил он. – Там за лесом идёт какая-то стрельба…Я подумал, что с вами, возможно, случилась беда и нужна помощь? Вы только скажите, и я довезу вас до ближайшей милиции.

Ленка повернула голову в сторону бокового окна на пассажирской двери. Ей не хотелось ни с кем говорить. Все её мысли сейчас были о Николае.

«Если его отпустили из милиции, - думала Ленка, глядя на мелькающие сбоку вдалеке огни, - тогда почему вернувшись на ферму он решил проникнуть в дом именно через люк на потолке? Да ещё и с оружием? Откуда он его взял? И как он узнал, что в доме, кроме неё двое бандитов? Может быть, возвращаясь заметил их машину? Ведь не пешком же эти сволочи пришли на их ферму?» Всё это было для Ленки пока не разгаданной загадкой, поскольку сам Николай ничего ей не рассказал, да и не успел…Одно только насторожило Ленку особенно: почему освободив её он настоял, чтобы она срочно покинула дом и уехала к своей тёте? «Значит, ждал погони за собой? - терзала она себя раздумьями. А чьей погони? Бандитов из той же шайки, что и застреленные им эти двое? Господи! Прошу тебя! Помоги ему!»

От последней мысли у неё из глаз вырвались слёзы. Она грубо стёрла их с лица тыльной стороной ладони. Они проехали большую часть пути, когда вдруг впереди из-за поворота показалась колонна машин, движущаяся навстречу им на большой скорости. Поравнявшись с ней Ленка отчётливо разглядела, что машин было пять, а вся техника военная. Колонну сопровождала милицейская легковая машина ГАИ, на крыше которой мигали сине-красным цветом два так называемых проблесковых маяка. За ней нёсся то ли танк, то ли ещё что-то с большими колёсами. Остальные машины были тентованными, очевидно для перевозки солдат. Колонна с рёвом с гулом пронеслась мимо «Камаза». Ленка смотрела ей вслед через большое зеркало заднего вида, прикреплённое к кабине с пассажирской стороны. Сердце её сжималось до боли. Она знала куда спешили все эти военные и искренне, как могла, просила бога сжалиться над мужем и не отбирать его у неё и у их будущего ребёнка.

- О, как! – негромко воскликнул водила «Камаза». – Наверное какие-то учения! Значит я не ошибся. Я же говорю, ну точно слышал стрельбу!

Ситуация для Ленки стала понемногу проясняться «Если военные направляется к нашему дому, - тревожно мыслила она, - стало быть Николая из милиции вовсе не отпустили и по каким-то причинам он попросту сбежал оттуда, прихватив с собой и оружие». Николая, Ленка считала уравновешенным и доброжелательным ко всем несмотря на то, что служил в Афганистане. О войне он ничего за их совместную жизнь ей не рассказывал. Одно Ленке сейчас было ясно: если Николай совершил такой поступок значит была у него на то причина. Как говорил ещё при жизни Ленкин отец: человек способен совершить из ряда вон выходящее, когда ему землю выбили из-под ног. Знать, так и случилось…Нет! Не сможет она его осуждать. Никогда!

Совсем неожиданно Ленка почувствовала, как запинал ножками в животе ребёнок. Он будто поддерживал её в эти трудные минуты, словно чувствовал, что до своего рождения может остаться без родного отца.

Эпилог

Ленке повезло. Водитель вёз свой груз в область и ей не пришлось ждать первую электричку. До тётки, проживающей в полузаброшенной деревне, она добралась к вечеру. Через месяц Ленку отыскал участковый из тех мест и отвёз в городскую прокуратуру, где её щепетильно допрашивал сам прокурор, но на все его вопросы она отвечала коротко: ничего не знаю. Такой ответ прямо-таки обескураживал чиновника. Он говорил Ленке что решается её судьба поскольку от того, что она скажет зависит тот факт останется Ленка в рамках уголовного дела в качестве свидетеля или в качестве соучастницы. Но она была непреклонна даже когда узнала о том, что Николай обвинялся не только в убийстве двух бандитов и пяти милиционеров в ходе перестрелки, но ещё и в убийстве начальника уголовного розыска местного районного отделения милиции. Принимая во внимание её положение, связанное с беременностью, с Ленки взяли подписку о неразглашении фактов уголовного дела, заведённого на её погибшего мужа, подписку о невыезде, и лишь после этого отпустили домой. Через неделю всё тот же участковый вручил ей уведомление о захоронении Николая на городском кладбище. Она с тёткой посетила его могилу. Николая похоронили в самом углу, где со слов кладбищенского работника обычно хоронят бомжей. Через четыре месяца Ленка родила здорового мальчика и до двух лет воспитывала ребёнка живя у тёти. После некоторых раздумий она, оставив ребёнка на попечительство родственницы вернулась в фермерское хозяйство. Как оказалось перед самой стрельбой Николай всё же успел выгнать скотину из коровника. Две их коровы и трое быков от шума и грохота выстрелов убежали в поля, где их и обнаружил в последствии житель крохотного села, где стояла почта с телефонным аппаратом. Он знал, что вся блуждающая скотина принадлежит Николаю посему и загнал её временно к себе в хлев. Также он знал и о том, какая беда случилась у Ленки с Николаем. Слава богу мир не без добрых людей. Мужчины, которые жили в том селе, помогли Ленке отремонтировать коровник, крыша которого, как они рассказывали, воспламенилась в результате перестрелки и наполовину выгорела. Помогли и с домом. А ещё через месяц она привела на ферму своего сына. Люди поговаривают, что живёт сейчас Ленка на деньги, вырученные от продажи молока, творога, куриных яиц и овощей.

Просыпавшаяся ни единожды за ночь Валентина, обратила внимание на то, что этой ночью их состав шёл без остановок и на предельной скорости. Сцепки, соединяющие между собой вагоны, стучали так, словно это и не сцепки вовсе, а наковальня. И стук исходил от них, жёсткий и хлёсткий, а врываясь в ушные перепонки он будто скапливался в голове зарождая в ней пульсирующую боль. Наверное поэтому, все женщины накрыли свои головы чем придётся лишь бы не слышать грохочущий стук. Но кроме этой беды, параллельно с ней шла и другая - холод. Заткнув в вагоне все возможные щели соломой, кроме раздвижной двери, днём садились кучнее и пели песни, а ночью спали обнявшись, да прижимаясь друг к дружке, как только что рождённые щенки, выискивающие на брюхе у матери молочные соски. Голод и холод объединил всех во что-то единое целое и это было похоже на то, как соединяются капельки выплавленной стали, те, что Валентина однажды видела на заводе. С рассветом состав наконец-то остановился на небольшом полустанке. Торможение разбудило практически всех, но не все спешили вставать из согретых за ночь лежачих мест. Валентина не сомневалась, что сейчас будет проверка по списку, а значит появится возможность выпросить хоть что-то поесть. Она вскочила, подошла к двери и через маленькую дырочку в обшивке вагона стала рассматривать местность. Состав остановился. Валентина обернулась к женщинам.

- Девки вставайте! Конвой идёт! Проверка!

Кто-то громко гаркнул:

- Валюша, надо требовать жратву! Или пусть расстреливают прямо здесь!

Все остальные поддержали, выражая разные недовольные высказывания.

- Тихо девчата! – крикнула Валентина. – Если будем кричать не получим ничего! Сейчас им никто руки не вяжет. Для них мы зэки, хуже того – враги народа. Убьют и спишут. Вспомните Прасковью?

Валентину прервал металлический скрежет открывающихся запоров. Все притихли, наблюдая как с грохотом и скрежетом открылась раздвижная дверь вагона и вместе с порывом прохладного утреннего ветра во внутрь влетела команда:

- А ну быстро по стенкам! Шаг в сторону без разрешения – попытка к бегству! Расстрел на месте!

В вагон влез один из конвоиров со списком в руках. Двое других стояли у дверного проёма нацелив оружие на заключённых. Началась проверка, затем внутренний осмотр вагона. Кажется, было всё нормально, и проверяющий направился к выходу.

- Разрешите вопрос? - набравшись смелости спросила Валентина.

Тот подошёл к Валентине.

- Почему не представляетесь?

- Осужденная…Антонова.

- Слушаю.

- Мы ничего не ели уже двое суток, - слегка дрожащим голосом стала говорить Валентина. – Очень холодно, особенно ночью… Мы всё-таки женщины. Может вы проявите к нам хоть какое-то милосердие? Нам бы немного еды и соломы… У вас же, наверное, то же есть мама? Пожалуйста…

Конвоир на секунду замер. Его глаза забегали, а на лице проявилась надменность.

- Вы в первую очередь осужденные, - ответил он. –Враги народа и всего нашего правительства, в частности товарища Сталина.

Он развернулся и направился к выходу. Спрыгнув вниз на пути, конвоир бросил на Валентину беглый взгляд и не громко буркнул одному из подчинённых:

- Принеси буханку хлеба и котелок с водой. Только мигом!

Тот побежал к конвойному вагону. Женщины стояли словно вкопанные, все боялись даже кашлянуть, чтобы не дай Бог этот конвоир не передумал ничего. Через минуту убежавший вернулся, передав старшему хлеб и воду.

- Антонова! – крикнул он. – Подь-ка сюды.

Валентина тут же сорвалась к двери.

- На-ка вот, возьми, - он протянул ей котелок с водой и зачерствелую буханку хлеба. И уже следом добавил: – Хлеб сама распредели. Весь не съедайте. Никакой еды больше не будет.

- Ты уж скажи, ради Христа, куда везут нас? – спросила Валентина.

- Воркута, - тихо, чтобы никто из конвоиров не услышал, произнёс он.

Как только дверь вагона закрылась осужденные облепили Валентину. Их руки потянулись к хлебу. Ей было сложно найти для всех нужные слова, чтобы объяснить, что булка хлеба, размером с кирпич, это точно на несколько дней, а может и до конца… И что кормить в первую очередь надо тех, кто ослаб.

- Ну что ты греешь буханку? – с заметной и демонстративной злостью сказала ей одна из осужденных. На всём протяжении пути она неоднократно уже пыталась зацепить оскорбительным словом молодуху Глашу и ту, что вздёрнулась ночью пока все спали. – Али ты не видишь, что бабы оголодали?!

Валентина прижала хлеб и котелок к груди.

- Хлеб буду делить на всех сама. Вода по одному глотку.

- А ты никак в надзирательши метишь?! – завизжала та, выставив руки в боки и сверля Валентину озлобленным взглядом.

Никто не знал, чем бы закончилась эта ситуация если бы в разговор не вмешалась одна из осужденных, женщина в зрелом возрасте встала между Валентиной и той, что набросилась на неё с претензиями.

- Думаю, что Валя делает правильно, - сказала она, бросив значимый взгляд на нападавшую. – Один только господь знает сколько нам ещё ехать и сколько нам ещё предстоит вытерпеть мучений. Съедим всё мы конечно утолим голод, но надолго ли? А если по норме, то это поможет нам всем выжить. Это я говорю вам как врач.

Её слова заметно снизили агрессию нападавшей осуждённой, та развернулась, отошла в угол вагона и села на корточки. Валентина подошла к ней, опустилась рядом, сев на жухлую солому. Затем сняла с себя кофту, постелила на ноги. Поверх кофты положила буханку хлеба, достала маленькие ножницы.

- Будешь мне помогать, - сказала ей Валентина, разрезая хлеб лезвием от ножниц. - Выдавай да запоминай кому даёшь. Вот и будет работать твоя справедливость.

Осужденные по очереди подходили за своим куском хлеба, размер которого был со спичечный коробок. Воду, как и решили давали по глотку. Перед сном норму повторили, спать улеглись с хорошим настроением, ведь оставалось ещё половина буханки хлеба.

Так совпало, что Валентина легла рядом с осужденной, которая представилась врачом.

- Неужто и вправду врач? – спросила она у неё.

- Да, правда детский.

- А как зовут?

- Евдокия.

- А тебя-то за что, Евдокия?

Та едва заметно улыбнулась:

- Привёл ко мне на приём дочурку один из парткомовских. Простыла дочка-то его, видать продуло где-то. Кашляла сильно бедняга. Бронхи свистели так, что без стетоскопа было слышно. Поняла я, что без антибиотиков то, ребёнок не выкарабкается. Выписала ампициллин, посоветовала найти американский. Он спрашивает значит: а почему американский? А я ему и говорю: да потому что он лучший. Они ушли, а на следующий день утром за мной то и пришли…

- В чём же вас обвинили? Ведь вы хотели, как лучше?

- Обвинили в сговоре с американской разведкой, в нанесении вреда советской медицине и потери репутации врача.

- И…сколько же вам дали?

- Пятнадцать…

Евдокия опустила взгляд, её глаза наполнились слезами.

Валентина жалостливо обняла женщину, прижав к себе.

- Мы справимся. Я уверена в этом. Мы будем бороться и выживем.

О том, что их везут под Воркуту, Валентина ей пока не сказала. По слухам людей, чьи близкие оказались в лагерях по доносам и вымышленным обвинениям, считалось, что именно в Воркуте на строительстве железных дорог люди гибнут от холода и голода в огромных количествах. А тела умерших в продуваемых пургой степях так и остаются там гнить.

Глава 2

После похорон мужа прошла неделя. Не выдержав гнетущей тоски по Андрею, Ольга, не дождавшись окончания отпуска, взятого за свой счёт, вышла на работу, надеясь, что школьная рутина, как и раньше накроет её с головой и не даст времени для отчаяния. Однако, если днём ей удавалось хоть ненадолго спрятаться от своего горя, то вечером, вернувшись домой, она поневоле погружалась в воспоминания, а бессонные ночи стали сказываться на самочувствии. Да и жить, уже совсем не хотелось. В один из вечеров она наткнулась на свёрнутый лист бумаги, лежащий в прихожей. Это было заключение о смерти Андрея. Оно пролежало на тумбочке со дня похорон. Развернув листок, обнаружила визитку. Да и визитка выглядела очень странно, на ней значился лишь номер телефона. Сразу же вспомнила, каким образом она у неё оказалась. В памяти всплыл совершенно странный разговор с неизвестными и незнакомыми ей людьми, которые утвердительно заявили, что Андрея убили в следственном изоляторе. А причину смерти, установленную как инсульт, назвали ложной. Что делать и кому ей верить она не знала. Ей вдруг захотелось громко закричать, ещё раз проплакаться и попросту шагнуть в открытое окно, чтобы наконец-то избавиться от всей этой страшной неизвестности и умереть самой. А уж там, на том свете быть с Андреем рядом и ничего уже не бояться. Кусая губы, она смяла визитку превратив её в маленький комочек, который выпал из руки упав куда-то к ногам. Но через минуту, неведомая внутренняя сила, внезапно появившаяся в её нечётком сознании, словно едва-едва проросшее в почве зерно, заставила Ольгу нагнуться, отыскать упавший бумажный комочек и аккуратно его развернуть. Она сняла трубку с телефонного аппарата и набрала указанный на визитке номер. Услышав на другом конце провода мужской голос, который сразу же произнёс фразу: «Здравствуйте, Ольга Викторовна. Мы ждали вашего звонка», она поначалу растерялась, так и не сказав ни единого слова. Каким образом они догадались, что позвонила именно она, для неё, пока оставалось загадкой. Не дав ей прийти в себя, всё тот же мужской голос коротко и доходчиво объяснил, что через пятнадцать минут Ольге необходимо выйти к перекрёстку, расположенному у её дома. Далее, связь прервалась. Для себя она решила, что как бы ни происходили дальнейшие события и чем бы это ей не угрожало, но узнать о причине смерти мужа — это её долг. Положив в сумочку, подаренный Андреем перцовый баллончик, она вышла из дома и направилась по тротуару вдоль проезжей части. Именно этот маршрут ей и был рекомендован неизвестным для неё собеседником по телефону. Не дойдя по обочине нескольких метров до указанного места, Ольга заметила подъезжающий к перекрёстку чёрный минивэн. Поравнявшись с ней, минивэн остановился, автоматически открылась выдвижная дверь. Ольга пыталась разглядеть человека, сидевшего за рулём, но стёкла автомобиля были сильно затонированы. Понимая, что времени для раздумий нет, она, собрав всю свою волю и преодолев женский страх, села в машину. Дверь за Ольгой захлопнулась, раздалось слабое жужжание и появившиеся откуда-то снизу шторки наглухо задраили стёкла. Теперь, что-либо увидеть из машины не представлялось возможным, не говоря уже и о том куда её везут. Водителя от Ольги скрывала перегородка из матового стекла, она видела лишь его силуэт.

Ехали около часа. Вдруг остановились. Ольга отчётливо услышала шум открывающихся перед машиной ворот. Въехали, как ей показалось, во внутрь помещения. Дверь в салоне автомобиля открылась не сразу и уже когда она открылась, Ольга увидела мужчину, который приезжал на кладбище в заброшенное село, где она хоронила Андрея.

- Простите, что пришлось применить некую конспирацию, - сказал он Ольге помогая выйти из машины. – Я уверен, что вы поймёте нас правильно. А пока давайте зайдём в помещение.

Он шёл впереди, Ольга шла за ним. Успев оглянуться по сторонам, она увидела, что небольшое одноэтажное здание, в которое они вот – вот войдут огорожено высоким бетонным забором, а поверх него натянута колючая проволока. Судя по тому, что вокруг отсутствовали какие-либо многоэтажки или прочие строения, место это находилось на каком-то пустыре за городом. Бросилось в глаза и то, что у ворот стояла вооружённая охрана. Вошли в лифт, что показалось Ольге странным, ведь здание было одноэтажным. Вопреки её представлениям о лифтах, этот лифт стал опускать их под землю. Мужчина молчал, Ольга тоже, но с каждой секундой её охватывало волнение. Двери лифта открылись, и они оказались в просторном, хорошо освещённом офисе, где вдоль стен располагались отсеки, отгороженные друг от друга стеклянными перегородками. Внутри этих отсеков за компьютерами работали люди. Такое огромное количество различной аппаратуры Ольга никогда ещё не видела. Воздух был наполнен свежестью, она услышала слабый шум работающей вентиляции. Они вошли в светлый и просторный кабинет.

- Присаживайтесь, - мужчина жестом руки указал ей на одно из нескольких стоявших у стола кресел.

Ольга присела на краешек, стараясь не показывать своего внутреннего беспокойства. Но он его заметил.

- Присаживайтесь поудобнее, Ольга Викторовна. Наш разговор с вами будет очень серьёзным.

Дождавшись, когда она удобно расположилась в кресле он начал говорить.

- Я рад, что могу быть с вами откровенным по одной положительной причине. Андрей был одним из тех, кто работал под нашим прикрытием. Для нашего отдела он являлся важным звеном по раскрытию коррупционных схем в уголовно-исполнительной системе. Он рассказывал о вас много хорошего, поэтому я доверяю вам. Итак, перейдём к главному. Нам необходим человек, которому предстоит выполнить трудную и сложную работу. Не скрою, что очень опасную. Андрею удалось раскрыть готовящуюся схему незаконного обогащения не чистых на руку высокопоставленных чиновников, как я уже говорил, в уголовно-исполнительной системе. В криминальном мире есть такое понятие – воровской общаг. По сути — это деньги, финансовый фонд преступного мира. Пополняется за счёт добровольных взносов самих же преступников. Но иногда данное правило выполняется не всегда. Есть случаи, когда руководителей крупных компаний просят пополнить общак в принудительном порядке, под угрозой расправы над ними. Такой воровской котёл обладает большим денежным потенциалом. За месяц до ареста Андрей в ходе доверительной беседы получил информацию, что в одной из женских колоний содержится некая гражданка, которая является любовницей авторитетного Питерского вора в законе. Узнав о том, что осужденная имеет такой статус, руководство колонии, в обмен на условно-досрочное освобождение данной гражданки потребовало от криминального авторитета доступ к воровскому общаку в виде ежемесячных премиальных на неопределённый срок. В свою очередь, воры в законе на воровской сходке решили пойти на встречу в этом вопросе. Для этого, из колонии, находящейся в Пермском крае, в колонию, где отбывает наказание любовница Питерского вора в законе, через неделю по этапу, якобы для следственных мероприятий по уголовным делам, отправляется одна из осужденных. Но перед этапом на её теле будет нанесена небольшая татуировка с набором на первый взгляд неприметных цифр, ведь никому и в голову не придёт, что это будет номер счёта. О цифрах аккуратно предупредят заинтересованных лиц. Именно они и будут всех прибывших тщательно осматривать в поисках этого счёта. Что касается финансовых операций. Скорее всего переводы обозначатся как добровольные пожертвования, но конечную точку, а именно в какой из банков будут поступать денежные средства и в каком виде, мы сможем узнать лишь после того, как увидим эти цифры. После чего мы примем меры к задержанию всех фигурантов коррупционной схемы.

- Простите, но какое отношение я к этому имею? – удивлённо спросила

Ольга. – Я только хотела узнать о подробностях смерти своего мужа, а вы мне рассказываете о таких вещах. Да и как-то с трудом мне вериться, что Андрей мог всем этим заниматься. Я вам не верю…Отвезите пожалуйста меня обратно домой, и я забуду о нашей встрече.

- Ну, что ж, - с некоторой грустью произнёс мужчина. – Я выполню своё обещание по поводу информирования вас о подробностях смерти Андрея. Оставить всё как есть или отомстить за мужа, это будет вашим выбором. Сейчас я предоставлю вам видеоматериал, посмотрев его, я уверен вы определитесь в своём решении.

Он взял лежащий на столе телевизионный пульт и направив его на монитор, висевший на стене, нажал на кнопку. После чего положил пульт обратно на стол и вышел из кабинета, оставив Ольгу одну. В коридоре Алексея Борисовича ждал его заместитель.

- Думаешь она откажется, увидев это видео? – спросил он, не отводя взгляда от Ольги, сидевшей в кресле за стеной из одностороннего стекла и смотревшую на монитор.

- Всё возможно. Однако, поставь себя на её место. Смотреть, как убивали твоего любимого человека, сможет ни каждый и не каждая. А по поводу: откажется или согласится, скажу так: я почему-то в ней уверен. Хотя…

- Ну, а что делать если не сработает? Как всегда?

- Да. Но только дозировку не переборщите. Я хочу, чтобы она осталась жива. В память об Андрее.

Увидев, что Ольге стало плохо и она стала оседать на пол, Алексей Борисович поспешил в кабинет. Буквально подхватив Ольгу, он усадил её в кресло, выключил монитор и дал стакан воды.

Она открыла глаза, из которых просочились слёзы и тихо произнесла, всё ещё придерживающему её, Алексею Борисовичу:

- Что я должна делать?

Добрый вечер всем! Глава 1

После ночного происшествия с суицидницей уснуть вновь Валентина уже не смогла, она так и пролежала до рассвета на соломе вглядываясь в серое небо через маленькое зарешёченное окошко вагона. Пришедшее утро было прохладным и хмурым, тучи, будто наполненные расплавленным свинцом, казалось вот-вот разорвутся и дождевые воды затопят всю землю. «Всю-то, может, и не затопят, но затяжного дождя не избежать» - подумала Валентина. Состав заметно сбросил скорость, по-видимому, из-за того, что на некоторых участках железной дороги, а в особенности на повороте, появилась заметная просадки грунта, отчего вагон держал крен в одну сторону. Потом его раскачивало то влево, то вправо, словно это был не вагон, а люлька для укачивания младенцев. На узловой станции, где все проходящие поезда останавливаются на несколько минут, будь они пассажирские либо грузовые, их состав так же встал на одном из путей. Во время обязательной утренней проверки заключённых согласно списку, вошедшие конвойные обнаружили труп повесившейся ночью женщины. Тут же вызвали начальника конвойной службы. Валентина, почувствовав неладное дала команду сбившимся в гурьбу женщинам.

- Бабы, а ну быстро по стенкам!

Уговаривать было никого не нужно. В замкнутом пространстве грязного столыпинского вагона, где так и не смог за несколько дней пути улетучиться запах мочи, этот клич только и ждали. До Валентины никто так и не посмел взять на себя обязанности старшей, после сгинувшей Прасковьи. Поэтому такого рода приказ Валентины исполнили все до одной. В вагон шустро влез коренастого вида майор. Валентина узнала его, он уже мелькал в проёме открытых дверей, когда конвойный застрелил Прасковью. Ох и материл же он тогда всех на чём свет стоит. Тот, брезгливо осмотрев вытянувшуюся от кончины покойницу, медленно прошёлся вдоль шеренги осужденных, стоявших у стены вагона. У большей их части глаза наполнились страхом как это бывает при встрече человека со стаей волков. Майор на пару секунд останавливался у каждой, пристально смотрел в глаза, очевидно пытаясь психологически сломать и дождаться пока кто-то, раскаявшись скажет: «Это я её вздёрнула», но не дождавшись таковых признаний, шёл дальше. Наконец, поравнявшись с Валентиной, стоявшей в шеренге последней, майор развернулся к ней лицом, окинул её суровым надзирающим взором с головы до ног.

- Фамилия?!

- Осужденная Антонова…

Статья?!

- Пятьдесят восьмая часть первая.

- У меня есть информация Антонова, что ты здесь смотрящая?

Валентина ничего не ответила. Майор недоверчиво и с ехидством улыбнувшись вновь оглядел всю шеренгу. В тот же миг выражение его лица изменилось, оно покраснело, а сам он в гневе буквально затрясся.

- Вы, что здесь сучки творите?! Три трупа с одного вагона! Да вы бляди мне должны ноги целовать, что с самого начала этапа я не разбросал вас по одиночке к уголовникам! И вместо того, чтобы благодарить меня за гуманизм, вы бросаете мне свои сучьи подлянки?! Мне! Начальнику конвойной службы?!

Он опять-таки перевёл взгляд на Валентину.

- Ещё один труп и я лично тебя закрою в карцер! Без еды, без воды… А всех этих клушек, - он довольно красноречиво указал подбородком на испуганных осужденных женщин, - отдам уркам. Ну, а что с ними там будут делать, ты наверняка представляешь себе. Ты меня поняла?!

Валентина по-прежнему не отвечала. И кто знает, чем бы закончился этот опасный разговор если бы не прозвучавший паровозный гудок. Забрав труп, конвоиры покинули вагон и уже через несколько минут состав жёстко тронулся, набирая нужную скорость. По обеим сторонам железной дороги безгранично раскинулись леса, лишь изредка их разделяли болота.

- Подойдите-ка все ко мне! - громко обратилась Валентина ко всем женщинам.

Осужденные повставали со своих мест и подойдя к ней расположились так, чтобы грохочущий стук колёс не мешал им хорошо слышать, что она скажет.

- Бабоньки, дорогие мои, - сказала Валентина. - Все мы с вами, как это говорят, плывём сейчас в одной лодке. Куда нас везут нам неведомо, но то, что это будет лагерь, никаких сомнений нет. Там всем нам придётся научиться жить по-новому. В одиночку никому не выжить. Тех, кого не добьют конвоиры или уголовники, добьёт тиф. Поэтому всем нам надо сплотиться и помогать друг другу. Иначе – смерть.

Кто-то тяжело вздохнул.

- Эх, сейчас бы горяченького чего поесть. Не ровен час, сдохнем все с голоду.

- Размечталась ты, однако, - каверзно упрекнула её другая. – Лёгкую смертушку ищешь? Скорее, вши всех доедят.

Теперь уже тяжело вздохнула и сама Валентина.

- Завтра утром во время проверки я буду требовать, чтобы нас покормили и дали воду, - сказала она. – Что касается вшей. Спасение придёт в лагере, когда наголо подстригут. Держитесь бабы, что я ещё могу сказать.

Осужденные разбрелись по вагону, не ушла от Валентины лишь одна, кроткая и вежливая Алевтина. На вид ей около тридцати. Она смотрела на Валентину глазами, которые были наполнены мученической тоской и слезами.

- Ты почему не ложишься? - спросила её Валентина.

- Не могу заснуть. Как только подумаю о детках сердце моё готово разорваться.

- Откуда ты?

- С Винницкой области, село Соболивка.

- За что тебя?

- Сказали за пособничество.

- Пособничество кому?

- Мужу…

- Как это?

- А так. Смастерил маслобойку и продал на базаре. Он у меня мужик то рукастый. А через неделю за ним на машине приехали два милиционера из райцентра и забрали с собой. На следующий день я поехала в милицию, там мне сказали, что его арестовали и скоро будут судить. Я спросила у следователя: а что же он такого натворил? А тот мне и говорит: куда ж ты милочка смотрела, когда твой Гришка, лопасти для маслобойки соорудил в виде креста? А крест то получился точь-в-точь как германский. Так мало того, он на допросе повинился, признался, что занимался контрреволюционной деятельностью против нашей великой Родины и товарища Сталина. Ну я со слезами то и вернулась в село. А утром и за мной приехали. Одевайся говорят, поедем к следователю. Приехали, заводят к нему, а у него Гришка мой в наручниках сидит. Весь синий от синяков, оба глаза аж заплывшие. Следователь ему и говорит значит: «А скажи мне Чернов, кто был твоим вдохновителем при совершении тобой преступлений контртеррористической направленности? А Гришка в пол уставился и отвечает: «Жена». Тут мне сразу то на руки наручники и нацепили. Господи, как же я плакала. Кричу ему: Окстись! Брешешь ведь! Бога побойся, деток же у нас двое! А он сидит и только плачет.

Валентина сочувственно покачала головой:

- Оговорил ирод…Видать хорошо били.

Ночью состав шёл без остановок. Валентина, убедившись, что все улеглись и заснули тут же закрыла отяжелевшие веки.

Москва. 2000 год.

Гроб с телом мужа Ольга привезла на кладбище одной из заброшенных и полностью разрушенных деревень, большая часть жителей которой, покоятся здесь, на этом погосте. Жили тут в основном старики, те, что являлись основателями деревни в далёком пятидесятом году. В двухтысячном, умерла последняя и на тот момент единственная жительница деревни– мать Андрея. Пока она была жива Ольга с Андреем приезжая к ней погостить уговаривали её поехать жить к ним, в Москву. В то время Андрей ещё служил в полиции следователем. Но куда там… «Нет и всё!» - отвечала она им категорическим отказом. «Здесь Ванечка…куды ж я его брошу» - этой фразой всякий раз и заканчивала она все разговоры о переезде, вытирая слёзы кончиками застиранного платка, подаренного мужем на её день рождения. Ванечка – это Иван Александрович, отец Андрея. По этому поводу Андрей очень сильно нервничал и убеждал маму в том, что они обязательно все вместе будут навещать могилу отца, но его слова словно в пропасть. От Москвы до этой деревни километров триста, Андрей два раза в неделю навещал маму, а однажды случилось то, что когда-то должно было случиться. Она умерла…После её смерти он однажды сказал Ольге, так, как бы вскользь, что если вдруг с ним что-то случиться, тогда она должна похоронить его именно на этом самом кладбище, рядом с родителями, в тишине, подальше от города и суеты. И сейчас она исполняла его просьбу. Гроб сюда привезли на стареньком УАЗике, его владелец-пенсионер Олег Васильевич работает дворником в школе, где преподаёт Ольга. Знакомые и товарищи Андрея узнав, что хоронить будут не в Москве, а у чёрта на куличках, нашли отговорки. Ольга же на них в обиде не была. Те, разумеется, собрали ей какие-то деньги, выразив соболезнования. Эти деньги она планировала заплатить знакомым Олега Васильевича, водителя УАЗика. Они живут в селе, которое соседствует с заброшенной деревней. А уж до кладбища им там рукой подать. Со слов Олега Васильевича он с ними ежегодно зимой охотится где-то в полях на кабанов и зайцев. В общем созвонился он с этими друзьями и они согласились к их приезду выкопать могилу на кладбище бывшей деревни. Грех так говорить, но Ольга была рада этому, ведь больше для такого важного и ответственного дела найти кого-либо рядышком было невозможно. В пору хоть самой копать. Поздно вечером Ольга готовилась к поездке. Периодически она подходила к гробу мужа, всматривалась в его побелевшее и осунувшееся лицо, поправляла без надобности воротник рубашки и костюма, шептала что-то сама не помня и уходила на кухню, где садилась на стул и молчаливо смотрела в окно. В этот вечер попрощаться с Андреем заходили все соседи с их подъезда, дверь квартиры была по-прежнему открыта, на случай если кто-то, припозднившись зайдёт с ним попрощаться. Поэтому Ольга не удивилась, когда около двенадцати часов ночи в квартиру вошли двое мужчин. Представившись его бывшими коллегами и друзьями, они поочерёдно выразили Ольге соболезнования, после чего один из них, придав своему лицу выражение неловкости тихо сказал:

- Понимаете, ваш муж за день до ареста занял у меня и у моего товарища, - он указал пальцем на второго, - некую сумму денег.

Ольгу словно пригвоздили к полу. От нахлынувшего волнения она еле устояла на ногах.

- И…какая же это сумма?

Тот скривил губы:

- Шестьдесят тысяч… Я понимаю, что у вас сейчас и без того каждая копейка на счету, но…дело в том, что мы уезжаем в командировку. И…как бы вернёмся только через три месяца, а вот деньги сами понимаете оказались бы кстати…

- А… на что же он занимал?

- К…кажется где-то, кому-то проиграл в карты. А карточный долг…как бы страшное дело. Вот мы ему и помогли тогда.

- Я сейчас…

Ольга зашла в другую комнату и достав из сумочки деньги, которые ей в качестве помощи собрали общие их с Андреем знакомые и соседи, вышла в коридор, где её остались ждать двое пришедших мужчин.

— Вот, - она протянула дрожащей рукой деньги одному из них. – Отсчитайте пожалуйста ту сумму, которую он у вас занимал. Я бы сама отсчитала, но боюсь ошибиться. Вы меня понимаете…

- Да, да, конечно.

Один из них стал судорожно пересчитывать купюры. Взяв обговорённую сумму, они, извинившись за беспокойство ушли.

Ольга прислонилась спиной к стенке и медленно опустилась на пол.

- Всё…Андрюша. Хоронить мне тебя не на что. Как же ты мог, мой милый? Зачем и для чего, ты занимал эти проклятые деньги? За что ты так со мной?

Сидя на полу и обхватив голову руками, она поняла, что силы и терпение на исходе. Они прожили с Андреем двадцать пять лет, за все эти годы совместной жизни у них уже было одно большое горе. Двадцать лет назад, их сын, которому в то время едва-едва исполнилось пять лет, катаясь на велосипеде выехал на проезжую часть, где по страшному стечению обстоятельств оказался под колёсами огромного грузовика. С того самого момента Андрей перестал даже улыбаться, задумчивость стала нормой его жизни. Жили, они очень скромно и если все его коллеги жировали на взятках, имели загородные дома, дорогущие иномарки, импозантных любовниц-проституток, то у Андрея с Ольгой было всё наоборот: скромная зарплата, квартира - двушка в панельном доме и старая Волга, доставшаяся от отца. На вопрос Ольги: «А ты что же не можешь жить как твои коллеги?», он отвечал: «Могу, но я хочу спать по ночам спокойно». И, как ни странно, Андрея вдруг арестовывают, да ни за что ни будь, а якобы за взятку. Ольга могла поверить во что угодно, но, чтобы Андрей мог польститься на чужие деньги – никогда. Слишком хорошо она его знала. Свидания с ним ей не разрешали, а государственный адвокат не прилагал никаких усилий, зная о том, что денег ему никто не заплатит. А денег действительно не было. Дальние родственники Андрея узнав о случившемся пожаловались Ольге на кризис, а друзья просто испарились. Наверное, все боялись, что будут проверять его близкий круг. Через месяц ей официально сообщили, что у Андрея произошёл инсульт и он…скончался, не приходя в сознание в медсанчасти следственного изолятора. Вот и вся история…

Ольга же благодарила Бога, что пережить горе ей помог Олег Васильевич. О том, что к ней приезжали бывшие коллеги Андрея и попросили вернуть долг, она рассказала ему уже в пути. Он совершенно спокойно тогда ей ответил:

- Не волнуйся, денег мне от тебя никаких не надо. А с мужиками, которые выкопают могилу, я сам улажу все вопросы. Это мои лучшие и надёжные друзья.

Несмотря на то, что выехали они рано ехать пришлось около пяти часов. От асфальтированной трассы до заброшенной деревни дорога была плохая. Днём ранее очевидно прошёл сильный дождь, и дорога, петляющая между посадок под колёсами машины становилась скользкой от грязевой жижи. Их сносило то вправо, то влево, Ольга испуганно вцепилась руками в ручку и всё время почему-то боялась, что вот-вот машина не приведи господь перевернётся. Ей в голову даже мысль нехорошая пришла: душа Андрея она же рядом, скажет: «Ну, вот, даже спокойно довезти до могилки меня не можешь, неумеха ты моя…». Но слава Богу пронесло…

- Ох и мягкая землица, ох и мягкая, чисто пух, - здороваясь за руку с Олегом Васильевичем сказал ему один из его друзей. Второй, тот, что был с ним, соглашаясь закивал головой. Эти два друга Олега Васильевича вызвали у Ольги человеческую симпатию: оба простецкие, ни одной кривизны за душой, искренние, сочувствующие чужому горю. Они аккуратно вытащили гроб с телом из салона «Буханки» и установили его на привезённые из квартиры табуреты для церемонии прощания. Понимая, что видит Андрея в последний раз Ольга заботливо поправила на покойном муже воротник рубашки, коснулась кончиками пальцев до каждой пуговицы на костюме. И поскольку плакать она уже не могла и слёзы были все выплаканы Ольга положила свою голову на грудь покоящегося мужа и тихо, по бабьи завыла. Мужики, выждав пару минут подали Олегу Васильевичу знак, что пора закругляться. Тот кивнул им головой и помог Ольге подняться. Закрыв гроб крышкой сноровистые копальщики вбили по углам гвозди, просунули под днищем верёвки, перекрестившись подняли покойника и умело опустили гроб в могилу. Ольга взяла горсть выкопанной земли и первой бросила в могилу. За ней то же самое сделал Олег Васильевич, лишь после этого, взявшись за лопаты, два его друга принялись закапывать могилу. Когда всё было закончено на деревянный крест шурупами закрепили металлический овал с фотографией Андрея и выбитыми датами рождения и смерти. Подуставшие мужики сели прямо на траву и закурили. Ольга же продолжала сидеть на табурете, не отводя взгляда от только что возведённого могильного холмика. Олег Васильевич меж тем принёс из машины бутылку водки, закуску. Копальщики выпили, закусили и засобирались домой, в своё село, расположенное неподалёку. После их ухода Олег Васильевич стал готовиться к обратной поездке в Москву. На подъехавший ко входу кладбища джип чёрного цвета Ольга поначалу не обратила особого внимания, мало ли вокруг дорог, по которым ездят машины, но, когда из него вышли двое мужчин и направились в её сторону она вдруг почувствовала волнение отчего принялась поправлять на голове траурную косынку. Один из них подошёл к Олегу Васильевичу и остался рядом с ним, второй, выглядевший постарше подошёл к Ольге.

- Вы, Ольга Викторовна?

Ольга внезапно вспомнила о коллегах мужа, которые приходили перед похоронами к ней в квартиру, чтобы забрать долг, числившийся с их слов за Андреем. И почему-то сейчас она решила, что эти люди приехали сюда неспроста, возможно Андрей ранее брал в долг деньги и у них.

- Да, - ответила Ольга, не вставая с табурета. – Если вы так же как и другие, приехали за деньгами, которые мог у вас взять в долг мой муж, я отвечу честно, что отдать вам их пока не смогу. Прошу вас дать мне хоть какое-то определённое время, я вам обязательно верну всё до копейки.

Мужчина перевёл взгляд с Ольги на могилу Андрея, затем обратно.

- Вам муж был порядочным человеком. Что касается денег, то скажу вам откровенно, он никогда ни у кого взаймы не брал.

Ольга пожала плечами.

- Странно…Тогда кто вы? Бывшие коллеги?

- В какой-то мере да, но скорее единомышленники. Андрей нам много рассказывал о вас, говорил, что кроме того, что вы прекрасная жена, вы ещё честный и ответственный человек. Поэтому я задам вам один вопрос: хотели бы вы знать, кто причастен к убийству вашего мужа?

Ольга встала с табуретки.

- Вы сказали к убийству?

Она достала из сумочки свёрнутый лист и протянула мужчине.

— Вот…Это заключение о смерти. Тут написано, что это был инсульт…

Тот, так и не взяв протянутый Ольгой документ утвердительно произнёс:

— Это неправда. На самом деле ваш муж был убит в следственном изоляторе. Если вы хотите узнать о случившемся более подробно, позвоните по этому номеру и мы договоримся с вами о встрече. - Он передал ей визитку и развернувшись пошёл к машине.

Чем ближе состав подъезжал к очередной станции, тем больше увеличивалось эмоциональное напряжение, а сердце каждой заключённой, ехавшей в одном вагоне с Прасковьей, колотилось всё сильнее и сильнее. Страх, который, казалось, отступил от них из-за их бабьей солидарности, взаимовыручки и обоюдной поддержки на начале этапирования в лагерь, вновь стал напирать и скалиться, словно это и не страх вовсе, а сама смерть. Всем было неслыханно тяжело лицезреть на покоящийся в луже крови труп и душить себя мыслью, что уже совсем скоро у них отнимут Прасковью, ставшую для любой здесь, в этом вагоне, защитницей, сестрой, а для некоторых, ровно как матерью.

- Глашенька, дружочек, принеси-ка мой узелок, - кротко, со смиренностью в голосе, обратилась Прасковья к сидевшей неподалёку от неё молоденькой девчушке.

Та, исполнила её просьбу. Отыскав среди своих личных вещей маленькое карманное зеркальце, Прасковья с грустью посмотрелась в него, словно навсегда прощаясь сама с собой, пригладила ладонью растрепавшиеся волосы, провела кончиками пальцев по появившимся под глазами отёчным мешкам. Убрав зеркало, она оглядела всех задумчивым взглядом, остановив его на Валентине.

- Валя, ты пригляди тут за всеми, в особенности за младшими. Они ещё совсем дети. Пока ты с ними, я буду дюже спокойна. А уж как дальше, один Господь знает…

Их состав притормаживался, громыхая сцепками, противно поскрипывая тормозами и пронзительно ревя гудками, но вскоре, всё это бабаханье со скрежетанием стихло, и они без особого шума, вразвалку, дотянули до станционного перрона. Все знали, что сейчас конвой влезет в вагон для пересчёта заключённых, а значит обнаружит убитую. От безысходности и по простоте души некоторые сердобольные женщины не смогли сдержать слёз, поскольку понимали, что Прасковью наверняка снимут с этапа и отправят на ближайшую тюрьму, а те, что были характером покрепче сурово молчали, давая всем своим видом понять, что они конечно же сочувствуют, но жизнь есть жизнь, и никто ни от чего не застрахован. Валентине очень хотелось обнять Прасковью, поддержать её в эти страшные минуты, но она понимала, что показаться слабой в их глазах и упасть духом, эта мужественная женщина позволить себе не сможет. Так и случилось. Сотрудники конвоя, открывшие дверь вагона на станции для проверки заключённых и увидевшие перед собой распластанный на жестяном полу окровавленный с открытыми и остекленевшими глазами труп той самой Юркевич, на какой-то миг замерли, пока один из них не вскинул винтовку и не закричал сгрудившимся в ожидании чего-то ужасного заключённым: «А ну твари к стене! Всех порешу!». Валентина, отшатнувшаяся вместе со всеми как было приказано к стене, увидела, что Прасковья осталась на том месте, где и находилась, рядом с мёртвой уголовницей. Заметив на руках и на одежде у Прасковьи много крови, один из конвоиров, не спуская с неё глаз, сказал другому: «Семён, иди зови начальника конвоя, скажи, что у нас ЧП».

Тот быстро удалился. Оставшийся конвоир, мужик в зрелых годах, неистово перекрестившись передёрнул затвор винтовки, направив ствол на Прасковью.

– Вот только стерва пошевелися, сразу прихлопну!

Прасковья с еле заметной улыбкой на лице неспешно встала во весь рост, чем особо напрягла и без того перепуганного насмерть случившимся конвоира, и произнеся: «Прощайте бабоньки…» шагнула в открытую дверь вагона. Тут же громыхнул выстрел и бездыханное тело Прасковьи, сопровождаемое обезумившими женскими криками, чем-то напоминающими многоголосый истошный звериный вой, в буквальном смысле слова, рухнуло вниз.

- Быстро закрыть вагон! Зеленко! Выставить оцепление! – скомандовал подбежавший начальник конвойной службы. Выпрыгнувшие из служебного вагона солдаты с оружием наперевес поодаль встали цепью, грозно отпугивая появившихся откуда ни возьмись случайных зевак. Ещё не веря до конца своим глазам майор Ермоленко, вытирая вспотевший лоб рукавом кителя бросал испуганный взгляд, то на убитую, то на конвоира, выстрелившего в заключённую.

- Что здесь произошло?! Я тебя Голиков спрашиваю!

Тот с трудом преодолевая волнение развёл руками.

- Попытка к бегству, товарищ майор. Прямо-таки сиганула на меня сверху…Действовал согласно уставу.

Дверь вагона закрылась. Валентина и другие женщины – заключённые в ожидании развязки происшествия скучились вместе, прислушиваясь к суматошной беготне конвоиров, снующих туда-сюда вдоль вагона. Уже некоторое время оттуда доносились одни лишь громкие крики и выяснения с матерными ругательствами. Кто-то неоднократно кого-то упрекал, при этом повторяя одно и то же слово: Юркевич. Далее, судя по командам: А ну-ка взяли! Да поднимай же выше, олух! Ложи! Понесли! Ух и тяжеленная зараза!» было понятно, что с путей уносили тело Прасковьи. Между тем, труп уголовницы, облепленный большими и чёрными мухами, всё ещё лежал в вагоне в луже крови. Исходящий от него запах, подогретый не спадающей жарой и смешавшись с вонючим духом заплесневелой соломы, навязчиво проникал в нос, вызывая тошноту. Наконец, гремя запорами, дверь вновь открылась, и в проёме показались те же самые конвоиры, рядом с которыми стояли двое подвыпивших санитаров с накинутыми поверх одежды грязными брезентовыми фартуками. Взявшись за запястья посиневших рук убиенной зэчки, они безцеремонно потянули труп на себя, оставив на полу широкий кровавый след от волочения, затем для удобства перехватившись, сбросили его на землю. Увидев, что конвоир шагнул к двери чтобы закрыть вагон, Валентина попросила его дать заключённым женщинам хотя бы хлеба, поскольку все были очень голодны. Тот, ничего ей не ответив прикрыл тяжёлую дверь, цыкнув, по-видимому, кому-то из своих: «Принеси-ка сюда жратву. Да поспешай, отправляемся!». Через несколько минут, поставив перед Валентиной старое ржавое ведро с такой же ржавой крышкой, он удалился, закрыв двери на все запоры. Паровоз, нарушив тишину неказистой станции громким гудком, медленно разгоняясь, потянул железнодорожный состав за собой в гору. Под голодные взгляды бабьей толпы Валентина с трудом, едва не переломав на пальцах ногти, открыла крышку ведра. Оно было наполовину заполнено солёной селёдкой. К рыбе сразу же потянулись десятки рук, каждая заключённая старалась ухватить несколько рыбин. Чтобы не допустить беспорядка и рукоприкладства, при котором кому-то просто может и вовсе ничего не достаться, Валентина тут же прикрыла собой горловину ведра.

- Да подождите же вы! Я выдам всем поровну! Соблюдайте спокойствие! Хочу только всех предупредить, что воды у нас нет! Совсем нет! А после этой рыбы, вы все захотите только одного – пить! Неужели не понятно, что они дали её вам не просто так, а чтобы вы потом тут измучились от жажды! Поймите же это в конце-то концов!

Однако все старания достучаться до всеобщего понимания, себя не оправдали. Поймав на себе колючие, озлобленные и недовольные взгляды, Валентина сдалась и молча отошла в сторону. Вырывая друг у друга раскисшие куски рыбы, заключённые, давясь пихали их в свои рты, не обращая внимания на то, что их лица и руки были перепачканы солёным раствором смыть который, было просто нечем. Чтобы хоть как-то стереть с лица разъедающую кожу слизь, все снимали с себя платья, рубашки и обтирались тканью. Но это практически не помогало. Утолив голод, женщины поначалу успокоились, кто-то задремал, кто-то продолжал сидя у стены вагона любыми способами удалять соль с кожи рук и лица, используя для этого даже солому. О том, что экстренно нужна вода, до всех дошло через недолгое время. Наступал вечер. Состав, казалось, затерялся в бескрайних степях, палящее солнце нагрело воздух, в вагоне стало невыносимо жарко и отсутствие воды, особенно после употребления солёной пищи, стало доводить людей до истерики. Тяжело перенося обезвоживание, женщины подходили к двери, стучали по ней ногами и руками в надежде, что их услышит конвой. Но всё тщетно. Обстановка накалилась до предела. Чтобы хоть немного успокоить заключённых, Валентина говорила им, что скоро непременно будет станция и всем обязательно дадут воду. Кого-то ей удавалось успокоить, а кого-то нет. Ночью, Валентину разбудила Глаша. Она плакала и молча показывала указательным пальцем руки в противоположный угол вагона. Взволнованная Валентина пошла за ней и вскоре, сквозь темноту, увидела раскачивающееся на самодельной верёвке, сплетённой из разорванного платья, худенькое оголённое тело. Тут же валялось пустое ведро из-под рыбы, которым и воспользовалась суицидница. Валентина узнала её. Всю дорогу эта несчастная женщина постоянно плакала, вела себя робко и держалась обособленно от всех. «Не сдюжила, бедняжка…» - подумала Валентина и обхватив висевший труп, сказала Глаше: «Вставай-ка быстренько на ведро, я приподниму, а ты сними с её шеи петлю».

Уложив умершую на пол Валентина, вздрогнула от оглушительного грозового раската. По крыше вагона и его стенкам застучали дождевые капли. Через несколько секунд дождь перешёл в сильнейший ливень. Подойдя к зарешёченному окну, Валентина забралась на перевёрнутое ведро, сняла с себя кофту и высунув её наружу подставила под льющийся с крыши поток воды. Ливневая вода, пропитав кофту насквозь, стала вытекать из неё струйкой внутрь вагона.

- Буди всех! – закричала Валентина ошарашенной Глаше. - Пусть пьют! Быстрее же, умоляю!

Вскочившие со своих мест женщины, вначале не могли спросонья понять, что произошло, но увидев стоявшую у окна Валентину и стекающую на пол воду, буквально кинулись к ней, где присев на корточки, оттесняя и отталкивая друг друга, подставляли под спасительную водяную струю свои пересохшие и потрескавшиеся от соли губы.