Необычные книги
8 постов
8 постов
Одесса начала XX века, превратившаяся благодаря иностранным инвестициям и коммерческой активности в "русский Чикаго", стала инкубатором для плеяды новаторов — Исаака Бабеля, Юрия Олеши, Валентина Катаева, Эдуарда Багрицкого. Их эстетические революции коренились в экономической реальности города, где капитал формировал новую социальную ткань и культурный ландшафт.
Дореволюционный приток иностранных инвестиций в южные регионы России создал материальную базу для культурного расцвета. После отмены откупной системы в 1872 году нефтяная промышленность Баку стала магнитом для международного капитала. Компания братьев Нобель, сочетавшая шведские, немецкие и русские капиталы, не только революционизировала транспорт нефти (создав первый в России нефтепровод и танкерный флот), но и сформировала урбанистическую среду 8. Их инвестиции в логистику (62.3% капитала компании в 1885 году шло на транспорт) превратили Каспийско-Черноморский регион в экономический коридор 8.
Одесса как коммерческий хаб извлекла выгоду из этого бума. Французский дом Ротшильдов, вложившийся в 1886 году в Каспийско-Черноморское нефтепромышленное общество, обеспечил экспорт нефти через одесский порт 8. Город стал:
Финансовым центром с международными банками
Транспортным узлом с развитой инфраструктурой
Перекрестком культур (греческие, итальянские, еврейские общины)
Именно на этой материальной основе выросла уникальная литературная экосистема с издательствами, театрами, кафе и салонами, где формировался одесский стиль.
Одесская школа возникла как прямой продукт капиталистической урбанизации. Экономический мультикультурализм породил языковой синкретизм у Бабеля, смешавшего:
Биржевой жаргон ("Одесские рассказы")
Идишизмы ("Как это делалось в Одессе")
Укороченную ритмику деловой речи
Коммерческая этика стала эстетическим принципом. Герои Бабеля — Беня Крик и Фроим Грач — ведут криминальный бизнес с бухгалтерской точностью, где разборки напоминают корпоративные рейдерские захваты. В "Зависти" Олеши конфликт между изобретателем колбасы Андреем Бабичевым и "лишним человеком" Николаем Кавалеровым отражает столкновение советской индустриализации с маргинализированной человечностью.
Период Новой экономической политики (1921-1928) подтвердил корреляцию капитала и литературы. Частные издательства ("Круг", "Артель писателей"), возникшие благодаря послаблениям, реанимировали литературный процесс. Бабель публикует "Конармию" (1926), Олеша пишет "Три толстяка" (1924) — аллегорию капитализма, ставшую возможной именно в условиях нэповского плюрализма. Рыночная конъюнктура создала спрос на:
Сатирические журналы ("Крокодил", "Красный перец")
Переводную литературу
Детективы и фельетоны
Даже советские издательства ("Земля и фабрика") вынуждены были учитывать читательский спрос. Этот короткий период доказал: литература дышит через экономические поры.
Сворачивание НЭПа и ликвидация частного капитала привели к литературной унификации. Государственное финансирование создало систему "социального заказа":
Темы определялись пятилетками
Герои становились "винтиками" индустрии
Эстетика подчинялась соцреализму
Одесские новаторы оказались не у дел. Бабель замолчал после 1935 года (арестован в 1939), Олеша превратился в "внутреннего эмигранта", признаваясь в дневниках: "Меня больше нет как писателя". Исчезновение экономического плюрализма уничтожило питательную среду для стилистических экспериментов. Литература стала промышленным производством по ГОСТу.
История одесского феномена подтверждает: литературные революции требуют не только талантов, но и экономических условий. Капитал создает:
Инфраструктуру (издательства, типографии, салоны)
Социальный материал (новые типы героев, конфликты)
Культурный обмен (через порты и торговые сети)
Когда в 1930-е годы государство монополизировало экономику, оно монополизировало и Слово. Опыт Одессы напоминает: литература цветет там, где есть экономическое дыхание, и чахнет в условиях финансового монизма. Растет экономика - развивается литература, появляются новые авторы, эпохальные произведения. А все эти тезисы, что "художник должен быть голодным", "настоящая литература рождается из страданий и боли" и так далее, не оказывают существенного влияния на литературный процесс. Развитие литературы зависит от роста экономики. Какова экономика такова и литература, а вы как считаете?
Широкую известность Икотка получила после выхода сериала «Территория», хотя сами жители Пермского края критикуют его трактовку. «Не станут тут икотницу убивать — что за дикость!» — возмущаются они.
Самым ярким отличительным признаком икотницы является говорение чужим голосом. Не на выдохе, а на вдохе. В человека как бы подселяется еще одна личность (любого пола), предсказывает, где искать пропавшие предметы, иногда злобно матерится, бывает, что по темпераменту, привычкам является антиподом носителя.
В советские годы целые деревни охватывали «эпидемии»: женщины в припадках выгибались дугой, с лёгкостью одолевая нескольких мужчин, отказывались работать, шептали забытые заговоры. Известность получила эпидемия икотки в 1970-х гг в деревнях Архангельской области. Сегодня икотниц (ими, как правило, становятся женщины) единицы, большинство скрывает этот недуг (?).
Медицинских трудов по изучению этого явления найти не удалось. Если читатели подскажут – буду признателен. Есть гуманитарные, рассматривающие икотку как культурную, мировозренческую составляющие. Вот основанные на полевых изысканиях труды:
О. Б. Христофорова "Икота: Мифологический персонаж в локальной традиции" (2013)
Е. М. Четина, И. Ю. Роготнев "Символические реальности Пармы: очерки традиционной культуры Пермского края" (2010). Глава «"Измененный голос" и его культурный смысл»
Т. Г. Голева «Мифологические персонажи в системе мировоззрения коми-пермяков» (2011). Глава «Духи болезней».
В Коми-пермяцком драматическом театре уже несколько лет с аншлагами идёт спектакль «Гузи да Мези» — искромётная комедия о вечном противостоянии старика и старухи. Но зрителей завораживает не столько юмор, сколько мистический поворот: во время действия у героини внезапно проявляется глумливый потусторонний голос, повергающий в ужас её ворчливого супруга. Местная публика безошибочно узнаёт этот образ. Приезжим, для которых игра актёров звучит на языке коми с русским синхроном, загадку раскрывают после спектакля: «Это же Икотка! Она самая».
Столичным жителям известна постановка режиссера Ирины Глебовой комедии "Икотка" по пьесе Владимира Глебова. В спектакле икотка подселяется в мужчину.
Есть роман Константина Духонина «Меня зовут Икотка» (2025), где икотка представлена демиургом, управляющим действиями носителей. При этом икотка является не самостоятельной личностью, а исполнителем замыслов более сильного бога из коми-пермяцкой мифологии, сознательно обманывая и подставляя людей для достижения поставленных богом целей.
Даже в XXI веке икотка продолжает бросать вызов науке: её невозможно вписать в узкие рамки одной дисциплины, а полевые исследования всё чаще сталкиваются с «уходящей натурой» — последними носителями традиции. Возможно, поэтому знания о ней приходится черпать из художественной литературы и культурологических исследований.
В сказках многих народов мира кочует один сюжет. Местный правитель для оптимизации расходов приказывает своим подданным престарелых родителей увозить подальше и оставлять там, что сами умерли от голода и холода. Для экономии ресурсов, зачем кормить того, кто не может трудиться? У японцев пожилых родителей увозили на гору, у латышей и русских – в лес. По сюжету один из стариков уговаривает сына оставить его дома, типа пригожусь. И правда – начинает подсказывать, когда сажать урожай, когда убирать, дает другие ценные советы да так успешно, что семья сына начинает жить в достатке и благополучии, хотя у остальных дела идут не так хорошо. Конец сказки, как и положено, предсказуем и нравоучителен. Местный правитель призывает сына, у которого все хорошо, чтоб узнать, в чем секрет успешного ведения хозяйства, сын кается и рассказывает правду про отца. Правитель тоже кается и отменяет свой указ об обязательном избавлении от стариков.
Интересно тут вот что. В связи с тем, что вся «мудрость» теперь находится в сети, а народонаселение планеты растет, более того, стремительно стареет, тема с избавлением от стариков как метод решения социальных и демографических проблем вроде бы вновь становится актуальной. Как начнут прокачивать эту идею и когда? И через кого? А добровольная эвтаназия не первый ли звоночек?
Морали к этим мыслям вслух нет. Призывов к чему либо – тем более. Заурядный пессимизм)))
Сказка про Колобка мне всегда казалась какой-то бестолковой. Простодушный фатализм, - типа раз родился едой, то тебя обязательно съедят, что бы ты не сделал, - как-то выбивался из эстетики русских сказок. А если взглянуть на нее под другим углом? Актуализировать с точки зрения итерации, то есть повтора некоего действия. Может, появятся другие смыслы?
Итерация в данной сказке, это повтор песенки, суть которой «Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, а от тебя заяц/волк/медведь/лиса и подавно уйду». Все перечисленные персонажи хотят Колобка схомячить, но если в данной песенке встречающийся на пути персонаж является переменной, то дедушка с бабушкой являются константами. И это странно, потому что цель у всех одна. Престарелую пару отличает от других только одна характеристика – они колобка создали. Правда, после встречи с зайцем, волком и медведем колобок и их превращает в константы, добавляя к тексту, что и от них он ушел. Суть этих повторяющихся действия и песенки, на мой взгляд, очевидна: колобок, используя один и тот же прием, хвастается своими достижениями. При том в начале песенки он объясняет успехи своей уникальностью: «Я по коробу скребен, по сусеку метен, на сметане мешон да в масле пряжон, на окошке стужон.» Скажем так сомнительные предпосылки для того, чтобы быть уникальным и выдающимся.
И вот встречается Лиса. Она на прием Колобка (спеть хвастливую песенку и ускакать) не купилась, а немного изменила правила игры. Польстила, заявив, что песенка классная и хотелось бы лучше ее услышать. Колобок залез ей на нос и был съеден. Исходя из всего вышесказанного, делаю вывод, что сказка не про фатализм, а про жизненные стратегии. Одна и та же не годится для решения всех проблем. Нужен более обширный инструментарий, поскольку на твой прием, которым ты пользуешься регулярно, рано или поздно найдется своя хитрость. А казалось – глуповатая сказка)))
P.S. Впрочем, возможно, это "открытие" только для меня, и все давно уже мораль вычислили)))
Отвлекусь. Вот что мне нравится в "Улиссе" Джойса так это его развитие приема "внутренний монолог". Прием стал чуть ли не основным в постмодернизме, был впервые использован Л.Толстым. До Джойса он использовался в качестве дополнения к образу героя, точнее даже к его поступку. То есть буквально - описание внешности героя, его характеристики, затем какой-то поступок/приготовление к нему и собственно внутренний монолог как рефлексия. Новаторство Джойса в том, что он внутренний монолог сделал основополагающим в представлении образа героя. Поступки персонажа по Джойсу, его внешность, характеристики - второстепенны, а вот образ мышления персонажа дает исчерпывающее представление о нем. Более того внешность персонажа, его характерные особенности, вроде картавости, хромоты, суетливости и так далее становятся ненужными. Визуал отдается на откуп читателю. На примере еврея Леопольда Блума это шикарно показано. Не важно как выглядит Блум, каковы его поступки, важны его подсчеты расходов, его отношение к изменам жены и так далее. Из этого образа мышления мы, читатели, рисуем в голове его визуальный (если нужно) образ, из этого речевого потока рождается вполне целостное восприятие персонажа. У Толстого не так. Внутренний монолог - это дополнение к уже сформированному образу персонажа. У Джойса - основополагающая функция в описании образа.
Сразу же оговорюсь, что к европейскому кино последних лет отношусь предвзято. Считаю его в массе своей шизоидным и бессмысленным, хотя, разумеется, есть и исключения. Европейские режиссеры зациклены на артхаусе так, будто других средств самовыражения в искусстве не существует. Впрочем, не исключаю, что по-другому они и не могут. Этот сериал вполне смотрибелен, отчасти реалистичен, но и шизоидности в нем хватает. Куда без нее в Европе?
Сюжет незатейлив. Далее спойлер, кто не хочет – не читайте. Полицейский становится зомбаком, скрывает это от всех, воняет, его пожирают черви. Регенерация полученных ран происходит только, если он отведает живой плоти. У него проблемы с женой, которая хочет развестись, и уже завела любовника – его коллегу и напарника. Полицейский-зомби при жизни случайно подстрелил девочку, которая стала инвалидом, а потому стал брать взятки и все деньги отдавал матери этой девочки. Мать, кстати, работала проституткой.
У зомбака также проблемы с детьми (мальчик-подросток и маленькая девочка), и с отцом. Отец заболел раком, устал мучиться, хочет, чтоб ему сделали эвтаназию. Также в сериале представлен гротескный злодей – сумасшедший доктор, из-за которого локально зомбаками становятся еще несколько персонажей, которому помогает русская жена, очарованная его богатством и западным образом жизни (!).
По сюжету доктор становится доверенным лицом зомбака-полицейского, ставит опыты над другими зомбаками якобы для того, чтобы найти лекарство против вируса. В какой-то момент дочку полицейского крадет другой зомбак с тем, чтобы заставить силовика отменить рейды по пресечению нелегальной перевозки мигрантов. Плохой зомбак мигрантами питается, а на оставшихся наживается, чтобы переправить их дальше. Полицейский старается никого не жрать (ну пару раз случайно вышло), от этого слабеет и чахнет, справится с плохим зомбаком у него никаких шансов. Он признается жене, что он мертвяк, что их дочь похитили, на этой почве они с женой снова начинают трахаться, от любовника она также не отказывается – в общем, идеальные отношения. Любовник, который, напомню, тоже полицейский все время подозревает своего напарника в коррупции, капает на мозги жене зомбака и начальству, льет на напарника помои ведрами, но при этом подан как положительный герой (!).
Зомбак-полицейский идет к отцу, чтобы пожаловаться на свои проблемы. Отец предлагает сыну сожрать его, чтобы спасти внучку. Сын так и делает. Почему не сожрать отца на закате, на берегу океана – романтика. Самопожертвование, душевное единение, все дела. Отец с объеденными ляжками успокаивает сына: «Все хорошо, сынок». В общем, пипец полный.
Плохого зомбака, который похитил дочку полицейского, разумеется, убивают. Девочку спасают. Доктора тоже как-то ликвидируют, правда, после как бы хеппиэнда, в котором полицейский-зомбак проникновенно просит любовника жены беречь его семью, и стреляет себе в висок, гротескный злодей-доктор оживает в морге. То есть автор фильма надеется снять продолжение. В общем, это, конечно, не «Человеческая многоножка», где бессмысленность это культ, а необычная картинка это все, но тоже интересно оценить, как у европейцев сбиты вообще все ориентиры. Базовые понятия о том, что такое хорошо, что такое плохо просто отсутствуют.
Пожалуй, у всех других наций вместе взятых едва ли наберется десятая часть фильмов, книг, комиксов про маньяков, которые тиражируют американцы. От относительно лайтовых сюжетов (мужика взбесили все – начальство на работе, жена, не дающая увидеться с детьми, банк, пытающийся забрать дом и так далее, он хватает дробовик и убивает всех подряд) до мультяшных, типа Фреди Крюгера и псевдоинтеллектуальных вроде «Молчания ягнят» и «Семь». При том американские сюжеты и подача материала в корне отличается от продукции той же тематики, скажем, у нас.
У нас сюжет о маньяке, как правило, состоит из череды убийств. Следователи, сопоставляя один труп с другим, вчерашние обстоятельства - с вновь появившимися, через энное количество времени и покойников, находят убийцу. Концовка стандартна – допросы маньяка, если улик не хватает, то его хитростью вынуждают сознаться, а если хватает, то заполняют пробелы в сюжетных линиях монологом психа-убийцы.
Вы скажете, что и у американской продукции этот шаблон используется регулярно, и, собственно, российские фильмы/книги про маньяков – калька с этого клише. Все так. Все так. Однако есть одно существенное отличие.
В российских фильмах/книгах мотив маньяка, истоки его жестокости объясняются пунктирно – обиды детства, юности. Девушка не дала. Или дала, но не так. В армии изнасиловали (это про Чикатило), энурезом страдал до подросткового возраста, мать/отец били и так далее. Не важно. Акцент на этом не делается. Просто сообщается, чтоб сюжет не выглядел незавершенным.
У американцев подход другой. Показать трупы жертв, работу детективов, добавить фоном скрип мозгов охотников за маньяков – все это есть само собой. Но упор они при этом делают на разбор мотивации маньяка. Почему он так делает? Зачем? Какова цель? Какую из своих ущербностей он таким образом удовлетворяет? Они дотошно исследуют зло. Они придают ему смысл. А иногда даже что-то вроде сверхидеи, как в фильме «Семь», где маньяк убивает только тех, кто нарушает один из смертных грехов. И только семерых. Маньяк-праведник (!), вы только вдумайтесь!)))
Зло для англосаксонцев (эк я резво от частных американцев к более общему термину перескочил, сейчас поймете зачем) - это предмет их неподдельного интереса и любопытства. Природа добра, темы бескорыстных и честных людей или мучеников если и затрагивается в их массовой культуре, то также пунктирно, как в нашей культуре мотивация маньяков. А для чего это зло изучать? Ну, например, чтобы оправдать его, очеловечить. Если хорошие поступки в инфопространстве можно (да даже на бытовом уровне мы все умеем это делать) обесценить в глазах окружающих, то почему нельзя придавать моральную ценность поступкам однозначно плохим? Англосаксы, собственно, этим и занимаются.
Зло для них не крайность, которую необходимо избегать, а инструмент. Им надо владеть. Его использование необходимо обосновать, придать ему некий хотя бы нейтральный смысл. Такое отношение к злу сформировалось еще в 17 веке, если не раньше. Именно тогда английский поэт Мильтон опубликовал поэму «Потерянный рай», в которой очеловечил дьявола. Показал его, если не несчастным, то, по крайней мере, вызывающим сочувствие. Он зло не потому что плохой, а потому что Бог его не понял и изгнал из Рая. До Мильтона дьявол был абсолютно обезличенным персонажем. Ему был присущ функционал – творить беспричинное зло. Никаких мотивов. Мильтон сделал из дьявола бунтаря. Романтичный образ, не так ли?)))
Ну и что в итоге получается? «Пуританская» Америка по воскресеньям ходит в церковь, а по вечерам смотрит фильмы про маньяков, пытаясь понять массовых убийц. Дает им имена (пусть зловещие, типа Джека Потрошителя – поправьте меня, что этот маньяк не из Америки))))) тем самым, очеловечивая их. Праведник-маньяк убивает с особой жестокостью грешников. Что ни говорите, а американцы не страдают шизофренией. Они ею наслаждаются.