AlexandrRayn

Никогда не забуду свой первый день в компании «Удачник». Мой наставник мне тогда сразу сказал:

— Кому попало повезти не может!

Сидя за рулём своего старенького, потрепанного всеми невзгодами грузовичка, он изучал список фамилий, параллельно объясняя мне порядок работ:

— Это никакая не рулетка, как многие думают. Есть система, и она всё определяет.

Я тогда весь горел энтузиазмом, рвался в бой, мне хотелось нести в мир удачу, а Вадим — мой боевой товарищ и командир в одном лице — почему-то не спешил.

— Не суетись ты. Удача любит терпеливых. Если хочешь счастья, надо уметь ждать. Некоторым может повезти лишь в глубокой старости, за пять минут до конца — как моему вчерашнему клиенту. Успех настиг его лишь в во-семь-де-сят шесть лет! — Вадим гордо потряс карандашом.

— Ого! Восемьдесят шесть? Вы его специально испытывали столько лет? Хотели, чтобы он по достоинству оценил свалившееся на него счастье?

Голос у меня ломался от волнения. Мне не терпелось познать все азы профессии.

— Нет. Просто его личное дело завалилось за мой стол и пролежало там пятьдесят лет. Но сути это не меняет, — отрезал Вадим и завёл двигатель.

Первой в списке значилась женщина тридцати пяти лет с совершенно обычным именем и максимально сложной судьбой.

— Так. Мать-одиночка, трое детей, тяжёлая работа, бывший муж не платит алименты, медицинские показатели средние, — ставил галочки в личном деле клиентки Вадим, расхаживая по её квартире.

— Прекрасный кандидат! — благоговейно произнес я, чувствуя, что сейчас мы выполним первый заказ.

— В выдаче удачи отказать, — сказал Вадим и поставил галочку, завершив свой осмотр.

— То есть как отказать? — я смотрел на него, как на кофейный аппарат, который и деньги сожрал, и кофе и не налил.

— Трое детей, дорогой мой студент, это невероятная удача! Многие люди всю жизнь бездетны и умоляют судьбу о маленьком счастье, а тут — счастье в тройном размере! — объяснил мне Вадим, закрывая дело.

— Так ведь она еле концы с концами сводит! Муж бросил, на работе не ценят — платят копейки, здоровье неважное! — кричал я в недоумении.

— Всё верно. От мужа-идиота избавилась — одним нахлебником меньше. Работа стабильная, без лишних стрессов. А здоровье сейчас у всех не ахти — кушать надо нормально и нервничать меньше. Всё, поехали, — кивнул он в сторону выхода.

— Но она же плачет…

— Слезы счастья, слыхал о таких? Тут удачи — вагон и маленькая тележка. Всё, уходим.

Повесив нос, я проследовал за ним.

Следующим по списку был студент-второкурсник.

— Сирота, девушки нет, живёт на пособие, выплачиваемое институтом за хорошие оценки, в свободное время изучает физику и химию, изгой и мальчик для битья, — бубнил себе под нос Вадим, ставя галочки.

— Может добиться больших успехов в науке, если мы ему поможем, — попытался я подействовать на Вадима. — Физику изучает.

— Угу. И химию, — постучал карандашом по своим передним зубам мой наставник.

— Круто же?! — спросил я с надеждой. — Выучится, станет инженером с нашей помощью, начнёт ракеты в космос запускать!

— Ага, или в своих обидчиков. Дадим ему удачи — начнёт всё быстро схватывать, изобретать, потом решит отомстить тем, кто над ним измывался, создаст оружие массового поражения… И пошло-поехало.

— Да с чего ты взял?! — крикнул я, не выдержав этой чуши.

— С того, что всё указывает на это! Нельзя таким оболтусам везение дарить! Он только и ждёт, чтобы всё спалить дотла! — тоже повысил голос Вадим.

— Но он же старается! У него в жизни и так было много всего плохого! — не сдавался я.

— Не было хорошо — нечего и начинать. Удача любит храбрых! Она должна нести добро и пользу.

Я боролся до последнего, но Вадима было не переубедить — упёрся как баран. «Что ж, ему виднее, опыта-то больше», — решил я и успокоился.

Исколесив еще с десяток адресов, мы наконец нашли того, кого Вадим не отмёл в первые пять минут изучения дела.

— Так, — достал он свой обгрызенный карандаш и начал составлять портрет потенциального «удачника». — Семьянин, зоозащитник, трудяга, спортсмен, добряк, но при этом совершенный неудачник, — Вадим то осматривал квартиру клиента, то обнюхивал его самого и морщил нос.

— То есть ты хочешь сказать, что я могу выдать ему везения? — заулыбался я. Этот тип мне тоже понравился. Реально хороший и достойный парень.

— Ага, давай скорее, я домой хочу, — торопил меня Вадим.

Через несколько минут мы уже подходили к нашему грузовичку, чтобы взять удачу, как вдруг к нам подъехала какая-то чёрная машина с затонированными окнами.

— Везучий случай, — негромко выругался Вадим, глядя на автомобиль, — только вас не хватало.

— Что? Кто это? — спросил я дрожащим голосом у наставника.

Тут же из машины послышался хруст ручника, а затем её двери открылись. Наружу быстро вышли двое абсолютно лысых мужчин в черных костюмах.

— Мы из Закона Подлости, — представился один из них. — Нам поступил звонок, что вы в сорок вторую квартиру наведались, — обратился он ко мне.

— Отвалите, младенцы-переростки, мы первые приехали, — рявкнул на него Вадим.

— Ой-ой, посмотрите на него, первый он приехал, — начал дразниться второй лысый, который находился со стороны водительской двери.

— Да, первый! И этот парень получит сегодня столько везенья, что ему в обеих руках не унести.

— А потом мы его догоним, и он еще раз получит! — вставил я, и Вадим посмотрел на меня, как на идиота.

— Короче, дачники, или как вас там…

— Удачники! — снова встрял я, и Вадим взглядом предложил мне заткнуться до конца дня.

— Да по мне хоть муда…

— Только попробуй договорить! — скрипя зубами перебил его Вадим.

— Ладно, проехали… — немного сконфужено произнес лысый и дрожащей рукой ослабил свой галстук, словно тот мешал ему дышать. — Этот тип под нами уже восемь лет ходит, сунетесь к нему — и мы позвоним куда надо.

С этими словами лысый достал бумаги и показал их Вадиму. Тот нервно вырвал папку из рук и, быстро пролистав, сунул обратно.

— Да пошли вы… в сторону вечного счастья, — сказал он и, потянув меня за собой, увёз в сторону следующего клиента.

Следующие несколько часов мы то и дело натыкались на другие ведомства. То это были люди из «Несчастного случая», то нас отправляли восвояси ребята из «Гороскопа». Были девчонки из «Родовых проклятий» и старики из отдела «Кармы».

— Обычная практика, — объяснил мне тогда Вадим. — Каждый продвигает своё ведомство. Иногда наши клиентские базы пересекаются.

Ближе к вечеру, когда от усталости смыкались глаза, Вадим свернул к травматологическому пункту. Без слов вручив мне мешок удачи, он потащил меня прямиком в кабинет неотложной помощи.

Там на приеме сидел мужчина с застрявшей во рту лампочкой.

— Что мы тут делаем? — спросил я у Вадима.

— Вот наш идеальный кандидат, — указал он на потерпевшего.

— С чего ты взял? — спросил я у напарника, который в этот момент читал данные, которые мужчина оставил у врача на столе.

— Судя по его паспорту, страховому полису и остальным справкам, этот мужчина проживает с родителями, не работает, живёт тем, что постоянно попадает в дурацкие, но безобидные истории: кирпичи головой разбивает на спор, лампочки глотает, проверяет утюг прикосновением, пытается вырастить плоды авокадо на подоконнике. В общем, ему уже должно наконец повезти. Доставай удачу, вручай и пошли, — командовал он.

— Подожди, — недоумевал я, — но это же просто какой-то дурак!

— Вот именно. Дурак. А дуракам, как всем известно, везёт. Так что никто не удивится. Доставай и поехали домой, мне смену закрывать надо, спать хочу, — ворчал Вадим, дергая за мешок.

— То есть ты хочешь сказать, что мы просто отдадим ему весь наш сегодняшний запас? — не отпускал я удачу.

— Именно. Он проходит по всем пунктам, — пропыхтел Вадим.

Вырвав у меня мешок и достав удачу, он швырнул её в парня с лампочкой, которому в этот момент что-то устало выговаривал пожилой доктор.

И тут произошло нечто невероятное. От монотонного голоса врача пациенту жутко захотелось спать, и он зевнул так широко, что лампочка сама выпала у него изо рта и разлетелась на мелкие осколки.

— Этого… Этого не может быть! Как вы смогли? Это чудо… Это удача! — бормотал доктор, глядя на странного пациента.

Обрадовавшись такому везению, мужчина вскочил со стула и тут же, поскользнувшись, упал на пол, да так удачно, что не только не поранился о стёкла, но и чудом выпрямил себе позвоночник при падении, а еще нашёл лотерейный билетик, который обронил предыдущий пациент. В этот же вечер парень выиграл несколько тысяч и удачно поставил их на футбольный матч. Эта ставка впоследствии принесла ему несколько миллионов, и он стал героем новостей.

***

— Но ведь ты сам сказал, что кому попало повезти не может, что есть система… — допытывался я у Вадима при прощании, когда мы припарковались возле офиса.

— Есть. И мы действовали строго по правилам, — ответил мой наставник и, захлопнув дверь грузовичка, вручил мне список.

Я пробежал по нему глазами и понял, что все фамилии были зачеркнуты. Мы объездили всех, а этот везунчик просто оказался в конце списка. Повезло.

Александр Райн

Как-то раз одна семья забыла поздравить своего дедушку с Днём Военно-Морского Флота, и дедушка обиделся. Этот человек обладал жестоким нравом и владел искусством красиво мстить. В тот же год он подарил внуку на день рождения скрипку.

Подарок оценили всем многоквартирным домом. С тех пор соседи вспоминали прекрасные времена, когда район еще только возводился и за окном кипела стройка. Когда мальчик доставал свой музыкальный реквизит и начинал играть, люди включали записи звуков перфоратора и плиткореза, отдыхая под ритмы инструментов и их неизменную мелодию.

Внук, он же Алёшенька, полюбил скрипку всей душой. На любые уговоры своих родителей начать заниматься чем-то менее убийственным он отрицательно мотал головой. Мальчика пытались соблазнить другими запрещенными раздражителями: фломастерами, целым ведром LEGO или, на худой конец, спичками.

Ему было дозволено разрисовать все обои, уничтожить стопы целому семейству, даже поджечь сухое поле, короче, сделать то, что не могли позволить себе девяносто процентов детей — только бы он отказался от скрипки. Но Лёша был непоколебим.

— Отдадим его в музыкальную школу. Там за две недели из него всё желание играть скрипичным ключом вышибут, — предложила мама, прошедшая через подобное в детстве.

Семья аплодировала её смекалке и уже готовилась отоспаться, но Лёша не спешил жаловаться. Ноты давались парню удивительно легко, занятия приносили радость. Папа предлагал преподавателю деньги, чтобы тот выгнал его сына с позором, но наставник оказался настоящей скотиной и, назвав Лёшу талантливым, велел развиваться. Лёша стал играть лучше и чаще, да еще и по правилам.

«В траве сидел кузнечик», «Во поле береза стояла», «Ёлочка» и многое другое из классики превращалось прямиком в оружие массового поражения. Соседи и родители Алёши хотели добиться запрета этих произведений на государственном уровне, но мальчик начал изучать Моцарта и Бетховена, а это уже международный класс, тут бороться бесполезно.

Играл Лёша, к слову, очень даже хорошо, и сам прекрасно это понимал.

Мама обещала, что после гамм и арпеджио со сменой позиций мальчик сдуется. Затем его должны были добить соль мажор в четыре октавы — но нет. Уже когда все опустили руки, а на ля минор не было никакой надежды, старший брат предложил:

— Давайте переведём его в самый проблемный класс! Хулиганы ему растолкуют и про Лунную сонату, и вообще провесь Мендельсон!

Метод был жестоким и непедагогичным, но не спавшие четыре года родители уже были готовы смириться сразбитым носом ребенка, лишь бы он не разбил остатки их терпения.

Первые две учебные четверти одноклассники Алёшу колотили, затем зауважали, затем приняли. К концу учебного года из самых агрессивных и активных хулиганов Алёша сколотил музыкальную группу. Они начали успешно выступать на утренниках, выпускных и гастролировать по другим школам.

К скрипке добавились гитара, труба и барабан, а еще весьма сомнительный, но харизматичный вокал — по имени Серёжа. Часто музыканты собирались друг у друга дома и занимались подготовкой к концертам.

Группа просуществовала до окончания школы, ребята планировали играть и дальше, поступив в музучилище, но отцу Алёши диагностировали острую музыкальную непереносимость и, как следствие, нервное истощение. И тогда он позвонил своему двоюродному брату,майору, и договорился, чтобы сына забрали в армию до сдачи вступительных экзаменов.

— Определим его в нашу военную часть, там из него музыку выведут — полотёром и строевой подготовкой, — обещал майор.

В армии Алёша быстро освоился. Военный оркестр был обречён на новую первую скрипку. Там наш музыкант лишь приумножил свой талант и стал местной гордостью. Родителям на работу присылали официальные приглашения на концерты и парады, где участвовал их талантливый сын, а потом его на все выходные отпускали в увольнение домой, где парень показывал, чему научился.

***
Отслужив, Алёша вернулся в отчий дом.

— Я заплачу любые деньги, только скажите, как мне быть! — умолял отец психолога, к которому теперь ходил каждую неделю. — Он снова живет с нами, потому что не может снять квартиру — его отовсюду просят съехать вместе с его скрипкой!

— Я дам вам один действенный совет, — с серьёзным видом отвечал специалист, пересчитывая купюры, что снял для него с кредитки отец Алёши, — хотя это неправильно и противоречит этике. Есть метод.

Глава семьи навострил уши.

— Всё что угодно, лишь бы он это бросил, раз не может съехать — иначе я не доживу до пенсии.

— Музыка должна ему опротиветь. Она должна ему напоминать о боли и страданиях. Лучше всего — о чужом горе, — сказал психолог, и отец буквально прозрел.

— Точно! У меня же шурин работает в ритуальном бюро! Пригласим Алёшу сыграть на похоронах. Он мальчик чувствительный, душой пострадает, но мы-то, мы-то отдохнём! — кричал отец, выбегая из кабинета.

Через две недели психолог снова принимал его у себя. Вид у отца музыканта был ещё хуже, чем в прошлый раз. Мужчина исхудал, осунулся, чернота вокруг глаз, казалось, могла засосать небольшую галактику.

— Что случилось? Не выгорело? Его не взяли в оркестр? — поинтересовался врач.

— В-в-в-взяли, — заплетающимся языком сказал отец и заплакал.

— Он что — не прочувствовал боль?

— П-п-п-п-прочувствовал, — высморкнулся клиент в рукав.

— А что тогда?

— Дело в том, что его пригласили на похороны какого-то олигарха. Народу собралось человек двести, и все были только рады, что этот тип концы отдал. Это был очень мерзкий дядька, которого никто не любил, и плакать никто, естественно, не собирался. Пока…

— Пока что? — любопытство врача было на пределе.

— Пока не заиграл оркестр, а точнее — Алёша со своим соло. В общем, рыдали даже те, кого олигарх на деньги кинул, а ещё любовник его жены и даже водитель катафалка, который вообще недавно приехал из-за границы и не знал покойного.

— Вот так да… — почесал бородку психолог.

— Алёше предложили работу. Он теперь на всех похоронах играет, а дома с утра и до вечера репетирует. Мы в день по три литра воды выпиваем, чтобы не умереть от обезвоживания, когда плачем.

— Простите, я не думал, что так… — начал было оправдываться психолог, но клиент его перебил:

— Тем не менее результат есть!

— Правда? Какой же?!

— Их оркестр пригласили на год в тур по стране, Европе и Азии!

— Тур для ритуальных оркестров? Не знал, что такие бывают, — выпучил глаза врач.

— Их и не было до этих самых пор. А теперь, благодаря Алёше, люди со всего света хотят, чтобы их оркестр играл на прощаниях с важными персонами. В Северной Корее их вообще забронировали на сорок лет вперед. Так что спасибо вам, — встал клиент с кресла и, откланявшись, вышел из кабинета.

Наконец все выдохнули. Талантливый сын получил возможность играть, родители получили долгожданный сон, люди во всём мире начали получать достойные проводы.

Правда, счастье длилось недолго. Через полгода Алёша вернулся с беременной женой. Они познакомились в Париже, где оркестр выступал по три раза на дню. Девушка эта играла в местной церкви на орга́не, и они с Алёшей сыгрались на одной общей службе. Хоть отец Алёши и настаивал на том, чтобы сын жил отдельно, свежеиспеченная свекровь была категорически против. Для нее судьба и здоровье невестки и будущего внука были дороже собственного, потому молодожены остались.

Ребёнку еще до рождения начали прививать любовь к музыке. Будущая мама включала на больших колонках запись любимого орга́на, а будущий папа подыгрывал ему на скрипке, добивая остатки нервной системы будущего деда.

А когда малыш родился, объявился прадед, которого в очередной раз забыли поздравить с профессиональным праздником. Взглянув на новорожденную девочку, старик довольно улыбнулся и прошептал ей на ушко:

— Когда тебе исполнится пять лет, я подарю тебе лошадку. — И хитро подмигнул.

Александр Райн

Впервые он подошел к ней близко на вечеринке, устроенной в честь её двадцатипятилетия. Гостей было столько, что арендованный коттедж трещал по швам. Там были все: друзья детства, одногруппники из института, недавно приобретённые коллеги и даже те, кого она не приглашала, включая, разумеется, и его.

Он незаметно подкрался сбоку, осторожно, чтобы никто не заметил, протянул свою руку и кончиком пальца коснулся её лица. Она даже не успела понять, как это произошло, а когда заметила его в зеркале, было уже поздно. Короткое и лёгкое касание длилось лишь секунду, но этого хватило, чтобы испортить ей настроение.

— Ах! Ты что делаешь? Совсем оборзел? — вскрикнула она.

— П-п-прости, пожалуйста, я не мог удержаться…

— Не мог удержаться?! Вот так оправдание! — она внимательно осматривала место прикосновения в зеркале и брезгливо потирала его рукой, словно стирая грязь.

— Понимаешь, тут такое дело… — он заламывал свои пальцы от волнения. — Я не могу тебя не трогать, это невозможно, меня магнитом тянет к тебе, фух… — выдохнул он и убрал руки за спину.

— Магнитом, значит? — голос её стал чуть мягче. — Но мне не понравилось. Я не хочу, чтобы ты снова меня трогал.

— Видишь ли, в-всё не так-то просто — судьба. Ох, прости, я ничегошеньки не могу поделать. Я буду тебя касаться тогда, когда захочу, и с каждым разом я буду делать это всё сильней. В итоге тебе ничего не останется, кроме как терпеть.

— Терпеть?! Ты что, больной? — она сдвинула брови и быстро задышала носом. — Да я на тебя натравлю кого следует!

Воздух вокруг неё затрещал.

— Н-н-ничего не выйдет, — он виновато улыбнулся и глубоко вздохнул. — Я слишком влиятельный, слишком. Тебе меня не остановить, и у тебя нет таких знакомых, кто смог бы сделать это.

— Да. Знаю. Слышала. Моя мама мне рассказывала о тебе, ты неплохой, просто… Просто мы не подходим друг другу, понимаешь? Я не такая как все, это не для меня!

— Понимаю, конечно, — еще тяжелее вздохнул он, — но ничего не поделать.

— Знаешь, а я думаю, можно кое-что сделать! — она задорно улыбнулась.

Воздух стал мягче. В её глазах он увидел игривый азарт, который быстро передался ему, и он улыбнулся ей в ответ.

— И что же?! — нетерпеливо выпалил он.

— Ты ведь не знаешь, что я чемпионка мира по пряткам?

— Нет, не знаю, — сказав это, он снова поник, понимая, к чему она ведет.

— Я буду прятаться от тебя! Ты меня никогда не найдешь! Даже твоё влияние не поможет тебе! — храбро заявила она и для убедительности показала ему язык.

— Думаю, что не такая уж ты и чемпионка…

— А мы посмотрим! Отвернись-ка на две минуты! Спорим, что когда ты повернёшься, то уже не сможешь меня разыскать, хотя я никуда не денусь?!

— Хорошо, давай попробуем, — согласился он и отвернулся.

Убедившись, что он не подглядывает, она добежала до одной из своих более взрослых коллег и попросила косметичку. Немного поработав над своей внешностью, она быстро стерла следы его прикосновения и преобразилась до неузнаваемости.

Он отсчитал ровно две минуты, а когда повернулся, её и правда не было. Побродив немного среди гостей и больно потолкав их своими локтями так, что у тех кости заныли, он ушёл с праздника, а когда снова нашёл её, прошло уже семь лет.

— Ага, вот я тебя и нашёл, — сказал он уже после того, как легонько провёл своей пятерней ей по лицу, задев лоб, веки и щёки. Затем он начал трогать её тело, слегка касаясь его кончиками пальцев.

— Ты что делаешь?! — вскрикнула она, вскочив с кровати. — Вздумал трогать меня пока я сплю?! Как ты пробрался сюда? Мой муж тебя видел?!

— Нет-нет! Не видел! Прости! Я не хотел тебя пугать, но у меня не было выбора, я ведь нашёл тебя.

— Ну-ка живо уходи! Катись отсюда, пока я не…

— Ты забыла? Мы же играем в прятки! Ты проиграла, я тебя нашел!

— У меня сегодня день рождения, а ты, ты!.. Снова испортил мне всё! — кричала она, глядя в зеркало на следы, которые он оставил своими руками.

— День рождения? Много народу придёт? — попытался он успокоить её, сменив тему.

— Нет… Мама, папа, сестра мужа и… Слушай, какая тебе разница?!

— М-м-может нам пора начать дружить? — спросил он, глядя, как она маскируется: втирает в кожу кремы, сыворотки, лепит под глаза какие-то тряпки, наносит на волосы масла́. Она буквально становилась для него невидимой.

— Нет! Мы никогда не подружимся! Уходи, я снова спрячусь!

Он кивнул и вышел.

Она поняла, что так просто от него не скрыться — нужно кардинально взяться за себя, чтобы он её не узнал. Она полностью сменила свой рацион, начала питаться сырой и пророщенной пищей, исключила тесто, мясо, алкоголь. Кожа её снова стала эластичной, волосы — пушистыми, ногти — сильными. Она начала ходить в спортзал, чтобы качать тело, и в бассейн, чтобы улучшить осанку. Она изменилась до неузнаваемости.

Прошло еще десять лет. Они встретились на каком-то рок-концерте, в большом, тёмном, пропахшем по́том и перегаром клубе.

— Привет, — приобнял он её за плечи, и она почувствовала сильную тяжесть.

Позвоночник буквально заныл. Он погладил её по рукам, и их обожгло, задел одно из её колен.

— Ай, — вскрикнула она. — Как ты, чёрт возьми, снова меня нашел! Здесь же куча народу! — она показала на прыгающую и дёргающуюся в экстазе толпу малолеток.

— Знаешь, я на самом деле давно тебя нашёл. На прошлой неделе я видел тебя вон с теми байкерами.

— Хм, да уж…— всё, что сказала она.

— Думаешь, что подобные компании и времяпрепровождение помогут тебе спрятаться от меня? Это же глупо, ты ведь сама понимаешь.

—Да. Я понимаю. Но я хочу, чтобы ты свалил! — перекрикивала она тяжелые басовые партии и грязный вокал, что рвали дешевые колонки.

— Ты хоть кого-нибудь из них знаешь? — спросил он, оглядев толпу на танцполе.

— Это неважно!

Она прыгнула в самый центр и, несмотря на сильную боль в спине и колене, начала двигаться под музыку так ритмично, словно её били электрошокером.

Прошло ещё пять лет.

— Зачем ты колешь это в свое лицо? — спросил он, трогая её за плечи, колени, локти. Он дотронулся до нескольких локонов её волос — слегка, совершенно незаметно.

Она заплакала. Бесшумно и практически не краснея. Из-за ботокса было сложно разглядеть, какие эмоции раздирают её изнутри.

— Затем, что ты пять лет не мог найти меня. Я же говорила, что я чемпионка по пряткам.

— Говорила, но разве это стоит того? Раньше ты пряталась правильно, а теперь…

— А теперь ты должен уйти! — рявкнула она и набрала номер человека, который должен был полностью скорректировать её внешность: подтянуть, переклеить, заштопать.

— Может, нам пора уже стать хорошими друзьями? — он говорил тихо, еле слышно — чтобы её снова не охватил очередной приступ злости.

— Нет.

— Но твоя мама и я, мы…

— НЕТ!

***

— Серьёзно? Вот такой глубокий вырез на платье и дырки на джинсах? А это что? Татуировка?! Господи, да ты и правда решила как следует спрятаться от меня, — смеялся он, гладя её по всему телу и затрагивая половину головы, которую она тут же бросилась перекрашивать в яркий красный цвет.

— Послушай, рано или поздно я спрячусь от тебя навсегда, ты никогда не найдешь меня и не посмеешь больше тронуть!

— У тебя ведь сегодня день рождения? — спросил он, глядя на неё через отражение в зеркале.

— Да. Сегодня приедут мои внуки. Даже не смей трогать их, ты меня понял?!

— Нет-нет! Что ты, — спохватился он, — за кого ты меня принимаешь? У них ещё даже паспортов нет!

— Вот и хорошо, — твердо заявила она и нанесла на губы помаду ядовитого цвета.

— Это же нелепо и смешно. Ты думаешь, что это нормально — так выглядеть в твои-то…

— Заткнись! Лучше помоги мне застегнуться!

Он помог, и когда она повернулась к нему, он посмотрел так, что она испугалась.

— Ты что, до сих пор меня видишь? — сглотнув волнение, спросила она.

Лицо её было неузнаваемым из-за косметики. Волосы закручены в какую-то «космическую» прическу, грудь приподнята дорогим лифчиком.

— Нет, — соврал он.

— Хорошо, — она ушла праздновать свой день рождения.

— Хорошо выглядишь, — шепнул он ей в спину.

***

— Я не ждала тебя, — сказала она бесцветным голосом, не вставая с кровати.

— Знаю, — ласково произнёс он, присаживаясь рядышком и запуская руки под её одеяло, сорочку, под кожу — прямиком к внутренним органам.

Она тихонько охнула, когда он коснулся сердца, и сильно зажмурилась.

— Я ведь не собираюсь сдаваться, — сказала она, превозмогая боль.

— Знаю, — грустно улыбнулся он, — но, пока не поздно, может, нам стоит подружиться и пройти остаток пути без глупых игр?

После этих слов он тихонько сжал её легкие.

— Ни-ког-да, — ответила она на выдохе.

— Признаю, ты настоящая чемпионка, но тебе уже не спрятаться, — он провел рукой по её абсолютно серым волосам, и те начали выпадать. Затем он взял в руки зеркальце и показал ей её отражение. — Видишь, я — твой реальный возраст. Тебе меня не скрыть, не замазать, не вылечить таблетками. Тебе не спрятаться от меня.

— Что ж… Ты прав, сил на прятки у меня больше нет. Но я могу спрятаться от тебя по-другому.

Она ехидно улыбнулась и потянулась за очками, что лежали на тумбочке. Он почувствовал, как страх и негодование сковывают его.

— Что ты задумала?! Ты должна сдаться! Я не позволю тебе морочить мне голову до самого конца! — Глаза его пылали яростью.

— Ты мне не указ, — сказав это, она достала из-под одеяла книгу какого-то современного популярного фэнтези. — Можешь забирать моё тело, но мой дух тебе никогда не забрать!

Еще не закончив фразу, она открыла первую страницу и начала читать.

Увидев это, он облегченно выдохнул и, встав с кровати, направился прямиком к выходу.

— Что ж, поздравляю, ты победила — спряталась от меня так, что мне тебя и вправду не достать.

— Прости, я тебя не слышу, ты ведь повредил мой слух пару лет назад, — ответила она, переворачивая страницу.

— Прости, я не специально. Что ж, мне пора.

— Уже уходишь? — не поднимая на него глаз, спросила она.

— Да. Жаль, мы могли бы стать неплохими друзьями, но ты предпочитаешь уйти молодой, а с вечно молодыми я дружбу не вожу. Прощай, — сказал он, собираясь исчезнуть навсегда.

— Прощай, — сказала она и показала ему язык.

Александр Райн

— Спасибо, отец, не надо помощи. Тут силу требуется приложить, а ты, вон, еле ходишь, — отмахнулся парень, когда Генрих Анатольевич предложил ему подтолкнуть не желающую заводиться машину.

— Да что ты несёшь, пацан?! — обиженно рявкнул Генрих, вцепившись в крышку багажника и не собираясь уходить. — Я КамАЗ с места сдвину, если потребуется! Ноги, может, и не те, зато спина и руки посильней твоих будут! Дай помогу, ну пожалуйста!

— Не надо, сказал же! — раздраженно прикрикнул парень, разжимая мёртвую хватку мужчины и параллельно обращаясь за помощью к проходящему мимо студенту-задохлику.

— Ну и пыжьтесь тут вдвоем, — сплюнул Генрих и, отцепившись, медленно потопал в сторону дома.

Генрих Анатольевич возвращался из магазина, где купил новый табурет на смену старому, что сломался под ним с утра. Мужчина то и дело останавливался, чтобы дать больным ногам отдых, и присаживался на новенькое сиденье.

«Когда я успел стать бесполезным?» — смотрел мужчина по сторонам на мир, что не рухнул после его выхода на пенсию.

Строители строили, дворники мели, полицейские бдили, врачи лечили — все занимали свои места и делали своё дело, только Генрих сидел на табурете, занимая собой полезное пространство и не принося никакой пользы.

Погруженный в раздумья, делая короткие привалы, он дошёл до своего дома, в который переехал несколько месяцев назад, обменяв свою двушку на однушку — ради близости к поликлинике. Генрих поднялся по ступеням и, зайдя в распахнувшийся перед ним старый лифт, нажал на кнопку последнего этажа. Затем ещё раз и ещё. Кнопка не срабатывала.

— Месяц уже как подали заявку, а они всё никак эту проклятую кнопку не починят! — Генрих сотрясал воздух, словно ожидая, что его магическим образом услышат коммунальные службы. — Я устал подниматься каждый раз на свой этаж, не доехав до него! — продолжал он бубнить, глядя на исцарапанный, почерневший от отпечатков пальцев и от огня зажигалок пульт.

Генрих достал из кармана пассатижи и набор отверток, которые по старой заводской привычке всегда носил с собой. Приложив немного смекалки и волшебных «заклинаний», он смог подобрать инструмент, необходимый для специальных крепежей, и открутил их.

Изучив взглядом внутренности старого механизма, Генрих заметил, что один из фиксирующих винтов сломанной кнопки ослаблен. Подтянув винт, он нажал на кнопку, и лифт тронулся.

— Вот так-то. Пять минут делов, а ждёшь месяцами мастеров этих, — довольно произнёс мужчина, закрывая пульт.

Пока лифт медленно полз вверх, Генрих сидел на табурете и, довольствуясь тусклым жёлтым светом, изучал стены. Дети, которых явно воспитали неандертальцы, годами оставляли здесь маркерами свои «наскальные» послания друг другу. Также здесь были наскальные рекламные объявления, которые одно на другое клеили кочевые племена промоутеров. Грязный от отсутствия влажной уборки и от оставленных на стенах слов лифт источал зловоние и негатив. Когда-то сияющий и полностью исправный, а ныне старый, брошенный доживать свой век, он напоминал Генриху его самого.

Разглядывая лифт, мужчина совсем забыл выйти на родном этаже. Двери захлопнулись, загорелась лампочка, лифт поехал в обратном направлении вместе с сидящим на табурете Генрихом.

На первом этаже двери распахнулись, и перед Генрихом возникла соседка с полными пакетами продуктов. Она смотрела куда-то в пол, словно устала держать голову прямо.

— Вам какой?! — неожиданно раздалось из лифта.

— Ой, — испугалась женщина, увидев сидящего на табурете старика, — а вы кто?

— Лифтовой в пальто, — пошутил Генрих, радуясь этому невинному розыгрышу.

— В смысле швейцар, что ли? — женщина часто моргала, не в силах взять в толк, что происходит.

— Ага, он самый. Присаживайтесь и позвольте ваши сумки.

Едва удерживаясь от смеха, Генрих встал с табурета и протер его рукавом.

— Спасибо, — заулыбалась женщина и, зайдя в лифт, протянула пакеты.

Генрих взял ношу, которая чуть не пригвоздила его к полу. Он издал еле слышное «уф» и, выпрямившись в полный рост, кивнул.

— Мне на седьмой, — скомандовала женщина.

Генрих начал искать глазами цифру семь. Какой-то гад снова стёр цифры, написанные маркером. Доехать на нужный этаж получилось лишь с третьего раза.

— Спасибо вам огромное. Прекрасно, что у нас теперь есть такой замечательный швейцар! — попрощалась соседка в конце поездки, когда Генрих помог ей донести пакеты до квартиры.

Чувствуя себя невероятно счастливым оттого что смог кому-то помочь, Генрих вернулся к лифту.

На улице стоял полдень. Дел у Генриха не было, от судоку и сериалов уже тошнило. Хотелось чего-то такого-эдакого, и он решил ещё поиграть в лифтового.

— Добрый день, меня зовут Генрих Анатольевич, я швейцар. На какой этаж вас подбросить? — представился Генрих молодой семейной паре, еле сдерживая смех.

— Слышал, Вась? Швейцар! А ты мне тут всё жалуешься, что мы ипотеку в клоповнике взяли! У твоих друзей в центре города тоже швейцар есть? — гордо заявила девушка супругу.

У Васи так загорелись глаза, что он даже оставил Генриху какую-то мелочь на чай, когда они приехали.

— Швейцар? Это ещё зачем? Мы тут что, в Луврах живём? То за отопление круглый год платим, а теперь еще всяких швейцаров будут в счета включать?! Да я вас!.. — набросилась на Генриха пожилая соседка.

— Не переживайте, меня вам за счёт государства выделили, — слукавил испугавшийся расправы Генрих, — в благодарность за проведение лучшего субботника!

— В благодарность, значит? — недоверчиво прищурилась женщина. — Ну раз так, то вези меня сначала на пятый — к Любовь Григорьевне, а потом на третий — к Валере, а потом я тебя супом накормлю, а то весь день тут катаешься, на кнопки жмешь, силы нужны! — раздавала указания женщина.

Вечером Генрих чувствовал приятную, знакомую со времен работы, усталость. Ему так понравились эта игра и слова благодарности, что он решил и завтра поиграть, вот только рабочая зона его не сильно радовала. Унылая грязная кабина, тусклый свет, порванный линолеум на полу.

Генрих прекрасно понимал, что вещи приходят в подобное состояние не за один день. И раз никто из коммунальных служб раньше лифтом не занимался, то и теперь не станет.

Рано утром, пока все спали, Генрих вооружился чистящими средствами, растворителем, шпателем, тряпками, саморезами и принялся приводить кабину в надлежащий вид. Со стороны могло показаться, что Генрих просто отмывает старый лифт, но на самом деле Генрих оттирал собственную душу. Он хотел показать себе и остальным, что ещё способен блистать.

Притащив из квартиры хорошее зеркало, он повесил его вместо того, что пошло паутинкой трещин. Затем он отодрал старый линолеум и поменял на новый, что остался у него от ремонта и лежал в чулане. Если с бумагой на стенах справлялись шпатель и растворитель, то с въевшимся маркером не могла совладать даже святая вода, которую Генрих набрал в прошлом году в несколько канистр. Было грустно осознавать, что матюки со стен вывести невозможно. Увы, но Генрих не знал, что предпринять.

— Вот, это вам! — спасла положение маленькая девочка, которая возвращалась с мамой из школы. Малышка протянула Генриху рисунок, который сделала на занятиях по изо.

— Прекрасно, барышня! — похвалил Генрих непропорциональных жирафов и зафиксировал их на том месте, где кто-то объявил Машку из 47-й квартиры женщиной больших ветров.

На следующий день Генрих открыл свой почтовый ящик и обнаружил внутри целую пачку рисунков от местных детей, которые тоже хотели, чтобы их творчество украсило стены лифта. Пришлось устраивать выставку.

Оформив выставку рисунков, Генрих оттёр до блеска пульт и нанёс несмываемой краской цифры. Он поменял плафон и смог невероятными усилиями вывести из лифта тот стойкий аромат, что копился в нём годами. Теперь кабина сияла чистотой и постоянно обновлялась в культурном плане.

Генрих так вошел в роль, что купил себе костюм и белые атласные перчатки, в которых особенно приятно был драть уши тем, кто собирался оставить свой гадкий след в лифте.

Молва о чудесном и чудаковатом швейцаре быстро разлетелась по округе, и уже через пару недель о Генрихе написали несколько популярных блогеров, а ведущий телеканал снял сюжет.

Как и полагается, мимо подобного энтузиазма не смогла пройти местная власть, которой лифт принадлежал.

— Он, видите ли, за свой счет привёл лифт в порядок! — исходил слюной начальник управляющей компании. — Выставил нас бездельниками и крохоборами! Сволочь швейцарская!

— Он местный, — поправила начальника секретарь.

— Да знаю я! Что ты меня поправляешь! В общем, убрать этого идиота!

На следующий день к Генриху заявилась полиция и предъявила обвинение в незаконной предпринимательской деятельности.

— Да вы что, я же бесплатно! — оправдывался Генрих.

Соседи подтвердили. Они же не дураки — лишаться единственного человека, у которого руки дошли до этого сарая на тросе. А то, что люди раз в неделю сами скидывались Генриху кто чем может и давали периодически на чай — так это добровольно.

Не найдя доказательств вины, полицейские оставили мужчину в покое и даже похвалили, увидев результаты его работы. А заодно оставили свои номера на случай, если потребуется отбиваться от конкурентов. Генрих посмеялся, но номера записал.

На фоне роста популярности швейцара падал рейтинг управляющей компании. Заголовки статей твердили о том, что назначенная контора не справляется с тем, что под силу обыкновенному пенсионеру.

И вот как-то раз управляющая компания выключила лифт. А через несколько дней установила абсолютно новый. Такой, где отверткой никуда не залезешь. Блестящие стены, сенсорные кнопки, работающая кнопка «Вызов диспетчера».

— С таким лифтом никакой швейцар не нужен! — объявил на общедомовом собрании начальник. — В другие подъезды тоже поставим. Года через три, — откашлявшись, объявил он, глядя на обозлённых жильцов соседних подъездов.

Разглядывая новый лифт, Генрих чувствовал, что внутри него разрастается пустота. У него отняли его дело. Его творчество. Его ответственность. Три дня он сидел дома и никуда не выходил, разгадывая один за одним десятки кроссвордов, пока в дверь не позвонили.

— Генрих Анатольевич! Вы куда пропали? Отпуск, что ли, взяли?! — поинтересовались собравшиеся возле дверей соседи.

— Так а зачем я вам? Лифт же теперь новенький, чистый, работает как часы, — еле слышно пробурчал «лифтовой», почему-то стыдясь смотреть в глаза людям.

— Лифт — новый! А швейцар нам нужен старый! Возвращайтесь! Хотите, мы добьемся для вас официальной зарплаты? — выкрикнул кто-то из задних рядов.

— Вы хотите сказать, что дело не в том, что я за чистотой следил?

— Конечно, нет! Вы ведь самое настоящее сердце нашего подъезда! Встречаете нас с утра и по возвращении с работы! Гоняете шпану, слушаете наши жалобы! Вы не просто швейцар, вы — наша гордость!

— Да! Да! Да! — поддержали все вокруг.

Генрих расплылся в улыбке и вытер подступившие слезы.

С утра он снова заступил на свой пост, но перед этим проверил почтовый ящик, где уже скопилась новая картинная галерея.

***

Жильцы соседних подъездов не стали ждать обещанного три года — следуя примеру Генриха, новые «швейцары» стали появляться в каждом лифте этого дома.

Александр Райн

Как только сошёл снег, у нас во дворе открылся «автосервис». Какой-то принципиальный мастер трещотки и домкрата поставил свой старенький БМВ неизвестной породы на капитальный ремонт, и теперь наш двор — это гаражный кооператив в миниатюре.

Комбинация из разобранного автомобиля и открытого рядом с ним чемодана с инструментом привлекает местных «автомехаников», как смертельно раненная антилопа — хищников. Каждый вечер вокруг этой жертвы собирается целый костяк «профессионалов» разных мастей и калибров, и начинается консилиум — с пивом, семечками и шашлыками.

Я уже давно понял, почему машина спустя почти полгода всё еще не ездит. Если утром разобранная по запчастям стоит БМВ, то вечером разобран по запчастям её хозяин с друзьями и другими любителями этого фетиша под названием «залезть под капот». Как её собирают каждый раз обратно — известно одному лишь фонарику на телефоне.

Эти люди прокачали тормоза столько раз, что, мне кажется, ещё немного — и вся планета встанет при очередном нажатии на педаль.
Недавно рядом с БМВ на вечный прикол встал 2111. По закону гаражного кооператива тёплыми вечерами механики собираются семьями возле жертв, обсуждают работу, футбол, соседей и часами сравнивают нагар на свечах зажигания.

Дворник обходит этот эпицентр стороной — боится, что его тоже затянет. Как итог: мусор теперь скапливается и постепенно заполняет собой всю придомовую территорию. Когда машины заводятся одновременно, в Артике мгновенно тает очередной ледник, а озоновый слой превращается в дуршлаг.

Я не жалуюсь. Когда-то у меня тоже был Ютуб, ваз 2115, куча энтузиазма и масса времени по вечерам. В те времена я познал много новых сторон своей психики, потерял ведро головок и стал еще беднее: морально и финансово.

Слава богу, что я вовремя остановился, и с тех пор доверяю ремонт тем, кто этим занимается профессионально. Дошло до абсурда: я уже сам не меняю масло. Лет пять назад я бы сам себе морду набил за такие дела, но теперь меня насильно не заставишь снимать фильтр и лезть под днище. А этим ничего — меняют прямо во дворе, удобно расположившись на шелковистом асфальте. А самое интересное, что им нравится — это видно по блестящим глазам. Я им завидую. Они живут жизнью, полной гармонии и счастья, занимаясь тем, что приносит истинное удовольствие. И пусть даже всем остальным от этого плохо, но мы сами виноваты, что не умеем за своё счастье бороться.

Александр Райн

П.с. фото с интернетов

Забор раздора

Не успел Николай Николаевич пробурить первую лунку и вставить в неё столб, как услышал за спиной:

— Никак забор решил возвести?

Обернувшись, он увидел своего соседа, который, судя по пакетам в руках и пыли на усах, только пришёл с автобусной остановки.

— Да вот, решил ограждение новое поставить, — улыбнулся Николай Николаевич и покрутил столбом в земле.

— А старое чем тебе разонравилось? Хороший же заборчик, и перешагивать его удобно, — искренне удивляясь, спросил сосед.

— А зачем тебе его перешагивать?

— Мне так до своего участка удобнее идти, наискосок-то быстрее.

Николай Николаевич глянул на оставленные с утра на грядках следы сорок второго размера и молча принялся утрамбовывать столб щебнем.

— Ну артист! Всё бы только отгородиться, — усмехнулся сосед и, перешагнув через старое ограждение, потопал к своему огороду.

Закончив на следующий день со столбами, Николаевич достал из машины сварку и принялся варить поперечные направляющие между ними.

— От кого это вы всё прячетесь, Николай Николаевич? Кто вас всё украсть пытается? — усмехнулась, выглядывая из своей калитки, тётя Нина, соседка через дорогу.

— Меня — никто, а вот малину мою постоянно кто-то обдирает, — улыбнулся под сварочной маской Николаевич.

— Обдирают, значит. Чай с малиновым вареньем в гостях вы, значит, пить любите, а как, значит, у вас ягодка какая пропадёт, так значит, вас обдирают? — раздраженно проворчала женщина.

— Так ведь я и сам бы малиновое варенье делал, а не в гостях его ел, если бы малина оставалась, — сняв маску, ответил Николаевич.

— Это у вас психологическая травма, — вмешалась в разговор Валерия Валерьевна по прозвищу Доктор Курпатов. (Женщина эта разбиралась в людях, даже если её об этом никто не просил).

Она шла с ведрами к скважине Николая Николаевича, чтобы набрать воды, не желая делать лишние сто шагов до общего колодца.

— Вы от людей отгораживаетесь, невидимые стены в душе делаете видимыми наяву, — закончила она свой анализ.

— Вот-вот, я тоже про это читала, — поддакнула тётя Нина. — У вас психологический терьер!

— Барьер, — поправила её «Доктор Курпатов», набирая воду в вёдра, а затем снова обратилась к Николаю: — Нет ничего лучше, чем открытость и социальный контакт.

— Николаич, ты чего тут столб воткнул? Мне же разворачиваться неудобно! — послышалось с противоположного угла участка.

Это на своей огромной Тойоте попытался вписаться в узкий поворот Андрей Семенович — мужчина, что купил участок месяц назад. Он решил к сорока годам обменять большой город на большой огород, устав от наглых соседей, машин и суеты — так он всем объяснял этот порыв перебраться поближе к земле и кустам.

— Так разворачивайтесь на пятачке, в конце улицы, — спокойно предложил Николаевич, глянув на тот угол участка, где борозды от шин никогда не подсыхали.

— Мне что теперь — двести метров задом сдавать?! Ты что за эгоист такой?! — возмущался водитель, раздражённо крутя руль.

Николай Николаевич молча опустил маску на лицо и продолжил сверкать сваркой.

Закончил мужчина ближе к вечеру. Сидя на веранде с плошкой горячего супа быстрого приготовления, он пытался насладиться отдыхом. С соседских участков тянуло шашлычным дымом, радиоволны хриплых приёмников разносили по воздуху хиты прошлого века, соседские дети скармливали кострам спиленные родителями яблони и вишни. Приятная усталость разливалась по телу.

— Николаич, тёзка! — послышался знакомый голос. Слова эти не предвещали ничего хорошего. — Ты чего не пишешь, что окрашено?

На веранду зашел только проснувшийся после вчерашней попойки Коля. Вокруг него бегал верный пёс Жулик, который имел привычку постоянно метить территорию. Жулик был очень ревнивым псом и метил территорию каждый день. Неизвестно, какое БТИ занималось вопросами границ владений соседской собаки, но территория Николаевича, по мнению Жулика, однозначно входила в эти границы, особенно его веранда.

— Я все штаны извозил, пока к тебе пробирался через эти металлические дебри, — жаловался Коля, усевшись в соседнее кресло и закурив.

— Я ведь просил тебя не курить рядом со мной. Ты же знаешь, что я бросил пять лет назад, — совершенно спокойно сказал Николай Николаевич.

— Ладно, не бубни, — ответил Коля и затушил сигарету о недавно покрытые лаком перила, — я к тебе по делу. Тут у твоей косилки проблема со стартером.

— Какой косилки? — удивился Николаевич.

— Ну той, что у тебя в предбаннике стояла. Я её позавчера у тебя одолжил. Короче, походу пружина вылетела.

Николаевич тяжело вздохнул. Эту косилку он собирался подарить зятю через два дня.

— Я пробовал поменять, но в итоге потерял крепёж. Ты в сервисный центр если пойдешь, сперва ко мне зайди, нужно поискать, — сказал сосед и погладил Жулика, который в очередной раз заявил свои права на скамейку в углу веранды.

На следующее утро Николаевич начал крепить металлический штакетник.

— На что это вы намекаете, Николай Николаевич? — грозно вопрошала Любовь Аркадьевна — пожилая дама с соседнего участка.

— На что? — ответил вопросом на вопрос Николаевич.

— На то, что я толстая? Или, может, уродливая?! — набирала обороты женщина. — Вам так не нравится лицезреть меня, что вы решили поставить между нами глухой забор?

— Я не глухой ставлю, а с зазором. Вы не толстая и не уродина, просто вы и ваш супруг постоянно гуляете в нижнем белье…

— И что?! Вас это бесит? Мы какие-то не такие, по-вашему? Недостаточно спортивные для ваших зазоров?

— Да всё с вами нормально, просто я не хочу видеть вас в одних трусах и лифчике! — Николаевич старался отвечать как можно вежливее.

— А вы в курсе, что залезли на нашу территорию? — продолжила беседу Любовь Аркадьевна.

— Я приглашал геодезиста перед строительством. Они обозначили все границы.

— Что мне ваши геодезисты! У меня есть план! Вы оттяпали мои смородиновые кусты!

— Уверяю вас, эти кусты — мои, более того, ваш сарай на целый метр заходит на мой участок, но я не против, не подумайте, пусть остаётся, — пытался сгладить углы мужчина, но выходило как-то неубедительно.

— Сейчас мы разберемся, кто и куда залез на метр и кому можно будет оставаться, — фыркнула соседка и ушла за бумагами.

Вернулась она в сопровождении мужа, который по традиции вышел в своих любимых трусах-плавках. Разложив на грядках план и вооружившись рулетками, соседи провели в измерениях целый день. По итогу оказалось, что геодезисты действительно ошиблись. Теперь окончательно и бесповоротно стало ясно, что Николаевичу принадлежат не только кусты смородины, но и слива, и половина грядок, где соседка растила кабачки.

— Подавитесь! — исходя слюной, кричала Любовь Аркадьевна.

— Да не нужны мне ваши грядки, ей-богу, забирайте. Я даже не собираюсь просить у вас половину денег за общий забор.

— Какое великодушие! — вмешался муж Любови Аркадьевны. — Мне не нужны эти границы! Я человек, рождённый в свободе! — сказал мужчина и, словно в подтверждение своих слов, зашагал в сторону дома, сверкая чересчур узкими плавками.

***

Вечером в садово-огородническом товариществе началось общее собрание. На «незначительные» вопросы вроде ремонта дороги, замены трубопроводов и вывоза скопившегося хлама с общей территории выделили пять минут. Остальные полчаса заняло обсуждение нового забора.

Люди по очереди или все разом выкрикивали с места свои предположения:

— Да он что-то прячет, значит! Что-то, значит, незаконное!

— Это он нас всех презирает! Считает, что его, бедного, обворовывают!

— Перекрывает транспортную развязку! Уничтожает рабочий перекресток!

И так далее.

Председатель Иван Николаевич — старый пограничник и человек, что за всю жизнь не вступил ни в один открытый конфликт без веской причины, выслушав обвинения, начал общаться с каждым из обвинителей по очереди:

— Нина Яковлевна, разве у вас не стоит высокий глухой забор по периметру?

—Стоит! Но это другое! У меня зять эти заборы профессионально ставит. Он с меня денег не взял! Что же мне теперь — отказываться от халявы, что ли?

— А вы, Любовь Аркадьевна, разве без ограждения? — обратился к следующей обвинительнице председатель.

— У меня в прошлом году бочку с участка стащили и ведро! Воров ко мне так и тянет. Аномальная зона.

Дальше ответы были следующими:

— Я с забором купил!

— Я не хотел отгораживаться, но у меня остались листы после ремонта кровли!

— А у нас с мужем забор поставили по акции — за строительство бани.

Выслушав всех, председатель взял слово:

— Что ж, причины уважительные, — развел он руками, — а главное, что все с заборами. Давайте послушаем обвиняемого. Коля, поведай нам, что случилось.

Николай Николаевич, будучи звездой сегодняшнего вечера, молча сидел в углу до этого самого момента и совсем не сиял.

— Дорогие друзья, соседи. Я не закрываюсь от вас и ничего не хочу вам предъявить. Вы, как и прежде, можете прийти ко мне и постучаться в калитку. Я с радостью помогу вам в ваших просьбах, если таковые имеются.

— Так теперь спрашивать нужно… — пробубнил кто-то громко себе под нос.

— Ага, унижаться…

Через несколько секунд люди начали молча вставать со своих мест и выходить из зала, стараясь не смотреть в глаза Николаевичу.

— Я полагаю, вопрос закрыт? — спросил у спин огородников председатель.

— Ага, — раздалось уже с улицы.

***

На следующий день Николаевич закончил ставить забор. Затем он разбил цветник в том месте, где разворачивалась Тойота, разровнял лопатой все следы от ног, отвёз косилку в ремонт и врезал хороший замок в новенькую калитку.

Год он жил, наслаждаясь уединением и целым во всех отношениях огородом. Но соседские сплетни и ворчание никуда не исчезли. А потому Николаевич взял да и продал участок, а сам приобрел домик где-то в далекой от всякой цивилизации деревне.

Участок Николаевича купил какой-то мужчина без комплексов. Соседи сразу это поняли, когда мужчина сломал забор и сдал его в металлолом.

Сначала соседи даже обрадовались такой открытости нового жильца, но очень быстро до них стало доходить, что не так всё просто с новым фермером. Он постоянно ходил по округе голым, прикрываясь лишь фиговым листком, если таковой находился.

Странные личности часто приезжали в гости к этому человеку и гостили неделями. Они жгли костры, рисовали по всему участку непонятные символы и шарахались по округе день и ночь, стуча в калитки и настаивая на том, чтобы соседи не стеснялись, выходили из своих укрытий — попробовать бесплатно новые сорта огородных культур.

Ведь, как известно, нет ничего лучше, чем открытость и социальный контакт.

Александр Райн

Яков бо́льшую часть сознательной жизни провёл в лесу — прямо как Маугли, только по другую сторону баррикад. Родители-дипломаты постоянно работали за границей, дома бывали редко, и воспитанием мальчика занимались дед с бабкой. Дед был охотником в пятом поколении, а бабка, бывшая партизанка, — заядлый грибник.

Детство у Якова было сложным. Пока всех остальных детей насильно заставляли идти домой есть суп, Яков сначала этот суп должен был выследить, а затем победить в неравном бою и приготовить на разведённом одной-единственной спичкой костре.

Вместо домашних животных у парня были клещи́, вместо друзей — гадюки. Яков каждому из них давал имя и фамилию.

Стрелять парень начал, как только смог удержать ружьё в руках, и с тех пор всегда носил его с собой. Дед научил Якова, как при отсутствии патронов выходить против кабана с одним ножом, а бабка — как месяцами держаться на чернике и желудях. От этих уроков Яков быстро стал крупным, на всю голову бесстрашным и видел лучше, чем снайпер через оптику.

Когда парню становилось скучно, он ходил к медведям, воровать у них малину, или пугал волков, выпрыгивая на них из кустов. Он рос суровым, скупым на слова и романтику мужчиной, который любым, даже самым красивым, розам предпочитал практичные широкие лопухи. Лес был его вторым домом, и он знал его как свои три с половиной пальца.

Звери боялись опытного охотника и уважали, иногда сами прыгали в ловушку — из чувства глубокого к нему почтения.

Жизнь была понятна и предсказуема, как еловая шишка, пока однажды лес не обнесли трехметровым забором с колючей проволокой и не объявили частной территорией, которую незаслуженно обозвали Экопарком. Всех, кто представлял опасность и не мог за это заплатить, выгнали. Волки и медведи молча ушли на поиски бесплатных лесов, а Яков решил, что это судьба и нужно хотя бы попробовать пожить в городе.

— У меня работы нет, но мой дядька — повар одного крутого ресторана в центре города, им как раз официанты требуются. Пойдешь? — предложил Якову одноклассник, что работал в их родном селе при больнице.

— Пойду, — безразлично ответил Яков, который в жизни никем и никогда официально не работал, — надо попробовать.

— Отлично, не переживай, договорюсь, ты только найди костюм поприличней и это… сбрей бороду — хотя бы сантиметров на сорок, — предложил одноклассник и начал набирать номер.

***

— Наша главная задача — угодить клиенту, — наставлял Якова управляющий ресторана по имени Владислав. — Ты должен исполнять все пожелания и прихоти наших гостей, ведь довольный гость — хороший отзыв, хороший отзыв — новые клиенты.

На этом «стажировка» закончилась.

— Сегодня у тебя будет всего один столик. Если не облажаешься — возьмём в штат, тебе всё ясно? — с серьёзным видом спросил управляющий и как-то недобро улыбнулся краешком рта.

Яков молча кивнул и принялся изучать меню.

— Не, ну вы вида́ли! — хмыкнул Владислав, подойдя к кучкующимся у рисоварок работникам общепита. — Реально только из кустов вылез — и сразу в ресторан.

— Да уж, цирк уродов наяву, — как обычно поддержал его подхалим Зябликов — маленький злобный официантишка с противными рачьими глазками. — Я думал, что Толик-фокусник будет последним фриком в этих стенах. Помните, как он распиливал ту блондиночку-хостес посреди зала?

Все вокруг довольно загоготали.

— Слушай, Влад, а что за столик этот крендель сегодня обслуживает? — спросил коллега Зябликова — парень, который работал в ресторане уже три года и чьего имени никто до сих пор не мог запомнить.

— Брат директора с очередной своей любовницей пришёл. Сами знаете, как этот мажор себя перед своими бабами ведёт. Вот его и будет обслуживать.

— Ну ты даешь! Вот это шоу намечается! — заблестели глаза у всех присутствующих. — Хоть на видео снимай! Хорошая идея! Вон, уже пошёл. Сейчас начнётся! Кстати, а что у него в руках?

— Стой! — закричал Владислав, увидев Якова, идущего в зал с ружьём в руках.

***

— Официант! Официант! — горланил во всю глотку пожилой, крупный, как садовая бочка, и такой же мокрый брат хозяина ресторана Степан Рудольфович, что сидел в компании молодой студентки педфака. — Где этот чёртов гарсон? Я его за…

— Что желаете? — вежливо спросил у него на ухо Яков, который по привычке незаметно подкрался к «кабану» со спины.

— Мать, еть, меть… — забыл с перепугу слова клиент.

— У нас такого нет в меню, — ответил Яков и на всякий случай перепроверил.

Успокоившись и выбрав блюда, Степан Рудольфович на всякий случай заказал две бутылки коньяка и коктейль, чтобы предупредить чуть не случившийся инфаркт.

— Что заказал клиент? — обратился Владислав к Якову, уверенно марширующему в сторону кухни.

— Жареную утку.

— Утки нет. Закончилась, — соврал управляющий.

— Но я уже принял заказ, что мне делать?

— Не знаю, — пожал плечами Влад, — импровизируй. Не забудь, довольный клиент…

Яков понимающе кивнул и куда-то исчез.

Устав ждать своё блюдо и уговорив первую бутылку «успокоительного», Степан Рудольфович хотел было снова позвать гарсона, но тут ему на стол опустилось огромное блюдо, накрытое блестящим клошем.

— Что-то ты долго! — продолжал паясничать перед своей спутницей клиент. — Налей-ка моей даме воды.

Яков послушно кивнул и ушёл. Вернувшись через минуту с кувшином, он налил воду в стакан. Девушка сделала глоток, и её лицо скривилось в такую противную гримасу, словно эта вода была из самого грязного притока Ганга.

— Фу! Зачем вы мне это на-ли-и-и-ли?! Я пью только очищенную воду с ионами серебра-а-а! — простонала будущая учительница начальных классов, обиженно надув накачанные губы.

— У нас такой нет, — спокойно ответил Яков.

— Слышал, гарсон? У тебя три секунды, чтобы исправиться, — злобно сверля глазами Якова, сказал Степан Рудольфович, который не имел права упасть в глазах дамы.

Своим холодным зорким взглядом Яков быстро оценил обстановку. Секунды хватило, чтобы сделать все необходимые выводы. До ближайшего источника с «серебряной водой» — пара сотен километров. До ломбарда, где продают серебро, — пятьсот шагов. Решение было очевидным. Достав из внутреннего кармана две таблетки, он кинул их в кувшин и немного поболтал его, чтобы таблетки быстрее растворились.

— Через десять минут будет готово, — резюмировал Яков.

— Что это? — испуганно спросила девушка.

— Обеззараживатель для воды. В составе — йод и ионы серебра. Я всегда им на охоте пользуюсь, — ответил Яков так легко и спокойно, словно речь шла о привычных каждому вещах.

Стоявшие неподалёку и наблюдавшие за всем этим Зябликов и безымянный официант уже готовы были кататься по полу от смеха, глядя на ошарашенные лица «вип-клиентов». Вот-вот должен был произойти взрыв гнева, за которым следовало бы позорное изгнание нерадивого работника из лона ресторана. Вот сейчас…

— Ха-ха-ха-ха-ха, — Степан Рудольфович залился таким громким смехом, что все остальные гости ресторана обернулись в его сторону. — А он мне нравится! Классно из ситуации выкрутился, а? Согласись, Зай, — толкал он своим пухлым локтем барышню, что смотрела на очищающуюся воду с нескрываемым ужасом.

Тут к столу подошёл Владислав:

— Степан Рудольфович, у вас всё хорошо?

— Замечательно! — отозвался гость.

— Ты принёс клиенту утку? — обратился управляющий к Якову.

— Вы же сказали, что её нет на кухне, — нахмурился охотник.

— Я сказал, что её нет на кухне, а на складе она есть, — раздраженно ответил Владислав.

— Что? — резко изменившись в лице, забасил клиент. — Я не потерплю замену блюд без моего ведома! Полетишь ко всем чертям, если там не…

Яков поднял крышку — на блюде оказался зажаренный до золотистой корочки тетерев. У всех присутствующих разом открылись рты.

— Ты где его взял?! — задыхаясь от волнения, спросил Владислав.

— В местном леске, их там полно водится, — не разделяя общего смятения, выдал Яков.

— П-п-п-ро-сти-те, Степан Рудольфович… — начал было извиняться управляющий.

— Нет, Владик, — словно загипнотизированный ответил клиент, — я тебе никогда этого не прощу. Столько лет я сюда хожу, а ни одна гадина до этого дня мне ни разу не предложила целого тетерева.

— Но…

— Не нокай, не запрягал!

Побледневший от злости Влад закрыл рот и грозно засопел.

— Мне нужно в уборную, — сказала спутница Степана и, встав из-за стола, ушла в сторону туалета.

— Ну что, пацаны, как вам моя девчонка? — вальяжно развалившись в кресле, обратился Степан к Якову и Владиславу.

— Очень милая, красивая и воспитанная девушка, повезло вам с ней, — тут же отозвался управляющий.

В женщинах Яков разбирался плохо, а вот в грибах — хорошо, потому и выдал свою версию:

— Судя по юбке, скорее всего, ложная сыроежка.

— А ты прав! — радостно закричал Степан, глядя на Якова, и хлопнул в ладоши. — Я тоже думаю, что мозги мне пудрит и деньги из меня тянет!

Тут Влад окончательно расклеился. Переполняющая его злоба быстро начала выливаться наружу.

— Почему ты не убираешь грязную посуду с других столов?! — начал он наседать на Якова.

— Но вы же сами сказали, чтобы я обслуживал только одного гостя…

— Мало ли что я сказал! Ты официант! Твоя святая обязанность — следить за всем залом!

Яков виновато откланялся и ушёл. Тем временем девушка Степана Рудольфовича вернулась за стол, и они уединились в молчаливой компании тетерева и коньяка.

***


Владислав гонял Якова по залу весь вечер, как какого-то нерадивого студента-первокурсника, поручая всю самую грязную работу, пока Степан снова не подозвал его к своему столику.

— Уважаемый, а принеси-ка нам десерт, — отдал распоряжение требовательный клиент.

— Что желаете? — устало произнёс Яков.

— Я даже не знаю, удиви нас, принеси то, что сам любишь больше всего, что-нибудь необычное! А не это дурацкое тирамису, что мне постоянно тут всучивают!

— Вы уверены? — спросил на всякий случай Яков.

— Ты что, не слышал клиента? — спросил вновь возникший откуда-то управляющий, который только и искал официального повода, чтобы избавиться от официанта, что подпортил его репутацию в первый же рабочий день.

Яков молча вышел из зала, миновал кухню и вышел через черный ход.

«Вот и всё, сейчас он облажается по полной», — мысленно потирал руки Влад, глядя, как вернувшийся через десять минут Яков протянул гостям две какие-то очищенные от коры тростинки.

Хмельные гости взяли тростинки в руки.

— Что с этим делать? — недоверчиво спросил Степан.

— Лизать. Как леденец, — проинструктировал официант.

Взглянув друг на друга, словно перед прыжком с парашютом, пара принялась облизывать принесенные ветки.

— Очень необычно, кисленько, мне нравится! — восторженно произнесла девушка.

— Ага, не оторваться, — поддакнул Степан, тщательно работая языком, — что это такое? Где ты это взял?

— В муравейнике.

— Чего-о-о?! — завопил Влад, у которого волосы на голове встали дыбом.

— Это муравьиная кислота. Я всегда так делаю, когда в лесу нахожусь. Любимое лакомство, — ответил Яков и, достав еще одну палочку, предложил управляющему.

Тот брезгливо отмахнулся.

— То-то я думаю: вкус знакомый, — не отрываясь от лакомства, сказал Степан.

Покончив с десертом и допив коньяк, Степан окончательно расплылся в улыбке.

— Молодец, гарсон, вернее… — он посмотрел на бейдж официанта, — Яков! Меня еще никогда тут так не обслуживали!

Самолюбие Владислава с каждым словом летело всё глубже на дно колодца и громко билось о его стенки по пути. От злости у него краснели уши и раздувались ноздри.

— Пойдемте-ка, покурим! — предложил Степан всем присутствующим.

На улице брат хозяина ресторана вспомнил, что забыл сигареты дома и собирался уже расстроиться, но Яков, не раздумывая, угостил его своим фирменным самокрутом.

— Слушай, ну это просто великолепно! Какой сервис! Любой каприз! — восхищался Степан Рудольфович, затягиваясь самокруткой. — Если бы ты ещё забабахал салют в конце такого прекрасного вечера, то цены́ бы тебе не было, но я понима…

Он не договорил, так как Яков уже выудил откуда-то спасательную ракетницу и под истеричные крики управляющего выпустил яркий снаряд в ночное небо, осветив его красным светом.

Степан Рудольфович покинул ресторан через два часа после закрытия — совершенно счастливый и абсолютно недееспособный.

Влад заставил Якова убирать ещё в течение часа, и при этом отчитывал его за необоснованную и неоправданную самовольность при работе с посетителями.

На следующий день управляющий встретил Якова с порога печальными новостями:

— Прости, но твой вчерашний клиент не заплатил по счету. Тебе придется закрыть его чек на двенадцать тысяч и покинуть наше заведение. Мы не берем на работу растяп.

— Но он ничего не купил в ресторане кроме коньяка, — оправдывался официант.

— А как же тетерев? Знаешь, сколько стоит пожрать такое в приличном заведении? — наседал Владислав.

Яков не стал спорить и, молча кивнув, достал из штанов кошелек.

В этот самый момент двери ресторана распахнулись и вошёл хозяин заведения в сопровождении своего брата, который, несмотря на выпитое вчера, выглядел довольно бодро (спасибо зверобою, что вручил ему перед уходом Яков).

— О! Вы оба тут! — радостно заявил начальник, увидев Якова и Влада.

— Фёдор Рудольфович, он уже уходит, — кивнул управляющий в сторону Якова.

— Зачем это? — удивился хозяин. — Вам у нас не понравилось? — он огорченно смотрел на Якова.

— Да нет, ну что вы, просто…

— Мы тут с братом посовещались, — прервал Якова хозяин. — Вы же помните его? Так вот, он так вас нахваливал, что я решил сделать вас новым управляющим! С вашим подходом к клиенту мы тут расцветём!

— В каком смысле — новым управляющим? — дрожащим голосом спросил Владислав, принимая деньги от охотника.

— В самом прямом, Владик. С тех пор как ты тут управляешь, у нас выручка упала. Да и коллектив на тебя жалуется: говорят, что ты превышаешь полномочия, не слышишь людей.

Влад злобно зыркнул в сторону рисоварок, где слышавшие весь разговор Зябликов и «Безымянный» делали вид, что они тут ни при чем.

— Ничего страшного, поработаешь пока в зале, поучишься у Якова как нужно вести себя с людьми, а там, глядишь, я тебя восстановлю в должности. У меня как раз запланировано открытие новой точки через три года.

Теряя всякое самообладание, Влад начал задыхаться. Он попеременно смотрел то на начальника, то на Зябликова, то на Якова, то на столовые приборы. Так и не справившись с нахлынувшими чувствами, он схватил со стола нож и собирался поразмыслить над новой информацией во время экзекуции. Но пока бывший управляющий решал, кто будет его первой жертвой, Яков уже вырубил его прикладом ружья.

— Прекрасно! Я давно хотел сделать что-то подобное! — похвалил его Степан Рудольфович. — Предлагаю непременно отметить повышение Якова!

С этими словами он достал из кармана бутылку коньяка и с хлопком вырвал крышку.

— Знаете, я вообще-то увольняться пришёл, — объявил внезапно охотник.

— Увольняться?! Зачем? Вы же только что повышение получили. После первого рабочего дня! — огорченно произнес хозяин.

—Да просто не моё это всё… Не могу я смотреть, как люди тут отваливают огромные деньги за еду, которую иногда даже не доедают. Для меня это слишком… Дед мне всегда говорил, что мы едим, чтобы жить, а не наоборот. Я, пожалуй, обратно, в лес — мне там проще.

Сказав это, Яков перешагнул через Влада и направился к выходу.

— Ну и где мне взять нового управляющего, чтобы хоть наполовину был так хорош, как этот? — спросил у пустоты хозяин, глядя в спину уходящему охотнику.

— У меня сосед — рыбак, — ответил Степан Рудольфович. — У него блеснами, спиннингами, мормышками и прочей ерундой весь балкон и гараж забиты. Хочешь попробовать?

— Была не была. Звони!

Александр Райн