Профдеформация штурмовика
Мем по мотивам: Спасители
Мем по мотивам: Спасители
Было это в середине 90-ых в славном городе Чита. Те редкие иногородние студенты и немногочисленные приезжие в шутку переиначивали название города на ЧИТАГО. Был в их рядах и скромный студент, ласково прозванный за острую бородку и кудряшки на голове Иудушкой. Вид у него был типичный для студента-ботаника: худой, в очках, в общем, совсем не презентабельный и женским вниманием он был обделен. В ту пору только входили в моду малиновые пиджаки и прочая чепуха. Но зимой-то в пиджаке не походишь, поэтому крутого перца можно было определить по цельной норковой шапке. Ну а так как хорошая шапка в любом случае практичнее пиджака, пусть даже малинового, то этот ботаник решил скопить на эту шапку, невзирая на здоровье и хилые же силы. Копил он долго, обделяя себя всеми радостями, и умудрился даже подработать одно время грузчиком на вокзале. В общем копил он долго, как тот чиновник из Гоголевского рассказа про Шинель, ну и скопил. Конечно, завистливые поздравления одногруппников и, наконец-то, заинтересованные взгляды девушек. Только долго радоваться ему не пришлось. Ну точно как по Гоголю, возвращался он поздно вечером к себе в общагу. В темном переулке, недалеко от общежития его конечно поджидали. Но не один, как в том рассказе, а человек десять не меньше с его слов. Шапку сняли, да мало того что сняли, а так как он усиленно сопротивлялся за свою недавно приобретенную непосильным трудом собственность, так еще и навешали ему неслабо. Лиц нападавших он не то что опознать не мог, он их в темноте-то и не увидел. Милиция могла только посочувствовать, хотя стоит отдать ей должное, и пыталась найти обидчиков, но безрезультатно.
Обиженный на злую судьбу, Иудушка стал снова копить, но на этот раз не на шапку, а на недавно появившиеся на рынке газовое оружие. Его выбор пал не на какой там баллончик, а на более мощный с его точки зрения пистолет. Закона об их обращении не было, поэтому это дело носило почти что подпольный характер. Опыт в накоплении средств у чувака уже был, поэтому относительно быстро он уже был гордым владельцем какого-то ну уж очень маленького пистолетика. Приобрел он его с рук на толкучке, ясно дело что без документов и разрешения, поэтому уж очень он боялся милиции. Вид у него был каждый раз, при мимо проходящем патруле, как у только что ограбившего банк преступника застигнутого врасплох. Ну ясно, что у ментов на это рефлексы работают по принципу: боишься – значит есть за что. Тормознули, обшарили и нашли. В отделении на их расспросы по поводу возможного ограбления банка или на худой случай покушения на какое-нибудь убийство, он честно рассказал им свою грустную историю. На его благо нашелся какой-то следак, который что-то смутно помнил про данный инцидент. Ну наставили ему пару подзатыльников, пистолетик забрали, а ему пальчиком пригрозили и выпнули за двери. На этом его похождения не закончились. Денег ему уже было трудно копить в виду морального и физического истощения, он решил проще, и стал ходить со здоровым, ржавым кухонным ножом. Ну ясно, что от этих потрясений у него наметился определенный «сдвиг по фазе». Гоголевский персонаж, как вы помните, не только тронулся, но и копыта при сходных обстоятельствах откинул. Вид у него при ношении этого тупого и ржавого ножа был не такой как раньше при ношении пистолета, но уж больно зверский и затравленный, теперь он уже точно напоминал человека «готового на все». Ясно, что у милиции опять сработали рефлексы, в отделении поцокали языком, наподдали подзатыльников, забрали нож и напнули его опять за двери. Его протесты: что это дескать не холодное оружие, а кухонный нож, никого не тронул, что подвигло его еще на один бзик. Учтя предыдущий опыт, он стал ходить теперь уже с молотком. Теперь у него была видимая спокойность на лице и внимание милиции он не привлекал. Ходил он с этим молотком довольно таки долго, что причиняло ему большие неудобства. В конце концов, он таки стал задумываться об избавлении этого инструмента, т. к. носить его то за пазухой, то за ремнем все время - было не совсем удобно. В тот момент, когда он почти созрел до мысли избавиться от молотка, на него напали. Произошло это дело ночью, возвращался он по старому опасному маршруту и за поворотом видит большое количество огоньков от сигарет. Он успел только выхватить из-за ремня свое оружие, но замахнуться им никак не успел. Кто-то из темноты наподдал ему кулаком в лицо и он упал. Подбежавшие не преминули пропустить удовольствие безответно попинать упавшее на асфальт тело. Пнуть захотелось всем, то ли от того что были пьяные, то ли они были просто уроды. Но так как была страшная темнота, от того что они друг другу больше мешались, то нормальных пинков ни у кого и не получается. Ну этот ботаник и подыматься-то не стал, почти что в ракообразном положении, он начинает дубасить по ногам этих придурков. Те орали и в начале, когда «запиновать» начинали, теперь по одному, по мере выбывания начали орать по другому. Обуты они были по разному, больше всех не повезло троечке хулиганов в сандалиях. А бил разъяренный ботаник как тот Корейко, когда он лупил Шуру Балаганова в книге про «Золотого теленка» - от души в общем. Фигачит он им значится по ступням и пальцам – те завывая падают. Остался из нападавших один, стоит и ничего понять не может, почему все орут как обрезанные коты, да притом орут откуда-то с земли. Так кажись и успел сказать только удивленно: - Не понял… Но тут наш молотобоец подползает в темноте к нему и бьет того молотком со всей дури по пальцам ног. Тот с воем, но и с осмыслением постигшей кары валится к уже валяющимся на земле орущими и матерящимся дружкам. Ну на эти страшные крики и мат, вызывают милицию. Причем вызывали милицию от испуга от дикого шума, аж каждый из имеющих дома телефон близлежащих жильцов. Милицейских машин приехало много - и не зря, т. к. в больницу потом легло семь человек с различной тяжестью травмами ног. В большинстве случаев с расплющенными пальцами. Ну а дальше уже было не интересно. Дальнейшая судьба нападавших мне неизвестна, знаю только точно одно - что Иудушку за членовредительство к суду привлекать не стали, а молоток у него как вещественное доказательство таки изъяли. Иудушкой с той поры его никто не называл, а величали только уважительным Киллер. Копить на новую шапку он больше не стал, так как женского внимания и без шапки ему стало хватать
Спи, дружок, пока похмелье
Не свело виски.
Будут приступы веселья
И глухой тоски.
Будет водки полстакана,
Как один глоток...
Спи, пока ты слишком пьяный,
Маленький дружок.
Боль сама тебя отыщет,
Пригласит к столу.
Спи дружок...
Усни, дружище
В луже на полу.
Спи, малыш...
Во сне уж точно,
На какой-то миг
Разомкнется круг порочный,
И седой старик
Все грехи отпустит разом,
Как на Рождество...
Выспись рядом с унитазом,
Обними его.
Балансируй, что есть мочи,
Стоя на краю...
Спи, малыш...
Спокойной ночи.
Баюшки-баю...
Парня преследовал какой-то мужик, и гнался за ним по всей Москве. А самое главное, почему-то запрещал ему снимать видео. Он наверное диссиден
, поэтому его преследовал мужчина? Или как это ещё правильно называется...
«Федор Шапкин. 26 лет. Рост: 1.78. Блондин. Колдун».
Этот текст Федя читал, скосив глаза на листок с записями следователя. Бумаги веером лежали на столе. С информационной безопасностью тут, похоже, никто не дружил. Федю, конечно, все еще могли посадить в тюрьму за то, что он криминальный деятель, но его также жутко обрадовало слово «колдун». Он колдун! Сидит, колдует колдовство! Одно заклинание выучил, значит, еще выучит. Легко.
Перед его глазами словно бы оказался небоскреб, где на самой крыше сияли буквы ФШ, а он стоял у подножья Ш на вертолетной площадке. Наверное, он бы придерживал рукой галстук, пока не остановятся винты. Еще лучше бы отойти подальше, а то вдруг голова попадет в лопасти, Федя слышал, что так бывает. Он будет пить виски? Или в вертолете нельзя?
— Удивительный вы человек, товарищ Шапкин. Тут на вас дело завели, а вы улыбаетесь.
Погрузившийся в фантазии Федя не сразу заметил, что в кабинет для допросов кто-то пришел. После признания в убийстве (ну почти) Мастера, парня повели по коридорам колдовского дома. Розовая дама обещала, что приведет защитника. В «кабинете для допросов», как его мысленно окрестил Шапкин, было серо и замкнуто. Наверное, тут запугивали людей. Если нажать на потайную панель в стене, то откроется ниша с пыточными инструментами. Или вообще из нее выйдет одноглазый амбал с ржавой пилой.
— Извините, — сказал Шапкин, выпрямляясь на стуле.
Следователь сразу ему понравился. Он напоминал очень усталого уличного кота в человеческом облике. Даже глаза у него светились зеленым в темноте. На вид мужчине было около пятидесяти, по крайней мере, волосы у него уже наполовину поседели.
— Меня зовут Иван Иванович Иванов. Охотник четвертого класса, буду ваше дело вести. Пока просто поговорим, хорошо? Давно вы связались со слугами Мастера?
— Три месяца назад.
— При каких обстоятельствах?
— Они положили меня в гроб.
Иван Иванович вздохнул. У него не было допросного листа, да и вообще он не выглядел, как человек, который когда-либо заполняет бланки.
— Расскажите подробнее.
Шапкин любил рассказывать истории. Единственный минус его рассказов был в том, что со временем они становились нереалистичными. Он добавлял детали, изменял свои реакции, чтобы выглядеть более уверенным в себе, занижал негатив. Таким образом, из проигрышных вещей он лепил браваду. Вот и сейчас в его пересказе все выглядело так, будто он заранее спланировал, что будет делать. Федя практически добрался до того момента, где он из положения лежа вскакивает на ноги, оттолкнувшись от пола руками, как следователь его перебил.
— Я слышу, что вы меняете воспоминания.
Иван Иванович постучал себя по виску. Федя понял, что в мире колдунов ему будет не так просто выглядеть лучше, чем он есть. Вот что он там увидел? Корневую чакру? Следователь продолжил:
— Понимаете, вам никто не угрожает, и никто не будет наказывать, ведь Мастера колдуны не любят. Он и сам попытается вас наказать, когда вернется — это крайне нестабильная личность. Мы попробуем вас защитить.
«ЧТО-ОО-О?», — спросил внутренний голос. Федя и сам не понял. Что-то не сходилось со структурой мира магии, которую он себе мысленно нарисовал.
— Погодите, погодите, погодите, — затараторил Шапкин, прикрывая глаза. — Так вот о каком защитнике говорила Лия.
— Вряд ли это поможет, конечно.
— Успокаиваете вы отвратительно.
Иван Иванович тихонько посмеялся. Он полистал дело Шапкина, в котором было четыре листа (на одном из них отпечаток собачьей лапы). Тата и Емельян уже ехали на встречу, как сказал дядя-дворецкий.
— Шапкин, давайте вы расскажете все так, как было. Ничего не приукрашивая, не изменяя того, что хотелось бы изменить. Это сложно, но уж постарайтесь.
Федя сдался. Он рассказал, что пошел заключать страховой контракт, потому что ему хотелось показать начальнику насколько он хорош. Теперь это казалось ужасно глупым. Понравиться начальнику! Получить премию! Дальше что, повисеть на доске почета? Потом он пересказал основные события и свое постыдное заключение в деревянном ящике. И про гаражный кооператив тоже наябедничал.
— Кто знал, что там за банки стоят? Ни одной этикетки! Колдуны инструкции что ли не пишут? — возмутился Федя.
— Пишут, конечно, но это было личное хранилище, а вы там своевольничали. Хорошо, что ничего слишком опасного не разбили.
— Чумную пробирку?
Федя выкрутил на полную катушку свой искрометный юмор. Иван Иванович не обратил внимания.
— Пара месяцев у вас есть, Шапкин. Как я понял, у Мастера сейчас вообще никакого тела нет, только теневой отпечаток насекомого. Он найдет что-то посущественнее, потом постарается добраться до своих слуг.
— Они станут ему помогать? — удивился Федя.
— Не знаю, спросите. Для вас лучше, чтобы не помогали.
— Иван Иванович, а нельзя всем как-то объединиться и прикончить Мастера до конца?
— Зачем?
— Вы сказали, он никому не нравится.
— Я сказал, что он колдунам не нравится. Но это же не повод убивать всех подряд. Я вот клоунов не люблю.
— Я тоже!
В допросную комнату вошли Емельян с Татой, так что Федя не успел сказать следователю как у них много общего. Емельян с ходу отвесил Феде мощный подзатыльник, а Тата сказала несколько очень неприятных вещей. Грессила без хозяев не пускали, а теперь он кинулся к Феде, словно тот уже помирал.
— Мы хотели все рассказать, но, поймите, нет таких слов… — начала Тата, приложив руки к груди. — Ой, а я вас знаю, вы сын Иванова Ивана Ивановича.
— Именно, — подтвердил Иван Иванович.
— Как батюшка поживает?
— К сожалению, скончался тридцать восемь лет назад.
— Как быстро растут чужие дети!
Пока следователь предавался воспоминаниям, Федя улучил минутку, чтобы поговорить с Грессилом, ведь теперь поддержку он чувствовал только с его стороны.
— В чем заключается защита от господина?
— Провинившихся слуг прячут, пока хозяин не успокаивается.
— Это долго?
— По-разному, но Мастер никогда не успокаивается.
— Я в тупике. Может мне тоже тело сменить?
Грессил лизнул Федю в нос. Тата почти выведала у Ивана Ивановича его семейное положение, когда в комнату еще прибыло. Розовая дама держала на руках небольшого дракона, напоминающего попугая-рептилию. Существо, конечно, выглядело, как китайский дракон, но расцветка была просто убийственная. Сливаться с фоном он мог разве что на фабрике по производству детских игрушек.
— Это Глюк, она постарается тебя защитить от Мастера.
— Иван Иванович сказал, что это бесполезно.
— Он прав.
Федя внутренне заорал. Зачем ему тогда дракон? Зачем все? Прыгнет он со скалы в пучину морскую, чтобы не видеть это все.
— Спасибо, — сказал Федя и забрал Глюк.
Теперь он одновременно держал на руках Грессила и дракона. Животные тут же начали обнюхивать друг друга. Лия повернулась к Емельяну.
— Я заберу Федю. Он несколько раз пытался меня спасти, а это важнее сил и способностей. Прошу вас не помогать Мастеру хотя бы некоторое время.
— Некоторое время, пока он будет нас пытать? — уточнила Тата. — Госпожа, мы хорошие слуги, возьмите нас тоже.
— Большой опыт, глубокие познания в медицине, — добавил Емельян и бухнулся на колени. — Не губи, хозяйка, спаси грешников! Ав-ав-ав!
Грессил подхватил вой, Тата заломила руки. Лия стояла с таким видом, словно ее хлопнули пыльным мешком. Она не думала, что в довесок к Шапкину пойдут другие колдуны (это она еще не знала про привидение, скелет и зомби-бабку, но их можно было считать квартирными питомцами).
— Даже не знаю, моих сил не хватит на Мастера. Я просто хотела спрятаться вместе с Федей.
— Они наверняка знают слабости бывшего господина, — подхватил Иван Иванович.
— Вы то что за них волнуетесь? — спросила Розовая дама.
— Удобный момент, чтобы закрыть одно дело. Там еще Кракатук в соседней комнате сидит.
— Как он оказался среди духов?
— Понятия не имею. Ну, что скажете? Пишем, что Белая Чародейка берет в законные слуги Федора, Емельяна и Тату? И собаку.
— Это так неожиданно! Я не готова так сразу, надо подумать, — заволновалась Лия.
Жалостливый многоголосый стон прокатился по коридорам колдовского дома. Емельян и Тата обещали показать, где зарыты клады. Грессил поклялся на драть мебель. Федя поверить не мог, что мольбы и стенания так подействуют на эту суровую женщину. Это была такая дешевая манипуляция, что ему стало стыдно. Если Мастер настолько опасен, то несправедливо было ставить между ним и собой заслон в виде Розовой дамы. Но, с другой стороны, так их шансы на выживание подросли до десяти процентов.
Лия была такая беззащитная среди стенающих колдунов. Федю же распирало чувство бесконечной благодарности и нежности.
— Выходи за меня, — сказал он.
— Нет, — отрезала Лия. Очень уверенно.
— Значит, как кучу слабаков в слуги брать, так ты подумаешь, а как я предложение сделал, так сразу нет? Где логика? Это бьет па самолюбию! Вот возьму и не пойду к…
Еще одна затрещина от Емельяна не позволила Шапкину завершить мысль, так что они официально перешли к Белой Чародейке в услужение. Федя в который раз посетовал, что не понимает женщин. То ли он ей нравился, то ли не нравился, то ли она просто ему была благодарна за благородные порывы. Нужно было срочно переговорить с Доном и обсудить новую информацию.
— Я сейчас тут задохнусь, — сказала Глюк.
— Ааа, говорящий дракон! — в ужасе воскликнул Федя, отбрасывая от себя разноцветную защитницу.
— Да, окна тут не предусмотрены, — пожаловался Иван Иванович. — Можно закругляться, собственно. Секретарь передаст бланки на запрос о переводе. Емельян и Тата могут быть свободны, а остальные идут со мной к новому делу.
Федя был в один момент раздосадован резким отказом Лии и окрылен новостью о том, что ему не нужно в тюрьму. Новоявленные слуги Розовой дамы во всех красках расписывали пользу от их служения, сама же Лия еще не пришла в себя от навалившегося «счастья». Расставались, заверяя друг друга, что все образуется.
Иван Иванович сказал, что они будут свидетелями в деле Кракатука. Ситуация была необычная, никто не знал, как на нее реагировать. Связались с древней старухой из клана Яги, та похоже страдала маразмом, но все же припомнила, что когда-то существа из мира живых оказывались по ту сторону, но для этого нужно было что-то сделать, какой-то секретик. А какой? Она не скажет, пока не принесешь ребро Кощея. Ей попытались объяснить, что никакого Кощея уже не существует, что она живет не в избушке и ей уже не нужно ставить условия пришлым героям, но Яга уперлась и добавила, что игла находится в заячьем заду.
— Разве нужно было забирать у Кощея ребра? — спросил Федя.
— Всякое бывало, — ответил Иван Иванович, пожав плечами.
Кракатук все еще пребывал в электрической клетке. Отрезанный кусок плеча почти восстановился, но псевдо-дух выглядел скверно. Он уже не был полупрозрачным, но краска с него словно бы выцвела. Электричество в клетке было не магического происхождения, видимо, это его и держало.
— Я требую защитника, — сказал Кракатук.
— Защитник положен только живым, а ты вроде бы недавно был дух бесплотный, да? — задал вопрос следователь.
— Духь биплотный, дя? — передразнил Кракатук.
Он всем своим видом демонстрировал отказ от сотрудничества. Федя на секунду представил, как он открывает клетку, вытаскивает за шкирку преступника и вышибает у него зубы, с каждым ударом приговаривая «говори правду». Но, во-первых, он помнил, что Кракатук довольно силен, а, во-вторых, он понятия не имел, как открывается клетка. Надо куда-то нажать?
Пока Иван Иванович задавал вопросы, Федя думал о том, как живые в сказках попадали в мир мертвых. Они вроде бы умирали? Их еще нужно было побрызгать какой-то водичкой. Или это уже после… Так, живые туда не попадают, но если попадают, то может поэтому Кракатук так плохо выглядит? Он был почти мертв, а теперь почти жив. Такое скверное пограничное состояние. У него откат! Точно, он сейчас похож на наркомана. Мысль была такая четкая, что Шапкин едва не вскинул руку, чтобы попросить право на ответ. Кракатук это заметил, потому что с диким воплем бросился на прутья клетки. Все засверкало и заскрежетало, запахло шашлыком. Потом Федя увидел, как в направлении его лица летит оторванная рука псевдо-духа. Вообще, нельзя сказать, что он увидел, он это потом уже понял, когда Глюк перехватила конечность в полете. Она подкинула руку Кракатука в воздух, клацнула зубами и все закончилось.
— Фу-фу-фу! — возмутилась Розовая дама. — Я же запрещала тебе есть всякую гадость!
Глюк пошевелила морковными усами, похожими на плети вьюнка. Она чувствовала себя победительницей. Федя неуверенно почесал ее между рогами. А Грессил от злости нассал в углу, но его никто даже не поругал.
В клетке лежал Кракатук и едва дышал. Он и так был плох, а теперь без руки ему предстояло долгое восстановление. Иван Иванович понаблюдал за клеткой, потом перевел взгляд на Федю.
— Вы что-то сказать хотели?
— Он — наркоман, — выпалил Федя заготовленную речь.
Теперь он ясно увидел прорехи в своей логике, а ведь пять минут назад это казалось удачной идеей. Но он еще в школе понял, что нужно говорить свои мысли вслух, а то промолчишь и потом не докажешь, что так и думал изначально. Иван Иванович явно не рассчитывал на такой ответ, так что Федя добавил:
— Может, возьмем у него анализы на запрещенные магические вещества?
— Сомневаюсь, что у нас можно сделать такие анализы. Но в целом есть резон проверить его кровь, — согласился Иван Иванович.
У Феди просто камень с души упал. Теперь можно накидывать другие идеи, зная, что даже такую ересь одобрили. Розовая дама бросила попытки вытащить из пасти Глюка кость.
— Бродяга-разбойник угадывает мысли, твой Грессил тоже, кстати, такой же. Думаю, что Кракатук понял ход рассуждений, поэтому среагировал. Он, конечно же, не наркоман, но что-то его в этой мысли насторожило, — сказала она.
— Проверка на запрещенные вещества?
— Возможно.
Иван Иванович достал из внутреннего кармана телефон. Не было заметно, чтобы он набирал номер или нажимал кнопки; просто подождал пару секунд.
— Нужен запрос в поликлинику экспертам. Я не пойду, у меня разборки в гномьем районе. Да, напиши справку.
Если бы уши у Феди были бы такие же, как у слона, он бы услышал больше, а пока что парень делал вид, что его совершенно не интересуют РАЗБОРКИ В ГНОМЬЕМ РАЙОНЕ. Где это? Это на центральном рынке? Там прям много было маленьких злобных продавцов. Они любят деньги и не любят людей. Однажды Федя поругался там из-за семейных трусов, но это была глубоко личная история, он не мог обсуждать ее даже со своим внутренним голосом.
Иван Иванович положил трубку обратно в карман.
— Белая Чародейка, городская больница №4 находится в ваших владениях, так что, решайте, как можно туда попасть. Там есть ваши люди?
— Да, конечно, н больница №2 гораздо ближе.
Следователь слегка смутился, видимо, у него не было ответа на этот вопрос. Федя подумал, что таким образом он опять хочет состряпать дело с наименьшими хлопотами. Раз Лия уже в курсе событий, то ей можно ничего не объяснять. Тем более у нее теперь новые слуги, которым можно поручить тестовые задания.
— Говорят, в четвертой новый аппарат МРТ.
Тут даже у Кракатука, будь он в сознании, не нашлось бы слов. Спросишь зачем МРТ, а окажется, что нужен, а ты дурак. Федя зачастую на больничном сдавал такое количество разнообразных анализов, что даже не пытался вникнуть в суть.
В общем, Иван Иванович обещал быть на связи, а клетку с вялым Кракатуком передал в ведение Белой Чародейки. Федя думал, что им дадут охрану (хотя бы двух парней в черных очках и с пистолетами), но они просто пошли домой. Точнее, Лия сказала, что ей нужно рассказать своему окружению, что их стало больше, и исчезла в ворохе розовых блесток. А Шапкин сел в трамвай. С клеткой на руках. С клеткой, в которой лежал похожий на индуса однорукий карлик. В ногах у него сидели Грессил и Глюк, как два столба у ворот.
— Глюк, не шевелись, пусть люди подумают, что ты игрушка.
— Я под маскировкой. И клетка, кстати, тоже.
Шапкин не стал уточнять, что за маскировка, но немного успокоился, когда прохожие не обратили на него никакого внимания.
(продолжение следует)
Здорового сна не получилось. Битва была кровопролитной, в прямом смысле этого слова. До двенадцати ночи я задавил семь врагов, причем одной рукой. Бинт на левой руке был в крови. Вполне возможно, что это была моя, но в клопах. В целом, смешного было мало. Со своей койки я ретировался на незанятую в коридоре, рубашка и остальные прибамбасы не помогали. Но и там были они. Они везде. Я сделал вывод, если живешь с клопами, живи по их расписанию, хочешь мирно спать, спи, когда спят они. Заснул в четыре утра. Клоп - это глобальный хозяин больницы. Не министерство здравоохранения, а клоп.
Наверное, во всей стране что-то подобное. Поеду спать домой. Не поражение, но тактическое отступление.
Вероятно, это станет последним аккордом повествования. Во всем этом жизненном опыте коридорной больничной жизни, несмотря на весь трагизм ситуации вокруг понимаешь, что через препоны и всякое мракобесие, но медики лечат людей. И в нашей палате, и калеки, и люди без дома, и быть может, человек на грани, но они все живы. И останутся жить. Хотя бы в этом маленьком мире палаты Коридор.
(С) Денис Морозов
Всё таки мы мужики слабовольные и податливые существа. Ну, отменили антибиотики. Ну, разрешили домой на выходных съездить. Ну встретил кореша по приезду. Ну ты ж болеешь, тебе нельзя пить. Но ведь стресс же, больница - это же сплошной стресс.
Снимали, весь вечер субботы снимали.
Еле поднялся утром в отделение.
Ранимые, мы, мужики. Не бережет нас никто.
С утра предупредили, сегодня выборы.
Дежурная медсестра сказала, чтоб мужланы привели себя в порядок, так как придут молодые симпатичные девушки с урной и надо выглядеть достойно. Вишенка заулыбался и расцвел. Я даже расчесался.
В итоге пришла бабушка лет шестидесяти. Интерес к выборам был потерян, нет доверия к власти и должностным лицам.
Вечерело. Пришла наша фея, хотела подарить нам ещё один вечер с гитарой, но Ане было плохо, и мы решили, что не будем излишне беспокоить бедную женщину. Live in Коридор был на сегодня отменен.
Мне предстояла последняя ночь на этой неделе, поэтому я подошел к обороне своего нежного тела от клопов со всей ответственностью. Рубашка с длинными рукавами и воротником под горло, спортивные, заправленные в носки, спрей от клещей и всякой нечисти. Я, как Хома Брут, зажег свечи, нарисовал прямоугольник дустом по контурам кровати и приготовился к битве с Вием.
Да будет здоровый и безболезненный сон!
Все мои вечерние магические приготовления к возможному нашествию клопов не стоили и выеденного яйца. Ни дихлофос, ни спрей от насекомых, ни дуст и красиво просыпанные контуры на полу не впечатлили этих тварей и они таки полакомились моим стареющим обожженным телом. Как всё надоело. Как всё чесалось. Всё руководство отделения знало о клопах и беспомощно разводило руками. Какой-то маразм.
И дебилизм. Учреждение здравоохранения. Здесь нужно спать в скафандре.
Шесть утра. По отделению прошла очередная волна запахов после слива суден, в соседней палате женщины начали поздравлять бабульку с днем рождения. Ранние пташки. Да и спать в это время здесь уже затруднительно.
- Здоровья вам - послышалось оттуда.
Хотелось бы пожелать этого всем в больнице.
Ане опять плохо, встала и уронила салфетки.
- Ай блядь, ай блядь - с кровати встала Лилька, у нее с утра болела нога, она подняла салфетки и отдала Анне.
Подошла ко мне и, наклонив голову спросила:
- Отодрала корку с ожога, посмотри, что там.
На голове у нее красовалось обожженное пятно кожи без волос с выемкой посередине.
- Как пуля влетела - ответил я.
- Дырка что-ли?
- Типа того.
Скрюченная, худая и хромающая Лиля вернулась на койку.
- Ты смотрела вот тот фильм, когда из телевизора вылезало вот то скрюченное существо с черными свисающими волосами? - спросил я её.
- Звонок называется - ответила она, - Оччень, блядь, смешно.
Перевязка прошла хорошо, раны заживали быстро, единственное, глубокая рана на ступне затянулась неполностью и мешала нормально ходить, это и держало меня ещё в больнице.
- Ну, я думаю, следующая неделя будет завершающей, - сказал врач, - так, ты же домой сегодня?
- Да, ответил я, - в воскресенье утром вернусь.
- Смотри, в воскресенье выборы, чтоб в 8.00 был как штык.
- Конечно, - сказал я.
Тех, кто лежал в отделении и имел с собой паспорта занесли в списки избирателей в больнице, при этом, что за выборы, за кого голосуем - не знал никто.
Я быстренько собрался, перетряхнул все свои вещи на предмет клопов и вышел на остановку, благо, она была в двух сотнях метров от больницы.
Пока стоял, почувствовал, как что-то ползет по шее. Подпрыгнув с перепугу на месте, несмотря на больную ногу, я сбросил с себя клопа. Следом за ним с волос спрыгнул ещё один. Наверное, люди смотрели на меня, как на сбежавшего пациента психбольницы, я размахивал кепкой и пытался другой рукой взъерошить свои волосы. Пока я проделывал эти гигиенические процедуры, мой автобус ушел. Гребаные клопы, гребаная больница, гребаный недоповар. В расстроенных чувствах я сел на скамейку. Будем ждать следующий, нафиг, домой, в ванну. Прямо в одежде.
И залейте меня хлоркой!