Если это не срабатывает, то я мяукаю
tg - Mem's_Bakery
tg - Mem's_Bakery
Тихосамсо 3000 (Александра Хохлова и Дмитрий Орлов) Часть I часть I
А вот что дальше случилось, помню смутно… Помню субботний вечер, который начинался очень даже томно. Тётя с мамой разгадывали кроссворды.
– Участник корриды, выступающий во второй терции зрелища. Его цель — воткнуть в тело быка пару небольших копий. Четвертая буква «д», девятая - «мягкий знак».
– Бандерильеро, – любезно подсказала слово Товарищ Память, и зловеще захихикала, будто она знала что-то важное, а я нет.
Меня даже не ругали за оливковое масло, что я не купил, зато, отложив в сторону кроссворд, допросили по полной за несанкционированные траты.
- Ты понимаешь, Юлий, что мы не можем себе это позволить?
- Да, мама, - замямлил я, ловя на себе презрительные взгляды всех своих персонификаций.
- Деньги лишние завелись, да? Эх, Юлий, Юлий… Матери бы помог или порадовал чем, - заметила с укоризной тётка. – Тамарка вон, сколько лет мечтала об экскурсии в Астрахань на теплоходе. Правда, Том?
- Да. И тётя Люба мне бы компанию составила. А то, сколько нам уже осталось? – так грустно добавила мама, что у меня сердце от жалости защемило, но, чуя к чему дело клониться, я предпринял робкую попытку сопротивления.
– Да что в той Астрахани хорошего, мам?
- Арбузики, рыбка… - мягким мечтательным голосом произнесла мама.
- …презентация омолаживающей косметики.
Участникам круиза на теплоходе скидки от 40 до 80 процентов, - задумчиво процитировала тётка, вертя в руках какой-то рекламный буклет. И, не выходя из задумчивого состояния, велела:
- Ты, Юлий, давай-ка, тащи сюда свою игрушку.
- Зачем?
- Мишку Загоркина помнишь? Одноклассника твоего? Мы с ним сговорились, он за сорок семь тыщ пятьсот рублей самокат у нас и купит.
- Зачем ему самокат? У него машина есть.
– Для племяша подарок.
– А с кредитом как быть? – слабо трепыхнулся я.
Мама скромно потупилась, тётка развела руками:
- С кредитом, милок, сам разбирайся, хоть на вторую работу устраивайся. Взрослый ты. Сам напортачил, сам свои проблемы и решать должен. Согласен?
- Да, - покивал я головой, как зазомбированный.
Рядом нарисовалась Жаличка, присела на скамейку и стала вяло ковырять землю ножкой. Вела она себя на удивление тихо, что меня насторожило. И, как, оказалось, не зря.
– Где самокат, Юлий? – спросила мама.
Я растеряно огляделся по сторонам. И вправду, где он? Со зловредной ухмылкой Товарищ Память показала мне средний палец правой руки, и тут я понял, что… ничего не помню.
Нет! Я резко вспомнил, как приехал с самокатом в Нижние Выси, как раскрасневшаяся тетка орала: «Ирод, совсем мать не жалеешь!», как мама вторила ей далёкой авиационной сиреной: «Да в кого ж ты такой непутёвый… ну в кого?! Кормишь его, воспитываешь, а он...». И всё. Опять провал в памяти.
– Дурачком не прикидывайся! – снова стала кричать тётка, но я уже её не слушал и не слышал.
Внимание моё привлекла приоткрывшаяся калитка и зазвучавшая невесть откуда бравурная музыка, полностью заглушившая противный тёткин голос. В образовавшийся зазор протиснулся стройный до худобы, смуглокожий мужчина. Его вызывающе нарядный костюм малинового цвета резко контрастировал с окружающей дачной действительностью. У меня в глазах зарябило от золотого шитья и блёсток, которыми был украшен камзол гостя. В руках гость держал то, что походило на смешные цветные ершики для сметания пыли, но при ближайшем рассмотрении оказалось заостренными, наподобие гарпуна, пиками.
– Хола, синьоро! Как ви поживаетье? – поприветствовал он меня с сильным нарочитым акцентом, похожим на испанский. – Я есть бандерильеро. Я есть ваш маэстро.
Товарищ Память, Адик, Вреэкс и Жаличка встретили маэстро радостными возгласами и аплодисментами. Под крики моих родственниц «Куда ты смотришь, Юлий?!» маэстро станцевал зажигательный народный танец, предположительно испанский. Затем подошёл и представился:
– Я – Тихосамсо-3000, персонификация ИТП№1.
– Индивидуальная тренинговая программа «Учимся говорить НЕТ», – объяснил Адик.
– Это как понимать? – замер я в нехорошем предчувствии.
Бандерильеро подозвал Врэкса, они крепко пожали друг другу руки, и маэстро снизошёл до объяснений:
– Дорогой Юлий, мы сыграем с вами в одну игру. Я буду танцевать вокруг ваших прЭлестных родственниц танец смерти, время от времени пытаясь воткнуть в них бандерильи, – сказал он, показывая мне острые кончики ёршиков.
– Танец смерти?! Нет! – выдохнул я.
– Отлично! – похвалил маэстро. – Говорите так каждый раз, когда я буду замахиваться.
Ждать долго не пришлось. Под гитару и кастаньеты, под ритмы фламенко, маэстро исполнил несколько красивых танцевальных па вокруг мамы и тети. В тот момент, когда тётя Люба спросила: «Отдашь самокат по-хорошему или нет?», красиво выгнувшись назад, маэстро размахнулся и направил бандерильи в теткину спину. В последнюю секунду перед ударом я успел прокричать:
– Неееет!!! – чем дико напугал маму.
Пора было заканчивать этот цирк! Я знал, что маму и тётю мне не остановить, даже если я буду твердить «нет» еще сто лет. Небольшую передышку дал мне тотальный обыск. Дорогое семейство перевернуло нашу дачу вверх дном.
- Адик! – мысленно позвал я. – Скажи, как всё это можно остановить?
– В каком смысле – остановить? – удивился Адик.
– Остановить работу Тихосамсо.
– Обратись в центр техподдержки Тихосамсо.
– Издеваешься? Как же так? – расстроился я. – Юаний говорил, что даёт мне временную демонстрационную версию.
– Демонстрационная версия остановится только после появления персонификации какого-либо серьезного заболевания.
– Например?
Адик задумался и стал перебирать варианты:
– Лучевая болезнь? Вирус Эбола? Коронавирус?
– Скажи ещё – чума! – мысленно простонал я.
– О! Точно! Чума!
Заговорившись с Адиком, я чуть не пропустил очередную тётину сентенцию:
– Ишь какой, самый умный! Думаешь, спрячешь от нас свой драндулет? Ты посмотри, до чего мать довёл! Она с ног валится от усталости! Совесть есть?
– Нееет! – закричал я, но кончик бадерильи успел задеть пухлое тетино плечо.
Тётя Люба затряслась, как студень при переносе с балкона на новогодний стол, её осветленные волосы с отросшими черными корнями встали дыбом, как иглы дикобраза, она промычала «мы-мы-мы-мы», ухнула и осела на землю. Я бросился на помощь, но тётка махнула рукой, будто отгоняла страшное видение. При этом страшно ей было, а вот… удивления не было никакого! От слова совсем! Это показалось мне весьма странным и любопытным. Поэтому, дождавшись, когда мама поведет непривычно тихую тётю Любу в дом, я осторожно последовал за ними.
И не зря!
– Ох, говорила я тебе Томка – рожай дочь, не послушала ты меня… – причитала, не успокаиваясь, тётка, пока мама укладывала её на оленью шкуру. – Ох, беда, беда. Началось!
- Что началось, Любаня? Что?
- Всё… ой, всё…
- Помню, как ты про дочь мне твердила. Я его Юлием и назвала, чтоб ты довольна была. Да объясни толком! Ты поняла, что это было?!
Но толком – не получалось, тетя всё подвывала и приговаривала:
– Бедные мы с тобой, бедные, Тамаркаааа… Как бы нам на этой шкуре всю жизнь, обнявшись, просидеть не пришлось.
- О чём ты, Любаня?
– О чём я?! – взвизгнула тётка. – Ты что, забыла, что с Юликом творилось, когда он маленький был, и сердиться начинал? Как искрило всё, как лампочки перегорали…
- Ой, помню, Любочка, ой горе то, какое, – заплакала, запричитала мама. – Божечки, думала, всё прошло, а всё ещё хуже стало.
– А как он телевизор мой сжёг, за то, что я ему мультики посмотреть не дала, помнишь?
– Ох, ну опять ты про этот старый телевизор, - поцокала языком мама, сразу успокаиваясь. – Сколько можно!
– Сколько нужно! – отрезала тётка. – А помнишь байки, что бабка Антонина про деда Ургэла травила?
– Какие?
– Что шаманом он был настоящим.
– Как так? – удивилась мама. – А я помню, что оленеводом и героем труда.
Тетя проворчала, что одно другому не мешает, что дед, скорее всего и героем труда стал, благодаря шаманству. Рассказала, что когда он злился, то молнии с ясного неба посреди зимы слетали и оленя до костей прожарить могли. И не только оленя! Домашние деда Ургэла только тем и спасались, что на оленьих шкурах сидели, глаза поднять, встать в полный рост боялись.
– Только того, кто на шкуре оленьей тихо сидел, делами своими занимался, молния и не трогала! – добавила тётка.
– Так вот чего бабка шкуру с Севера с собой тащила, - с уважением протянула мама.
– Да! Сбежала ведь она от деда, год пожили, и сбежала, а шкуру с собой взяла. На всякий случай.
Дальше тетка рассказала, что дар этот или проклятье только по мужской линии передается, поэтому их бабка и рада была, что дочку родила, а деду это не понравилось. Осерчал он, и они разругались.
– И это шкура того оленя, что дедовой молнией убило. Шкуру у бабки Академия наук взять на исследования хотела, но она не дала! Бабку Антонину даже Сталин просил отдать шкуру на исследования, а она не отдала. Так Ургэла боялась!
– Ну, это уж точно байки, – не поверила словам сестры мама. - Сталин, прям, её лично просил?
– Может и не Сталин, а Троцкий. Или Дзержинский. Или Яков Блюмкин, да только…
Далее разговор потёк по такому неконструктивному руслу в стиле любимого теткой телевизионного канала РенТиВи, что я быстро потерял нить рассуждений. А ещё меня отвлёк непонятый шум, лязгающие, позвякивающие ритмичные звуки, будто калёный металл пел свою песенку. Точнее – будто кто-то точил топор.
Обернувшись, я увидел, что посреди двора стоит точильный аппарат на ножной тяге, а за ним расположился палач – высокий широкоплечий мужчина, с накачанными руками и пивным животиком. Выглядел он как типичный палач из фильмов про Средневековье. Но, если чёрные обтягивающие штаны и стильный красный колпак могли быть киношным реквизитом, то огромный топор на длинном древке, покрытый бурыми пятнами крови на бутафорию не походил.
– Это – Тихосамсо-3000, персонификация № 004 «Подавленная агрессия», в простонародии – Моняк, – упавшим голосом сообщил Адик.
- Можно просто Моня! – крикнул палач, отсалютовав топором. – Приятно познакомиться!
- А уж мне то, как приятно, - пробормотал я, представив, как за мной теперь повсюду будет таскаться еще и Моня с топором. – Адик, – совсем потеряно спросил я - А, сколько вас вообще?
- Во «времянке»? – прикинул Адик. – Полтыщи персонификаций, ну и еще сотенки две тренинговых программ. А что?
– Да ничего. А этот Моня, он человека убить может?
– Могу! – крикнул мне радостно палач. – Ща! Топор доточу и смогу! Ты только скажи кого надо, а то я сам выберу. Гы-гы! – неприятно пошутил он, а может, что и не шутил.
Жаличка, вон, даже и не улыбнулась, а, достав из кармана блокнотик, принялась скоренько строчить список. Имена мамы, тёти Любы, Мишки Загоркина шли в нём под первыми номерами, даже папа там был, правда, не в первой десятке.
– О-о! – нахмурился вдруг Адик. – Началось! Патрулеры идут!
– Кто? Где? – замер я, завертев головой по сторонам.
В трёх шагах от меня пространство вдруг раздвинулось, будто невидимая рука расстегнула застёжку «молнию» на одежде. Из образовавшейся «прогалины» вышли крепкие ребята, одетые в грубые коричневые сарафаны и тёмно-синие кокошники. Я понимаю, что это может и смешно звучит, но вы бы их видели, вам бы смеяться сразу перехотелось, настолько парни были суровы. Впереди себя они вели Феофу Юания, что шёл, понурив голову, держа руки за спиной. Увидев меня, он оживился. Думал, обрадовался, но нет:
– Ты зачем рассказ написал, Берёзкин? – заголосил он. – Зачем рассказ написал, я тебя спрашиваю?!
– Хео рассказ, Юаний?! – попятился я от него.
– Тихосамсо-3000!
– Не писал я ничего!
– Напишите! – твердым тоном сказал мне один из патрулеров.
– Да не хочу я ничего писать! – занервничал я.
– Напишите, если не хотите...
Тут патрулер перечислил статьи законов, по которым мне придется отвечать в случае, если рассказ не будет написан. Якобы, это помешает поимке и аресту опасного контрабандиста.
Дальнейшие события развивались быстро и стремительно. Один из патрулеров опустил свой «кокошник» на глаза и, как я догадался, ему стали видны мои персонификации. Он подозвал к себе Товарищ Память, и она пошла, понурив голову и заложив руки за спину, совсем как Феофа.
– Нас сейчас отключат, – с грустью констатировал Адик. – Приятно было пообщаться. Но учти, хоть мы и исчезнем, но никуда не денемся. Береги себя, Юлий Березкин, и никому в обиду не давай, иначе это плохо закончится и для тебя, и для окружающих.
– Юлииий… – позвал меня приятный, будто воркующий, девичий голосок.
Я обернулся, и увидел, как ко мне уверенно и быстро приближается невероятно красивая и удивительно знакомая девушка. Её красное шёлковое платье разрывало зелень травы и черноту земли своей яркостью. Прекрасная блондинка не шла – парила над землёй, едва касаясь шпильками красных туфелек выбоин каменной дорожки. Кто же она такая?! Кассирша? Контролёрша? Травести-дива, которую я видел на концерте, куда меня затащили мама и тетка?
– Ты что за гадости про меня подумал, Юлий?!
Девушка выхватила из-под полы платья штурмовую винтовку и открыла огонь. Тра-та-та-та-та грохотали выстрелы, и в меня полетели застывшие свинцовые капли. Боли я не чувствовал, но с каждой секундой мне становилось всё хуже и хуже. Я стал задыхаться, и вдруг с ужасом понял, что держу в каждой руке по помидору и с наслаждением их жую.
– Ты кто? – прохрипел я, теряя последние силы.
– Я – Тихосамсо-3000, персонификация № 005, – с гордостью произнесла девушка. – Твоя аллергия на томаты. Можно просто Аля.
Очнулся я, лёжа на земле. Рядом со мной валялись покусанные помидоры. Последнее, что помнил – это виноватые глаза Товарища Памяти, которая заставила меня забыть, что нельзя есть томаты, и патрулера, достающего из своей минилоки аптечку. Также я вспомнил, наконец, где мой самокат. Он на вокзале в камере хранения, а ключ от ячейки прилеплен скотчем под столом.
…А теперь нужно садиться и писать рассказ «Тихосамсо-3000», чтобы не иметь в будущем проблем с законом.
Понятия не имею, о чём писать?..
Телеграм - Три мема внутривенно
Всем привет, а я продолжаю делиться старыми работами. Сегодня вновь альтернативная история. Штатный шаман отдельной сибирской конно-бронетанковой дивизии НКВД. Преследует врагов народа даже на том свете, мешает лесным духам уносить колоски с полей, а также с помощью темных красных ритуалов зацикливает жизнь Ивана Денисовича в одном и том же дне.
60*60 Холст, масло, масл. пастель.
- Чем нам отблагодарить тебя, бог?
- Я голоден, принеси мне жратву какую-нибудь.
- Племя, бог требует, чтоб мы принесли ему жертву.
- Жратву! Я сказал жратву, а не жертву!..
Но шамана было уже не остановить.
Сидит Чукча и думает: «Какой будет предстоящая зима: длинная или короткая? Холодная или тёплая? Много ли рыбы запасть? Пойду-ка к Шаману, у него узнаю!»
Приходит Чукча к Шаману, и спрашивает:
— Скажи, о мудрый Шаман: какой будет предстоящая зима: длинная или короткая? Холодная или тёплая?
Шаман думает: «Если скажу, что зима будет короткая и теплая, то Чукча рыбы мало запасет, потом голодать будет. Лучше скажу, что зима будет длинная и холодная». Ударил Шаман в бубен, взглянул на звездное небо, вгляделся в волшебный сосуд, и отвечает:
— Зима, Чукча, будет длинная, холодная и суровая.
Ушёл Чукча, а Шаман думает: «А если тёплая зима будет? Пойду-ка я, спрошу у Синоптика»
Приходит Шаман к Синоптику, и спрашивает:
— Скажи, о мудрый Синоптик, какой будет предстоящая зима будет длинная или короткая? Холодная или тёплая?
Отвечает ему Синоптик:
— Зима, Шаман, будет длинная, холодная и суровая.
— Спасибо! - говорит Шаман. — А откуда ты это знаешь, о мудрый Синоптик?
А Синоптик показывает Шаману в окно:
— А вон, смотри, Чукча рано отправился рыбу запасать.
VS
Анекдот