Барбадос станет первым в мире государством, открывшим посольство в метавселенной. Об этом 15 ноября сообщает компания Decentraland, создавшая один из крупнейших цифровых миров, где люди взаимодействуют друг с другом с помощью аватаров.

Как пишет издание CoinDesk, правительство Барбадоса хочет заключить соглашение и с другими метамирами. По словам посла государства в ОАЭ Габриэля Абеда, правительство рассматривает такое расширение как дипломатическую возможность.

«Это способ для Барбадоса расширить свои дипломатические миссии за пределы, которые он имеет в настоящее время, с более чем 190 странами по всему миру. Это позволит нам открыть дверь, используя технологическую дипломатию, которая затем распространится на культурную — обмен искусством, музыкой и культурой», — поделился он.

https://ria.ru/20211115/barbados-1759210190.html

Моя мать сильно обиделась на меня, из-за того, что я заблокировал ее в ВК, в Фейсбуке и в Инстаграме.

Она у меня есть только в ватсапе ее номер, свои статусы там от нее я естественно скрываю.

Мой отец тоже есть в соцсетях, но ему как-то пофиг, что я не добавил его в друзья.

Мать несколько раз отправляла мне заявку в друзья.

Потом в одной группе ответила на мой комментарий, а это как бы, как объяснить, ну там и пошло и вульгарно и короче полная аморальщина. После этого я удалил свой комментарий там и не забанил в ВК, и забанил в остальных соцсетях.

Ну блин, как-то не очень, я не хотел её в друзья добавлять и мне пришлось ее забанить, чтоб не следила за мной в интернете, в каких группах я состою и на что подписан.

Цифровой мир - это совсем другая реальность и я не готов туда пускать своих родителей.

И теперь мать обижена что я ее забанил и считает, не сказала прямо, а чуть ли не "предательством", что я родную мать в черный список добавил.

Разве я неправильно поступил, наверное многие тут есть, у кого родители тоже в соцсетях сидят, вы держите их в друзьях, готовы смириться с тем фактом, что они будут в курсе на что вы подписаны, где комментируете и в целом ваша жизнь в соцсетях?

В русскоязычном интернете информация о Beeple ограничивается лишь новостями о продаже JPEG файла "Everydays: The First 5000 Days" на Christie’s. Но кто он такой? Как работает и что привело его к такому успеху?

Я подготовила перевод нескольких интервью, так что уэлкам энд энджой.

Получше рассмотреть можете на сайте https://www.beeple-crap.com/everydays

Краткая справка:

Настоящее имя – Майк Викельманн.

Родился в 1981 году и вырос в деревне Норт-Фон-дю-Лак, штат Висконсин, США.

В 2003 году он окончил Университет Пердью по специальности “Компьютерные науки”.

Участвовал в создании визуальных эффектов для концертов известных музыкантов (Ариана Гранде, Джастин Бибер, Ники Минаж) и работал с мировыми брендами (Nike, Apple и Space X).

— Откуда такой псевдоним?

— Есть игрушка родом из 80-х, у неё загорается нос, когда включается свет или раздаётся шум. Beeple — это прозвище самой игрушки, за мной оно закрепилось лет двадцать назад.

— Как Вы пришли в графический дизайн?

— Когда я был старшеклассником, ходил на уроки рисования. Сначала это было рисование как предмет с какими-то очень общими знаниями, потом я переключился на скульптуру. Уроки графического дизайна тогда тоже были, но тогда я думал, что это самое глупое, что можно было выбрать. Наверное, я так думал, потому что на этих уроках ребята делали логотипы, что-то очень простое и отполированное, не очень впечатляло.

В колледже у меня был друг, который показывал мне какие-то странные и необычные арты из интернета, на меня это тогда частично повлияло.

У меня нет художественного образования, но я учился графическому дизайну по онлайн-туториалам, приучил себя систематически делать короткие ролики и абстрактные клипы в разных программах.

— Вы работаете фрилансером?

— Более 10 лет я работал на полной ставке наёмным сотрудником, потом стал больше работать дома и в итоге полностью переключился на фриланс. Там, где мы жили, не было студий, которые бы профессионально занимались моушн-дизайном. Честно признаться, мои доходы увеличились вдвое после того, как я перешёл на фриланс. Работать удалённо — очень удобно.

— Опишите свой день.

— Обычно я встаю очень рано, примерно в 5 часов утра. Тренируюсь, в основном, бегаю, потом работаю над заказами, занимаюсь личными делами, если нужно. Вечером ужинаю и играю с детьми, потом ещё несколько часов работаю. Именно в это вечернее время я занимаюсь проектом "Еverydays". Очень длинный день.

— Как Вы придумали проект "Еverydays"?

— Я подсмотрел эту идею у иллюстратора Тома Джадда. Он каждый день делал наброски в блокноте, и было видно, как он прогрессировал. Я тоже хотел рисовать лучше, это классный способ учиться чему-то. Нужно просто превратить это в привычку, представить, что у тебя нет выбора не делать этого.

Когда я начинал, у меня не было чувства типа "Боже, это так круто, я готов это делать до конца своей жизни!". Я и не предполагал, что продержусь так долго и что это так далеко зайдет.

— Нужно иметь сильную мотивацию, чтобы так работать. Как её найти?

— Нет ничего такого, что могло бы сломать эту рутину длиной в десятки лет. Конечно, иногда просто охота посмотреть "Игру престолов" вместо работы.

У меня есть дедлайн — я должен успеть создать очередной арт до полуночи. Когда на часах уже 23:50, я очень раздражаюсь, если не успеваю, но именно такой расклад и заставляет меня максимально сфокусироваться.

Иногда меня спрашивают: "Может, проще сделать одну работу в неделю? Зачем так усложнять себе жизнь?". Проблема в том, что если бы так было, то я бы ждал до последнего момента и не работал бы всю неделю.

— Чем Вы вдохновляетесь?

— Не так часто можно чем-то вдохновиться, это же обычная жизнь, в которой один день не особо отличается от предыдущего. Подъём, работа, дети, ещё работа, ложишься спать. Не сказать, что постоянно происходят какие-то сумасшедшие вещи, которые вдохновляют. Сидеть и ждать, пока муза придёт ко мне и поцелует в лоб — тоже не вариант, у меня нет столько времени.

Обычно меня зажигают чужие работы. Есть сайты, которые я постоянно смотрю — Pinterest, Behance, Tumblr, Instagram. Меня может заинтересовать какая-нибудь необычная форма, цветовая палитра, композиция или интересный ракурс. Мои работы — это микс того, что я обычно вижу. Смотрю 5-10 минут и не открываю Cinema 4D , пока нет идеи, иначе это займёт слишком много времени. Зачастую берёшь одну идею, а в результате получается совсем другая. Контент-плана у меня нет.

— Сколько времени уходит на "Everydays"?

— Обычно 2-2,5 часа, зависит от того, насколько загруженным выдался день и какой у меня настрой. Иногда я чувствую, что можно сделать лучше, и трачу больше времени. Иногда получается не очень, сколько бы ты времени не потратил. Бывает по-разному.

— Вы публикуете работу, даже если недовольны результатом?

— Да, чаще всего так и происходит. Проблема в том, что времени мало, и это угнетает. Ну просто неоткуда было выделить больше времени в тот день на работу, что ж теперь? Не публиковать, потому что просто не нравится? Если постоянно оценивать, хорошо или плохо получилось, то ты так долго не продержишься. Особенно, если учитывать, что ты тратишь на работу всего пару часов. Нереально делать что-то каждый день и постоянно быть довольным результатом. Если это так, то значит, у Вас планка занижена. Иначе никак.

Я знаю художников, которые очень долго работают над своим артом, и он получается прекрасным и проработанным. Мне иногда просто везёт сделать что-то быстро и круто. Качество и количество не всегда прямо коррелируют, на мой взгляд. Все мы разные, каждому — свой подход к работе.

Если я делаю что-то, то никогда не возвращаюсь к доработке. Как только видео отрендерилось, оно становится для меня бессмысленным. Я как бы отстраняюсь от своих артов, как только они публикуются.

— Как Вы создаёте свои композиции? Пользуетесь ли готовыми моделями?

— На протяжении десяти лет я занимался 3D моделированием. Когда я только учился этому, то создавал с нуля каждую деталь, но со временем стал использовать уже готовые модели. Собралась целая библиотека с ассетами, и я начал больше фокусироваться на цвете, композиции и на самой идее.

Возможно, кто-то может сказать, что это неправильно и что нужно всё делать самому. Нужно, если в этом и заключается Ваша цель — делать всё самому. У меня другая цель. Я хочу использовать все доступные инструменты, и клиенты это ценят. Если ты сам запрещаешь себе пользоваться чем-то готовым, то это сильно усложняет работу. Клиентам всё равно, как ты это сделал. Если ты будешь медлить, то они скажут: "Ну, что ж ты это на Adobe Stock не купил, в чём проблема?". Не хочу изобретать колесо заново. Если нужно дерево, взял – и скачал.

— В каких программах работаете?

— Cinema 4D, OctaneRender, After Effects, Photoshop. Недавно начал изучать Houdini и Arnold. Стараюсь пользоваться самыми передовыми рендерами и плагинами, чтобы делать быстрее и качественнее.

— Как Вы объясняете свой успех в сфере цифрового искусства?

— Я делал много всего и сразу, вёл все возможные социальные сети и делал это систематически. Просто постоянно публиковал свои работы. Если часто покупать лотерейные билеты, то шансов вытянуть счастливый - больше, также и тут.

У меня нет портфолио, клиенты сами находят меня. Сейчас я чаще работаю с теми, кого уже хорошо знаю, с теми, кто знает мой стиль работы. Мне сложно работать с новыми клиентами, потому что идеи сложно объяснить. Никогда не знаешь, какой точно результат получится.

— Чему Вы научились, пока работали над "Everydays"?

— Терпению. Ты просто работаешь, понимаешь, что тебе понадобится много времени на то, чтобы чему-то научиться. Это успех не из разряда "проснуться знаменитым". Нужно работать довольно долго, чтобы тебя увидели, чтобы пришли клиенты.

Далее — интервью после аукциона.

— Как ощущения?

— Ощущения интересные! Мы наблюдали за торгами всей семьёй в компании двух съёмочных команд, которые снимали нашу реакцию. Параллельно я общался с людьми в Clubhouse. Это было даже слишком публично.

Когда цена изменилась с 25 миллионов до 50, я не мог поверить, и слушатели в Clubhouse удивлялись, мол, что? Серьёзно? Это сумасшествие какое-то, я даже не знаю, как это описать.

— Как Вы считаете, Ваша работа стоит 69 миллионов долларов?

— Первую свою работу из серии "Everydays" я опубликовал 1 мая 2007 года, последнюю — в январе 2021. Этот проект— результат моей 13 летней работы. Можно ли 13 лет работы оценить в эту сумму? Не знаю, это такие вещи, в которых решает рынок. Я понятия не имею, сколько это стоит. Сколько люди готовы за это заплатить, столько и стоит.

— Новость о продаже Вашей работы на аукционе очень активно обсуждалась. Многие люди говорят, что не понимают весь этот шум из-за nft и криптоискусства. Это же просто файл, его нельзя даже повесить на стену. Как можно платить такие деньги? Что бы Вы им ответили?

— Это нечто новое, и это действительно самый дорогой jpeg файл в истории. Они, конечно, отчасти правы, просто нужно время на то, чтобы понять, что такое цифровая собственность. Некоторые также задаются вопросами типа "Что такое криптовалюта? Что за биткоины?". Думаю, со временем люди поймут, что владеть чем-то цифровым — это то же самое, что и владеть физическими вещами. Просто вспомните про бейсбольные карточки, в чём их ценность? Это же всего лишь куски картона.

— Какие права получает владелец, помимо того что это уже очень, очень, очень дорогая бейсбольная карточка с автографом владельца? Могут ли они разбить коллаж на отдельные работы и продавать их по отдельности?

— Такое возможно, да. С моими прошлыми работами подобное уже было. Вся прелесть nft в этом и заключается, с ними можно много чего сотворить. Покупатель не владеет авторскими правами, но он может показывать работу другим. Вопрос в том — как он захочет эту работу показать. Это очень важно, как мои работы будут демонстрироваться в реальном мире. Я могу сделать из неё большой принт для украшения дома или проекцию на стену здания. Это преимущество цифровой работы, она может жить в разных проявлениях и принимать разные формы, в отличие от физически написанной картины, которая существует только в одном виде.

— Вы связывались с владельцем? Знаете, кто это?

—Знаю, но пока не скажу. Скоро узнаете.

— Что будете делать с деньгами?

— Хочу вложить их в творчество, чтобы создавать проекты ещё больше и круче. Коллекционеры же покупают не только потому, что это какая-то красивая картинка. "Хочу и могу её купить — покупаю." Нет. Это прежде всего инвестиция, и я хочу, чтобы эти вложения отбивались. Это хорошо и для меня, и для них, когда работы растут в цене, поэтому в планах — развиваться дальше.

— Что будете делать с деньгами? Вы получаете оплату в виде криптовалюты Ethereum. Будете хранить заработанное в ней или оставите только какой-то процент?

—Частично оставлю, сколько именно — не знаю пока, надо подумать.

— Криптовалюта нашла Вас или Вы нашли криптовалюту? Как Вы вообще попали в эту сферу?

— Я, конечно, знал о существовании криптовалюты, и с самого начала считал, что это просто потрясающе. Впервые вложился в Ethereum в 2017 году, тогда все это делали.

В середине октября прошлого года мои знакомые начали говорить мне, мол, обрати внимание на nft. Когда я чуть больше об этом узнал, то подумал, что со временем это станет очередным пузырём, когда очень много людей придут туда, но пока всё только начинается. Сама технология прекрасная, с ней просто доказать авторство, и она может пригодиться в других сферах, не только в сфере цифрового искусства. Это ещё один вид активов.

— На какую сумму Вы рассчитывали, когда решили принять участие в аукционе?

— Все меня об этом спрашивали, но я не делал ставок и никогда не буду. Не хочу, чтобы люди услышали от меня цифру и ориентировались на неё. Раньше я не продавал свои работы дороже 969 долларов. Если кто-то говорит, что моя работа стоит почти 70 миллионов, то я с удовольствием соглашусь. Это не я сказал, это вы так оценили.

— Будет ли мир nft более демократичным? Или же, как в сфере традиционного искусства, будут популярны только крупные аукционные дома и известные художники?

— Не думаю, что всё будет более демократично, если честно. Да, у большего количества людей появится доступ к этому миру искусства из-за того, что это всё происходит в интернете. Но можем ли мы сказать, что интернет демократизируют всё? Лишь отчасти. Christie’s и Sotheby’s в любом случае будут в лидерах.

— Как изменилось Ваше самоощущение как художника?

— Я уже был довольно-таки популярным цифровым художником, когда пришел к nft: несколько миллионов подписчиков в соц.сетях, хороший заработок, работа с крупными студиями. Это просто новый уровень признания моей работы и новый этап популярности. Я делал это не для того, чтобы заработать.

Иногда делаю дропы по одному доллару, чтобы те, кто купил, мог бы перепродать за тысячи, и я продолжу так делать.

— В Instagram Вы опубликовали пост с названием "Следующая глава". Что это значит?

— Рынок традиционного искусства долго игнорировал цифровую сферу, потому что не знал, как с ней работать. Думаю, сейчас нас ждёт новый этап в истории и повышенный интерес к цифровому искусству. Люди создают цифровые картины уже лет двадцать. Наверняка они начнут обращаться к старым работам и пробовать смотреть на них свежим взглядом.

Ну, что? Захотелось разобраться, как продавать свои труды в виде nft?

В своём Инстаграм я рассказываю истории и новости об искусстве, которое происходят сегодня. В самых разных проявлениях и из самых свежих источников. Подписывайтесь, пожалуйста :)

https://www.instagram.com/belchishi/

Взлом бионического протеза и ДНК-разведка, незаконная распечатка оружия и риновирусный спам – это далеко не полный перечень самых невероятных преступлений, которые ждут нас в весьма вероятном будущем.

Одним из научно-популярных бестселлеров 2015 года в США стала книга Марка Гудмана «Преступления будущего». В ней бывший сотрудник полиции Лос-Анджелеса, имеющий опыт работы в Интерполе, ЦРУ и Секретной службе, консультировавший полицейские ведомства десятков стран, рассуждает на тему небывалых преступлений, которые ждут нас в XXI веке. Правонарушений, о которых никто до сих пор и не задумывался, с использованием приемов и инструментов, о которых никто прежде и не подозревал.

Увы, древнейшие преступления – грабеж, убийства и т. п. – так и не сходят со сцены истории, более того, к ним постоянно присоединяются новые. Криминальный мир весьма охотно берет на вооружение новейшие достижения науки и техники. В начале ХХ века такое изобретение, как ацетиленовая горелка, оставалось почти незамеченным публикой, пока грабители не начали с ее помощью вскрывать банковские сейфы. В начале XXI века «луковая маршрутизация» для скрытного обмена информацией между компьютерами привела к развитию целого «темного Интернета», где паспорта, оружие и наркотики можно приобрести едва ли не на каждом углу.

С Сетью, по мнению Марка Гудмана, у нас особые проблемы: подключая к ней все новые и новые устройства, мы забываем о том, что все, доступное извне, рано или поздно можно будет взломать. Никаких существующих технологий и агентств безопасности недостаточно для противостояния растущей угрозе. Интернет развивается в разы быстрее, чем средства его защиты, и все это не более эффективно, чем попытка спрятаться от ядерного взрыва за солнцезащитным экраном. «Настало время хладнокровной переоценки состояния дел, – пишет Гудман. – Время реализовать новый “Манхэттенский проект” в области кибербезопасности».

Такой «Манхэттенский проект» должен объединить усилия лучших ученых и разработчиков, университеты и правительственные организации, корпорации и гражданское общество. По мнению Гудмана, к нему стоит привлечь предпринимателей и политиков, юристов и военных – и целью его должно стать создание полноценной, всеобъемлющей защиты, включая более безопасное оборудование, операционные системы и программное обеспечение как минимум на общегосударственном, а лучше – глобальном уровне.

В компьютере

Одну из первых громких хакерских атак совершил американский студент и впоследствии один из самых известных хакеров Кевин Митник. В 1983 году, ловко выманив пароль доступа в телефонном разговоре, он проник в сеть ARPANet и сумел войти в компьютеры Пентагона, получив доступ к их файлам. Митник был арестован, осужден и провел полгода в исправительном центре для молодежи. В 1994 году Владимир Левин взломал центральный сервер Citibank и пытался опустошить счета его клиентов. В 1999-м 16-летний Джонатан Джеймс пробрался на серверы NASA и украл несколько файлов, включая исходные коды программного управления МКС.

В январе 2003 года атака вируса Slammer замедлила скорость работы Интернета в глобальном масштабе, а некоторые страны – такие как Южная Корея – оказались и вовсе отрезаны от Сети. В апреле 2009 года американские СМИ сообщали о похищении хакерами нескольких терабайт секретной информации о многоцелевом истребителе пятого поколения F-35 Lightning II. Годом позже вирус Stuxnet поразил компьютеры учреждений Ирана, участвовавших в работе над его ядерной программой. Целенаправленная активация Stuxnet вывела из строя центрифуги, необходимые для обогащения ядерного топлива. В конце того же 2010 года хакерская группа Anonymous провела серию DDoS-атак на сайты компаний, противодействовавших работе ресурса WikiLeaks, в том числе PayPal, Visa и MasterСard.

В марте 2011 года добычей хакеров стали серверы компании EMC и данные о технологии SecurID, которая применяется в защите корпоративных компьютерных сетей. В 2012 году были атакованы сайты целого ряда оппозиционных российских СМИ. В 2013 году были взломаны правительственные сайты Бельгии, Венесуэлы, Перу, а атака на сайт борцов со спамерами из Spamhaus снова привела к замедлению Интернета в глобальном масштабе. В 2014 году хакеры завладели информацией о госслужащих, хранящейся в Управлении кадровой службы США. Взломы торговых сетей Home Depot, Target, серверов кадровой службы Sony, медицинской страховой компании Anthem (уже 2015-й год) и других организаций сделали добычей хакеров личные данные сотен миллионов пользователей Сети. Взгляните в зеркало: вы наверняка уже в этом списке.

Вне компьютера

В прочем, хакерами сегодня уже никого не удивишь, со взломами компьютеров и аккаунтов сталкивались слишком многие. Но на этом опасности, о которых говорит Гудман, не заканчиваются. Преступления становятся настолько высокотехнологичными, что способны поразить воображение. Например, несколько лет назад правоохранители были потрясены, обнаружив, что несколько наркокартелей в Мексике организовали собственную, неизвестную посторонним, сеть защищенной связи, которая действовала во всех штатах страны. «Технологии делают наш мир все более открытым, и, как правило, это к лучшему, – говорит эксперт по безопасности. – Однако у этой открытости могут быть и неожиданные последствия».

Набирающая популярность концепция «интернета вещей», в рамках которой доступ во всемирную Сеть должны получать все больше разнообразных устройств, приносит особенные угрозы. Медицинское оборудование и электростанции, имплантируемые устройства и системы безопасности – чем проще с ними работать, тем проще оказывается и доступ для злоумышленников. В 2008 году группа террористов атаковала индийский Мумбаи. Трагедия растянулась на несколько дней: вооруженные автоматами и гранатами преступники, не задумываясь, открывали огонь по мирным жителям. Но использовали они и более сложные технологии – уже после уничтожения террористов у них обнаружили мобильные телефоны и приборы ночного видения.

Следя за социальными сетями, они выходили в места большого скопления людей. У них даже действовал свой «Ситуационный центр», который следил за развитием событий и в режиме реального времени координировал действия отдельных групп из-за границы, с территории Пакистана. По сообщениям очевидцев, одной рукой ведя огонь, второй террористы следили за сообщениями на своих мобильниках – и десятерым убийцам удалось более чем на 60 часов погрузить в хаос 20-миллионный мегаполис.

Преступления прошлого касались отдельных личностей. Сегодня одним махом можно сделать потерпевшими миллионы людей. Взлом криптографической защиты игровой приставки Sony PlayStation задел более 100 млн человек. Никакому Аль Капоне и не снилось ограбить одновременно так много людей. Однако киберпреступностью вызовы будущего вовсе не ограничиваются. Кажется, нарушители закона пытаются «оседлать» и обратить в свою пользу все самые перспективные направления современных технологий.

По данным Марка Гудмана, недавно в США ФБР арестовало сторонника «Аль-Каиды», готовившегося атаковать правительственные здания с помощью дистанционно управляемых беспилотников, нагруженных взрывчатым пластидом С-4. Даже такая безобидная, казалось бы, технология, как 3D-печать, уже нашла своих «черных умельцев». Чертежи пистолета Liberator, спроектированного и испытанного компанией Defense Distributed, позволяли напечатать огнестрельное (и незаметное для металлоискателей) оружие любому желающему при наличии доступа к 3D-принтеру. Загруженные на пиратский сайт Pirate Bay модели для печати быстро стали хитом и были скачаны сотнями тысяч пользователей.

Внутри живого

Живые системы с их ДНК и клетками выглядят не слишком похожими на компьютеры – сравнение это можно сделать лишь с большой натяжкой. Однако есть у них и сходства: ДНК несет информацию, которая копируется, и инструкции, которые исполняются. А значит, этот процесс можно взломать – вопрос в наличии практически доступных технологий. Эти технологии пока несовершенны, но развиваются с угрожающей скоростью.

Если проводить параллель с классическим компьютерным хакингом, то они, по мнению Марка Гудмана, находятся где-то на уровне конца 1970-х. «Биохакеры» – пока еще занятие романтическое и даже в чем-то благородное. Но биотехнологии совершенствуются уж точно не медленней, чем когда-то цифровые. Первое полное секвенирование человеческого генома было завершено только в 2000 г. и потребовало участия лабораторий множества стран, затративших около 2 млрд долларов. Сегодня такая работа обойдется в 2500, а к концу десятилетия будет стоить несколько долларов.

Усилия поколений ученых привели к настоящей революции в биологических, генетических и медицинских технологиях. Мы способны не только читать ДНК, но и направленно менять их, а новейшие подходы – такие как CRISPS/CAS9 – позволяют делать это с хорошей точностью и результативностью. Развивается целое направление генетической инженерии, главной целью которого является создание организмов с заранее заданными свойствами. Что самое главное, для таких вмешательств уже не требуется многомиллионных вложений и огромных лабораторий.

Пока что биологические атаки террористов не приводили к настоящим катастрофам. Рассылка спор сибирской язвы в США в 2001 году привела к гибели лишь пяти человек. Но вспомним других террористов – японскую секту Аум Синрикё, члены которой распылили ядовитый газ зарин в метро Токио. До того, как деятельность ее была пресечена, руководство секты вложило более 10 млн долларов в разработку биологического оружия, аналогов которому не было – оно не обнаруживалось бы стандартными тестами и не имело заранее подготовленных методов борьбы. К счастью, в 1990-е, когда действовала секта, это было слишком сложно, и «программа разработки» была свернута. Но сегодня такое вполне доступно.

Образцы наиболее опасных микроорганизмов хранятся под тщательным контролем, в защищенных лабораториях и депозитариях, доступ в которые ограничен. Однако их геном можно найти в открытом доступе – в Сети, – а значит, теоретически их можно и воссоздать. А о том, какой хаос способна посеять эпидемическая паника в масштабах всего мира, лучше и не думать. Сравнить ее можно разве что с паникой вокруг приснопамятной «Проблемы 2000 года», поразившей цифровой мир на рубеже XXI в.

В будущем

Марк Гудман считает, что в целом «биопреступность» будет развиваться подобно знакомой всем киберпреступности. И если уж самой распространенной формой последней является рассылка спама, нечто подобное возьмут на вооружение и «биохакеры». Их «письма счастья» – это лишь фрагменты ДНК, которые незаметно могут «рассылаться» и встраиваться в геном «получателя» с помощью вирусов-носителей. Зачем? Чтобы делать деньги!

Элементарный пример – обыкновенная простуда. Неопасное, но очень распространенное инфекционное заболевание, вызываемое риновирусами. Сами по себе они – нечто вроде «живого спама», который нужно лишь подтолкнуть. Новая искусственная форма этого вируса (в дополнение к сотне уже известных природных разновидностей), не встречая никаких препятствий со стороны иммунитета, быстро распространится по миру. В принципе, ничего страшного, но какие деньги можно сделать на витаминах, средствах от насморка и кашля!.. Сегодня этот рынок приближается к цифре в 30 млрд долларов ежегодно. Другой вариант киберпреступности – фишинг – создание сайтов и сервисов, имитирующих реально существующие, для того чтобы выманить логины, пароли, ПИН-коды и иные персональные данные их пользователей. И у него может появиться биологический аналог: кража чужой ДНК с целью расшифровки и получения конфиденциальных сведений о человеке. Предотвратить «утечку» своей ДНК для рядового гражданина практически нереально. Мы оставляем свои клетки, волосы и слюну повсюду, но если ДНК рядовых граждан вряд ли кого-то особенно заинтересует, то в геноме сильных мира сего покопаться интересно многим.

«Биопапарацци» наверняка заинтересуются образцами ДНК голливудских знаменитостей, оставленными на салфетке, – ведь в них можно найти много интересного о происхождении и скрываемых от публики болезнях и даже кое-что о чертах характера звезды. И кто знает, что можно будет выяснить еще лет через 10! Дипломатам во время переговоров склонность лидера другой страны к азарту и принятию рискованных решений может оказаться на руку. А уж использование их ДНК в качестве ключа для получения доступа к сверхсекретной информации – наверняка лишь вопрос времени.

Кстати, использование чужой ДНК для подбрасывания улик на место преступления и заметания следов – уже давно существующая в уголовном мире практика. Возможно, некоторые преступники взяли на вооружение и такие современные методы, как полимеразная цепная реакция: с ней подкинуть чужую ДНК можно, завладев лишь крошечным первоначальным образцом – волосом или остатками слюны на краю бокала – и «размножив» геном до нужного количества.

Далее – везде

Когда мы говорим о предстоящем появлении биологических аналогов всех видов киберпреступности, мы не преувеличиваем. Любому из них можно предложить пару в мире нелегальных биотехнологий будущего. DoS-атаки с их миллионами бессмысленных запросов, способными надолго «завалить» едва ли не любой сайт в Сети? Пожалуйста – бесконтрольная рассылка инфекционных агентов через почту, водоснабжение, места массового скопления людей. Микробы даже могут не быть опасными: с помощью той же простуды, но в огромных масштабах, можно пошатнуть всю мировую экономику.

Пиратство? Конечно – оно может касаться формул и технологий производства дорогих лекарств. Доступные по «официальным каналам» лишь немногим богатым людям, они могут распространяться и подпольно в виде крошечной щепотки лиофилизированной культуры генномодифицированных бактерий, способных синтезировать нужное вещество. И уж точно не будет недостатка в биологических аналогах вирусов и прочего вредоносного программного обеспечения. Как некогда компьютерный код Stuxnet вывел из строя целые предприятия, так живые патогены могут парализовать работу компаний и государств.

Разумеется, все это пока что лишь фантазии о не таком уж и далеком будущем. Однако, судя по тому, как быстро развиваются биотехнологии, как стремительно они проникают в нашу жизнь, параллели с цифровым миром тут совсем нелишни. И если мы до сих пор не знаем, что поделать с киберпреступниками, то тем более неясно, как быть с «биопреступниками». Возможно, нам понадобится еще один «Манхэттенский проект» – или даже не один.

Источник: Naked Science

Читайте также:

– Биткойн: что это такое и зачем он нужен?

– Медики предупредили о ранних и почти незаметных симптомах коронавируса, присутствующих у 60-70% зараженных;

– Кофе: вред, польза и… наслаждение.