Движения, фразы, символы — всё это шло по отработанной схеме. Она мастерски подбирала слова и выражения, всегда оставляя простор для фантазии. Слухи о её талантах ходили далеко за пределами унылой деревни, в которую засадила ее Саша.

Воспоминания о нанимательнице заставили Агриппину содрогнуться. Они виделись с Сашей лишь раз, но этого было более, чем достаточно. Ощущение липкого холода до сих пор чувствовалось на ноге, за которую ее схватила одна из Сашиных «деточек». Может, так только казалось, а может - медиум уже была одной ногой на той стороне, про которую с каждым днем хотела знать все меньше.

Их деловое сотрудничество продолжалось уже больше года. Агриппина подбрасывала жуткие тени случайным клиентам. А Саша - сохраняла ей жизнь. Сделка была так себе, но на пересмотр условий надеяться не приходилось. Иногда она обнаруживала небольшие, с горошину размером, камни у себя на столе - это означало, что кому-то скоро крупно не повезет.

Несколько месяцев назад Агриппине удалось набраться храбрости и сбежать. Она сменила симку, не предупредила никого из знакомых и долго ехала на случайных попутках. Пару дней она провела в полной уверенности, что навсегда избавилась от неоплачиваемой и весьма обременительной работы, но счастье оборвалось с букетом цветов. К букету прилагалась небольшая коробочка, в которой оказались эти чертовы горошины, и открытка с изображением мишки.

В открытке аккуратным витиеватым почерком сообщалось, что увольнение вполне возможно, но, к великому сожалению Саши, только посмертно. Также во избежание неприятных ситуаций не рекомендовалось покидать столь любезно выделенную служебную квартиру, дабы ее великодушный наниматель не нёс дополнительных расходов за услуги курьерского сервиса.

Пара, которая стояла на пороге ее дома выглядела до безобразия непримечательной. Мужчина с жестким, уставшим лицом и миниатюрная женщина, которая теребила в руках отсыревший от слез платок.

«Наверняка ей стоило немалых усилий притащить его сюда. Зуб даю, что он заплатит любые деньги, лишь бы женушка перестала реветь круглыми сутками», - подумала Агриппина.

— Добро пожаловать, гости дорогие — голос её был пропитан фальшивой теплотой, от которой даже мухи на стенах начинали умирать от скуки.

— Вы Агриппина? — мужчина не утруждал себя светской беседой. Его голос был таким же резким, как и взгляд.

— Да, милок. Чем старая-добрая Агриппина может тебе услужить?

Он на мгновение замер, потом хмыкнул и страдальчески закатил глаза. Агриппина поняла, что он не из тех, кого стоит слишком долго водить за нос. Женщина рядом с ним вообще не двигалась — понурая статуя с живыми глазами. Видимо, весь запал она потратила на уговоры.

— Нам нужно поговорить с дочкой. Она, — мужчина замялся и приобнял жену, —  она недавно покинула нас.

Агриппина кивнула, едва подавив зевок. «Ну, конечно, что же еще», — подумала она. —  «Стандартная программа».

—  Что ж, проходите, располагайтесь, — медиум проводила пару на небольшую кухню. — Наш дом - ваш дом.

Мужчина залез в карман и вытащил фотографию. Девочка на снимке выглядела лет на пятнадцать. Гладкие волосы, серьёзный взгляд. Что-то в её лице показалось Агриппине знакомым.

«Может, где-то в интернете видела. Или кто-то похожий уже был», — мелькнуло у нее в голове.

— Дочка? — заинтересованно протянула Агриппина. — Рано же вы стали родителями, милок. Как она ушла от вас?

— Заболела, сгорела за пару месяцев — ответил мужчина с явной неохотой.

Агриппина заметила, как его пальцы нервно постукивают по колену.

— Мы хотим спросить её, — продолжал мужчина. — Понять... как ей там, на той стороне.

Агриппина привычно кивнула. Клиенты всегда хотели узнать, как дела у покойных. Будто те пишут письма из загробного мира.

— Ну что ж, давайте посмотрим, что можно сделать. Как доченьку зовут? — Агриппина подумала, что было бы неплохо узнать и имена пришедших, но было уже неловко спрашивать.

— Анечка, — подала голос женщина. И, чуть помедлив, добавила — Маяковская.

Всё шло по как обычно. Но почему-то чувство, что она где-то уже видела девочку с фотографии, противно сосало под ложечкой и не выходило из головы.

Она села поудобнее и закрыла глаза, создавая впечатление глубокого погружения в потустороннее.

— Маяковская Анна, — громким, почти приказным тоном обратилась она к пустоте. — Ты здесь? Ты слышишь нас?

Агриппина осторожно потянулась к столу, взяла свечу и медленно ее зажгла. Ее пальцы дрожали, будто она действительно прилагала усилия, чтобы установить связь.

— Анна, Анечка, — продолжила она. — Поговори с нами... Твои родители здесь, они ждут.

Она замерла на мгновение, вслушиваясь в неведомые голоса. Затем неожиданно поднесла руку к виску, изображая внезапное озарение, и закатила глаза.

— Она здесь, — заявила Агриппина с уверенностью. — Она… улыбается. Говорит, что ей хорошо. Что ей больше не больно.

Женщина напротив вскрикнула и сжала платок в маленьких кулачка. Мужчина нахмурился, но стоически промолчал. Агриппина понимала, что даже таких крох обычно достаточно, чтобы вызвать слезы и раскрутить клиента на солидную сумму. Важно было их еще немного подтолкнуть в нужную сторону, но не пережать — истерик она не любила.

— Она говорит... что скучает по вам. Особенно по маминым нежным объятия, — добавила медиум с лёгкой улыбкой.

Женщина всхлипнула сильнее, что-то шепча мужу, и сжимая его плечо до побелевших костяшек.

— По объятиям, говорите? — произнес мужчина, как бы невзначай. — А как же папины — она про них ничего не сказала? Анечка всегда была моей девочкой.

Агриппина замешкалась на долю секунды:

— О, конечно, сказала. Сказала, что скучает по папе. Но папа всегда был сильным, никогда не плакал. Она верит, что вы справитесь с ее утратой.

Он кивнул, но теперь на его лице появилась усмешка. Легкая, почти незаметная, но Агриппина почувствовала, что что-то пошло не так. Она была уверена в своих методах, но этот человек явно знал больше, чем показывал. В его глазах не было той растерянной боли, которую она привыкла видеть у клиентов.

—  И она говорит... о вашем доме. Она чувствует тепло и заботу родного очага, — с фальшивым проникновением затянула она.

— Тепло? — перебил мужчина. — Она ведь всегда говорила, что наш дом холоден. Единственным местом в доме, которое она любила, был мой кабинет. Помню, как мы часами собирали там модельки кораблей.

Агриппина быстро заморгала от удивления, но все еще продолжала держать себя в руках. Не раз она сталкивалась с дотошными клиентами, которые проверяли ее на ложь, но тут что-то было не так.

«Корабли... Откуда я знаю про корабли?» — подумала она.

Агриппина мельком глянула на мужчину, но он сидел все с той же непроницаемой легкой усмешкой. Слова мужчины медленно размывали её уверенность и навевали неприятные воспоминания. Она слишком хорошо помнила одну семью, одну квартиру в которой были десятки небольших кораблей.

— Вот, я захватил с собой один из них, — мужчина достал из рюкзака увесистую бутылку с корабликом. — Но вы вероятно уже могли его видеть.

Агриппина почувствовала, как холодный пот проступает на висках. Бутылка была запачкана чем-то красным и надколота, а кораблик в ней переломан. Но она могла поклясться, что уже видела точно такой —  желтый, с красивыми вышитыми бисером парусами. Именно его с такой нежностью и любовью презентовал в отец семейства, которому она поселила пару Сашиных деток.

Мужчина сидевший напротив не имел ничего общего с тем, вероятно уже почившим. Но она вспомнила, где видела Анечку. Это ее фото украшали стены и шкафы в той квартире.

— Очень красивый — с трудом сказала она. — Но вы что-то путаете. В первый раз вижу.

Мужчина не собирался останавливаться. Его глаза блестели холодным светом, а ухмылка стала более явной. Женщина рядом с ним больше не шмыгала носом и не комкала платочек. Ее сгорбленная фигурка распрямилась, желваки напряглись, а кулаки рефлекторно сжались.

— Нет, я ничего не путаю, — продолжил мужчина, его голос стал жестче. — Ты была там, Агриппина. Ты видела их. Видела, как они жили. И знаешь, что больше не живут. Твоя работа, да?

Он сделал паузу, а потом с мягкой улыбкой добавил:

— Ты ведь узнаешь этот корабль, старая стерва?

Агриппина почувствовала, как сердце ухнуло в пятки, но постаралась удержать лицо — играть до конца. Всегда помогало. Ну, почти всегда.

— Корабли? — она выдавила из себя снисходительную нотку. — Занятное хобби, милок. Но я тут не о кораблях с клиентами разговариваю. У меня профиль другой.

Женщина, которая до этого сидела тихо, медленно подошла к Агриппине и неожиданно сильно для своей комплекции ударила ее по лицу.

— Мышка, милая, не рановато для мордобоя? — сладко, немного нараспев, поинтересовался мужчина.

— Гриф, богом клянусь, — прошипела женщина охрипшим от долгого молчания голосом, — либо она заговорит, либо я найду в этой жирной туше шею и буду сжимать, пока ее маленькие глазенки на вылезут от напряжения.

Агриппина взвизгнула и бросилась Грифу в ноги — хрупких барышень с некоторых пор она боялась куда сильнее, чем мужчин.

— Это не я, — захныкала она. — Я не убиваю людей, милок. Я лишь провожу ритуалы, я всего лишь… жертва. Да! Такая же жертва обстоятельств, как и эти несчастные. Упокой Господь их души!

— Я начинаю терять терпение, милочка, — Гриф особенно выделил последнее слово. — И склонен позволить моей очаровательной компаньонке утолить ее жажду крови и зрелищ.

Агриппина засуетилась. Она бросилась к своей сумке, но была поймана Грифом за шкирку.

— Там в сумке, — она облизнула пересохшие губы, — в пакетике. Саша оставляла мне их, чтобы я подбрасывала в семьи.

Гриф кивнул Мыши, чтобы та проверила. В сумке действительно обнаружился небольшой пакет с пятью-шестью черными горошинами. Он вопросительно посмотрел на Агриппину и слегка потряс ее за ворот.

— Она сказала, что ее зовут Саша. Прикинулась клиенткой и обдурила меня. Заставила под страхом жуткой смерти стать невольной пособницей ее чудовищных злодеяний, — Агриппина заламывала руки и театрально растягивала слова. — Я просто спасала свою жизнь! Я... я не знаю. Честное слово, больше ничего не знаю!

Агриппина продолжала лепетать что-то про свою невиновность и тяжкую судьбу, подвывала утирала слезы рукавами балахона и молила спасти ее. Мышь достала небольшую железную коробку, аккуратно убрала в нее пакетик с горошинами, закрыла на причудливый замок и убедилась, что все надежно заперто. Она подошла к бьющейся в истерике Агриппине и нависла над ней с высоты своего небольшого роста.

— А ты уверена, что больше ничего не знаешь? — прищурившись, спросила Мышь. Ее руки медленно тянулись к горлу Агриппины.

Эта картина могла бы показаться Грифу забавной, но он слишком хорошо знал, что праведный гнев делал его Мышку крайне целеустремленной. Он уже хотел было разрядить обстановку шуткой или хотя бы загородить собой важного свидетеля, но его внимание привлекло странное шевеление по углам. Тут и там тени становились гуще. Гриф не так много знал о светотени и прочих художественных изысках, но был четко убежден — шевелиться тени не должны.

— Что ж, продолжим наш разговор в более уютном месте, — Гриф подхватил Агриппину под локоть и поволок к служебной машине, — Мышь, ноги в руки и за мной. И зачистку сюда. Срочно.

У порога Агриппина запнулась и скривилась от боли, но вместо сочувствия получила острой туфлей Мыши под зад.

— Я сейчас задам тебе пару вопросов, — проворковал Гриф, когда убедился, что двери машины заперты и внутри нее ровно трое существ — не меньше и не больше. — По-дружески рекомендую тебе отвечать на них в полной мере и со всей возможной самоотдачей.

Агриппина резво закивала головой. Ее толстые щеки подрагивали в такт кивкам как у отряхивающегося бульдога.

— Что за тени у тебя по углам шорохаются?

— Неужто и правда я с ними все это время жила? Ох, милочек, дурно мне, давай уедем, а? —  пролепетала медиум, хватаясь за сердце, но оценив недобрый взгляд соседей по транспорту, продолжила, — Это они в камнях сидят. Только там маленькие совсем, а эти здоровенные. Но я их с год уж как не видела.

— Умница, продолжай в тому же духе и вероятно переживешь этот день. Где адреса и телефоны тех, кому ты подбрасывала эту дрянь?

— Так в доме, милок, в телефоне все.

Гриф тяжело вздохнул. Ну, конечно, чертов телефон в чертовом доме. На какую удачу он вообще рассчитывал.

В подобных случаях у группы зачистки был ровно один регламент - порох с железом и огнемет.

Он достал баллон наперстянки и облил себя с головы до ног. Раствор жег глаза и горчил на языке. Гриф подумал, что блевать он сегодня вероятно будет дальше, чем  видеть. Но лучше так, чем приобрести сомнительного соседа в собственном теле. Его вкусы были несколько старомодны — проникновения он предпочитал нежные и исключительно по обоюдному согласию.

Благоухающий полевыми цветами, с баллоном наперевес, он угрюмо поплелся обратно к дому, бросив напоследок:

— Девочки, не ссорьтесь, папочка скоро вернется!

Гриф молился не слишком часто и откровенно не уважал церковь, но перед входом в дом все же перекрестился. Так, на всякий случай.

— Если здесь кто-то есть, лучше бы вам держаться подальше, — пробормотал Гриф, больше для себя, чем надеясь на результат.

Ответом ему была вязкая плотная тишина. Однако он знал, что в подобных местах тишина — это лишь иллюзия спокойствия. Здесь что-то притаилось, наблюдало, изучало его, взвешивая, стоит ли нападать.

В углу гостиной стояло старое зеркало в массивной раме. Гриф невольно остановился перед ним. Зеркала всегда его беспокоили — собственное отражение не вызывало восхищения, а фильмы ужасов подогревали тревогу о человеке на той стороне.

Он посмотрел на свое отражение — хмурое лицо с едва заметной тенью небритости, глубокие морщины от усталости и мыслей, думать которые совсем не хотелось. Чем дольше он смотрел, тем больше ему казалось, что в зеркале он какой-то не такой — слишком напуганный, с поджатым хвостом и хаотично бегающими глазами.

— Черт, — прошептал он, отворачиваясь.

Ощущение чужого присутствия усиливалось.

Тени одна за другой выползали из углов, соскальзывали с мебели и просачивались через половицы. Они тянулись к Грифу — медленно, бесшумно, выжидая момент для атаки. Но стоило первой из них прикоснуться к его ноге, как раздалось шипение. Тень отскочила, на миг потеряв свою форму.

— Отлично, — процедил Гриф сквозь зубы и опрыскал наиболее ярых почитателей его личности раствором.

Его взгляд скользнул по столу — среди разбросанных вещей блеснул телефон. Гриф метнулся к столу, щедро поливая наперстянкой пространство вокруг себя. На миг он представил себя пастором, окропляющим святой водой бесовское отродье. Этот образ он будет бережно хранить в своей коробочке тщеславия и самолюбования еще долгие годы, доставая его лишь изредка, чтобы воспоминание не затерлось и не потеряло блеск.

Тени же отказывались признавать красоту момента и начинали наглеть, раствор на одежде сох слишком быстро, а баллон явно подходил к концу. Гриф огляделся в надежде найти еще что-то ценное, но отсыревшая халупа не содержала в себе больше ничего интересного. Кроме охочих до чужой плоти тварей, разумеется.

Мстительно расколошматив напоследок зеркало, Гриф вприпрыжку выбежал из дома. Несмотря на поступающую тошноту и ощущение чужих прикосновений он все же выдохнул с облегчением, натянул привычную ухмылку и направился к машине.

— Ну что, девочки, ваш герой вернулся из ада целым и невредимым, — бросил он с насмешкой, усаживаясь на переднее сиденье.

Ответа не последовало. Гриф не ожидал бурных оваций и сантиментов, но можно было бы хоть хмыкнуть для приличия. Он обернулся и слова возмущения застряли у него в горле. На заднем сиденье в самом углу сидела притихшая Мышь, судорожно сжимающая пистолет. В любой момент она была готова выпустить обойму в то, что когда-то было Агриппиной.

Гриф проморгался, пытаясь избавиться от наваждения, но гротескная картина не изменилась. Не человек — бесформенная масса, облепленная остатками одежды.

Тело медиума раздулось от распирающей его зловонной густой жижи, которая просачивалась сквозь порванную кожу. Она комками стекала из зияющих ран, пропитывала одежду и навсегда оставляла свои отметины на сиденье автомобиля. Там, где прорехи были особенно велики, виднелись нелепо вывороченные суставы, которых было существенно больше, чем должно быть в человеческом теле.

Выпученные глаза, лишенные век слезились, казалось, что еще немного и они вовсе вывалятся и повиснут в глазницах как сдувшиеся шарики. Распухшие слюнявые губы лепетали что-то на грани слышимости.

Смрад, затхлый воздух и убойная доза наперстянки на теле Грифа сделали свое дело — его позорно вырвало прямо на колени. Такого с ним не случалось со времен его первого дела.

Агриппина дернулась, как сломанная веревочная кукла. Она повернула голову, и её глаза уставились прямо на Грифа. Рот медленно приоткрылся, словно кто-то дёрнул за нитки, но разобрать ее речь все еще было трудно.

Гриф прислушался, стараясь найти смысл в тихом сипении, доносившемся от медиума. Звуки, которые она издавала отчаянно не складывались в слова, но имели свойство повторяться. Он сделал запись и отправил группе исследователей.

Вонь от заживо прегнивающего тела была слишком сильна для маленького седана, но выходить они не решились — тени могли и выбраться из дома. Пока группа зачистки добиралась, Гриф и Мышь успели выкурить две с половиной пачки сигарет на двоих, посмотреть паскудную комедию про серферов и задубеть до костей без обогревателя.

Прибывшие коллеги предложили вместе с домом сжечь заодно и уставной автомобиль с лепечущей тушей внутри, но Гриф стоически отказался уничтожать что-то потенциально полезное и разговорчивое.

Он открыл окна в машине, включил музыку погромче, чтобы не слушать хрипы и бульканье с заднего сидения, и уселся за руль. Мучимый отравлением Гриф регулярно делал остановки и рысью убегал на ближайшую обочину, чтобы исторгнуть из себя слюну и желчь. Мыши же досталось почетная роль надзирателя на случай, если тварь все же решится напасть или сбежать.

На полпути к Отделу под ногами у них стало мокро и скользко — жижа сползающая из тела Агриппины просочилась и в переднюю часть автомобиля.

— Мышь, у тебя там нет святой воды, случайно? — попытался пошутить Гриф.

— Нет, — чуть не плача сказала Мышь, — а если и была бы, ты думаешь, это помогло бы?

— Нет, но так в машине было бы хоть что-то святое.

Когда они наконец добрались, группа исследований уже предоставила расшифровку бормотания Агриппины. Ознакомившись с короткой запиской, Гриф понял, что даже примерно не может оценить глубину задницы, в которой они оказались.

Из мертвого чрева да взойдут те, кто был забыт. Из забвенья да восстанут те, кто был изгнан. Я призываю вас —  голодные да насытятся, разгневанные да утоляют свою жажду, мертвые да завладеют живыми. Где упало семя мое да поднимется новая жизнь.

У большинства подобных историй есть ярко выраженное начало, однако я так и не смог обозначить найти в своих воспоминаниях то событие что бесспорно послужило началом тому,что я собираюсь описать. Я мог бы рассказать кто я,где и чем жил,о чем мечтал и что ненавидел но это ведь никому не интересно,да и практического отношения к тому,о чем сегодня идет речь не имеет. То,о чем я вам поведаю началось столь тихо и незаметно, что даже самые прямые участники тех событий не понимали полной их картины вплоть до самого конца. У большинства подобных историй есть ярко выраженное начало, однако я так и не смог обозначить найти в своих воспоминаниях то событие что бесспорно послужило началом тому,что я собираюсь описать. Я мог бы рассказать кто я,где и чем жил,о чем мечтал и что ненавидел но это ведь никому не интересно,да и практического отношения к тому,о чем сегодня идет речь не имеет. То,о чем я вам поведаю началось столь тихо и незаметно, что даже самые прямые участники тех событий не понимали полной их картины вплоть до самого конца.

Первый "инцидент",явно имеющий определённое отношение ко всему произошедшему, я застал лично,и уже тогда я мог понять что происходит что-то неправильное,уже тогда я мог убежать, уже тогда я мог принять должные меры,но не сделал этого. Я ничего не сделал и теперь плачу свою цену. Чтобы вы примерно поняли предысторию этого конкретного случая,мне нужно сказать пару слов о одном своём увлечении. Оно не является чем-то прямо таки необычным, но именно благодаря нему я узрел то что узрел.

Видите ли,я просто обожаю бесцельно "блуждать" по близлежащим районам своего города. Да,именно блуждать - идти в случайном направлении без каких-либо ярко-выраженной цели и просто наслаждаться миром вокруг. Есть в этом что-то успокаивающе прекрасное - иметь возможность хотя-бы на пол часа оторваться от всех своих проблем и дел,пока весь мир вокруг поглощен своими нуждами. Есть в этом что-то самоутверждающее - спокойно идти сквозь улицы пока все вокруг бегут подобно муравьям,двуногим муравьям что шелестят пакетами,гремят ключами,перебирают тысячами предметов, совершая сугубо механические действия,смысл которых продиктован лишь физической нуждой. Есть в этом нечто прекрасное - иметь свой маленький островок спокойствия в бушующем море человеческих жизней. Общество это,знайте ли,тоже своего рода организм, организм венами которому служат улицы,органами заводы и офисы а плотью мы с вами. Это огромный, жёстокий и беспощадный организм из металла,электроники и бетона,и возможность на некоторое время освободиться от своей роли в нём это пожалуй высшее из благ которое я могу получить в этой жизни.

И вот,в один из дней осени,когда я,пользуясь выходным,совершал очередной свой "обход" и вышел в наиболее старую, близкую к лесу часть города в котором я живу.

Вышеупомянутая осень одновременно придала этим действиям уникальную атмосферу и,в то же время, омрачила мой дух туманными переменами, грядущими переменами,что одним своим существованием вселяли в меня мерзкое ощущение клокочущего страха. Осень была той самой эпохой с которой у меня сложились самые глубокие отношения. Эта великая и кошмарная эпоха,что веками будоражила умы поэтов и писателей по всему миру терзала и лечила,отравляла и обновляла,убивала и возрождала меня каждый раз своего наступления. Я ненавижу и люблю её одновременно, я желаю узреть каждую новую осень и в то же время смертельно боюсь этого. Я знаю что это неправильно и странно,но я не могу говорить об этом иначе. Как можно говорить иначе о эпохе что годами вдохновляла и загоняла в глубины отчаяния? Как можно умолчать о чём-то столь значимом и для меня и для этой истории? Именно в это проклятое и благословленное время мир мучительно умирает, чтобы возродиться вновь во всем своем великолепии, именно в это ужасное и прекрасное время старая плоть мироздания спадает чтобы родилась новая,прекрасная и великолепная. Трава и листья на деревьях и кустарниках окрашиваются в самые невообразимые сочетания желтого, красного и золотого только чтобы грациозно опасть вниз и сгнить. Их насыщенные,предсмертные оттенки звучат как финальное «прощай» от целой умирающей эпохи. И я внимаю их прощаниям ибо осень для меня это сигнал,сигнал подвести итоги той жизни,которую я успел прожить.

И вот, я шёл по продолговатым улицам, смотря на десятки разнообразных,расположенных без всякого смысла зданий,которые словно давили на мой мозг, наполняя меня чувством собственной незначительности. Растущие по крайям проезжих частей деревья уже сбросили свою листву,остатки которой перемешиваясь с дождём и грязью превращались в неестественные массы чего-то аморфного. Дождь шёл уже около 3 дней подряд ,и я научился не обращать внимания на вездесущую сырость что покрывало мир плёнкой неясной мерзости. Я поднял свой взор и узрел серое ,покрытое бесконечными облаками небо ,что громоздилось поверх всего этого ослеплённым венцом творения,наполняя мою душу неясным страхом. Я словно всем телом чувствовал что что-то изменится,что-то поменяется раз и навсегда.

В тот момент я проходил мимо одного из десяток двухэтажных домов сталинского типа,что по одному богу ясной причине все еще сохранились относительно целостными. Жителей этого дома уже предлагали переселить,но пенсионеры с непонятным мне упорством вцеплялись в свои насиженные "гнезда". Мой взгляд неторопливо оглядывал осквернённый граффити остов сия строения,внимая каждому изменению, каждому куску отпавшего кирпича, каждой трещине не окне,каждой ране что нанесли телу этого дома люди,пока мой взор не привлёкло шевеление в мокрых кустах. Я ,движимый лишь интересом ,сделал шаг вперёд, желая посмотреть на того,кто вызвал дрожь в усеявших это место кустарниках. Когда я правой рукой отодвинул закрывающий обзор куст то увидел....собаку.

Первое за что зацепился мой взгляд была поза этого пса - он лежал,странным образом распластавшесь боком на земле,его задние лапы были вытянуты в полную длину и почти не шевелились,в то время как передние компульсивно дергались в разные стороны,тело собаки также содрогалось в одному ему понятный такт, придавая ей до отвратительного червеподобный вид. Кожа пса была ещё более странной ,всю её текстуру покрывало раздражение,словно он долгое время сначала пролежал в холодной воде а затем носился под жарким солнцем,все складки были странным образом выпячены вперёд, вминаясь друг в друга и предавая псу ещё более странный вид,а что самое ужасное ,в этой коже были дыры - сотни маленьких, почти одинаковых дырочек покрывали кожу собаки в районе спины,невольно открывая вид на воспалённую,странно пульсирующую плоть под ними. Грудная клетка собаки была вздута,рёбра до предела натянули кожу,словно желая разорвать её изнутри. Я невольно сделал шаг назад и лишь тогда посмотрел на голову собаки. И именно это было то зрелище,после которого я осознал что наткнулся на что-то ужасное. Глаза собаки были распахнуты и налиты кровью, зрачки хаотично бегали в разные стороны а взгляд выдавал лишь животную,тупую боль что распирала это создание изнутри. Рот собаки кровоточил изнутри,переломанные зубы торчали вперёд подобно зубцам колючей проволоки, а откусанный в приступе агонии кусок собственного языка лежал около правой щеки,окрасив землю неподалёку в грязно-красный цвет. Тошнота мгновенно подкатила к моему горлу,я схватился за живот, чувствуя как мое сознание и моё тело в едином порыве отвергают мерзость что открылась моему взору. Но судьба явно была не на моей стороне в тот день. Пока я пытался всеми силами подавить приступ рвоты дрожь тела собаки усилилась и я явственно услышал хруст сломанных костей и в этот миг,в этот чёртов миг, я узрел зрелище которое я до того считал физически невозможным. Рот пса внезапно открылся во всю ширь,горло надулось и я увидел как из его глотки начали вываливаться его же собственные органы. Они выглядели так,словно их разрезали и сшивали,разрезали и сшивали несколько раз подряд, превратив в абсолютно неестественную с биологической точки зрения массу. Кусок лёгкого врос опухолью в кишечник, желудок слился с почками в один омерзительный кусок плоти,вся эта дергающаяся словно живой организм масса выдавливала сама себя с чудовищной силой,разорвав глотку собаки. Кровь алым озером залила траву вокруг, комок внутренностей с хлюпаньем упал на землю,словно зарываясь в окружающую грязь. Тогда последняя жизнь покинула истерзанного пса,наконец-то дав ему покой.

Холодный пот выступил у меня на лбу. Я не мог пошевелиться, моё тело словно парализовало. В тот миг моё чувство тошноты было перекрыто иным,куда более иррациональным чувством. Я всей своей душой чувствовал что такого не могло быть,что то что я видел противоречило не биологии или анатомии ,а самой фундаментальной основе реальности. Это было что-то, что ощущалось абсолютно неправильным,невозможным,что-то, что было виновно в самом факте своего существования. Но тем не менее это невозможное было здесь,улыбаясь и смеясь надо мной в форме изуродованной собаки. Я чуствовал себя омерзительно,словно зрелище что предстало предо мной осквернило и покалечило меня на принципиально ином,не знакомом человеческому роду уровне. Я чувствовал всю тяжесть этой метафорической вины - вины свидетеля, посмевшего взирать на неименуемое.

Меня всего сдавило изнутри, в тот миг я явственно ощущал каждое движение в моем животе,и моё сознание невольно рисовало параллели с той судьбой что постигла пса и моими текущими чувствами. Я мог поклястся что ощущаю что мои собственные кишки пришли в движение,шевелясь внутри словно гигантские черви. Я почти физически ощущал как они трутся о стенки моего желудка, я практически слышал как они бормочут что-то своими немыми ртами,я словно чувствовал что отчаянно желают прорваться наружу и присоединиться к своим собратьям на земле. Я знал что этого не может быть,я знал что с моими внутренностями все нормально но всё равно вцепился в свой живот,будто надеясь удержать то что внутри. Наконец,желчь хлынула из моего живота прямо к горлу,подведя мои муки к естественному концу. Меня как следует вырвало, опустошив мой желудок и оголив содержимое моего рациона на обозрение мира вокруг. Однако, даже скрючившесь и выдавливая содержимое желудка нв асфальт,я смог ясно различить дерганные,похожие на шевеления медузы движение собачьих органов. И это стало последней каплей.

Моё сознание окончательно помутнилось и всё что я желал - убраться от этой дряни как можно быстрее, как можно дальше, любой ценой. Всё что угодно лишь бы не видеть это. Я плохо помню как бежал с удивительной даже для себя скоростью,как бежал и вопил, игнорируя остатки рвотных масс на губах,как бежал и стонал, продолжая бежать вопреки усталости и боли в ногах,как я бежал и задыхался, не видя людей и транспорт, как бежал вперёд и только вперёд, не слыша угроз и криков тех кого я задевал и отталкивал. Улицы сменяли друг друга,машины мельчешили перед моим взором, вторя калейдоскопическому танцу домов и прочих сооружений вокруг меня. Силуэты людей и деревьев превратились в одну сплошную дымку,однако не смотря на это,не смотря на всё вокруг я продолжал бежать,бежать и ещё раз бежать.

Завидев впереди остов родного дома,я с трудом достал ключи из кармана и судорожно открыл подъездную дверь, стремглав влетел вверх по подъездной лестнице ,и когда наконец достиг квартиры, то моментально влетел внутрь, заперев дверь на все замки.

Я думал что дома мне станет легче,я думал что как в типичной крипипасте я смогу быстро восстановится после увиденного и жить как-будто ничего не было но нет,отнюдь нет,легче не стало. Мой рассудок всё ещё стонал и вопил,кричал и горел, просто не принимая факт того,что что-то подобное может существовать в нашем мире. Я чувствовал себя запятнанным,осквернённым,испорченным из-за самого факта того ЧТО я посмел увидеть. Это причиняло мне боль, яркую и практически осязаемую боль.Я не мог понять,что сейчас произошло,я не мог себе представить ЧТО могло заставить тело собаки вести себя подобным образом. Я панически бродил из одного угла комнаты в другой, размышляя о потенциальных причинах того невообразимого явления,которому я стал свидетелем. Я перебирал в голове все возможности и варианты,но не один из них не подходил. Мутация? Нет,какая к черту мутация будет заставлять своего обладателя выплёвывать свои-же органы. Паразиты? Нет,я ведь не видел никаких инородных тел,или сами органы стали инородными...Так,забудь про это,забудь,сейчас не время для сомнений. Вирус? Какой вирус способен вывернуть организм носителя наизнанку и заставить его кишки двигаться? Тогда что это,что это?! Что это вообще блять было?! Не знаю,я не знаю,чёрт побери! Чувство этой метафизической гнили внутри меня всё нарастало,распирая моё сознание изнутри.

Я чувствовал что что-то фундаментально изменилось, что я будто приоткрыл завесу самого мироздания,и то что было за ней запятнало меня своим ихором. Я не мог рационализировать это,я понимал что это ненормально но я не мог противиться этому желанию. Вся моя душа казалась мне омерзительным,сочащимся гноем слизняком,и я ничего больше не желал кроме как выдрать его изнутри.

Безумное, инстинктивное желание защитить себя от чего-то, что я не мог даже понять постепенно брало надо мной верх. Мои руки потянулись вверх и я, дрожа подобно наркоману после ломки,медленно скидывал с себя уличную одежду, в которой я на тот момент был а после собрал её в один мешок. Я не понимал смысла своих действий ,я не зна помогут ли они,но у меня просто не было иного варианта,поэтому я отдался окутывшему меня помешательству. Я не кричал, не плакал,не вопил - у меня просто не было на это не сил не времени, в моей голове была лишь одна мысль - "я должен был спасти себя, спасти себя любой ценой".

Практически сразу после этого я бросился в ванную с практически инстинктивным желанием смыть с себя всё,что осталось с того случая. Мне нужно было себя очистить, мне нужно было избавиться от клейма невозможного,мне нужно было оторвать от себя эту гниль и просто, чёрт побери,жить как раньше! Чистота,чистота тела,чистота духа,чистота и ещё раз чистота - вот чего я больше всего нуждался. Поэтому я тёр,тёр и ещё раз тёр свою кожу, словно желая содрать с себя всё,что могло напомнить о этом дне. Вода текла по моему телу,пока я снова и снова оттирал от своего тела что-то, что чуствовал всем нутром. Мой разум не мог даже вообразить какую агонию испытала та псина,и я любой ценой пытался избежать подобной судьбы.

Однако ощущение осквернённости,неправильности и заражённости моей сущности не уходило,оно держало меня в тисках моего страха заставляя продолжать тереть. Я был ясно уверен что я по прежнему под воздействием,что пёс был жертвой чего-то кошмарного и невообразимого и если я не защищу себя ,то умру точно также. Я ощущал себя чем-то иным, чем-то прогнившим и испорченным, чем-то чем я не должен быть. Поэтому я продолжал,продолжал тереть,игнорируя ощущения боли,что медленно нарастали в моей плоти. Мною владело желание отскоблить собственную кожу, отодрать мышцы, сломать кости ,вцепиться себе в глотку и душить, душить, душить, пока гнилые, одурманенные ирохом неведомого мозги не полезут из ушей.

Мое сознание было словно отделено от тела,оно пребывало в помешательстве, лишённое всякого здравого смысла и движимое лишь одной целью - очистить себя,в любой форме и любыми средствами. Это было безумие,чистое безумие что пожирало меня изнутри, и я был бессилен,абсолютно бессилен против него. Очнулся я лишь когда,растирая губкой кожу,мои ногти впились в неё достаточно сильно чтобы вызвать кровь. Я очнулся, словно вырванный из транса,и,осмотрев свою растёртую почти до мяса кожу,осознал что только что чуть не натворил. Я должен был бояться дальше, я должен был кричать от боли но я ощущал лишь внутреннее опустошение. Для моей психики на сегодня видимо было достаточно потрясений,помешательств и безумных желаний поэтому она просто "отключилась",оставив меня пустым внутри. Не имея более не моральных не физических сил делать что либо,я медленно выключил воду, выполз из ванной и ,еле добравшись до кровати, провалился в безумные, порождённые самыии ужасными безднами бессознательного сны.

Боже, эти сны,эти отвратительные сны. Я не видел ничего подобного им до этого, и надеюсь что никогда не увижу позже. Когда я пишу, говорю или даже думаю о них я чувствую себя виновным,виновным в том что кто-то кроме меня будет знать об этом. Но тем не менее я должен рассказать и о них,вдруг это имеет какое-то значение? Вдруг они значат намного больше,чем я могу себе представить? Ладно,пусть будет так. В этих снах я полз по рву ,наполненному изломанными ,сросшимися между собой телами людей и животных,что тянулись неровной линией по серой мертвой земле. Я испытывал лишь страх и отвращение, я желал убраться из этого места,я желал не видеть более этого кошмара передо мной. Но я был вынужден ползти вперёд, ползти по изуродованной плоти сотен живых существ ,проваливаясь и покрывая себя омерзительной смесью гноя,крови и фекалий. Я не мог видеть дальше собственных рук,но не из-за темноты пространства вокруг меня, а из-за того что заполняло её. Я не могу в полной мере передать это,я не могу объяснить это или попытаться описать это но я попытаюсь. Это был свет,чёрный, практически осязаемый свет что пронизывал это пространство целиком. И этот свет превращал мое передвижение в чистый ад. Я не знал на что я наткнусь,я не знал что увижу после следующего перемещения своего тела и эта неясность сводила меня с ума. Размозжённые оловы и выломанные руки,вскрытые грудные клетки и сломанные ноги,разорванные изнутри животы и продырявленные промежности - всё это перемешивалось перед моим взором, представая единым калейдоскопом уродств и страданий. В короткие моменты перерыва я поднимал голову и взирал на чёрное солнце,что палило с неба, которое казалось мне почти столь же черным в своей безоблачной жестокости, словно отражая свет вокруг меня. Но не смотря на это я полз, цепляясь и переползая через десятки тел,что встречались на моем пути. Эти тела были ужасны - изуродованные и изломанные,они словно прошли через все круги ада чтобы оказаться там. Особенно сильно мою память калечит вид тела маленькой,едва ли ещё перешагнувшей порог 5 лет девочки,поверх тела которой я каждый раз пролезал. Её маленькие глаза были словно выдавлены изнутри а их остатки расплекались у неё на щеках, веки и язык были удалены, вероятно отрезаны,с удивительной, почти хирургической точностью. Её левое ухо, губы и плоть вокруг нижней челюсти и шеи были вырваны некой неизвестной мне чудовищной силой, что оставила на их месте лишь кровавые болтающеися ошметки. Сами тела во сне всегда отличались,однако не отличался итог самого сна - я рано или поздно выбирался из этой отвратительной траншеи и вылезал наверх,только чтобы увидеть.....это. Пространство,я не могу описать это иначе. Наверху были лишь пространства,безумные перекатывающеися пустоши ,словно целиком состоящие из вздутой,утыканной отверстиями кожи. Я не видел начала,я не видел конца, я не видел ничего иного кроме как этой изуродованной кожи, что слоями давила сама на себя, порождая пролежни чудовищных размеров. Я смотрел в эти титанические дыры воспалённой,продавленной и истекающей гноем плоти но не видел их дна. Расположение кожи всегда отличалось,размеры и количество пролежней всегда отличались однако одно было неизменно - я осознавал что выбрался из точно такого же гигантского пролежня на коже существа невообразимых размеров. Именно этот момент наполнял мою душу безумным, почти животным страхом ,от чего я просыпался в холодном поту,крича что-то невнятное. И так практически каждую чёртовую ночь.

В следующие дни я перерыл весь интернет в поисках информации о чём-то подобном, но так её и не нашёл. Я читал различные сайты о паранормальном,но находил в них лишь унылые выдумки анонимов и суеверия склонных к мистицизму граждан нашей необъятной страны(иронично, учитывая что именно на таких сайтах я и попробую опубликовать это). Я лазал по сотням форумов но находил лишь шарлатанов всех мастей: целителей,знахарей,ведьм и прочих горе-магов что своим существованием лишь насмехались над моей проблемой.

Заранее скажу - чувство внутренней гнили меня постепенно покинуло, но процесс этот был чудовищно болезненным и сопровождался муками,невиданными до сели мною. Ни через день, ни через неделю,ни даже через месяц симптомы,похожие на то,что произошло с псом так и не проявились и в этом мне "повезло". Однако легче моему сознанию от этого не становилось,скорее наоборот, от отсутствия непосредственной угрозы мой расколотый мозг постоянно находился в состоянии напряжения,ожидая когда эта угроза меня настигнет. Остатки задержавшейся внутри моего разума "скверны" лишь подливали масло в огонь,словно одним своим присутствиес шепчя мне о том,что всё лишь начинается. Весь этот месяц я жил в тихом, потаённом страхе что подтачивал мою душу изнутри. Мне казалось что вот-вот и симптомы проявятся,что ещё немного и я умру подобно той собаке а может и хуже, что ещё чуть-чуть и моему существованию придёт конец. И я искал спасение,я пытался найти выход,я боролся с этим как мог - странные,нелогичные и безумные комбинации действий гигиеническо-мистического характера плотно засели внутри моего мозга: я мыл руки якобы лечебными маслами,найденными в интернете,обмазывался дезинфицирующими мазями из трав и пачками жрал разнообразные лекарства и травы,смысл действия которых сам не до конца понимал. Я знаю что был глуп,я знаю сколько денег и возможностей потерял и сколько шарлатанов накормил. Но тем не менее, перспектива делать хоть что-то, даже если это нечто столь странное казалась мне лучше бездействия. Мне нужна была надежда, даже такая убогая. Когда же побочные эффекты моих "лекарств" давали о себе знать,заставяя меня блевать в туалете по 5 раз за день, содрогаться от ужасной боли в животе или биться в лихорадке средь бела дня, я прекращал использовать их,но сразу находил себе новые. Повинуясь своему противоестественному желанию действовать и бороться с абстрактной угрозой я совершал эти ошибки раз за разом, вновь и вновь,опять и опять.

Моя повседневность проходила в постоянном ожидании чего-то кошмарного, и лишь стоило чему-то ассоцирующемуся с этим "чем-то" появится неподалёку мой рассудок сразу же давал трещину - я панически боялся есть много еды,так как мои внутренности ощущались более явственно в такие моменты,я боялся касаться кожи других людей,не желая в одни миг нащупать на ней противоестественные складки, а мой рассудок подобно пациенту психдиспансера бился в истерике при виде любого скопления отверстий. Мне казалось, что скоро я насовсем потеряю связь с реальностью, что ещё немного, и я окончательно упаду в пучину безумия но это так и не произошло. Время шло и смог сумасшествия медленно,шаг за шагом отступал ,точно также как отступало и чуство грязи в моей душе - я приобрёл десяток-другой фобий, получил репутацию помешанного на мистике параноика и окончательно закрылся в себе,но все же выкарапкался из состояния помешательства. Сам не знаю как я не сошел с ума окончательно, почему я не потерял работу и не спился,как я вообще умудрился не умереть от такого количества дряни, которую я так старательно вливал в свой организм. Я так и не понял какое чудо позволило мне сохранить свою жизнь относительно стабильной,но я не сказал бы,что благодарен ему. Вспоминая эти свои мысли сейчас,я ясно понимаю - лучше бы источником всего этого была бы какая-нибудь болезнь и она заразила бы меня,лучше бы я стал потерял работу и стал бездомным, лучше бы я сдох в любых возможных муках но не видел того,что я видел дальше. Ибо всё,всё что есть в этом мире,каждое зло,каждый кошмар и каждая тьма не идут ни в какое сравнение с ЭТИМ.

Но ладно, я слишком забегаю вперёд,как в прочем и всегда. Вернёмся к делу. Пока я находился в своём не самом лучшем состоянии никаких подозрительных новостей о каких-либо инцидентах, связанных с тем районом не поступало. А ведь я ждал их, готовился к сообщениям об эпидемии и карантине,ожидал в каждом новом репортаже новостей о массовых смертях но находил лишь пустоту,насмехающуюся надо мной пустоту. Я было начал думать что всё произошедшее было лишь плодом моего больного рассудка, и поверьте, так мне было бы даже легче. Для меня сейчас стало бы величайшей радостью получить бесплатное путешествие в психдиспансер с выпиской о шизофрении или другом искажающем восприятие реальности расстройстве. Ведь в таком случае получается, что причиной всего был я сам, то есть лишь я ненормален, а с реальностью вокруг меня всё в порядке. Черт побери,я действительно собрался записаться к психологу, и поставить наконец точку в вопросе собственного психического здоровья,но всему помешало одно событие, а вернее одна новость.