Холера – это острое инфекционное заболевание, характеризующееся поражением тонкого кишечника, нарушением водно-солевого обмена, различной степенью обезвоживания из-за потери жидкости. Возбудителем заболевания является холерный вибрион (vibrio cholera), который живет и размножается в симбиозе с веслоногими рачками, обитающими в пресной и солёной воде.

Все холера виновата. Художник П. Федотов

Всего насчитывают 7 пандемий холеры, о которых я рассказал в одной из предыдущих публикаций. Наш рассказ посвящен событиям эпидемии холеры в России в 1830-1831 годах, происходившей во время второй мировой пандемии холеры 1826-1837 годов.

В России холера появилась летом 1830 года в связи с возвращением из Азии русской армии после нескольких лет войн (сначала с Персией, в 1826-1828, затем с турками в 1828-1829 годах).

Причащение умирающей. Художник А. Венецианов

Современник описывал симптомы недуга и способы его лечения следующим образом: «Болезнь начинается головокружением, потом делается сильная рвота и понос, кровь обращается в воду, человек истлевает и умирает в короткое время. Болезнь, как сказывают, не сообщается прикосновением, но в поветрии. При самом начале можно избавиться от оной одним скорым кровопусканием; действие ее уменьшается разными предохранительными средствами».

Первыми заболели жители Тифлиса и Астрахани, затем болезнь распространилась по всей империи.

Власть отреагировала довольно оперативно. В августе 1830 года была организована Центральная комиссия для пресечения холеры, куда вошла большая часть профессоров императорской медико-хирургической академии, а также российских университетов.

Закревский Арсений Андреевич (1783-1865 гг.)

Возглавить борьбу с эпидемией царь поручил министру внутренних дел Арсению Закревскому, который предпринял очень энергичные, но, по отзывам современников, совершенно нелепые меры и всю Россию избороздил карантинами, парализовавшими всю хозяйственную жизнь страны.

Карантинные заставы были установлены на всех основных магистралях. Срок карантина на заставах устанавливался в 2 недели. Тысячи людей и лошадей с товарными обозами задерживались у застав, высиживая карантин, а в тех, кто пытался пробраться через оцепление, приказано было стрелять. Однако, проведя две недели в одном карантине проезжающий, проехав весьма незначительное расстояние, попадал в следующий и уже там проводил последующие 14 дней.

Так, Александр Сергеевич Пушкин, прибыл в родовое имение Болдино 5 сентября 1830 года для того, чтобы вступить во владение близлежащей деревней Кистенево, выделенной ему отцом по случаю женитьбы на Наталье Гончаровой.

Быстро уладив свои дела, Пушкин попытался вернуться в Москву, но не тут-то было. Чтобы преодолеть расстояние в 75 километров от Болдино до Москвы, ему надо было преодолеть 5 застав (по некоторым сведениям даже больше). Отчаявшись пробиться в Москву, поэт вынужден был вернуться в Болдино, где и пробыл несколько месяцев и в Москву попал лишь 5 декабря. Но эта вынужденная остановка подарила нам потрясающую «Болдинскую осень» – период чрезвычайно плодотворной творческой работы. В Болдино Александр Сергеевич завершил работу над «Евгением Онегиным», написал циклы рассказов «Повести Белкина», «Маленькие трагедии», несколько прекрасных стихотворений. Однако не для всех карантин был столь удачным, и в результате излишних мер, хозяйственная жизнь страны была почти полностью парализована, и начался продовольственный кризис.

Погром холерного барака

Народ не верил в целесообразность предпринимаемых правительством мер, носились слухи, что в карантинах отравляют людей, что доктора и начальство рассыпают по дорогам яд и отравляют хлеб и воду. Непонятно было, зачем хлорируются источники воды и толпы народа хватали людей хлорировавших колодцы и заставляли их съедать хлорный раствор, чтобы доказать, что это не яд.

Неслыханные прежде запреты на передвижение вызывали недовольство всех сословий и породили массовые беспорядки, сопровождавшиеся насилием и убийствами, получившие название холерные бунты. Эти массовые беспорядки охватили в 1830 году Севастополь и Тамбов, а в 1831 году военные поселения в Новгородской губернии и столицу империи - Санкт Петербург.

Однако прежде чем описать состоявшиеся холерные бунты, скажем несколько слов об эпидемии в Москве, где также все шло к восстанию, но оно не состоялось лишь благодаря энергичным действиям высшего руководства империи.

Чума началась в Москве во второй половине сентября. Хлорная известь и окуривания ничего не давали и лишь за первые двенадцать дней Москву покинули шестьдесят тысяч человек (из трехсоттысячного населения).

Дмитрий Голицын. Художник Ф. Рисс

Однако руководство города оставалось на месте и ничего подобного тому, что случилось в Москве в эпидемию чумы 1771 года, когда город покинуло практически все руководство, в этот раз не случилось. Наоборот, московский губернатор князь Дмитрий Голицын весьма энергично боролся с эпидемией: организовал работу лазаретов и госпиталей, хлорирование улиц и воды, а для пресечения ложных и неосновательных слухов распорядился публиковать специальную ведомость. Эта ведомость, названная «Холерным листком», выходила довольно часто, иногда по два раза в день и информировала читателей о ходе борьбы с эпидемией, а также публиковала адреса больниц и сведения об умерших от заразы.

Николай І

24 сентября об эпидемии в Москве узнали в Петербурге, и практически сразу же император Николай І сам отправился в Москву, чтобы не допустить повторения чумного бунта. 29 сентября император лично прибыл в Москву. В Москве он отнюдь не сидел, сложа руки, а принял прямое участие в борьбе с эпидемией. Здесь, пожалуй, уместно дать слово очевидцу событий, графу Бенкендорфу.

Он писал: «государь сам наблюдал, как по его приказаниям устраивались больницы в разных частях города, отдавал повеления о снабжении Москвы жизненными потребностями, о денежной помощи неимущим, об учреждении приютов для детей, у которых болезнь похитила родителей, беспрестанно показывался на улицах; посещал холерные палаты в госпиталях… устроив и обеспечив все, что могла человеческая предусмотрительность».

Причем император реально рисковал своей жизнью, и смерть ходила за ним по пятам. Достаточно сказать, что находившийся при его комнате лакей, заразился и в несколько часов умер. Похоже, что заразился и сам император, сутки он пребывал в лихорадке, однако своевременная и энергичная медицинская помощь, очевидно, спасли ему жизнь.

Николай І на санях. Художник Н. Сверчков

7 октября 1830 года Николай отбыл в Петербург, решив главную задачу – возможный бунт был не допущен. Я думаю, что всем понятно, что никому не придет в голову поднимать восстание против бездействия властей, после того, как все воочию наблюдали беспримерную самоотверженность главы государства, проявленную именно для заботы о простых людях.

Не случайно, Александр Сергеевич Пушкин, выразив всеобщее мнение, написал в 1830 году стихотворение «Герой», посвященное поездке императора в зараженную холерой Москву.

Этот беспрецедентный поступок был совершенно естественным для этого искреннего и абсолютно бесстрашного человека, и очень жаль, что его желание всем руководить лично, привели к небывалой забюрократизированности империи, в результате чего мы знаем императора Николая І только как «Николая Палкина» и виновника сокрушительного поражения в Крымской войне.

Однако Николай Павлович не мог быть везде и сразу и потому в других местах холерные бунты имели место. Первым по времени было восстание в Севастополе. Этот бунт впрочем, с не меньшим правом можно назвать не только холерным, но и чумным. Дело в том, что в Севастополе карантины были установлены еще в 1828 году из опасения распространения чумы, вспышки которой отмечались на юге России. Карантин был довольно строгим, каждый проезжающий должен был содержаться 2-3 недели в карантинной зоне, а все подозрительные подлежали изоляции.

Вид Севастополя. Художник К. Боссоли

В результате, местные крестьяне прекратили подвоз продовольствия в город, и в нем возник его дефицит, а продукты страшно вздорожали. Наиболее пострадали беднейшие районы города, в которых, к тому же, резко ухудшилась гигиеническая обстановка. Положение усугублялось тем, что карантинные чиновники, фактически монополизировавшие ввоз продовольствия в город, попытались нажиться на народном горе.

В 1830 году карантинные меры усилились, и жителям было запрещено покидать свои дома. Особенно возмутило жителей закрытие церквей – большинство жителей не понимало, как распространяется болезнь, и поэтому считали, что это какой-то дьявольский заговор против православных.

Особенно тяжелым было положение беднейшей Корабельной слободы, где у многих матросов и солдат были родственники. Ее жители массово вышли на улицу, требуя снять карантины.

3 июня 1830 года губернатор Николай Столыпин усилил караулы на улицах и охрану губернаторского дома. Возмущенные севастопольцы двинулись к дому губернатора. В завязавшейся потасовке Столыпин был убит. Толпа двинулась снимать карантинные заставы и солдаты, атакованные с двух сторон, присоединились к восставшим.

Генерал А. Турчанинов

К вечеру город был в руках восставших, полиция бежала из города, а гарнизон отказался подавлять бунт. 4 июня, комендант города, исполняющий обязанности губернатора, генерал Андрей Турчанинов, под давлением восставших, издал приказ о прекращении карантина.

Тем временем, к городу были подтянуты части 12-й дивизии, которые 7 июня вошли в город. Восстание было подавлено. Более 6000 человек были притянуты к суду. Казнили семерых, около тысячи горожан и матросов были отправлены на каторжные работы, более 4000 человек выселены из города. Генерал Андрей Турчанинов, уступивший восставшим, «за малодушие и нарушение обязанностей по службе» был лишен всех званий и наград и разжалован в рядовые.

Наблюдатели отмечают также холерный бунт в Тамбове. Здесь первые больные были обнаружены 15 ноября 1830 года. Губернский холерный комитет развил кипучую деятельность. С утра до глубокой ночи по Тамбову разъезжали крытые холерные повозки и забирали больных и подозрительных.

Случалось, что забирали просто пьяных, которых принимали за больных холерой. Всех, без исключения, пациентов садили в горячую ванну и пускали кровь. Эти операции проводились нетрезвыми фельдшерами и цирюльниками и естественно, смертность превысила все мыслимые пределы.

Тамбов

17 ноября 1830 года толпа собралась перед городской думой и стала требовать от властей признания, что никакой холеры нет. Городской голова скрылся, и общаться с народом вышел гражданский губернатор Иван Миронов, но и он не смог их образумить. Толпа стала снимать оцепление домов, разогнала все городские караулы и захватила больницу, откуда выпустила всех «пленников». Попытки силой разогнать бунтующих ни к чему не привели, поскольку солдаты местного батальона стражи отказались стрелять по народу.

Группа чинов конно-пионерного эскадрона

20 ноября в Тамбов прибыл конно-пионерный (то есть конно-саперный) эскадрон, который и подавил восстание. Судебная комиссия привлекла к рассмотрению 176 человек. 31 человек был наказан, двое зачинщиков приговорены к каторжным работам, остальные – к наказанию шпицрутенами. Губернский батальон стражи был переведен на Кавказ, где в это время продолжалась война с горскими народами.

В следующем году вспыхнуло еще несколько восстаний. В июне 1831 года бунтовал Санкт-Петербург. Как и везде люди не верили ни в какую эпидемию и подозревали власти в том, что их пытаются отравить. А так как появление холеры в Петербурге пришлось на время польского восстания, то огромное большинство жителей столицы приписывало эти мнимые отравления непосредственному действию, а также подкупам поляков. Взволнованные толпы народа ходили по улицам, ломали холерные кареты, а также ловили отравителей. Таковых определяли легко: медицинским работникам рекомендовалось иметь при себе раствор хлорной извести, которой нужно было протирать руки и другие части тела и поэтому, всякого, у кого находили белильную известь, обвиняли в отравительстве. В лучшем случае заставляли несчастного съесть эту известь, но в большинстве случаев били, часто забивая до смерти.

Сенная площадь в Санкт-Петербурге

Ранним утром 22 июня разгоряченная толпа штурмовала временную холерную больницу, расположенную в доме купца Таирова на Сенной площади. Бунтовщики избили всех медработников, причем некоторые врачи были забиты до смерти.

Вызванный петербургским генерал-губернатором Петром Эссеном батальон Семеновского полка не смог сдержать толпу. Здесь в события снова вмешался Николай І. Узнав о погроме, он решил выехать на место событий.

Александр Бенкендорф

Здесь снова уместно будет дать слово Александру Бенкендорфу. Он писал: «Он (то есть император) прежде всего, велел приготовить себе верховую лошадь, которая не пугалась бы выстрелов, и потом, взяв с собою Меншикова, поехал в коляске на Сенную…

Николай І во время холерного бунта на Сенной площади

Государь остановил свою коляску в середине скопища, встал в ней, окинул взглядом теснившихся около него и громовым голосом закричал: “На колени!” Вся эта многотысячная толпа, сняв шапки, тотчас приникла к земле».

Далее Николай обратился к толпе с короткой речью, которую завершил словами «Приказываю вам сейчас разойтись, идти по домам и слушаться всего, что я велел делать для собственного вашего блага». На этом бунт закончился. Эпизод усмирения холерного бунта запечатлен на барельефе памятника Николаю І в Петербурге.

Военное поселение

В июле 1831 года вспыхнуло восстание среди военных поселенцев Новгородской губернии. Эти военные поселения были введены в 1810 и просуществовали до 1857 года. Основной целью было создание военного резерва без увеличения расходов на армию. Подумайте сами, в Российской империи солдаты служили по 25 лет, и на случай войны обученного резерва не было. Были предложения уменьшить срок службы до 7 лет и это, конечно бы обеспечило армию нужным количеством обученных солдат запаса. Но реализация этого предложения обещала быть слишком затратной, и поэтому придумали гнуснейший проект организации военных поселений.

Военные поселения основывались на казенных землях, и тамошние крестьяне вынуждены были совмещать военную службу с сельским хозяйством. Беспорядки начались 22 июля 1831 года в поселении Старая Русса, охватили еще несколько населенных пунктов и продолжались до 7 августа того же года. Я не буду вдаваться в подробности в рассказе об этом восстании, поскольку ничего принципиально нового для характеристики холерных бунтов мы не узнаем. Причины все те же: непонимание смысла противохолерных мероприятий, опасение того, что под видом этих мероприятий народ хотят отравить, главный объект ненависти, конечно же, больницы и врачи, к которым добавились офицеры, пытавшиеся прекратить бунт. Заслуживающие внимания особенности этого восстания - это его значительные масштабы – было убито и умерло от ран и побоев более сотни врачей и офицеров, а также то, что бунтовали люди военные, и для подавления восстания пришлось стянуть значительно большие, нежели обычно, силы.

Вид на Старую Руссу

Наказание также было жестким. Всего было осуждено более 3000 человек, причем осужденные были поделены на 5 разрядов: преступники первого разряда, изобличенные в смертоубийстве, были приговорены к наказанию кнутом и ссылке на каторгу, остальные, по мере убывания виновности, были приговорены к наказанию шпицрутенами, розгами, отдаче в арестантские роты, и, наконец, наиболее легким наказанием был перевод на службу в Сибирский отдельный корпус. При исполнении наказания также не церемонились, 7% наказанных шпицрутенами умерли на месте экзекуции.

Наконец, следует сказать об общих итогах эпидемии холеры в России в 1830-1831 годах. Всего заболело около 500 тысяч человек, из которых умерло около 200 тысяч. Холерные бунты, о которых я рассказал в этом посте, представляли лишь верхушку айсберга, волнения же были в десятках других городов и селений, но менее масштабные и, потому, менее известные.

Наказание шпицрутенами

И в завершение, хочу пригласить всех, интересующихся историей, пересмотреть мои ролики на Ютубе, сосредоточенные на канале «Mihnik» https://www.youtube.com/channel/UCg3j5quaczAxjDnSdz9ropA

Есть у меня очень хорошая знакомая, подруга. Она намного старше меня и давно на пенсии. И вот решила она записать свои воспоминания о детстве, юности, о своей жизни. Она совершенно далека от писательско-журналистской профессии. А я просто зачитываюсь ее рассказами. С ее разрешения выложу один из ее рассказов. Думаю, кому-то будет интересно. Далее - ее текст.

Холера

То, о чем я сейчас вспомню, не будет рассказом из детства, о детстве. Те события, в которые мы попали с дочкой, столь необычны, интересны, да в какой-то мере даже трагичны. Когда они происходили, о них почти не писали в прессе, не освещали по телевидению. Вот поэтому надо обязательно о них рассказать. Тогда я поняла, как страшно оказаться в толпе, которая поддается страху, панике и может все смести на пути, теряя человеческий облик. В полной мере ощутила, как местная власть бывает не готова к чрезвычайным событиям. Полная растерянность, беспомощность, не владение ситуацией. Но все по порядку.

В 1970 году в нашей стране вспыхнула эпидемия холеры. Она охватила значительную часть территории СССР.

Мы с дочкой оказались в гуще этих событий.

В августе поехали отдыхать в Затоку – небольшой поселок в шестидесяти километрах от Одессы. Он славился золотыми песками пляжа, неглубоким у берегов морем, что удобно для отдыха с маленькими детьми и относительно недорогими фруктами.

Вместе с нами отдыхала моя подруга Светлана с дочкой Людой. Мы вместе работали, жили рядом и наши девочки дружили. Мы часто все ходили купаться на Волгу, в лес за грибами и ягодами, да просто побродить по лесу, разжечь костер, напечь картошки.

Это были интересные походы. Иногда брали в эти походы подружек наших детей. Детишки обязательно устраивали концерты около костра. Пели, танцевали, рассказывали стихи. Потом все получали небольшие подарки. Ребятишки любили эти походы и с нетерпением ждали их.

Вот и поехали на отдых к морю вместе.

Конечно, находясь недалеко от Одессы, мы не могли не съездить туда. Да и дочке надо было показать этот город – жемчужину у моря. Побродили по Дерибасовской, посмотрели здание знаменитого оперного театра и конечно оказались у Потемкинской лестницы, которая получила свое название не в честь фаворита Екатерины II, а после выхода легендарного фильма "Броненосец Потемкин". Так получилось, что к лестнице подошли снизу. Интересно, когда смотришь снизу на лестницу, ступени кажутся бесконечными, но их всего 192. Мы приняли решение подняться, и Марина с Людой достойно выдержали это испытание.

Что еще врезалось в память – везде много продавали рыбы и жареной, и вареной, и копченой. Нам особенно нравилась кефаль. Накупив рыбы, помидор и прочей снеди, пошли на вокзал к последней электричке. Зашли в вагон разложили наши яства в предвкушении знатно поужинать. Целый день шатаясь по городу, практически не ели. И вдруг с ужасом узнаем, что это не наша электричка. Сгребли все в охапку и бегом искать наш поезд, так как он должен был вот-вот отойти. Только успели влететь в вагон, поезд тронулся. Это была последняя электричка, а то бы пришлось куковать на вокзале.

Очередной раз належавшись на пляже, накупавшись нам захотелось опять куда-нибудь съездить.

Недалеко от Затоки расположен прекрасный город под названием Белгород-Днестровский. Там находится средневековая крепость "Аккерман" на берегу днестровского лимана – одна из крупнейших и наиболее сохранившихся на Украине. Построена на месте античного города Тира. Вот туда мы и отправились. Осмотрели крепость, побродив ещё по её территории, наткнулись на съёмочную группу. Здесь снимали какой-то приключенческий фильм. Посмотрев на это действо, решили спуститься вниз к лиману и искупаться. Вода в лимане была почти не соленая. Накупавшись, мы пошли бродить по городу. Нас поразило обилие фруктовых деревьев, целые аллеи. В это время как раз созрели абрикосы, и вся трава под деревьями была ими усыпана. Разве могли мы мимо пройти? Наелись до отвала и целую сумку набрали. Уставшие, но довольные этой поездкой, отправились обратно.

Так и протекало время отпуска. Мы отдохнули, загорели как негры, и надо было собираться уезжать. Подруга с дочкой улетели на самолёте, а мы должны были уехать через день. Утром я пошла в санэпидстанцию взять для Марины справку, что нет инфекционных заболеваний, чтобы, приехав, сразу идти в садик, не сдавая анализов. Пришла на станцию, а там непонятная суета. Бегают по коридорам толпы людей в белых халатах, о чём-то шепчутся. Пытаюсь спросить, где взять справку. Все молчат и отмахиваются. Потом сказали: "Идите на пляж – там всё узнаете". Так ничего и не добившись пошла на пляж. А утром на следующий день надо было уезжать в Одессу, где мы хотели погулять по городу. Поезд наш в Москву уходил вечером.

Пришли на пляж. На пляже по громкой связи объявили: "Пляж закрыт – купаться нельзя!" А почему, что случилось – никто не знал. Потом на пляже появилась какая-то официальная группа людей, и стали говорить, чтобы уезжали отсюда скорее. А как, на чём – никто ничего не говорит. Чувствовалось, что они сами ничего не знают толком. Полная неразбериха и паника. Прошёл слух, что мимо Затоки прошёл поезд из Одессы не останавливаясь. А проводники кричали, открыв двери: "Уезжайте как можете скорее – в Одессе холера, и её закрывают на карантин!"

С пляжа мы пошли на квартиру, решив пока никуда не ехать. Пришли домой, а там отдыхающие суетятся и собираются куда-то. Они мне сказали: "Иди на вокзал, закомпостируй билет. Сегодня к вечеру подадут состав и надо уезжать". А куда повезут – никто не знал. На станции быстро закомпостировала билет. Их всем подряд пробивали.

Пришла, тоже стала собираться. Хорошо, что не успели ничего купить, так как планировали все гостинцы закупить в Одессе, а фрукты по дороге.

Основные покупки мы с подругой накануне отправили посылками. Что интересно: когда пришло мужу извещение, он сразу пошёл на почту и получил её. А Светлана пошла дня через два или три. Ей посылку не выдали. Дали только акт об уничтожении, так как посылка якобы пришла оттуда, где был объявлен карантин.

Все нехитрые пожитки, что были у нас, я сунула в рюкзак, взятый для фруктов, чтобы чемодан был пустой.

Пришли на станцию. Народу тьма. Все волнуются, ползут разные слухи, но толком никто ничего не знает. Прошли на перрон, так как сказали, что скоро придёт поезд. Стою и размышляю: как влезть в вагон, да ещё с ребёнком. Когда состав подошёл к перрону, я одела рюкзак за плечи, взяла в одну руку Марину, в другую чемодан. Но нам повезло. Дверь вагона оказалась напротив меня. Я быстро сунула Марину в тамбур, потом чемодан. А меня уже почти прижали к ступенькам – ноги не поднять. Марина закричала дурным голосом. Вся толпа на мгновение замерла, и на меня немного ослабло давление. Я в этот момент сумела подняться. Вагон был купейный. Мы сразу зашли в первое купе и сели. Потом столько набилось народу, что многие стояли.

Куда поехали – никто не знал. Ехали ночь. Утром немного народу убавилось. Некоторые местные выходили по дороге. Мы оказались в одном купе с женщиной, с которой и жили на квартире у нашей хозяйки. Она оказалась прокурором из Ленинграда и была очень активная. Познакомилась с бригадиром поезда и пыталась у него выяснить, куда нас везут и вообще разузнать обстановку. Но бригадир сам ничего не знал. Он сказал, что их по тревоге подняли ночью, собрали и сказали, что надо увезти их детей из под Одессы из пионерского лагеря. Все проводники были из Кишинева. Они даже ничего с собой не взяли, надеясь в этот же день вернуться. В общем полный хаос и неразбериха.

Едем полдня и вдруг понимаем, что мы никуда не едем. Просто наш поезд по одной ветке едет то в одну сторону, то в другую. Где-то раздобыли карту железнодорожных путей. Наверное, бригадир поезда принёс, и всё подтвердилось.

Тогда наша прокурорша говорит: "Надо давать телеграмму в правительство о нашей ситуации". Быстро составили текст телеграммы, снарядили молодого человека, чтобы он на первой же остановке выскочил и послал её. Так как неизвестно было, сколько на остановке простоим, чтобы посланец не отстал, бригадир поезда взялся его подстраховать. В случае чего нажать стоп-кран. Но парень быстро вернулся, у него телеграмму не взяли.

Движение поезда туда-сюда продолжалось. Бригадиру это тоже не нравилось. Они уехали из дома на день, а получается полная неизвестность. Тогда он набрался смелости и решил, будь что будет, и послал телеграмму в правительство с рации поезда.

Мы стали ждать результата. Куда попала наша телеграмма - трудно сказать. Но вскоре мы двинулись, наконец, на север. Проехали Кременчугское водохранилище. Начало уже темнеть. Скоро стало совсем темно. Вдруг мы остановились. Видим, на перроне бегают железнодорожники с фонарями и что-то кричат. Пронёсся слух, что надо убегать, а то неизвестно, куда нас отправят. Это была станция Золотоноша. Многие пассажиры сошли, но я осталась. Куда ночью идти с ребёнком? Всё равно куда-нибудь привезут, тут не оставят. Через некоторое время поезд начал тихонько двигаться. Потом остановился. Была глубокая ночь. За окном темнота, ничего не видно. И мы легли спать.

А утром, когда я встала и выглянула в окно, увидела очень странную картину. Весь состав был оцеплен солдатами, а в руках у них были автоматы. Народ постепенно начал просыпаться и выскакивать из вагонов. Попытались пройти мимо солдат. Они говорили: "Назад!" Но разве народ остановишь? Не будут же они стрелять. И вся масса народу двинулась вперёд по дороге. Пройдя немного, наткнулись на небольшой заградительный кордон. Масса милиции и высшие чины среди них. Много гражданских. Один из них был первым секретарём обкома партии. Он нам прояснил ситуацию, попросил успокоиться и сказал, что здесь мы будем проходить карантин. Всем нас обеспечат. Сегодня их ночью подняли по тревоге, но так как был выходной, многие уехали на дачи. Но сейчас всех собирают, и нас устроят как надо. Все начали кричать, что мы голодные. Он пообещал через часик прислать машину, чтобы мы могли перекусить. И правда, пришла машина с горячим чаем и пирожками, и их раздавали бесплатно. Потом подъехала машина-магазин, где можно было купить что-то из продуктов. Буквально в первый же день нас оперативно обустроили. Но первое, что мне с утра бросилось в глаза, когда я посмотрела в окно: шли солдаты с лопатами. За составом у забора они быстро вырыли ямы и построили туалеты. Состав стоял во фруктовом большом саду, а за забором за большими воротами был консервный завод. Вот поэтому была железнодорожная ветка от станции сюда, чтобы подвозить фрукты к заводу.

В течение дня принесли матрацы, постельное бельё и пригнали ещё два вагона, чтобы у каждого было место для ночлега. Нам предстояло здесь прожить десять дней, если всё будет хорошо. Из досок сколотили столы, скамейки. Здесь мы кушали поочерёдно. Нам кричали: "Первый, второй, третий вагон - обедать!" И все бежали к столам. Потом следующие вагоны. Питание было трёхразовое. Пригнали полевые кухни. Тут повара готовили еду.

Весь сад огородили верёвками с красными флажками. А на дороге построили помост, на который сгружали подвозимые продукты. Никто из зоны не имел права выходить. Дополнительно для детей младшего возраста привозили молоко и сметану. Но её было столько, что и взрослым хватало.

Обустроили медпункт в палатке, пригнали походные солдатские души, где можно было помыться в любое время как в бане.

В общем, когда мы успокоились, мы это восприняли как дополнительный отпуск. Отдыхали, загорали, мылись под душем, играли в карты, развлекались как могли.

Нас осматривали врачи. Каждый день давали антибиотики. И что очень ценно - выдали больничные листы, полностью оформленные. Я потом общалась с некоторыми людьми, которые тоже находились на карантине и не получили больничные. Они потом столько находились, чтобы их получить. Да и условия их содержания были далеки от наших.

Мы с большой благодарностью вспоминаем руководство города, которое так оперативно всё устроило.

Время пролетело быстро. Что интересно, в саду все деревья были усыпаны яблоками, грушами, но никто не рискнул сорвать и съесть. Все боялись. Малейший понос, и нас тогда бы здесь оставили ещё на месяц.

Карантин закончился. Нас благополучно довезли до Москвы. Поезд прибыл на Курский вокзал. Это ещё было небольшое старое здание вокзала. Народу тьма. Ходят люди в специальных костюмах, в масках, и обрабатывают всё каким-то раствором.

К кассам мне не подобраться, а надо компостировать билет до Горького. Что делать? Тут у военной кассы увидела знакомого, который был с нами на карантине. Он уже стоял у окошечка и пустил меня вперёд себя. Спрашиваю: "Мне до Горького надо закомпостировать билеты и сую их в окошко". Кассир говорит: "Билетов на Горький нет". Но тут видит мои билеты, хватает трубку и говорит в неё: "Тут люди из Одессы, надо срочно билеты на Горький". Мне тут же компостируют билет, и мы с Мариной через два часа уже сидим в поезде. Надо же было срочно отправить людей, прибывших из Одессы. Там же холера!

Вот так почти и закончились наши приключения. А почему почти?

Месяц спустя стою в столовой пообедать. Вдруг ко мне подходит главврач поликлиники и спрашивает, находилась ли я на карантине по холере? Как моё самочувствие? Нет ли температуры? Это до них только дошли документы из санэпидемстанции. Я ему объяснила, что всё хорошо, я уже месяц работаю и была в карантине, на что есть документ. Тогда он вздохнул с облегчением. Вот теперь окончательно закончилась эта история с холерой.