Фёдор Михайлович одобрил бы наверняка
Вроде все по канонам, чего они возбудились? Не в Москве же происходило.
Вроде все по канонам, чего они возбудились? Не в Москве же происходило.
Это следует из статистики сетей «Читай-город — Буквоед», «Амиталь», петербургского магазина «Дом книги», маркетплейса Ozon
Правда, в последнее время они что-то даже поняли. Они поняли, что мы чего-то хотим, чего-то им страшного и опасного; поняли, что нас много, восемьдесят миллионов, что мы знаем и понимаем все европейские идеи, а что они наших русских идей не знают, а если и узнают, то не поймут; что мы говорим на всех языках, а что они говорят лишь на одних своих, — ну и многое еще они стали смекать и подозревать. Кончилось тем, что они прямо обозвали нас врагами и будущими сокрушителями европейской цивилизации. Вот как они поняли нашу страстную цель стать общечеловеками!
Дневник писателя за 1877 год ПСС т. ХХV
Существуют простодушные читатели с размягченною дряблою современною чувствительностью, которым Достоевский всегда будет казаться «жестоким», только «жестоким талантом».
И в самом деле, в какие невыносимо-безвыходные, неимоверные положения ставит он своих героев. Чего он только над ними ни проделывает! Через какие бездны нравственного падения, духовные пытки, не менее ужасные, чем телесная пытка Ивана Ильича, доводит он их до преступления, самоубийства, слабоумия, белой горячки, сумасшествия. Не сказывается ли у Достоевского в этих страшных и унизительных положениях человеческих душ такое же циническое злорадство, как у Л. Толстого в страшных и унизительных положениях человеческих тел? Не кажется ли иногда, что Достоевский мучит свои «жертвочки» без всякой цели, только для того, чтобы насладиться их муками? Да, воистину, это – палач, сладострастник мучительства. Великий Инквизитор душ человеческих – «жестокий талант».
И разве все это естественно, возможно, реально, разве это бывает в действительной жизни? Где это видано? И если даже бывает, то какое дело нам, здравомыслящим людям, до этих редких из редких, исключительных из исключительных случаев, до этих нравственных и умственных чудовищностей, уродств и юродств, подобных видениям горячечного бреда?
Вот главное, всем понятное обвинение против Достоевского – неестественность, необычность, искусственность, отсутствие так называемого «здорового реализма».
«Меня зовут психологом, – говорит он сам, – неправда, я лишь реалист в высшем смысле, т. е. изображаю все глубины души человеческой».
Естествоиспытатель, тоже иногда «в высшем смысле реалист» – реалист новой, еще неизвестной, небывалой реальности – делая научные опыты, окружает в своих машинах и приборах естественное явление природы искусственными, исключительными, редкими, необычайными условиями и наблюдает, как, под влиянием этих условий, явление будет изменяться. Можно бы сказать, что сущность всякого научного опыта заключается именно в преднамеренной искусственности окружающих условий.
Так, химик, увеличивая давление атмосфер до степени невозможной в условиях известной нам природы, постепенно сгущает воздух и доводит его от газообразного состояния до жидкого. Не кажется ли «нереальною», неестественною, сверхъестественною, чудесною эта темно-голубая, как самое чистое небо, прозрачная жидкость, испаряющаяся, кипящая и холодная, холоднее льда, холоднее всего, что мы можем себе представить? Жидкого воздуха не бывает, по крайней мере, не бывает в доступной нашему исследованию, земной природе. Он казался нам чудом, – но вот он оказывается самою реальною научною действительностью. Его «не бывает», но он есть.
Не делает ли чего-то подобного и Достоевский – «реалист в высшем смысле» – в своих опытах с душами человеческими? Он тоже ставит их в редкие, странные, исключительные, искусственные условия, и сам еще не знает, ждет и смотрит, что из этого выйдет, что с ними будет. Для того, чтобы непроявившиеся стороны, силы, сокрытые в «глубинах души человеческой», обнаружились, ему необходима такая-то степень давления нравственных атмосфер, которая, в условиях теперешней «реальной» жизни, никогда или почти никогда не встречается – или разреженный, ледяной воздух отвлеченной диалектики, или огонь стихийно-животной страсти, огонь белого каления. В этих опытах иногда получает он состояние души человеческой, столь же новые, кажущиеся невозможными, «неестественными», сверхъестественными, как жидкость воздуха. Подобного состояния души не бывает; по крайней мере, в доступных нашему исследованию, культурно-исторических и бытовых условиях – не бывает; но оно может быть, потому что мир духовный так же, как вещественный, «полон, – по выражению Леонардо да Винчи, – неисчислимыми возможностями, которые еще никогда не воплощались». Этого не бывает, и, однако, это более, чем естественно, это есть.
Так называемая «психология» Достоевского напоминает огромную лабораторию с тончайшими и точнейшими приборами, машинами для измерения, исследования, испытывания душ человеческих. Легко себе представить, что непосвященным лаборатория эта должна казаться чем-то вроде «дьявольской кухни» средневековых алхимиков.
Впрочем, некоторые из его научных опытов действительно могут быть и не совсем безопасны для самого исследователя. Нам, по крайней мере, иногда становится страшно за него. Ведь глаза его впервые видят то, что, казалось, не позволено видеть глазам человеческим. Он сходит в «глубины», в которые еще никогда никто не сходил. Вернется ли? Справится ли с теми силами, которые вызвал? Что, если они прорвут очерченный им заколдованный круг? Нам страшно за бесстрашного. В этой отваге исследования, которая ни перед чем не останавливается, в этой потребности доходить во всем до конца, до «последней черты», переступать за пределы есть нечто в высшей степени современное, свойственное, если еще не всей европейской культуре, то, по крайней мере, уже европейской науке, и в то же время в высшей степени русское – то самое, что есть и у Л. Толстого: не с таким же ли дерзновенным любопытством, как Достоевский в «глубины души человеческой», в бездны духа, заглянул Л. Толстой в противоположные, но не меньшие бездны плоти? Впоследствии мы увидим, как они отвечают друг другу, точно сговорившись – как из их произведений чуждыми и все-таки родными голосами эти две бездны перекликаются.
В романах Достоевского есть места, в которых всего более отражаются особенности его, как художника, и о которых трудно решить, так же, как о некоторых стихотворениях Гёте и рисунках Леонардо да Винчи, что это – искусство или наука? Во всяком случае это не «чистое искусство» и не «чистая наука». Здесь точность знания и ясновидение творчества – вместе. Это новое соединение, которое предчувствовали величайшие художники и ученые, и которому нет еще имени.
/Д.С. Мережковский - Толстой и Достоевский/
Сквер Достоевского
Не будем распаляться на гений русского писателя известного на весь мир, вы и так все знаете
Скульптура из бронзы работы Следкова А.Е. (хомлины по городу тоже его авторства) установлена в ноябре 2021г к 200-летию со дня рождения Достоевского.
Сквер получил это название только в октябре 2021г - до этого носил имя поэта А.Мицкевича с 1999г.
Федор Михайлович изображен в полный рост и в длинном пальто, а на левой руке его сидит воробей, которого он прикрывает другой рукой.
Воробей здесь неспроста - это отсылка к «Братьям Карамазовым», просьбе Илюши Снегирева о том, чтоб покрошили на его могилке хлеба, чтоб он услышал воробушков и ему было веселее там.
ул Грекова
54.720529° 20.491559°
В жизни Федора Михайловича Достоевского была одна большая страсть – увлечение азартными играми. Нередко писатель проигрывал все до последней копейки. Именно это и случилось с ним в 1863 году в городе Висбаден, где он проигрался так, что не осталось средств даже на еду.
Попытки перезанять у знакомых не увенчались успехом, и тогда денег ему предложил издатель Стелловский, но с одним условием – к концу октября Достоевский должен был предоставить новый роман объемом не менее 400 страниц. В противном случае, все права на бывшие и будущие работы писателя перешли бы к издателю.
Достоевский принялся за работу, и даже впервые нанял себе стенографистку Анну Сниткину, ведь времени у него было меньше месяца. Узнав через 26 дней, что писатель почти закончил свой роман, Стелловский попытался уехать из города, приказав в издательстве не принимать у Федора Михайловича работу. Но хитрость не удалась – Федор Михайлович заверил свой труд в управлении квартала, а значит – успел!
Сжатые сроки, в которые был написан «Игрок», сыграли на руку произведению. Интересный сюжет не осложнен философскими размышлениями автора, благодаря чему роман получился достаточно легким.
Федор Михайлович женился на молоденькой стенографистке и до конца своих дней прожил в счастье и любви. А Стелловский, известный своими подлостями по отношению к писателям и музыкантам, умер в 56 лет в психиатрической больнице.
Эту и многие другие книги вы можете бесплатно скачать на нашем канале:
@classical_lit
Борис Вышеславцев в книге «Русская стихия у Достоевского» констатировал: «Достоевский часто изображает необъятное, непропорциональное ничему и несообразное ни с чем самолюбие русского человека: чем ничтожнее его Я, тем более оно себя раздувает; эти пузыри земли хотят раздуться до пределов мироздания и чем более знают свою пустоту, тем более озлоблены, отравлены завистью».
Что и говорить...
Обращали ли вы внимание, что в романе Ф.М. Достоевского «Подросток» меняется имя одной из героинь — матери самоубийцы Оли? Вначале ее зовут Дарья Онисимовна, а затем — Настасья Егоровна. Что же произошло? Вопрос до сих пор остается открытым.
На данный момент существуют три теории об изменении имени героини в романе “Подросток”:
1. Имя было изменено случайно, по ошибке автора или недосмотру издателей. Этой теории принято придерживаться, но она не объясняет разительную перемену всего образа.
2. Имя героини изменено специально, по замыслу автора, и тогда это возможно рассматривать как некую «игру с читателем».
3. Имя героини поменялось сначала по недосмотру, ошибка была замечена, но намеренно не исправлена автором, так как эта перемена имени повлекла за собой перемену всего образа, что прекрасно вписывается в контекст идейно-тематического содержания романа.
Эту книгу можно бесплатно скачать у нас на канале: