Из цикла «Темные времена Руси»

***

P.S. дорогие любители истории и просто зашедшие на огонёк! Мои зарисовки в стиле тёмного фэнтези — это именно художественная интерпретация, а не строгая научная статья. Я учитель истории, но ещё и писатель, поэтому решила объединить две страсти: факты из летописей и живую, мрачноватую атмосферу, в которой могла бы рождаться наша древняя история.

Если вам хочется академической точности — в моих текстах её нет, зато есть языческие тени, княжеские интриги и дыхание эпохи, переданное через призму вымысла. Так что, строгие знатоки, не сердитесь — это всего лишь игра воображения на основе реальных событий.

А остальным — добро пожаловать в «Тёмные времена Руси», где крещение могло быть кровавым, а дружинники — сражаться не только с врагами, но и с чем-то... древним.

P.S. 2: Комментарии с цитатами из ПВЛ и археологических отчётов приветствуются! Но злость оставьте за порогом😉

_____

Лежа на спине, на том самом лугу, Люций смотрел на звезды.

"О чем толковал этот человек? Почему я до сих пор не вырвал из него пару кусков мяса, от чего он бы рассказал мне все? Не потому ли, что я хочу, чтобы он сам сказал мне все, что требуется? Похоже, он силен. Слишком силен, чтобы умирать так нелепо, разорванным на куски в стане врага."

Холодных звезд было немного сейчас, но и те, что взошли на небо, горели прекрасно и маняще.

И представлялись другие места там, цветущие и лоснящиеся при свете этих звезд, более яркие и сочные, лишенные разложения этого мира и его бесконечной тоски.

"Мне так не хотелось бы, чтобы ты пал, Стратоник. Это будет так ужасно, увидеть столь сильного человека в слезах, сломленного и уничтоженного. Но однажды быть может, я захочу увидеть и это. Несмотря на все мое могущество, я не властен над своими желаниям, которыми обрастаю, как плющом, что не могу сорвать, но который разрывает меня изнутри, проникая стеблями в глубину сознания и побуждая на действия, которых раньше либо боялся, либо стыдился..."

Перевернувшись на бок, Люций продолжил придаваться своим размышлениям.

"Я видел. Он мог убить меня в той схватке. Простые воины гибнут от считанных ударов, рыцари стоят до конца, а этот воитель мог и убить меня. Так ли велико наше превосходство над людьми, о которым мы столь обильно размышляем? Сегодня он заставил меня усомниться, и я устрашился этого. Я мог бы разорвать десяток людей не задумываясь, их тела не смогут сдержать мой натиск. Но простой силой не ограничиваются возможности человека, мы всегда это знали, и на первых порах опасались людей."

Закрыв глаза, Люций увидел прошлое.

Солнце.

Где-то на юге…

На обширной тогда ещё зелёной равнине, что шла меж гор и берега океана, сходились два воинства.

Лес из красочных знамён. Сияющие на солнце доспехи. Стройная армия людей.

Это было объединенное войско трёх полисов, которые шли вместе вопреки своим распрям.

Белые рыцари Башни, закованные в белоснежные латы, вооруженные щитами и мечами, стояли в центре, слева от них были уцелевшие воители Стремительного, одетые в самые разные ламеллярные доспехи с большими наплечниками, вооруженные саблями и глефами, а справа были солдаты из Океанических врат, на которых были пластинчатые нагрудники, а шлема их имели алые гребни, вооружены они были большими прямыми щитами и копьями. Четырнадцать тысяч разношерстной конницы собралось здесь. Гордость человеческой расы, эти идеально защищенные и вооруженные воины были вершиной их общества, все силы которого воплощались в них, а их образ уже сам служил знаменем родных городов.

"Я помню. Никогда более этот мир не увидит столь огромной армии людей. Многие тысячи железных воинов."

Многие тысячи всадников спешились здесь.

Эта война вводила новые правила.

Позади же воинов шли бесчисленные ряды их слуг и стрелков, одетых гораздо хуже, и несущих на себе бремя помощи тем, кто стоял в первых рядах, кому предстояло выдержать весь натиск грядущего сражения.

"Но сколько бы вы не собрали воинов, мы выставим больше, мы создадим ещё, и вы утоните, ведь мы океан!"

И против четырнадцати тысяч лучших воинов стояли тридцать тысяч серокожих существ, изуродованных тварей, одетых в черную броню закрывающими их изменённые тела, шлема скрывали то, чем были их морды, но они беспрестанно хрипели и стонали, от боли, которую им доставляло их продолжающееся существование вопреки самой жизни, когда-то породившей их изначальные формы. Их огромная орда занимала все расстояние от предгорных лесов до берега.

И эта орда наступала, неизбежная, как черный прибой.  

"Я помню! Люди смело дрались в тот день…"

— Люций. — раздался тихий голос вблизи.

— Элой… это ты?

— Да, Люций, друг.

Одиноко грезящий приподнялся на локте, а рядом с ним сел, опираясь руками потревоживший.

— Что будет с этим человеком?

— Ты о префекте Стратонике? 

В одной руке Элой держал бурдюк и периодически пил из него.

— Да, о нем. Что будет с ним? — небольшой глоток, — О других томящихся узниках я не беспокоюсь. Но ты направил его обратно в темницу?

— Да, — Люций повернул голову к пейзажу.

Снежные горы окрасились синим в ночи.

От прежней манеры речи Элоя не осталось и следа, он говорил чётко и размеренно:

— Мне кажется, мы должны вернуть его в те покои, где он набирался сил, — ещё один глоток.

— К чему такая забота о военнопленном, с твоей стороны к тому же? — вздох.

— Это достойный представитель нашего врага. И мы должны воздавать ему почести.

— У врага не может быть достойных представителей, о чем ты говоришь, Элой? — равнодушно ответил Люций.

— Почести добродетельным, — в голос Элоя закрался оттенок деланной торжественности, — Это универсальный принцип! Мы не подобны тем тварям, которых направляем, и можем позволить себе играть в честь. Как ты смотришь, если я так это назову?

— Это уже звучит интереснее, — Люций заинтересованно улыбнулся, — но что дальше?

— Я не знаю, нужна ли здесь какая-то причина… скажу тебе честно. Мне просто не хочется его уничтожать.

— Мне тоже.

— Я даже начинаю думать, — Элой выдержал паузу, — что он мог бы стать одним из нас, знаешь…

— Об этом рано говорить, — отрезал Люций.

На некоторое время наступила тишина, разбавленная сверчками, последними отголосками предыдущей жизни в этих краях.

— Завтра я хочу, — новый глоток из бурдюка, вздох — устроить пир в своем месте…

— Я не приду.

— Почему? — грустно спросил Элой.

— Буду проверять состояние осаждающих, я давно не был в войсках.

— Ничего же не случится...

— Заткнись, Элой, — резко оборвал его Люций, — иди, и не зли меня своей тупостью.

Покорно встал Элой и лениво побрел прочь, выронив из рук бурдюк с вином, что полилось прямо в траву.

"Похоже, что действительно лучше выпустить его. Из цитадели он не убежит. А ничего важного внутри неё нету, и он так или иначе не сможет об этом доложить. Здесь нет птиц, чтобы отправить послание, а если бы и были, то мои вороны и соколы растерзали бы их, что касается стен и окон, то мимо драконов никто не проскочит…"

Подул ласкающий ветерок.

Люций продолжил пребывать в своих воспоминаниях.  

_____

_____

Где-то среди скал в долине реки, что спускалась с высоких вечных льдов, на склоне горы лежат прекрасные луга, насыщенные спокойствием.

Здесь Стратоник очнулся.

Солнце было мягким.

В одних штанах, без обуви и верхней одежды, лежал он на траве, как на одеяле из жизни. 

И сперва человек видел лишь сочное тёмно-синее горное небо, к которому хотелось прикоснуться; приподнявшись же огляделся и увидел гигантские горы, окружающие то место, где он находился и казавшееся столь крохотным в таком сравнении. Среди зелени вырывались из земли белые камни, поросшие мелким кустарником и пёстрыми цветами. Этот чистый нетронутый луг обрывался по краям, трава уходила по склону вниз к реке. Встав в полный рост, Стратоник посмотрел на реку, и ему показалось, что та находится весьма далеко.

Все здесь имело колоссальные размеры.

"Горы… я забыл про вас. Там, в городе я привык к узким тесным улицам. Какой же здесь простор!"

Глубокий вдох полный множества трав и цветов освежал, даруя ощущение поглощения этого места. Стратоника охватывало желание раствориться в этом месте, переходящее в ощущение крепости тела и звериной силы, выпущенной на свободу и требующей безрассудного веселья.

— Префект! — послышался возглас позади.

И Стратоник развернулся, окунув свое тело в звериное напряжение, его поза стала являть собой защиту от опасностей.

— Как опасно! — покровительственно сказал Люций, он был одет в белоснежную тунику, — Держи! Мои друзья хотят зрелища, — и с этими словами он кинул ему сверток.

Развернув ткани, Стратоник обнаружил не заточенный одноручный палаш, подержав его в руке он сделал несколько движений.

"Я так изменился в последние дни, если это были дни, а не недели… Почему я об этом думаю сейчас? Потому что спустя совсем непродолжительное время в полной тьме, я начал разглядывать там себя?"

— О чем задумался, префект!? — вновь крикнул Люций.

— Что? — тихо спросил Стратоник и наконец устремил взор на демона.

Там, рассевшись на крупных булыжниках с серебряными кубками и бурдюками, пребывали в веселье те, кто имел облик людей, одетые в разноцветные праздничные тоги, на их руках были золотые обручи и кольца, на головах дубовые венки, сплетенные и ношенные ими, очевидно, без всякого смысла, что внушило Стратонику особое отвращение. На их лицах была столь легкая приветливость, в которой было нечто серьёзное, но вместе с тем искусственное, и это неприятно читалось, и ощущалось опасным.

В голове Стратоника рисовались десятки ужасающих черных как бездна тварей, из тел которых росли разные конечности, и которые скрывались за этими обликами.

— Приготовься, — спокойно скомандовал Люций, прервав размышления Стратоника.

— Чего тебе нужно? — сухо спросил человек.

— Я изрублю тебя этим на куски мяса, — безразлично ответил демон, будто бросил какое-то замечание.

— На потеху другим подобным тебе? — этот вопрос звучал серьёзнее.

— Да, — Люций обернулся к своим и широко улыбнулся, — чтобы…

В этот момент, человек, провернув кувырок, затем вскочил, как зверь и сделал резкий выпад страшной силы, отбив который, его противник высек искры.

Зрители восхищенно воскликнули и стали переговариваться, живо обсуждая завязавшийся бой.

Напрягая тело, Люций рванулся вперёд, словно за ним сделали взмах гигантские крылья, и прошел с мечом через луг, оставив позади отскочившего Стратоника.

Развернувшись, Люций чуть пригнулся и выставил меч вперёд.

"Что это было?" — спросил себя демон, внимательно разглядывая своего врага, которого мгновения назад считал не более, чем жертвой.

Озверелый возвышался Стратоник, мышцы его вздулись, покрылись пульсирующими венами, а хищные глаза стали глубже в своем стремительном взоре. 

"Ты, наверное, думал, меня можно раздавить, как насекомое? И пусть меня растерзают, но лишь если смогу, то заберу тебя с собой, демон!" — злорадствовал внутри себя человек.

На короткое время они сошлись.

Сверкнуло пару молний, то клинки схлестнулись. Но с шумом были отбиты смертоносные удары.

— Где твоя демоническая сила, монстр? — задорно спросил префект.

— Люций, прикончи его! — крикнула Табия, и залилась нервным смехом.

Стратоник лишь на мгновение метнул к ней взгляд, ухмыльнувшись при этом.

В этот момент рука демона, державшая меч почернела, вены на ней стали отсвечивать красным, будто стали прозрачными, давая видеть бурлящую внутри неживую кровь, на руке с шумом выросли когти, превратив её в лапу, и вся она стала более крепкой, словно сплетённой из железных канатов. И видны стали те огромные черные крылья, явившиеся лишь дымчатым силуэтом призрачной силы, таившейся внутри. И взмахнув этими крыльями Люций со страшной скорость ринулся, не касаясь травы, подняв меч для единственного удара.

"Бог мой отец!" — сказал человек, наблюдая надвигающуюся опасность.

Недолго созерцая все это, Стратоник вызвал в себе ощущение единения с клинком и наблюдая за своим срастанием с оружием он медленно насытил его чувством собственного дыхания, одновременно осознавая свое растворение, показавшееся в те мгновения реальным во всем окружающем его мире. В тот же миг палаш засветился ярким белым свечением.

Белый меч встретился с черным мечом.

И они разлетелись на куски, отбросив владельцев.

Затихнув ненадолго, зрители взорвались криками восторга и стали жадно делать глотки из своих кубков, обсуждая между собой только что случившийся бой.

Быстро вскочив на одно колено, с упорством держа цепко в руке рукоять с остатком палаша, Стратоник скалился и наблюдал поднимающегося на колени демона, по обе стороны от которого лежали тени его призрачных крыльев.

Смех.

Вопли.

Рукоплескания.

В своем полном приятного успокоения изумлении, Люций поднял голову вверх и закрыл глаза, как будто бы издевательски купался в солнечном водопаде, не придавая, казалось, никакого значения произошедшему.

Но затем он встал, крылья исчезли, руки приняли человеческий вид, а глаза ясно были нацелены на Стратоника, который опасливо пригибался, вооруженный остатком меча.

— Брось это, — покровительственно сказал Люций, — На сегодня бой окончен. 

— С чего мне знать, монстр, что ты не растерзаешь меня прямо сейчас? — ответил Стратоник, вкладывая в интонацию всё свое недоверие.

— Я не монстр. Если бы мы… если бы я хотел, тебя бы уже давно растерзали, прямо здесь, вся трава была бы красной.

— Мы ещё узнаем это, — с гордой улыбкой выпрямляясь произнес Стратоник и потом бросил наземь осколок оружия.

Люций подошел к камням, где располагалась вечеринка, там ему поднесли полный кубок, он еле сдержал почти превышающее его самого желание злобно отбросить подносимое вино и осушил одним жадным залпом. Вновь посмотрев в сторону Стратоника, Люций обнаружил того, стоящим спиной к зрителям, тогда направился к нему, отдав кубок чьей-то руке.

— Куда смотришь? — спросил Люций, встав рядом.

— В сторону моего родного города. Мы находимся на западе от него.

В надменно покровительственной речи Люция появилась толика уважения и заинтересованности.

— Ты знаешь, где мы находимся?

— Да.

Говоря, Стратоник не поворачивался к собеседнику, а лишь давал самодостаточные комментарии на его речь.

— Мы сохранили это место для развлечения. Сейчас это единственный зелёный уголок на всем севере.

— Это место, где я вырос.

— Ты рос здесь?

"Зачем я это сказал… и кому я это сказал? Не стоит проявлять в отношении этой сволочи так много любезности!"

— Прекрасное время для взросления. Здесь природа дает людям крепость тела и глубину духа. Давала раньше, пока мы не отчистили эту местность от людей.

— Что будет со мной? — перевел тему Стратоник.

— Ты отсрочил свою смерть.

"Думал, люди совсем ничего не умеют?" — внутренне человек злорадно улыбнулся.

— Убьешь меня в следующей драке?

— Возможно. — И теперь тон Люция принял твердую серьёзность и почтенное любопытство, он посмотрел на Стратоника, — Я хочу знать, что сделал ты со своим мечом, отчего он так наполнился энергией?

— Слишком долго объяснять этот механизм. — Стратоник продолжал любоваться открывшимся видом на долину, место его личного становления, — И ты сможешь его до конца понять только если будешь долго и упорно практиковать. Такие знания не передаются словами, но лишь рождаются внутри тебя, после долгих и кропотливых трудов. 

Ничего не спрашивал далее Люций, а отступил, чуть склонив голову, и задумчиво исподлобья посмотрел.  

— Пойдем, к остальным.

"Словно все хорошо. Я иду туда, где сидят существа, обернувшиеся в людей, не показывай им, что ты все знаешь, иначе растерзают тебя, разорвут на части, им не стоит ничего, и пусть я заберу с собой нескольких этих тварей, мне не выстоять против целой стаи. Как будто ужасный маскарад, скрывающий ад прямо здесь!"

Серость растеклась, обелив все цветущее окружение в глазах Стратоника, лишив искусственной жизни это место. Теперь ему стало по-настоящему страшно, словно он падал в гигантскую пропасть, а где-то наверху угасал последний источник света. Этот жизнерадостный луг был зияющей бездной, и его окружали духи этой бездны, но нельзя было поддаться страху, потому что страх утопит в пустоте, и тогда уже не вырваться…

С приветливыми улыбками и подбадривающими похлопываниями отдыхающие приблизили его в свой круг, дали кубок, просили испить.

"А я должен вырваться, никогда для меня не будет причины…"

Кубок осушен до дна.

Прекраснейшее вино было слаще, нежели самый сладкий мёд, отобранный у диких пчел.

"…не будет причины отдаться смерти. Я префект войска! Помню об этом, где бы я ни был."

Рекой лилась странная речь. Обсуждение совсем непонятных вещей. Древних произведений искусств, но другой культуры, с которой Стратоник был не знаком, невероятной философии, которая вводила в ступор и не была ведома даже жителям севера, что в культуре превосходил весь континент.

И один улыбчивый смазливый парень, одетый в отличие от других в одну тунику, завязанную на левом плече, спросил префекта:

— А что для вас, северян, мир и жизнь? В чем их сущность?

— Битва, — коротко ответил Стратоник, не задумываясь над своим ответом.

— Почему же?

— Я не готов сейчас об этом говорить, — Стратоник старался сберечь слова.  

— Ладно. Дайте ему отдохнуть после боя.

Интерес зрителей остыл. Стратоник стал постепенно приглядываться к тем, кто его окружал. Снаружи они выглядели как люди богатства и культуры. Ничто не выдавало в них иной сущности, отличной от человеческой природы.

Все встали пошли вверху по склону, где выше была вымощенная белым камнем круглая площадка, по краю которой было массивное кольцо каменной скамейки, поросшее лозой и кустарником, а ещё выше сразу стояли разрушенные ребристые колонны, вокруг которых также вилась лоза.

Среди тех, кто шел на мгновения обернулся один, будто поймал на спине следящий взгляд Стратоника, тот, что спрашивал.

— Держи, — обернувшийся протянул человеку кубок.

Принял и испил.

— Как твое имя? — спросил человек.

— Элой. А твое Стратоник, верно?

— Да. Это имя моё, — префект ненадолго увел взгляд, а после вновь сосредоточился на собеседнике.

Они продолжали идти вверх, где все уже уселись и принялись за яства, слышался запах мяса, фруктов, овощей.

"Как роскошно, в это время мы в осаде доедаем последние остатки запасов, забиваем лошадей… они забивают. Я здесь, среди врагов наслаждаюсь. Не прикончить ли себя, чтобы прекратить это все?"

— Ты хмур, Стратоник, наслаждайся сейчас с нами, — задорно говорил Элой. 

— Да, конечно.

— Не слишком ли ты аккуратен?

Двое зашли и сели ближе ко входу за одним из столов, где были самые разные блюда из мяса, приготовленные с пряностями с далёкого юга, иностранные фрукты с того же юга, нарезанные свежие овощи, душистый пшеничный хлеб. Все это лежало здесь в изобилии, как будто не было войны, не было зимы и ничего не умирало в этом мире, а лишь давало бесконечные всходы и плоды для наслаждения.

— Скажи мне, Стратоник. Тебе никогда не случалось скучать?

— Скучать? Ты задаешь странные вопросы, — человек старался быть как можно более спокойным и аккуратным, но так, чтобы это не бросалось в лицо.

А его собеседник беззаботно и как-то необыкновенно легко продолжал, не произнося слова, а как бы роняя их, то ускоряя речь, то замедляя и протягивая:

— Да, скажи мне, Стратоник, всегда ли ты поглощен действием… Ну, и жизнь твоя… полная событий?

— Да.

Элой подогнул под себя одну ногу и расположился по направлению к Стратонику, облокотившись подпер голову рукой. В лице его читалось ничего не обещающее короткоживущее внимание.

"Ладно, почему бы не расслабиться, возможно я скоро умру. Я буду есть и пить это все, пока моя жена голодает в пределах города. Интересно, не пялит ли её кто-нибудь…"

Все веселились, ели, пили и разговаривали, постоянно слышался смех, громкие взрывы женского заливного смеха, культура старой роскоши в каждом вздохе и взгляде, в которые был вплетён дух здешнего торжества.

Будто медленно и продуманно играли на струнах где-то вне общего внимания. А потом действительно плавно зазвучала арфа. 

— Да, — продолжил Стратоник, смотря в сторону — каждый день мой был наполнен деятельностью, знаешь. Не помню, чтобы был период, когда я был по-настоящему свободен от всех дел, кроме детства, наверное, но и оно прошло по большей части полным труда и учебы…

— Ладно… Я… я спрошу тебя иначе. Скажи мне… — Элой иногда уводил взгляд в сторону, потом возвращал его, — ты никогда не терялся в шуме своих собственных деяний, понимая, что их смысл иссякает?

— Ты имеешь ввиду рутину? Я занимался рутиной. Были времена, когда я выполнял одну и ту же работу. Я тогда служил в одном из судов города, это было связано с бумагами.

— Нет… — Элой покачал головой, глаза его сделались полуприкрыты, — не рутина. А нечто гораздо хуже. Рутина просто утомляет, изматывает быть может… но я говорю о том, когда твои дела теряют смысл.

— Когда ты не понимаешь, зачем исполняешь свои обязанности? — Стратоник взял ветку винограда и стал неспешно поедать.

— Когда понимаешь, что исполнять их незачем.

"Что он несет, так тупо могут думать только законченные, апатичные ничтожества, лишенные всяких сил."

— Наш город имеет слишком разумное устройство, чтобы какой-то пост в нем был лишним. Отцы основатели построили для нас крепкое общественное здание.

— Ты декларируешь мне официозные истины, Стратоник.

— Не понимаю, о чем ты, возможно, ты просто устал — коротко ответил человек и съел кусок нарезанного яблока.

Элой поменялся в лицо, и стал говорить чётко и даже с ноткой возмущенного непонимания:

— Да? Просто скажи мне, зачем вы сопротивляетесь, для чего это все? Когда я смотрю, как все твои воины сражаются вопреки, мне становится тошно, — Элой увел взор вдаль, подкрепляя задумчивостью взгляда свою речь, — Просто зачем? Для чего они это делают? Я бы никогда не пошел ни в одну армию, и не отдал бы жизни даже за десять своих товарищей, не то, что за целый город... Как это вообще может иметь значение?

Стратоник криво сжав губы и надвинув гневно брови, словно воплотив в лице ледяную злобу всех своих мёртвых товарищей, развернулся к Элою, отчего тот резко отпрянул, как будто ожидал удара.

— Префект! Мой друг утомил тебя? — Люций, появившись сзади Элоя, положил ему руку на плечо явно вдавливая.

Элой встал и направился к другому столу, лишь беззаботно улыбнувшись Стратонику напоследок.  

— Он что-то пытался мне объяснить. Но я не понял его.

— Не важно, — в голосе появилась толика уважения, словно Люций собрался говорить с кем-то почти равным ему, — Я хочу, чтобы ты рассказал мне о том, что замышляют жрецы.

"Это было неминуемо."

Стратоник насторожился. 

— Жрецы?

— Да. Стратоник, нельзя осознанно сопротивляться так долго, зная, что это безуспешно, потому как силы врага непомерно растут, и потенциал вскоре будет несопоставим.

— Если тебе интересно о людях, то они, будучи загнаны в угол, делают разные поступки, порой кажущиеся столь безрассудными.

— Речь не о безрассудности. Жрецы не похожи на тех, кто будет сражаться до конца из чувства гнева от безысходности. Ваши правители сугубо разумны. И они не могут не предвидеть свой полный крах, который даже тебе должен быть теперь очевиден.

— Из своих тайных дум они лишь могут сопротивляться, даже видя неминуемое поражение. Потому что такова глубина ума людей, они не бегут, но сражаются, зная за что. Славная смерть та, что найдена в бою за отечество.

Тем временем Стратоник отложил фрукты и теперь ел тонко нарезанное мясо, сдобренное пряностями, Люций же взял в руки кубок.

— Префект, ты уходишь от ответа, — глоток.

— Я говорю то, что есть, — гордо.

— И самый богатый и могущественный полис стоит до конца потому, что это честь для его защитников? Эти люди там, которыми ты командовал, они знают, что весь остальной континент уже пал под нашим натиском? 

— Именно по этой причине этот полис стал самым могущественным. Сейчас ты видишь наивысшее проявление тех качеств, что сделали этот полис лучшим на всем континенте. Так чему же ты удивляешься? — немного погодя, Стратоник посмотрел прямо в глаза демону и спросил, — Твоё имя Люций?

— Да, я Люций. Я генерал и командую этим походом.

— Ты не похож на того, кто владеет этим походом, — задумчиво изрек человек.

— Почему ты подумал, что есть кто-то выше меня?

— Ты слишком исполнительный, и ты слишком сильно занят делами, а не правлением.

— Разве правление не есть совокупность особых дел?

— Нет. Правление есть статус, править не значит управлять. Ты же пытаешься решить проблему. И я думаю, раз пытаешься ты выведать у меня замыслы моих начальников, раз тебе это необходимо, то не все идет так хорошо, и возможно рассказанные мною сведения повлияют на исход всего предприятия. Потому что гарантированный успех не потребовал бы беседы со мной, я бы уже давно был мёртв.

— Как правитель, я могу решать некоторые проблемы сам. И нет сомнений в неизбежности вашего поражения, об этом я уже говорил. Но твои знания помогут достигнуть цели ещё быстрее! — последние слова звучали более твердо. 

— Разве месяц что-то изменит? — с ноткой грусти ответил Стратоник, — Наше общество подобно механизму, нам не нужен верховный правитель, который окунался бы в частные процессы. Каждая наша деталь на месте, все решения рождаются, когда шестерёнки механизма прокручиваются под давлением обстоятельств, поэтому все проблемы решаются быстро и качественно. Порядок наш вездесущ. Ваша же система несовершенна. Ты не можешь один решить судьбу тысяч… — Стратоник запнулся, чуть не назвав нелюдей людьми, — я не знаю, кем ты правишь, но ты не можешь один вести их всех.

— Я всего лишь беседую с тобой, чтобы лучше понять своего врага. Почему ты решил, что я пытаюсь заменить собой органы управления?

— Люций, я наблюдаю за тобой давно. Я сражался с твоими ордами на подступах к славному граду Стремительному. И мог там созерцать твой стиль. В боях мы узнавали вашу армию, мы измерили её, столкнувшись с ней. И мы не ведаем о наличии иерархии. — И далее Стратоник прибавил с гордостью в голосе, — И я не могу назвать эти орды армией, ты словно ведешь стада на убой, в надежде растоптать хищников.

— Префект, как возвысил себя ты в этом сравнении.

— Лишь сказал правду, — Стратоник надвинул брови, а в глазах его зажегся огонь борьбы, — не думай о победе над людьми генерал, не думай сокрушить рыцарей. Эта война ещё не окончена…

Недолгое молчание.

Но далее Люций, с господством в голосе сказал:

— Возможно ты решишь иначе, когда увидишь десятитысячную орду моих воинов, идущую сюда, на помощь осаждающим. Их поступь приближает конец, их знамена, это знаки вашей гибели.

_____

Двор воеводы находился, как и положено на самом высоком месте, что позволяло обозревать всю корабельную стоянку. Оставив ратников на дворе десятский провел Кузьму на второй этаж приказной избы где и располагалась горница в которой и заседал воевода.

Войдя в просторную горницу Кузьма снял шапку и низко поклонился.

- Мир дому твоему, славный воевода!

- И тебе здравствовать, Кузьма Первов сын. - Воеслав встал из-за широкого дубового стола со стопками листов пергамента и приложил руку к сердцу - Широко известен ты подвигами своими промежду людей. Вот и призвал тебя когда беда приключилась. Садись не томи ноги.

- Несьда! - Громко позвал воевода. - Приведи гонца. - Сунувшийся в дверь писец только кивнул и исчез.

- Сейчас все как есть, из первых уст услышишь. И что потребно, выспросишь. - объяснил он Кузьме.

Гонца привели вскорости. Им оказался невысокий, худощавый, но очень вертлявый мужик в изодранной одежонке. Который принялся в лицах пересказывать произошедшее. Посаженый на управление принадлежащих воеводе земель титун, послал его сообщить хозяину, что стали пропадать в той земле люди. В начале искали распоясавшуюся стаю волков, грешили на лихих людей, но все поиски были тщетны, а люди продолжали исчезать. Дошло до того что народ даже днем не выходил из деревни. Тут то и послали Зуйко Зайца к воеводе гонцом. На полдороги до стоявшей на реке деревни где он хотел нанять лодку лошадь внезапно понесла и как Зуйко не держался, а всё-таки вылетел из седла. Приземлился удачно, в кусты и вылезая из них увидел идущую по дороге к нему женщину. "Выше меня ростом то, красива, простоволоса и острижена совсем накоротко, одежда простая. Но подол весь изодран понизу ровно собаки рвали и испачкан в грязи, а ноги босые и тоже грязные ровно по лужам после дождя бегала." Так описал незнакомку гонец. Она поманила его к себе, но Зуйко, что было сил рванул прямо сквозь кусты и лес от нее подальше. К его удивлению она очень быстро побежала за ним. Спас гонца ручей который попался ему на пути. Когда сзади раздался нечеловеческий, пронзительный вой Зуйко только раз оглянулся и дальше бежал до самой рыбацкой деревни без оглядки. "А из неё как бы другая деваха выглядывает. Прозрачная такая и белесая как туман утром. Руками своими то прозрачными машет, а на руках когти - медведю на зависть. А больше я и не разглядел, бежал со всех ног."

Когда взволнованного воспоминаниями гонца увели Кузьма осведомился у воеводы где находиться его вотчина. Как выяснилось несколько деревень возле Ладоги на Кобоне реке были тем местом куда предстояло отправиться Кузьме.

- Что скажешь возбраняющий? - прервал задумчивость Кузьмы воевода.

- Ты Воеслав Сольмирич вели людей послать к нашим в Новгород. Одному мне тут не справиться. Та, что гналась за гонцом это змора - служка могучего колдуна или ведьмы. Таких может быть и не одна. А чего там еще может бегать с нею вместе, то вообще неведомо.

- Тебе может оружие надобно или еще какую снасть? - нахмурился воевода - Скажи, я пошлю с тобой людей в помощь.

- Нет нужны в том. - покачал головой Кузьма - Только напрасно людей погубим. Гонца этого... Зуйко, тоже в Новгород отправь. Пусть услышат там всё из первых уст. А мне дозволь у ваших травников да лечцов побывать, да взять что мне потребно.

Воевода поднялся из-за стола и отпер один из сундуков стоявших у стены.

- Бери все без записи, что угодно тебе. Серебра возьми наперед, такой ряд положим. - воевода выложил на стол звякнувший кошель. - Да вот возьми знамя моё. Возвернёшь когда воротишься. - положил он рядом с кошелем небольшой серебряный медальон на кожаном шнурке. - Казнить и миловать можешь от моего имени в вотчине моей. Чую не обошлось без гнилых людишек.

"А, щедр воевода." подумал Кузьма "Ишь, не поскупился на деньги и знамя серебряное ровно купцу богатому дал. Видать дело то совсем худо у него в вотчине." Вслух же Кузьма не став спорить взял увесистый кошель и распрощавшись с воеводой и не тратя время попусту отправился собираться в путь.

---

Ветер был попутным и нанятый Кузьмой ушкуй летел как на крыльях. В устье Нево-протоки оказались столько скоро что солнце даже не успело как следует склониться к горизонту, а на месте уже были до вечерних сумерек. Расплатившись с кормчим, Кузьма от пристани рыбацкой деревни куда он прибыл, отправился прямиком к старосте деревне. Собиравшиеся на вечерний лов рыбаки шептались промеж собой с тревогой поглядывая на могучего незнакомца которого, слыханное ли дело, одного привез быстроходный ушкуй. Дом старосты сыскался быстро. Кузьма убедившись что дворовая собака заперта в будке зашел на двор выкликивая хозяев. На невысокое крылечко вышел староста. Был он седобород, а голубые глаза с сеткой морщинок выдавали в нем человека весёлого.

- Мир тебе староста. - приложил руку к сердцу Кузьма.

- И тебе мир добрый человек. - повторил его жест староста. - Как зовут тебя и с чем пожаловал?

- Зовут меня Кузьма сын Первов. А пожаловал я к вам от воеводы Воеслава Сольмирича, узнать что за беда приключилась в его вотчине. - возбраняющий снял с себя медальон полученный от воеводы и протянул старосте.

Староста внимательно рассмотрел рисунок вычеканенный на кружочке серебра и вернул его обратно.

- Проходи Кузьма Первов сын ко мне в дом, там и поговорим. Зовут меня Ростила Вышанов сын. Не побрезгуй скромной пищей, что Белобог послал.

Белобог посла в тот день Ростиле на обед жбанчик березовицы, мочёные грибки, щуку - чинённую гречневой кашей, тюрю - заправленную хлебом, пирог со щавелем и перевар из сушёных яблок.

Поскольку время было к вечеру, а день выдался хлопотным, то Кузьма отказываться не стал.

Выяснилось что в самой деревне рыбаков всё спокойно, но новости от соседних деревень приходили самые тревожные. По слухам местный водяной со всей свитой убыл куда-то со своей летней стоянки в омутах недалече, хотя традиционно все лето проводил там.

Староста советовал расспросить о том что происходит Хорошаву-травницу что живет в нескольких часах пешего пути от деревни вдоль реки вверх по течению.

Заночевал Кузьма само собой у старосты. Не дело на ночь глядя в путь пускаться. Тем более что у рыбаков живущих с реки и лошадей то не было.

На утро, распрощавшись со старостой, Кузьма отправился к травнице. Вышел рано, памятуя о том что говаривал ему отец, "Негоже чтобы солнце доброго человека в постели заставало." Как добраться староста объяснил подробно. Птицы весело щебетали приветствуя восходящее солнце когда он шел по ясно видимой тропинке в лесу. Кузьма добрался до жилья травницы без проблем.

А потом они начались.

Домик травницы стоящий на лесной поляне был не велик, слева садик с травами, справа огород. Позади раскидистое дерево. Вокруг ограда в две жердины чтобы деревенская скотина случись ей сюда забрести не залезла.  Кто и по какой причине, посоветовал травнице вырезать на столбиках забора охранительные руны - неведомо. Но именно это её и спасло.

Домик был в осаде.

Троих мертвяков крутившихся возле ограды Кузьма заметил издали. Стараясь не выдать себя, он начал по большой дуге обходить двор, осматривая его со всех сторон. И не напрасно. Под растущим недалеко, раскидистым дубом обнаружилась сидящая промеж его корней змора, дующая на обожжённую ладонь. Видимо попыталась схватиться за защищенную знаками ограду.

"Ежели хвататься начала за защитные знаки, видать не опытная." - подумал Кузьма и продолжил неторопливо обходить двор. Но больше ничего не обнаружил. Так же тихо он отошел вглубь леса, быстро нарезал несколько березовых веток и связал их в небольшой пучок. После чего аккуратно ткнул себя в палец кончиком ножа и начал тщательно размазывать кровь по нарезанным веткам не забывая и о листьях. После чего быстро и тихо двинулся к поляне. Подобрался к самой кромке леса, со стороны противоположной той, где стояли мертвецы. И аккуратно бросил веник на поляну. После чего принялся скрытно обходить поляну так, чтобы оказаться за спиной у зморы.

Мертвяки почуяли кровь не сразу, но когда до них донёсся запах крови, все трое сверкая светящимися бледно зеленым светом глазами двинулись в обход дома к лежащему на поляне измазанному кровью пучку веток. Змора которую больше интересовала обожжённая ладонь нежели бестолковые подчиненные мельком глянула на них и вернулась к разглядыванию заживающего на глазах ожога. Холода и жары не чувствуешь, раны заживают сразу, подселенная в её тело сущность в обиду не даст. Лицо и фигура стали хоть куда, вот ради этого и пошла рябая и некрасивая Агния в услужение к сильной ведьме. Та дала ей нитку с огромными красными бусинами и велела одеть и не снимать. Так к ней и подселилась сущность, которая в минуты опасности или по требованию самой Агнии брала верх и частично выходила из тела с целью ударить недруга. А бить она умела хорошо, только кровь и мясо по сторонам летели. Агния улыбнулась вспоминая как орал тот пастушок который отверг её и посмеялся когда она призналась что люб он ей. Хозяйка сказала что ритуал вышел на славу и она умница и теперь еще и красавица. "А ведь и то правда." - подумала она убедившись что от ожога не осталось и следа. Волосы ранее жидкие и ломкие хоть и пришлось обрезать, зато стали сильными и густыми, ноги перестали быть колесом и сделались прямыми, сарафан раньше висевший мешком на худых плечах теперь едва не лопался на груди. "А если я еще и волшбой овладею как обещает хозяйка...." мечтательно подумала змора вставая и потягиваясь.

В этот момент острая боль пронзила ей между лопаток. Она крутанулась на месте, одновременно пытаясь достать рукой до источника боли, но место было такое что самому не дотянуться. Второй болевой удар настиг её изнутри, когда она собиралась позвать мертвяков на помощь. Ощущение было такое, что грудная клетка вот-вот лопнет распираемая изнутри. Агния приказала сущности выйти наружу, в надежде, что она сможет что-то сделать. Но та, к её удивлению, не смогла высунуться из её тела как это обычно происходило. Вместо этого, последовал второй удар изнутри и она рухнула на землю. "Надо начать кататься, чтобы сбить с себя неведомую тварь вцепившуюся в спину!" - пришла к ней спасительная мысль. Но осуществить её она не успела. На неё из-за дерева бесшумно и молча бросился здоровенный мужик с боевой секирой в руках. Но змора ловко успела толкнуть его ногами в живот и попытаться откатиться в сторону. Мужик снова кинулся на нее замахиваясь секирой, не успевая встать она снова дернулась в сторону. Секира выбила щепки из торчащего из земли дубового корневища и в этот момент боль в спине у Ангии практический исчезла. Она почувствовала как пропала сила сдерживающая живущую внутри неё сущность, та рванулась вперед, но тут же пропала. Ничего не понимая она посмотрела на стоящего над ней мужика с секирой, который держал в руках её бусы.

- Отдай дуботолк вонючий! - рявкнула Агния, пытаясь, вырвать бусы из рук у нападавшего.

В голову слева что-то ударило и мир исчез в темноте и вихре искр.

Кузьма развернулся к спешившим к нему мертвецам. Оглушенная ударом секиры плашмя змора лежала без сознания. Первым прибежал самый костлявый - с проржавевшим кистенем в руке. Видно, в прошлой жизни был разбойником. К тому же неудачливым: в его груди торчали остатки трёх стрел. Удар кистенем Кузьма пропустил перед собой - и в следующий миг могучим ударом снизу вверх заставил голову неудачливого разбойника отлететь в кусты. Тело тут же осело на землю — груда костей, истлевшей плоти и тряпья. Следующие двое мертвяков были свежие. Они приковыляли почти одновременно. К счастью, они были безоружны. Вонь разлагающейся плоти ударила подобно молоту. Но Кузьму было не смутить подобным. Отрубленные пальцы, куски рук и, наконец, головы усеяли поляну. И только тогда Кузьма утер трудовой пот с лица. С сожалением взглянул на рубаху, в нескольких местах забрызганную гнилью.

Но тратить время попусту не стал. Из заплечного мешка извлёк веревку и сноровисто связал все еще валяющуюся без сознания бывшую змору. Подобрал нож, лежавший среди корней дуба, и без всякой жалости разрезал изрядно затасканный сарафан у девушки на шее. Потом аккуратно вырезал возле ключиц и на лопатках знаки Белобога.

"Всё. Теперь тебе твои бусы не помогут. Ни одна тварь не вселиться." - довольно подумал Кузьма - "Повезло тебе дурноплётка. Другой бы - рубанул. И делу конец."

Бусы он убрал в берестяной туесок, извлечённый из мешка, — тот был богато украшен правИльными узорами. После чего взвалил пленницу на плечо и зашагал к домику травницы.

- Мир дому твоему Хорошава-травница. - громко поприветствовал обитательницу домика Кузьма не заходя, впрочем, во двор чтобы не напугать. Хотя видевшая всю схватку травница уже сама вышла на крыльцо и хоть с опаской, но поприветствовала возбраняющего.

- И тебе мир добрый молодец. Хвала тебе за помощь. Кто ты и откуда будешь?

- Зовут меня Кузьма Первов сын с дегтярской слободы из-под Мурома. Я - возбраняющий. А приехал от воеводы Воеслава Сольмирича. Мы с ним ряд положили таков, приеду я в вотчину его и наряд наведу. А то ведомо ему стало, что лютует темная сила здесь.

- Не гневайся Кузьма сын Первов, а только есть ли у тебя знамёна? - недоверчиво посмотрела на него травница.

- Есть, как не быть. - Кузьма свалил на землю пленницу, немало не заботясь о том как она приземлиться и снял с шей медальон полученный от воеводы. Хорошава осмелев подошла к калитке и внимательно осмотрела медальон.

- А знамя возбраняющих покажи. - несколько даже игриво попросила она.

Кузьма расстегнул косоворотку и продемонстрировал татуировку "ревущий от ярости медведь в окружении лиственно-травяного узора.

- Не серчай. Натерпелась я тут сегодня. - травница отвела глаза и вздохнула.

- Все верно сделала. - одобрил её действия Кузьма. - И калитку я сам открою. - он демонстративно положил руку на знак Белобога вырезанный на столбце калитки. Тут видимо травница окончательно убедилась что перед ней друг и уже не опасаясь Кузьмы, попросила его проходить и пленницу занести.

- Пока она у тебя кровью не истекла. Вон сарафан на спине весь уже красный.