"Много жизней, много наставников". Роман Брайана Вайса. (Перевод с английского). Глава 4
«Я вижу квадратный белый дом и песчаную дорогу перед ним. Люди верхом на лошадях скачут туда-сюда». Кэтрин, как обычно медленно говорила шепотом. «Там деревья… плантация, один большой дом, окруженный множеством маленьких строений, похожих на хижины рабов. Очень жарко. Это Юг… Вирджиния?». Она думала, что это тысяча восемьсот семьдесят третий год. Она ещё ребенок.
«Там лошади и собран большой урожай… кукуруза, табак». Она и другие слуги кушают на кухне в большом доме. Она черная и её зовут Эбби. У неё странное предчувствие и её тело все напряглось. Главный дом загорелся, и она смотрит, как он сгорает. Я попросил её перенестись вперед в тысяча восемьдесят восьмой год.
«На мне очень старое платье, я чищу зеркало на втором этаже кирпичного дома, в котором окна… со множеством стекол. Зеркало волнистое, неровное с ручками у краев. Владельца дома зовут Джеймс Мейсон. У него смешное пальто с тремя пуговицами и большим черным воротником, он бородатый… Я его не узнаю, (она имела в виду, что не знает его в своей нынешней жизни). Он хорошо ко мне относится. Я живу в доме, на его земле и прибираюсь в его доме. На его земле есть ещё школа, но туда мне ходить не разрешают. Ещё я делаю масло!». Кэтрин шептала очень медленно, использовала очень простые слова и выражения, уделяя очень много внимания разным мелким деталям, когда описывала свою жизнь. Минут за пять я много узнал о процессе взбивания масла. Кэтрин тоже узнала об этом много нового. Потом я попросил её переместиться во времени вперед.
«Я вместе с кем-то, но не думаю, что мы в браке. Мы спим вместе… но мы не всегда живем вместе. Я хорошо к нему отношусь, но никаких особенных чувств нет. Я не вижу детей. Там яблони и утки. Другие люди вдалеке. Я собираю яблоки. У меня зачесались глаза». Кэтрин сильно зажмурилась. «Это дым. Ветер принес его… Дым от горящего дерева. Они коптят деревянные бочки». Она начала кашлять. «Они коптят много бочек изнутри… смола… чтобы бочки стали водонепроницаемыми».
После захватывающего сеанса на прошлой неделе, мне не терпелось побыстрее продолжить изучение состояния между жизнями, а мы уже полтора часа изучали жизненный опыт служанки. Я очень много узнал про покрывала, масло, бочки, но меня больше интересовала загробная жизнь, а не эти банальности, и я попросил её побыстрее перенестись в воспоминаниях к моменту смерти.
«Тяжело дышать. Ужасная боль в груди!». Кэтрин задыхалась от боли. «У меня сильно болит сердце и бьется очень быстро. Мне так холодно... мое тело трясется». У неё началась дрожь. «Люди в комнате дают мне попить чай из каких-то листьев. Пахнет приятно. Они втирают какую-то мазь мне в грудь. У меня жар… но мне все равно очень холодно». Они тихо умерла и поднялась наверх к потолку, глядя на свое тело на кровати, маленькое сморщенное тело шестидесятилетней женщины. Она парила над кроватью и ждала кого-то, кто придет и поможет ей. И тут она увидела свет, и почувствовала, как он втягивает её в себя, становясь все более ярким и чистым. Несколько минут мы ждали в тишине, время тянулось очень медленно. Внезапно она оказалась в другой жизни, которая прошла за тысячи лет до жизни Эбби.
Кэтрин нежно шептала – «Я вижу много чеснока, развешенного в открытой комнате. Я чувствую его запах. Считается, что он уничтожает все вредное в крови и очищает все тело, но вы должны принимать его каждый день. Чеснок и снаружи тоже, развешан в саду. Там ещё разные травы… инжир, финики, другие травы. Эти растения вам помогут. Моя мама покупает чеснок и другие травы. В доме кто-то белеет. Странные корни. Иногда вы просто держите их во рту, в ушах и других отверстиях. Вы просто держите из внутри.»
«Я вижу бородатого старика. Он один из целителей нашей деревни, и он говорит тебе, что надо делать. Это какой-то вид… чумы… убивает людей. Они не бальзамируют трупы, потому что боятся заразиться. Людей просто хоронят, и это всех очень расстраивает. Они чувствуют, что души не могут уйти тем путем, (не смотря, на то, что рассказывала Кэтрин о том, что было после смерти). Столько людей умерло! Скотина тоже гибнет. Вода… наводнение… люди умирают из-за наводнения. (Вероятно, она поняла причину этой эпидемии). Я тоже заболела после того, как попила воды. Из-за этого у меня заболел живот. Это болезнь желудка и кишечника. Очень много воды уходит из тела. Я больше пью и это убивает всех нас. Я вижу мою маму и братьев, а отец уже умер, а братья тяжело больны».
Я сделал паузу перед тем, как попросить её перенестись во времени вперед. Меня поражало то, что её представления о смерти и загробной жизни менялись в каждой новой жизни, а опыт смерти был одним и тем же, одинаковым, все время. Осознанная часть всегда покидала тело в момент смерти, парила над ним, а потом тянется к чудесному, источающему энергию свету. Затем она ждала кого-то, кто придет и поможет ей. Душа автоматически уходила. Бальзамирование, похоронные ритуалы или разные процедуры после смерти ничего не меняют. Все происходит само собой, будто прохождение сквозь открытую дверь, а во всех этих приготовлениях нет никакой необходимости.
«Земля бесплодная и сухая… Я не вижу гор вокруг, местность ровная и засушливая. Один из моих братьев умер. Я чувствую себя лучше, но живот все ещё болит». Однако она не могла жить дальше. «Я лежу на соломенном тюфяке, чем-то укрытая». Она была слишком больна и никакое количество чеснока и других трав не могло её спасти. Вскоре она вышла из тела, поднялась над ним, потянулась к знакомому свету, терпеливо ждала кого-то, кто придет и поможет ей.
И тут её голова начала медленно поворачиваться то в одну, то в другую сторону, будто она тщательно рассматривала происходящее вокруг. Её голос вдруг стал хриплым и громким.
«Они говорят мне там много богов, ибо бог в каждом из нас».
Я по хрипоте и по решительному тону узнал этот голос из того состояния между жизнями. И то, что он сказал потом заставило меня затаить дыхание, вытолкнув весь воздух из легких.
«Твой отец здесь, и твой сын, который ещё маленький ребенок тоже. Твой отец сказал, что ты узнаешь его, потому что его зовут Авром и твоя дочь названа в его честь. Кроме того, он умер из-за сердца. Сердце твоего сына тоже важно, потому что оно было отсталым, как у цыпленка. Ради тебя он принес великую жертву, из любви к тебе. Его душа очень развита. Его смерть оплатила долги родителей. Он хотел показать тебе, что как бы далеко медицина не зашла, все равно её возможности будут очень ограниченными».
Кэтрин замолчала, а я сидел в благоговейной тишине, пока мой онемевший разум, пытался разобраться в услышанном. В кабинете стало очень холодно. Кэтрин очень мало знала о моей личной жизни. На моем столе была детская фотография моей дочки, на которой она счастливо улыбалась, открыв рот, в котором было только два крупных нижних молочных зуба. Рядом была фотография моего сына. Кроме этого, Кэтрин совершенно ничего не знала о моей семье и моей личной истории. Я был обучен традиционной психотерапевтическим техникам, в которых психотерапевт должен был быть tabula rasa, то есть чистым листом, на который пациент может проецировать свои собственные чувства, мысли и мироощущение. Все это анализируется психотерапевтом, и при этом разум пациента находится, как под увеличительным стеклом, для удобства изучения. Я всегда держал необходимую для врача дистанцию в общении с Кэтрин. Она действительно совершенно ничего обо мне не знала о моем прошлом и моей частной жизни. Я даже дипломы свои никогда не вывешивал в рамочках в своем кабинете.
Величайшей трагедией в моей семье была неожиданная смерть моего первенца Адама, которому было только двадцать три дня, когда он умер в начале семьдесят первого года. Где-то через десять дней после того, как мы забрали его из больницы у него начались проблемы с дыханием и сильная рвота. Поставить диагноз было крайне сложно. «Полный аномальный дренаж легочных вен с дефектом межпредсердной перегородки сердца», сказали нам. «Такое случается примерно только с одним из десяти миллионов новорожденных». Легочные вены, которые должны доставлять насыщенную кислородом кровь обратно в сердце, были направлены неправильно, входили в сердце не с той стороны. Как будто его сердце было вывернуто наоборот, развито неправильно. Это был очень, очень редкий случай. И ни доброта, ни героизм хирурга не могли спасти Адама, который через несколько дней умер. Месяцы мы его оплакивали. Наши надежды и мечты были разбиты. Наш второй сын Джордан родился год спустя и был бальзамом для наших ран.
В момент смерти Адама я колебался в отношении того, что рано выбрал карьеру психиатра. Я был очень доволен своей интернатурой в области лечения внутренних органов, и мне даже предложили должность резидента в медицине. После смерти сына я твердо решил стать психиатром. Я был зол на современную медицину, со всеми её исследованиями, глубокими познаниями и новыми технологиями, но не способную спасти моего новорожденного ребенка, этого простого, малыша.
У моего отца со здоровьем все было в полном порядке до тех пор, пока он не перенёс очень сильный сердечный приступ в начале семьдесят девятого, в возрасте шестидесяти одного года. Сам приступ он перенес, но стенка его сердца была так повреждена, что восстановлению не подлежала, и через три дня он умер. Это случилось за девять месяцев до того, как Кэтрин в первый раз пришла ко мне на прием. Мой отец был религиозным, но его больше интересовали ритуалы, нежели духовные изыскания. Его иудейское имя Авром подходило ему больше, чем католическое Элвин. Через четыре месяца после его смерти у меня родилась дочка, которую мы с женой назвали Эми в его честь.
И вот в восемьдесят втором году в моем сумеречном кабинете на меня полился каскад из скрытых истин. И я плавал в море духовности и наслаждался водой. По моим рукам бегали мурашки. Кэтрин точно не могла всего этого знать, у неё просто не было возможности это узнать. Иудейское имя моего отца, то, что у меня был сын, который умер в младенчестве от очень редкого заболевания сердца и мои размышления о медицине, наконец смерть моего отца и то, что дочь названа в его честь – все это было так точно и так верно. Эта неискушенная лаборантка была моим проводником в области трансцедентальных знаний. И если она могла озвучить такие истины, то что она могла озвучить ещё? Мне нужно было узнать что-то ещё.
«Кто?» Я ошарашенно залопотал. «Кто тебе все это сказал?».
«Учителя», ответила она шепотом. «Духи Учителей сказали мне все это, они сказали мне, что я прожила восемьдесят шесть физических жизней».
Дыхание Кэтрин замедлилось, и голова перестала мотаться из стороны в сторону. Она замерла и расслабилась. Я хотел продолжать, но после того, что услышал постоянно отвлекался. Действительно ли она прожила восемьдесят шесть жизней? И что за «Учители»? Могут ли нас вести по жизни какие-то бестелесные духи, которые, кажется, обладают великими знаниями? Могут ли быть какие-то ступени на пути к богу? Может ли все это быть реальностью? Мне трудно было во всем этом сомневаться после того, что она мне рассказала, но что-то во мне все ещё сопротивлялось этой вере. Я преодолевал годы альтернативного программирования. Однако в моем сердце, в моей голове и даже в моих кишках была уверенность в том, что все это правда, что она раскрыла мне правду.
А что с моим отцом и сыном? В некотором смысле они были все ещё живы и никогда не умирали. Они говорили со мной спустя годы после того, как их похоронили и предоставили в доказательство этого специфическую информацию. И если все это было правдой, действительно ли душа моего сына была настолько высокоразвитой, как сказала Кэтрин? Действительно ли он согласился родиться и умереть через двадцать три дня, чтобы оплатить кармические долги родителей и показать мне насколько бессильна медицина, чтобы подтолкнуть меня продолжать изучать психиатрию? Я был очень воодушевлен этими мыслями. Под коркой моего холодного разума, вдруг забурлила великая горячая любовь, сильнейшее чувство единения с небесами и землей. Я скучал по моему сыну и отцу и для меня было большой радостью снова услышать что-то о них.
Моя жизнь уже никогда не могла стать прежней. Будто чья-то рука спустилась вниз с небес и навсегда изменила направление моей жизни. Всё, о чем я так внимательно читал со скептической отстраненностью, встало на свои места. Воспоминания Кэтрин были правдой. Моя интуиция относительно реальности её воспоминаний меня не подвела. У меня были факты! У меня были доказательства! Но даже в такой момент радости и озарения, даже в мгновение получения этого мистического опыта, в старой знакомой части моего мозга, любящей логику и сомнения, возникли возражения. А может это все просто экстрасенсорное видение, может это просто навыки в этой области? Действительно, это просто навыки, которые совсем не доказывают возможность реинкарнации и существование Духов Учителей.
На этот раз я был лучше подготовлен к таким сомнениям. Я тут же вспомнил тысячи случаев, описанных в научной литературе о детях, которые говорили на иностранных языках, которые не имели возможности выучить, о родимых пятнах у детей, которые находились на месте смертельных ран в прошлых жизнях, о том, как дети могли найти ценные предметы спрятанные или захороненные в местах где они никогда не бывали ранее и предметы были спрятаны там за сотни или тысячи лет до их рождения. Все это подтверждало то, что Кэтрин действительно вспомнила свои прошлые жизни. Я знал, её характер, знал, кем она была, и кем не могла быть. Нет, на этот раз мой разум не мог меня одурачить. Доказательства были слишком сильными и неопровержимыми. Все это было реально. Она могла это доказывать снова и снова, пока мы продолжали устраивать сеансы гипноза.
В течении прошедших недель я иногда забывал силу и непосредственность этого сеанса. Временами я мог войти в колею повседневной жизни, начинал беспокоиться об обычных вещах. Временами меня начинали одолевать сомнения. Это случалось в те моменты, когда мой разум не был сосредоточен, он будто соскальзывал обратно к привычным моделям поведения, к старым убеждениям и скептицизму. А потом я напоминал себе о том, что все это действительно случилось. Я узнал, насколько трудно быть в чем-то уверенным, если эта уверенность не подкреплена личным опытом. Этот опыт нужно дополнять эмоциональной верой, чтобы добиться полного интеллектуального понимания. Однако влияние опыта со временем всегда в какой-то степени ослабевает.
Сначала я не понимал, почему я начал так сильно меняться. Я знал, что становлюсь более спокойным и терпеливым и окружающие говорили мне, что я выгляжу умиротворенным, отдохнувшим и счастливым. В моей жизни стало больше надежд, больше радости, целеустремленности и удовлетворенности своей жизнью. И тут меня осенило, я заметил, что все меньше и меньше боялся смерти. Я уже не боялся ни своей смерти, ни небытия. У меня пропал страх потерять близких, хотя я бы точно по ним скучал. Как же силен в людях страх смерти! И на что только люди не идут, чтобы забыть об этом страхе – кризис среднего возраста, романы с кем-то помладше, пластические операции, одержимость физической культурой, накопление денег, размножение для сохранения фамилий, стремление помолодеть во что бы то ни стало и так далее. Мы так сильно озабочены тем, что мы когда-то умрем, что порой даже забываем о том, зачем мы живем на самом деле.
Ещё я стал менее навязчивым, уже не пытался постоянно контролировать все вокруг. Я пытался стать менее серьезным, но это мне не так уж и легко давалось. Мне все ещё надо было многому учиться.
Только тогда мой разум наконец допустил возможность того, что воспоминания Кэтрин были реальностью. Невероятные факты о моем отце и сыне невозможно узнать при помощи обычных чувств. Её знания и способности безусловно доказали то, что она экстрасенс. Верить ей имело смысл, но в отношении того, что я читал в популярной литературе я оставался осторожен и скептичен. Кто вообще эти люди, рапортующие об экстрасенсах, жизни после смерти, и прочих паранормальных явлениях? Они вообще обучены научному методу наблюдения и проверки фактов? Не смотря на чудесный и ошеломительный опыт, который я получил благодаря Кэтрин, я знал, что мой, от природы критичный ум, будет продолжать тщательно изучать каждый факт, каждую частичку информации. Я собирался скрупулезно проверять вписывается ли каждая деталь в ту структуру модели мироздания, которая выстраивалась с каждым сеансом. Мне хотелось каждую мелочь рассматривать под микроскопом ученого с каждой стороны. И я уже не мог отрицать, что каркас модели мироздания уже был.