Самодельный партизанский пистолет – пулемёт системы Темякова-Менкина.

Изготовлен в партизанском отряде им. Г. И. Котовского бригады им. С. М. Будённого Пинской области. Надпись на затворной коробке: «На память нашему генерал-майору Комарову В. З. от коллектива мастеров п/о имени Котовского. 1.5.44»

Самодельный партизанский пистолет – пулемёт системы Сергеева.

Конструктор и мастер Н. С. Сергеев. Изготовлен в партизанском отряде «Знамя» бригады «Разгром» Минской области. Надпись на затворной коробке «Лучшему врачу п/б Разгром Михейчику М. Д. от командования бригады. Мастер Сергеев Н. С. Январь 1944 г.».

Самодельный партизанский пистолет – пулемёт «Ураган».

Конструктор М. М. Березин. Изготовлен в партизанском отряде им. Г. К. Жукова бригады «Штурмовая» Минской области. Год создания: 1943-1944 гг.

Самодельный партизанский пистолет – пулемёт ППД-40.

Мастер Г. Г. Пархоменко. Изготовлен в партизанском отряде им. Александра Невского бригады «Гроза» Витебской области. Год создания: 1943-1944 гг.

Самодельный партизанский пистолет – пулемёт ППШ-41 облегчённого типа.

Конструктор и мастер П. В. Чигринов. Изготовлен в партизанском отряде «Знамя» бригады «Разгром» Минской области. Надпись на затворной коробке: «От партизана Чигринова П. В. дочке, партизанке Тамаре. Сделан Чигриновым Петром Владимировичем».

Самодельный партизанский пистолет-пулемёт. Мастер В. И. Бересневич . Конструкторы: Непахов, Ясеневич. Изготовлен в партизанской бригаде им. М. И. Калинина Минской области.

Год создания:1943-1944 гг.

Самодельный партизанский пистолет-пулемёт ППД-40. Мастера Поливёнок Н. В., Израилев П. Т., Щегляк П. И. Изготовлен в партизанском отряде «Знамя» бригады «Гроза» Витебской области.

Год создания: 1944 г.

Белорусский государственный музей истории Великой Отечественной войны

Всем привет. Сегодня без натянутых вступлений и ненужных бравад опираясь на дату (прим. написано к 9-му мая) поговорим об одной действительно хорошей игре.

Итак, игра «Партизаны 1941» — представитель жанра тактической стратегии в реальном времени.

Игра предлагает нам в качестве сбежавшего из концлагеря командира Зорина создать и возглавить партизанский отряд и уже с ним продолжать борьбу с немецко-фашистскими захватчиками.

Что касается героев. Отряд получился довольно разношерстным, тут и молодой деревенский паренек, старый лесничий, попавшая в окружение медсестра, беглый урка-уголовник и даже спец.агент НКВД.

И казалось бы, столь разношерстный отряд, но все они грамотно проработаны и каждый имеет свой стиль и набор навыков подходящих для той или иной операции.

Например, главный герой Зорин мастер метания ножа и поднятия боевого духа. Попавшая в окружение Ольга Белозерова может устранить несколько врагов за один ход. Медик Мухамбетова Валентина помимо того, что может лечить отряд, является также и первоклассным снайпером. 15-летний паренек Санек может свободно разгуливать по территории врага, отвлекая их разговорами, а урка Морозов легко привлекает внимание врага свистом и ловко орудует финкой. Не стоит и забывать о бравом НКВДШнике Никитине. Во-первых, он владеет приемами восточной борьбы, и сюжетно это обосновано, так как он участвовал в конфликте на Китайско-Восточной железной дороге, а во-вторых, как и Морозов, отлично владеет холодным оружием, и как и Белозерова, может устранять несколько врагов за ход. В общем, полезный персонаж.

Взять на задание можно только трех персонажей. Обычно одно место закреплено за товарищем, необходимым по сюжету и два предоставляется на выбор игрока. Но не думайте что остальной отряд будет сидеть без дела. Война войной, а обед по расписанию. Помимо вылазок и диверсий, отряд нужно чем-то кормить, где-то брать патроны и ресурсы. Для этого есть целый менеджмент для свободных членов отряда. Кого-то можно отправить на охоту, рыбалку или собирать грибы. Построить коптильню, полевую кухню и так далее.

К тому же свободную часть отряда можно отправить предотвращать облаву на мирное население, напасть на колонну с ресурсами и прочий саботаж. Все это дает отряду необходимые ресурсы для строительства, патроны и амуницию.

Так же в игре реализована система морали. Боевой дух отряда. Чем он выше, тем выше вероятность успеха внесюжетных миссий. К примеру, удачные диверсии или срыв вражеской пропаганды повышают боевой дух. А проваленное задание или воровство у мирного населения понижают его.

Как итог, можно сказать, что игра получилась отличной. Все герои раскрыты, миссии по времени в самый раз не успеют надоесть, но и быстрыми их не назовешь. Да и все задачи разнообразны в большинстве своем. Приятная картинка и оформление дополняют все это дело. В качестве минуса, я бы привел редкие баги, хотя большинство их поправили с патчами но нарваться на подобные до сих пор можно.

В общем тем, кто не играл, крайне советую. Даже не любителям стратегий.

Автор: Руслан Бахшиев

Источник

Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!

Окликов не слышит, нужно коснуться плеча. Обнаруживает наш приход, выключает телевизор.

— Ну что, парадный костюм, что ли, надо надеть?

Тяжелой поступью идет в спальню, достает рубашку, пиджак с наградами, галстук не берет.

— Ельцин же ввел систему без галстуков ходить, — объясняет. — А что? Галстук, галстук… Это уже сильно официально.

Уже при пиджаке, рассказывает:

— Сегодня ж придут друзья поздравлять — всю ночь не спал. Ну казалось бы, что такое? А уже нервы сдают. Вот, жизнь… — разводит руками.

На груди ветерана Лашука переливается прошлое. Друзья потом глянут наметанным глазом и спросят:

— Ты и медали почистил, Александрович?

На вопрос, какая награда самая дорогая, отвечает так:

— По-настоящему самая дорогая — это медаль «За победу над Германией». Но я ее потерял. Где? А кто его знает… Во-первых, это было давно. Во-вторых, мы тогда не считались с этим. Мы довольны были, что победили! Довольны! Никто не думал о наградах, никто не думал о подарках. Все думали: победили — теперь надо восстанавливать. Все. И восстанавливали. Я демобилизовался в 45-м или 46-м году из Москвы — я уже забыл… Приехал в Беларусь — а дома нету. Отец и четверо моих — сестра и три брата — в землянке жили. А землянка — погреб довоенный, с половину такой комнаты. Вот так и жили. И мы дома строили: стены ставили, крышу натягивали — и все.

Наше дело было отстроить, восстановить Беларусь. И мы это делали.

Вспоминает Патоличева (с 1950-го по 1956-й — первый секретарь ЦК Компартии БССР), собирается перечислить других руководителей, которые «восстановили такую Беларусь, что она стала лучше, чем была до войны», но раздается звонок.

Поздравляет племянник Юра. Ветеран кричит в трубку в ответ:

— А! Добрый день! Спасибо, Юра, дорогой! Этот праздник для вас не настолько, может быть, дорогой, как для меня, но, я думаю, дорог он для всех. Юра, слышишь, ты внуков своих свози на место, куда тебя самого дедушка приводил к нам на обед, на Замковую гору! Пусть и они знают!

Родился Николай Александрович в деревне Каменка Смолевичского района, где во многих хатах жили Лашуки, как он. Замковая гора — это там.

Объясняет, что на эту возвышенность сам с компанией друзей долго ездил отмечать 9 Мая, да и по другим поводам.

— Расстилали на Замковой горе покрывало метров на 200! И за него садились. Там обедали, варили уху.

Звонки с поздравлениями раздаются несколько раз за полдня. Каждый из них ветеран встречает с волнением.

Вызов второй. Беды с детства и судьба отца

В паспорте у Николая Лашука дата рождения — 24 июля 1925 года. Он не знает, точно ли родился в этот день.

— Это дата восстановленная. Мама говорила, что я родился, «як жыта жалі».

Родители — Александр Николаевич и Ольга Дмитриевна.

За полдня общения мысли о прошлом несколько раз приводят Александровича к истории его отца.

— Я помню отца лет с пяти, а в 37-м его арестовали. 10 лет без права переписки, а 5 лет мы о нем ничего не знали вообще… Он участвовал в революции, был на стороне советской власти… Но долго был в единоличном хозяйстве. Сначала ж колхозов не было. Он скот держал, все делал своими руками. Имел три гектара земли! Пятеро детей, надо ж как-то жить. Столярничал, валенки катал, делал своими руками. Рядом тоже жили Лашуки, отцов брат. Тот считался кулак! А что такое кулак? — Николай Лашук показывает кулак своей большой руки, раскрывает ладонь и загибает пальцы.

— Ну да, он жил зажиточно, но у этого кулака было пять или шесть душ семьи, которые работали. День и ночь зарабатывали.

Помню как сейчас: осень, убирают капусту, верхние листья себе шинкуют, а кочаны — на базар! Ну и, соответственно, началась коллективизация, его выслали в Сибирь.

Николай Александрович — коммунист. Владелец партбилета с высоты своих 96 лет делает выводы.

— Собственно говоря, теперешним разумом я считаю, что есть ошибка советского руководства… Ведь что такое кулак? Крестьянин женился, старались больше детей сделать, работали — и вырастал в крепкого крестьянина. А мы этого крепкого крестьянина уничтожили. Вот это наша ошибка.

Когда отца отправили в лагеря, хозяином в семье стал юный подросток Николай Лашук.

Семья Лашуков. В центре — Александр Лашук, справа от него — сын Николай Александрович

— Надо было жить. Но перед самой войной нас уже врагами не считали, хотя всегда говорили: это сын заключенного.

Ветеран рассказывает, что отцу «сняли пять лет» благодаря подписям уважаемых людей. Сразу после лагеря ушел на фронт. Выжил, вернулся домой с войны раньше сына, умер в 1973-м.

Вызов третий. Начало войны

Дом Николая Лашука стоит рядом с центральной площадью, где с утра вовсю готовятся к концерту в честь 9 Мая. Это первый год, когда Николай Александрович туда не идет.

— Что-то я захандрил. Здоровье шалит.

У меня был приступ. Помню, что залез на койку, а дальше не помню ничего. И потом болела грудь, ребра.

Зато сегодня, чего много лет не было, Николай Лашук позвал друзей на застолье — в 14:00. Ждет этого момента Александрович с волнением, а все заботы на себя взяла соседка, которая режет на кухне салаты.

Ветерана не забывают: официальные лица из исполкома и других организаций поздравили заранее.

Утром 9 мая в квартиру к Лашуку заходит с цветами друг, бывший коллега и председатель местного совета ветеранов Николай Ладутько — он и сам пожилой. Желает товарищу дожить до 100 лет и отправляется на праздник.

На площади в Червене начинается памятный концерт, а ветеран Николай Лашук вспоминает, как начиналась война.

— Жили мы в Каменке, а школа находилась в деревне Емельяново. Мы, школьники старшего класса (седьмого. — Прим. Onlíner), по графику приходили в школу дежурить. Нас обязывали смотреть с вышки в сторону Минска. Смотреть, вдруг будет Минск гореть. В нашем возрасте мы не понимали почему. Думали, боятся просто пожара, мало ли.

22 июня, в воскресенье, школьники возвращались с учебы по большаку.

— В Каменке мы встретили немцев на мотоциклах. Это был первый десант, разведка. Смотрим: «Что такое?» Скоро вернулись крестьяне из Смолевич и говорят: война началась. А в понедельник, 23 июня, вереница людей из Минска шла к нам в Каменку…

Кругом — леса, там искали убежище.

Николай Лашук помнит советских солдат, сдавшихся в плен в первые дни. По свидетельству ветерана, в их деревне немцы солдат оставили в живых и разрешили уйти.

— Отбирали винтовку, доставали из нее затвор, выбрасывали в сторону и отпускали: иди домой!

Но куда солдатам деваться? И они шли «самабродам»: находили себе какой-то угол в Каменке.

Наших мужиков многих мобилизовали, и они ушли в сторону Москвы. Деревня осталась: подростки, женщины да девчата. Мне в 41-м было 16 лет. Жили я, мама, три брата и сестра. Нам дали надел, и мы занимались сельским хозяйством: сеяли картошку, зерно… — продолжает ветеран. — Так жили 1,5 года, боялись. Немцы ввели новый порядок, притом очень жесткий. Однажды новый председатель общины, Ясь, поехал на хорошем коне в Смолевичи. У него того коня отняли, но заплатили марки. Потом оказалось, что он эти марки в кассу деревни не сдал, присвоил. Приехали немцы: снимай штаны, и — 25 палок, отлупили. Ясь после этого с полгода еще пожил и помер.

Николай Лашук говорит: сдавшиеся в плен, но оставшиеся в живых солдаты подпольно стали организовывать сопротивление.

— Мы этих бывших солдат, оставленных у нас в деревне, называли приписники, потому что они были к нам приписаны. Они в лесу прятали затворы, винтовки. Собирали оружие для себя. А мы, дети, — для себя. Мне уже на 17 лет пошло, кое-что можно было соображать.

Теперешний ветеран вспоминает, когда случился перелом.

— В 43-м году нашу деревню окружили немцы. Дождались утра, собрали всех людей в свинарник, сарай обнесли соломой — и ждали своего руководства. И я в том сарае был, все были. Приехал их какой-то комиссар, долго что-то говорил, но факт в том, что отпустил людей. Но мы уже готовы были. Мы, пятеро ребят 25-го года рождения, прямо оттуда, не заходя домой, ушли в партизаны.

Вызов четвертый. В партизанах

— Я там был ездовой стрелок. Когда при подпольном райкоме организовался боевой отряд «Коммунар», я попросил, чтобы меня отпустили туда.

— Почему?

— Там дела делали, там воевали.

Не сразу, но со временем Николай Лашук в «Коммунар» попал, а потом и в легендарную бригаду «Дяди Коли».

Бывший партизан описывает лесной быт.

— Зимой в деревне где-то переночуешь. Но, по существу, — землянки, шалаши.

Вспоминает, как однажды уничтожили немецкий гарнизон, из которого забрали запасы продуктов.

— У нас-то довольствия как такового не было. А у них продукция была — конфисковали, отвезли в тыл. Но самое главное: где прятать? Особенно мучные изделия. Помог опыт стариков. Мешки с мукой бросали в воду: в озеро Палик, в речки Гайну, Дисну. Нет, не промокает: мука вот на столько за мешковину зацепится, — показывает пальцами отрезок в несколько сантиметров. — А внутри остается сухая. А так… Стреляли в лесу дичь, коптили.

Растет высокая трава в болоте — там такой белый корень. Вырываешь и ешь, сладковатый.

Сейчас Николаю Лашуку непросто отмерять шаги по комнате и по двору, а тогда вся жизнь была — в походе.

— День спишь, если не на задании, а ночью — в разведку пошел. С Палика по тропкам до Смолевич — где-то 60 километров. Мы их проходили примерно за ночь.

Окруженное болотами озеро Палик в Борисовском районе — известное партизанское место.

— Вы там бывали? Видели эти болота? Вот в том болоте я концы и отдавал, — говорит Лашук.

Отметка с той поры — на правой руке нет большого пальца. Тогда же партизана сильно ранило в плечо. Попали в окружение на острове среди трясины. За пару дней до этого контузило.

— Вы были так молоды. Кто вас учил воевать?

— Мы сами всему научились, — смеется. — Бери винтовку, стреляй. Если ты не убьешь немца — немец тебя убьет. Расчет один.

После ранений на озере Палик партизан Николай Лашук надолго попал в госпиталь.

— Потом уже был не строевой. Меня записали в вольнонаемные и отправили в Московскую область охранять артиллерийские склады.

— Как встретили День Победы?

На День Победы пришлась большая пьянка, — смеется. — Радовались!

В ожидании друзей, которые должны прийти к 14:00, ветеран Николай Лашук показывает нам свое подворье.

Жена ветерана умерла 13 лет назад, детей у пары не случилось.

— Вера Васильевна у меня была очень хорошая. Сравнять с кем-то нельзя. Жена много меня на место ставила. Скажем, при своих больших должностях, при своей работе я не спился. По поведению могла что-то подсказать. Конечно, горе со мной она имела, но умная была, уравновешенная.

В хозяйстве у ветерана — небольшой огород, пара теплиц. Есть курочки и петух. По весне вскапывать огород «приходили местные комсомольцы». С живностью помогает управиться соседка.

На вопрос про увлечения Николай Лашук вспоминает, что в молодости ему нравилась охота.

— И вы понимаете, что со мной сейчас? Уже то ли сознание, то ли нервы сдают… Жалко любой организм уничтожать. Сейчас даже если вижу, что курицу надо уничтожить, — я не могу… Это ж живое существо.

А что значило на войне убить человека? Не дай бог, не дай бог…

Вызов пятый. Работа и характер

Вернувшись домой после войны, партизан Лашук сначала работал всем кем можно. Его родительский дом, как мы писали выше, все-таки сожгли.

— Работал плотником, каменщиком, землекопом. Пришел на торфозавод на Усяж, прошусь землекопом. Мне говорят: «Зачем тебе землекопом? У тебя ж образование семь классов, а это не у каждого есть!» А потому что за земляные работы давалась карточка на 800 граммов хлеба ежедневно. 200 из них оставляешь себе, остальное — семье несешь.

Николай Лашук после войны параллельно с тяжелой работой окончил вечернюю школу, потом Институт механизации сельского хозяйства.

— И пошла губерния плясать, — смеется.

Немало был руководителем. Даже возглавлял колхоз «Звезда» в деревне Рудня Смолевичского района.

— Когда меня избрали председателем колхоза, я собрал 4—5 мужиков в возрасте — у кого красивый дом, двор ухоженный, то есть хозяев. Советовался. Вдруг пленум. Хрущев приходит к власти: «Запахать клевера!» А наш колхоз как раз на клевере жил: и на корма еще использовали, и на удобрение. И вот приезжаю с пленума, собираю мужиков, говорю: «Надо клевер запахать…» Ну, не запахал, — улыбается.

За «тяжелый характер» и «упрямство» Николая Лашука не раз снимали с работы. Это как будто его не расстраивает.

— Да, несколько раз снимали. Но не бросали. Подержат в стороне, подержат, а потом опять руководящую должность дадут.

В Червене Николай Лашук долгие годы был начальником ПМК-21. Эта организация строила многие здания и вообще создавала городскую инфраструктуру: «после войны ж тут не было ни канализации, ничего».

Среди книжек к боевым наградам и юбилейным медалям лежит документ к бронзовой медали ВДНХ СССР. Перебирая все это, Николай Лашук в который раз повторяет:

— Наградам я не придаю значения.

Самое главное, чтобы ты сам был чист. Чтобы ты сам был достоин себя.

Эпилог. Тост в 96 лет

Николай Александрович поглядывает на часы. Снова надевает парадное. Соседка все-таки уговаривает надеть галстук — так приличнее.

Поджидая друзей, ветеран привычно для своего поколения не раз сожалеет, что «развалили большую страну».

— Я родился при советской власти, воспитывался при советской власти… Ну а помирать — не получится, очень жаль, — говорит.

Смотрит на часы: 14:01.

— Не понял… И что они не идут? Должен быть Ладутько, который утром заходил. Отставной полковник Ведерко. Пенсионер Кириенко. Военком еще обещал, — перечисляет.

14:05. Тревожится.

Но гости начинают собираться.

Наконец довольный ветеран дрожащей рукой поднимает бокал:

— Дорогие товарищи! Наш светлый день, как мы могли, так и завоевывали. Мы завоевали спокойной жизни уже 77 лет. Пусть не повторится больше такого горя, такого несчастья. За наш белорусский советский народ!

https://people.onliner.by/opinions/2022/05/10/poslednie-vete...

Григорий Лерман

В школе и в училище по немецкому у Гриши было «отлично». Он сносно разговаривал, понимал беглую речь. В лагере день и ночь орало радио. В сводках мелькали названия городов Ленинградской и Московской областей. Вон куда забрался враг!

Мысль о побеге появилась с первого дня плена. В лагере Григорий уяснил для себя: первое – пробираться надо не на восток, а на запад, в Швейцарию, оттуда в Англию и уже потом на корабле в Мурманск. (Все бежавшие из лагеря оказывались в нем вновь, сильно избитые.) Второе – надо бежать вдвоем. И третье – запастись на первое время едой. При скудном лагерном пайке это было почти невозможно. Но Лерману повезло.

Он хорошо рисовал и однажды сделал с маленькой фотографии портрет девушки одного из конвоиров, хорошо относившегося к узникам. Вскоре и другие немцы попросили сделать портреты своих родных и близких. Заказов стало так много, что Григория освободили от работ и отвели каморку с зарешеченным окном, где он и творил свои шедевры.

Григорий долго присматривался – кого выбрать в напарники. И после долгого прощупывания остановил выбор на парне из Сталинграда, Евгении Доценко. Политрук роты связи 99-й стрелковой дивизии – одной из лучших в Красной Армии – он принял бой на рассвете 22 июня. Попал в окружение, выходил к своим с несколькими бойцами. В одном из сел они увидели бородатых мужиков с винтовками. Конечно, партизаны! «Товарищи! – закричал Евгений. – Мы свои!» Бросился к ним. Ближайший «товарищ» огрел его прикладом, всех запихнули в пустовавшую трансформаторную будку. А дальше – как с Лерманом: полицаи передали их немцам. Затем – долгий путь в лагерь, находившийся в центре Германии, тяжелые работы.

Григорий попросил офицера выделить ему в помощники Евгения – сколачивать рамки для портретов. Доценко принес из мастерских, где он работал, ножовку. Когда Гриша пилил прутья решетки, Евгений что было сил стучал молотком. Половину хлебного пайка сушили.

Поздно вечером 22 июня 1942 г., в воскресенье (так было записано в дневнике. – Ред.), они вынули прутья, вылезли через окно и двинулись на запад.

Их одиссея длилась много месяцев. Сегодня просто невозможно представить, как двое безоружных беглецов пробирались не просто по чужой, но по враждебной стране без карты, без возможности что-либо спросить. И это не сибирские просторы, а немецкие города и поселки, порой тянущиеся сплошной чередой. Надо было обладать поистине звериным чутьем, чтобы ночью идти по незнакомой местности, выбирать дорогу и места, где они могли бы выспаться днем. И надо было питаться. Ни в один дом не постучишь, не попросишь еды и воды. Как они ни были экономны, но сухари скоро кончились, и много месяцев они не имели ни крошки хлеба.

Беглецы сбились с пути и пошли не на запад, а на северо-запад. Перешли две границы – германо-голландскую и голландско-бельгийскую. Это в военное-то время! Они форсировали реки, в них стреляли. Уму непостижимо, как они не попались! Пожалуй, едва ли отыщутся подобные факты бегства из лагеря.

Рассказ о том, как Лерман и Доценко стали в Бельгии бойцами Сопротивления, занял бы много места. Оставим их в тот момент, когда они начали сколачивать отряд из бежавших пленных и из тех, кто был угнан немцами на принудительные работы на бельгийские шахты. Но нужно объяснить, откуда у автора абсолютно достоверные сведения буквально о каждом шаге беглецов и о каждом действии отряда.

РАССКАЗЫВАЮТ ТОЛЬКО ДОКУМЕНТЫ И УЧАСТНИКИ

Летом 1961 года в составе туристической группы я оказался в маленьком бельгийском городке Комбле-о-Пон в предгорьях Арденн. На безупречно ухоженном городском кладбище среди могил местных жителей белели рядышком две необычные мраморные плиты. На одной по-французски было выбито – Евгений Доценко (Сталинград), на другой – Анатолий Степанов (Ленинград). Тут же меня познакомили с супругами Леоной и Жоржем Амуар. Это у них скрывались Доценко, Степанов, Лерман и еще сорок (!) человек советских людей.

Отряд Г. Лермана после изгнания немцев (конец сентября 1944 г.)

Бельгия – не Белоруссия, и здешние леса не чета Брянским, где легко может укрыться не одна дивизия. В Бельгии в лесах – да и то временно – скрывались небольшие группки партизан. Часто они находили приют у местных жителей, тех, кто ненавидел оккупантов. Местные подпольщики днем работали на заводах и шахтах, пасли скот, а по ночам действовали. И плохо приходилось тем, кто выдавал патриотов.

Целый день я провел в семье Амуар. Переводчицей была бывшая харьковчанка, угнанная сюда немцами в 42-м, вышедшая замуж за бельгийца, да так здесь и оставшаяся. Леона и Жорж были необыкновенными людьми (были – потому что теперь они уже умерли и похоронены недалеко от русских парней, которых считали своими сыновьями). Потрясенный подвигом супругов (им грозила смертная казнь, узнай гестапо о том, что в их доме скрываются бойцы Сопротивления), я написал и опубликовал в «Московском комсомольце» очерк о них. Им заинтересовались в Президиуме Верховного Совета СССР. Редакция направила туда письмо. Через пять лет Леона и Жорж были награждены орденами Отечественной войны II степени. Наград удостоились и другие бельгийские патриоты, упоминавшиеся в очерке. Кстати, Жорж свой орден завещал Сталинграду.

В Льеже я встречался с участниками Сопротивления, которые были связаны с отрядом Лермана, хорошо знали Григория и Евгения. Тогда-то и зародилась идея написать документальную повесть о Доценко и Степанове, погибших на бельгийской земле. Работа в ежедневной газете почти не оставляла времени и сил для энергичных поисков. Об Анатолии Степанове так ничего и не удалось разыскать. Как будто и не было нигде этого боевого летчика.

А вот с Евгением Доценко мне несказанно повезло. Я разыскал его жену, Людмилу Павловну, и встретился с ней в Волгограде.

– В наш пионерский отряд (это было в седьмом классе) шефы – судостроительный завод – прислали отрядным вожатым Женю Доценко, – рассказывала Людмила Павловна. – Все девчонки моментально влюбились в красивого парня, весельчака, спортсмена. У всех со временем влюбленность прошла, а у меня осталась. И после окончания школы мы поженились. Женя окончил военное училище, служил на западной границе. Я приехала к нему под Перемышль.

…Людмила ждала ребенка. По всем расчетам это должно было произойти в конце июня. Поэтому на 23 июня 1941 г. для нее взяли билет до Сталинграда. Ночь 22 июня была душной, не спалось, она накинула халат и вышла во дворик. И вдруг совсем рядом взметнулся столб пламени и раздался взрыв. Затем второй, третий… Людмила побежала, солдаты втащили ее в кузов грузовика. Вот так – на машинах, поездами – добралась она до родного города и здесь родила сына.

Людмила Павловна не только много рассказала, но и передала мне… дневник Евгения! Он начал его вести сразу после бегства из лагеря. Какой же надо было иметь сильный характер, чтобы в тех невероятных условиях вести еще и записи!

Доценко старался записывать ежедневно. Когда уже под Льежом они устроились на квартире у надежных людей и по фальшивым документам (по которым оба были поляками) стали работать на шахте, кто-то на них донес. Евгений с Григорием были предупреждены об облаве и скрылись. Хозяина квартиры немцы расстреляли на глазах у сына. Гестаповцы нашли дневник Доценко.

В марте сорок третьего года Евгений начал восстанавливать записи. Прежде всего он записал все перипетии подготовки к бегству и сам путь. Потом стал описывать операции, которые проводил отряд. Каждую тетрадь Амуары закладывали в банки и закапывали их в саду. На всякий случай Доценко не писал фамилий (только их начальные буквы и иногда – имена). Только одно имя – Гриша – упоминается почти на каждой странице.

Надпись на дереве (в лесу недалеко от Льежа), сделанная Г. Лерманом. Фото 1966 г.

После войны супруги Амуар передали дневник советским представителям, а те разыскали Людмилу Павловну.

Вот такой бесценный документ оказался у меня. Но нужно было найти бойцов отряда, вернувшихся в СССР, и в первую очередь – Григория Лермана. Это оказалось очень сложным: никто не хотел лишний раз напоминать о том, что он был пленным, а по терминологии тех лет – предателем. На многие мои запросы по адресам, добытым самым невероятным образом, приходил ответ: такой-то выбыл в неизвестном направлении. Это были явно не отметки почты, а, подозреваю, что самих адресатов. Но все-таки троих я разыскал и встретился с ними.

Найти Лермана помогли украинские журналисты. Как только я узнал адрес – выехал в Киев.

Мы проговорили целый день. Григорий рассказывал не очень охотно, но дополнения к дневнику, особенно после гибели Евгения, были весьма кстати. Он показал множество фотопленок: заядлый фотограф, он и в Бельгии раздобыл аппарат и сделал уникальные снимки жизни отряда. Через две недели он прислал мне несколько фотографий. Но ведь снимков были сотни. Где или у кого сейчас эти бесценные кадры истории? Григорий Цезаревич умер в 2000 году в возрасте 85 лет. Найти родных в Киеве не удалось. В Нью-Йорке живет его двоюродная сестра Суламифь Лерман. Четыре года назад она опубликовала очерк о Григории в журнале «Вестник», выходящем там же. На запрос через интернет редакция ответила, что никаких сведений о С. Лерман не имеет. Печально. Но будем продолжать поиск.

СОСТАВ ОТПРАВИЛСЯ ПУСТЫМ

Мы оставили Г. Лермана и Е. Доценко в тот момент, когда они стали бойцами Сопротивления и начали сколачивать отряд. В нем было тогда около 20 человек. Григория избрали командиром, Евгения – комиссаром. Надо сказать, что движение Сопротивления в Бельгии было неоднородным. Одна часть поддерживалась Лондоном, который помогал «своим» оружием, деньгами. Другую организовали местные коммунисты. Последние, в отличие от «англофилов» (так их называл Доценко) действовали активно – сами добывали оружие, расправлялись с коллаборационистами. Тут был еще такой нюанс: ликвидацию предателей чаще всего поручали русским, поскольку местные жители нередко состояли не только в приятельских, но и в родственных отношениях со своими ближними и дальними соседями.

Отряд Лермана входил в полк, руководимый коммунистами. Командир полка Жан Коллар погиб в тот же день, что и Доценко, но в другом месте. Я встречался с братом Жана, и он рассказывал, что комполка был высокого мнения об отряде Лермана, особенно отмечал дисциплину в отряде и исполнительность.

Из дневника Доценко, рассказов Григория, бельгийцев (с ними я долгое время переписывался) вырисовалась картина действий отряда Лермана. Вот только несколько эпизодов.

…Отряд разрастался, надо было кормить людей. Чтобы приобрести продукты, нужны были талоны – темпы. Узнали, что 2000 темпов привезли в отдаленное село и они хранятся у секретаря бургомистра. Целый день добирались туда, к вечеру установили наблюдение за домом. Когда стемнело, постучали. Жена секретаря спрашивает: «Кто?» – «Из гестапо, – отвечает бельгиец Люсьен, – нужны сведения об одном жителе». Дверь открывают, в дом врываются Гриша, Доценко и Люсьен. Испуганный секретарь подтверждает, что талоны у него, в сейфе, а ключи у другого работника. Гриша и Люсьен отправились за ключами, Евгений перерезал телефонный провод. Вернувшись с ключами, забрали талоны и, поигрывая пистолетами, посоветовали секретарю сообщить в жандармерию о краже не раньше чем через час.

…Немцы отправляют квалифицированных бельгийских рабочих с заводов и шахт на работу в Германию. А сюда привозят людей из Советского Союза, Польши, Югославии. Этим недовольны и хозяева предприятий. И потому они смотрят сквозь пальцы на готовящуюся забастовку. Гриша и Евгений всю ночь пишут листовки с призывом поддержать забастовщиков. С первой сменой они попадают на шахты. Забастовка начинается на одном заводе. И вот уже остановилась одна шахта, другая.

…Получены сведения, что богатый бельгиец, сотрудничающий с оккупантами, приехал в поселок к родным. Командир полка поручает Лерману принять участие в акции. Марш-бросок на 10 километров в темноте. Окружили дом, дверь открыл «сам». Короткий разговор – держится с вызовом: да, сотрудничает, скоро Германия завоюет весь мир. Выстрелы не разбудили соседей.

Взорванный мост Шанси

…Знакомый железнодорожник сообщил: на пристанционный пакгауз свезли десятки тюков с шерстью. Завтра их отправят в Германию. Ночью одни партизаны уводят сторожей пакгауза в лес, другие переправляют тюки в укромное место. Пришедший утром состав отправляется с пустыми вагонами.

…Днем в доломитовом карьере гремят взрывы. В пробуренные отверстия закладывают динамит, поджигают шнур. Раздается взрыв. Подъезжает машина, ее загружают рудой.

Динамит позарез нужен партизанам. Немцы отпускают его взрывникам строго по нормативам, к тому же во время работ карьер охраняется. А где динамит хранится ночью?

Верные люди сообщили: у пронемецки настроенного сторожа в специальной комнате. Ночной визит к сторожу. Тот испуган, но твердит, что взрывчатки у него нет. Партизаны взводят курки. Жена сторожа умоляет его открыть комнату. Динамит укладывают в рюкзаки – он должен сработать уже следующей ночью.

…В небольшом карьере добывают руду для завода, работающего на Германию. Двенадцать человек – в том числе Гриша, Евгений – разоружают охрану. Под компрессор, моторы, вентиляторы подкладывают взрывчатку. Все отходят в безопасное место. Прибывшие утром немцы констатируют: карьер надолго вышел из строя. Немецкий комендант приказывает произвести облаву. Железнодорожник, связанный с партизанами, «услужливо» подсказывает: с утренним поездом уехали какие-то люди, явно нездешние. А в это время упомянутые люди после двух суток, проведенных на ногах, отсыпаются в лесу неподалеку.

…Григорий получает задание: пустить состав под откос, но обязательно на мосту. Изучены схема охраны, расписание товарных составов. Разработан план операции: одна группа разоружает охрану, вторая занимается поездной бригадой, третья – действует на мосту.

В полночь, под моросящим дождем начали. Охранники – из местных жандармов – не сопротивлялись и дали увести себя в лес. Стали разбирать рельсы, но не учли, что они лежат вровень с железным настилом моста и поэтому их никак не подцепишь. Все же в середине моста как-то сдвинули один рельс.

Из тоннеля показывается поезд. Его останавливают, ссаживают бригаду. Партизан – из бывших машинистов – разгоняет паровоз и выпрыгивает. Состав въезжает на мост, слышны два сильных щелчка и состав… следует дальше! Видимо, из-за вибрации рельс встал на место. О том, как проходил разбор операции, не было записано Женей и не рассказал Гриша.

…Несколько предприятий в округе работают на немцев. И охраняются немцами. К заводам идут высоковольтные линии. Вдоль них ходят патрули, ночью – с собаками.

Поскольку немцы очень пунктуальны, у патруля есть расписание. Его нужно изучить.

Целующиеся парочки на опушке леса не вызывают подозрения у охранников.

– Ребята очень любили, когда их посылали на такие задания, – с улыбкой рассказывал Гриша.

Составили расписание, нашли «окна», когда патруль обедает. Все заранее подготовили. Быстро продолбили гнезда в цементном фундаменте, заложили взрывчатку. Все – в лес. Подожгли шнуры. Сверкая искрами, тяжелая металлическая ферма рухнула, ее провода потянули вниз верхушку соседней фермы, та в свою очередь потянула следующую.

…Свой человек, работающий на железнодорожной станции, сообщил: на таком-то пути стоит вагон с патронами. Гриша быстро набрасывает план. Снимать охрану не понадобилось – ее почему-то не было. Умело, не повреждая пломб, открыли люк, пролезли в вагон. Всю ночь по цепочке передавали ящики. Когда вагон опустел, так же умело закрыли люк. Утром подошел товарняк с немецкой охраной. Проверили запоры, пломбы – все в порядке. Вагон прицепили к составу, и он тронулся на восток.

…Поверженные фермы высоковольтной линии немцы восстановили. Но несколько дней предприятие не работало. Успех вдохновил командование Сопротивления на широкомасштабную операцию. Было решено обесточить весь округ Льежа. Расписали, кто и где рушит опоры. У Гриши есть опыт – быстро заложили динамит. Взрыв! Громыхает и в других местах. В тот день, записал Евгений, партизаны взорвали 450 ферм. В городе не работали троллейбусы и трамваи, остановились военные заводы.

…Информация из Центра была точной: утром прибудет пассажирский поезд с почтовым вагоном, в нем крупная сумма денег. Правда, неизвестно, какова охрана и есть ли среди пассажиров немецкие военные. Потому все 30 партизан имеют пистолеты, есть еще три винтовки, два автомата и гранаты. Каждый знает, что ему надо делать. Поезд пришел по расписанию – в 7.30. Одни атакуют почтовый вагон, разоружают охрану без стрельбы. Другие контролируют поездную бригаду, третьи – блокируют вагоны. Выносят мешки с деньгами. У станции уже поджидают грузовая и легковая машины. Состав отправляется с небольшим опозданием.

БЫЛО НЕ ДО ЗАПЯТЫХ

…Гриша и трое бельгийцев взорвали в Льеже кафе, посещаемое немцами. Быстро покидают город и прячутся в лесном доме. Гриша и один из бельгийцев ложатся спать, двое несут охрану. Они-то и увидели немцев. Крик «немцы!» разбудил Гришу, он подбежал к окну, увидел двух немцев, выстрелил – один фашист упал, другой успел бросить гранату. Началась перестрелка. К осаждавшим подошло подкрепление. У них пулемет, его очереди прошивают стены. Григорий с напарником перебираются на второй этаж, втащив с собой лестницу. У них кончились патроны. Последние оставлены для себя. Стало тихо, но немцы пока не входят в дом. Гриша пишет на стене карандашом: «Евгений отомсти», «Евгений расскажи моим родителям», «Дорогие товарищи умираю за Родину отомстите» (именно так, без знаков препинания, записано в дневнике Доценко. Грише было не до запятых в те минуты).

…Партизаны притаились по углам. Немцы вошли в дом, офицер увидел брошенную Гришей кожаную куртку и посчитал, что партизаны улизнули. Наверх почему-то не полезли и ушли, забрав пять трупов и девятерых раненых.

Г. Лерман (слева) с Е. Доценко. Фото 1943 г.

«Евгений отомсти» – написал Гриша. А мстить пришлось ему. Через несколько дней после этого события он и Доценко отправились в лес, где собралась группа русских, бежавших из шахт. «Они рады нашему приходу, принесли им кое-какое оружие, – записывает Евгений в дневнике. – Они уже два раза подвергались нападению немцев, последний раз потеряли пять человек, двое раненых застрелились сами». Это последние слова, которые записал Доценко.

На следующий день Евгений собирался опять идти к новеньким. При переходе железной дороги в месте, где обычно было безлюдно, нарвался на немецкий патруль. Стал отстреливаться, одного убил. До спасительного леса оставалось несколько метров, когда пуля попала в спину. Патрульные продолжали стрелять в уже бездыханное тело.

…Супруги Амуар привели меня к месту гибели Евгения. После дождя влажно поблескивали рельсы, шумел лес.

– Вот здесь Гриша с товарищами поставили обелиск, – рассказывал Жорж.

Случилось это 1 апреля 1944 г. – за шестьдесят шесть дней до открытия второго фронта.

Мстить пришлось Грише…

До прихода американских войск отряд Лермана взорвал-таки тот самый злополучный мост и забил тоннель – движение надолго прервалось. Уничтожили лесопильный завод, откуда древесину отправляли в Германию.

Одна из крупных операций – вывод из строя оружейного завода на окраине Льежа. Акцию готовили тщательно: предприятие охранялось изнутри и снаружи – высокий забор с колючей проволокой, обыски при входе.

– Завод примыкал к горе, – рассказывал Гриша. – Единственная возможность проникнуть в цеха – через стеклянную крышу. Ночью ползком, между деревьями добрались до крыши, вынули один блок, по принесенным веревкам, как заправские альпинисты, спустились в цех. Рабочие-подпольщики заранее сообщили, где стоят самые важные станки. Стали их ломать, стараясь не шуметь. Ни один взрыв не причинил бы столько вреда. Уже рассветало, когда по этим же веревкам выбрались наверх. Веревки оставили, чтобы подозрение не пало на рабочих. Завод встал и практически не работал до прихода американских войск.

А когда они пришли, Гриша явился в комендатуру и назвал свою настоящую фамилию и звание – лейтенант Красной Армии. (Мне он показал бельгийские документы, мастерски изготовленные подпольщиками, на имя поляка из Кракова Станислава Ковальски. Показал Гриша и немецкий плакат с его портретом и обещанием 500 тыс. франков за его голову.

Немцы почему-то называли черноволосого Гришу испанцем Франко. Если бы они еще знали, что он еврей!)

Комендатура передала Гришу и других граждан Советского Союза советским представителям. Вчерашние партизаны очутились в лагере. Начались долгие унизительные проверки: как попал в плен, что делал в Германии. Гриша пробыл там полгода и не выдержал – сбежал, добрался до Киева.

Еще до лагеря королева Бельгии наградила Гришу орденом. Я задал, как оказалось, бестактный вопрос:

– А какие есть советские награды?

Григорий горько усмехнулся:

– Меня даже участником войны не считают. А вы про награды…

По возвращении в Москву я написал тогдашнему председателю Всесоюзного комитета ветеранов войны генералу армии П. И. Батову, просил вмешаться, чтобы устранить вопиющую несправедливость. Комиссара отряда Евгения Доценко наградили орденом Отечественной войны I степени; в Указе в скобках стояло – посмертно. А командира отряда Григория Лермана за те же самые подвиги никак не отметили. Потому что остался живым? Или по каким-то иным причинам? Ответа из комитета ветеранов я не получил.

Второй фронт – июнь 1944 года… Он приблизил крах германского фашизма. Это несомненно. Немногие наши соотечественники открыли его в Европе намного раньше высадки союзников. И те германские солдаты, которых уничтожили бойцы отряда Лермана, и те патроны, которые были изъяты партизанами отряда Лермана, и те автоматы, что не были собраны на заводе Льежа потому что отряд Лермана разбил станки, – все они не стреляли в советских солдат – в меня, моих однополчан. Сколько нас вернулись домой живыми благодаря этому второму фронту!

Источник