Ему были уже десятки тысячелетий. С его точки зрения, это была целая вечность. Однотонная, пыльная, задумчивая. Вечный Лич. Для одних - порождение зла. Для других - источник знаний и мудрости. Для третьих - потенциальный союзник.

Давным давно Лич облюбовал эту подземную крепость под горой, заброшенную за ненадобностью. С тех пор крепость успела исчезнуть с карт, дорогу поглотила тайга а ворота заросли густыми растениями. Но за самой крепостью тщательно ухаживали давно покойные слуги Вечного Лича. В крепости царили вечные мрак, холод и тишина.

Лич чувствовал время иначе. В своих раздумьях он проводил месяцы, не замечая разрушительного полёта времени. Одно из преимуществ бытия Лича - отсутствие ограничения во времени. Могли греметь войны, могли умирать империи, могли разрушаться континенты, - а Вечный Лич продолжал своё существование. Но иногда его покой нарушали.

«Зачем ты пришёл ко мне?» — спросил Вечный Лич у ворвавшегося в тёмный зал варвара.

— Я пришёл очистить мир от тебя, исчадие зла! — выкрикнул варвар и замахнулся на Лича топором. Удар посоха Лича переломил рукоять топора у самого топорища, а после этого набалдашник посоха обрушился на голову варвара. Лич подошёл к безжизненному телу, упавшему на пол. Простёр над ним костяную длань.

«Восстань, варвар.» — произнёс Лич. Тело поднялось и посмотрело на своего нового хозяина.

«Отныне и навсегда ты смотритель этого замка.» — продолжил Лич. Труп безмолвно кивнул и удалился.

А Вечный Лич вернулся к своим размышлениям. Ему не было жаль варвара. Умер и умер. Лич не заставлял его нападать. Варвар сам принял решение напасть, и Лич уважал его выбор. Но этот выбор был глуп. Нападать на существо, прожившее двадцать тысяч лет - самоубийство.

Лич не считал, сколько прошло времени. В подземной крепости не была заметна даже смена времён года. Может быть пролетели десятилетия. Может - считанные дни. Для мертвеца время значения не имеет. Но его покой вновь был нарушен.

— Вечный Лич, — полуседой мужчина, сжимающий посох с черепом, вошёл в залу, где стоял Лич.

«Что тебе нужно?» — спросил тот, разворачиваясь.

— Я великий чернокнижник Каин Мордак. Я пришёл заручиться вашей поддержкой в моём начинании - завоевании мира.

«Ты глуп. Я не стану помогать тебе в твоём бессмысленном начинании. Ни мне, ни тебе, ни миру это не даст ничего. Я не собираюсь нести живым страдания.»

— Кажется вы неправильно поняли, — усмехнулся Каин, — ни о какой добровольной помощи и речи не шло.

С этими словами Каин поднял посох, и из черепа на его конце вырвался в сторону Лича сноп чёрно-зелёных огней. Сиреневые огоньки в пустых глазницах черепа древнего умертвия вспыхнули ярче. Лич поднял посох и сиреневое сияние поглотило огни Каина. А после этого Лич просто подошёл к Каину и взял его за лицо левой ладонью. Каин завопил. Там, где его коснулись костяные пальцы Лича, плоть превращалась в пепел. Последним, что Каин Мордак услышал перед тем, как его мозг рассыпался в прах, были слова Вечного Лича:

«Я обычно отпускаю души тех, кого убиваю. Но твою, пожалуй, оставлю себе.»

Пустая мантия Каина осела, его кости застучали об пол. Лич воскресил скелет Каина и отправил за метлой, смести пепел. Потом разжал левую ладонь. На костяной длани трепыхался сине-зелёный огонёк.

«Судя по оттенку души, Каин был хорошим чернокнижником, но погряз в честолюбии.» — произнёс Лич тем же тоном, которым врач говорит «вы повредили ногу при падении, но неплохо приземлились и обошлось без перелома». Чёрно-сиреневый вихрь закружил огонёк на ладони Лича. И рядом с ним медленно материализовался призрак. Тёмный призрачный плащ, пустота под капюшоном и в рукавах, бестелесный голос, звучащий лишь в наполненном магией черепе Лича:

— Что я должен сделать, хозяин?

«Исследуй камни кладки на предмет трещин и докладывай обо всех найденных повреждениях скелетам-ремонтникам.» — ответил Лич.

— Хорошо, хозяин.

И вновь время было не важно для вечного Лича. С того дня могли пройти недели, а может и считанные секунды.

— Владыка мёртвых, — нервничающий юноша боком вошёл в зал.

«Что тебе нужно?»

— Мне... нам нужна ваша помощь! — воскликнул юноша, — На наши земли напал злой чернокнижник Каин Мордак! Вы - единственный, кто мог бы его одолеть в наших землях!

«Всякий может испросить моего совета. Но силой я не стану помогать никому. Ибо тогда я ввяжусь в борьбу и стану её частью. А я вне любой борьбы. Но ты можешь больше не волноваться, юноша. Каин Мордак мёртв. Он пришёл ко мне и хотел подчинить меня себе, но я легко справился с ним.»

— Благодарю, благодарю, — кланяясь и расшаркиваясь, юноша удалился.

Возможно, с тех пор пролетели годы. Возможно - недели. Для Вечного Лича время не имело значения. Но наступил день, который Лич запомнил.

— Простите за беспокойство, господин Лич, — в зал вошёл эльф.

«Что тебе нужно?»

— Я пришёл задать вам несколько вопросов.

«Задавай.»

Эльф вздохнул:

— Вечный Лич, ответьте: как найти единую справедливость, и есть ли смысл жизни?

«Не часто мне задавали такие вопросы. Я отвечу тебе прямо: единой справедливости нет. Смысла жизни - тоже.»

Эльф поник. Сел на каменный поребрик.

— Зачем я задал этот вопрос? — спросил он у пустоты под сводами зала.

«Потому что ты хотел удостовериться, что твои догадки верны.» — ответил Лич, вспоминая древние, происходившие на заре его существования события, — «Но я скажу тебе и то, что поможет тебе. Каждый сам измеряет справедливость. И сам устанавливает себе смысл жизни. Но если он не сделает этого, то за него ему назначат свои смысл и справедливость другие.»

— Почему вы пытаетесь помочь мне? — спросил удивлённый эльф.

«Ты задаёшь правильные вопросы. Когда-то я и сам ими задавался. Тогда я звался Бьёрн Каст. Я боялся, что мне не хватит времени чтобы найти ответы на все вопросы. И превратил себя в Вечного Лича. С тех пор я нашёл ответы на многие вопросы. Но ещё не на все. Ответы порождают новые вопросы. Но, думаю, вечности мне хватит.»

— Я Алиэн, мне всего-то двадцать семь. Для эльфа - ничтожный возраст. В пятнадцать я застал падение Гегемонии Эльфов. Величайшая из империй континента пала. И я стал скитаться по миру, задаваясь вопросом, как же так получилось? В итоге я пришёл к тем вопросам, которые задал вам.

«Понятно. Рад знакомству, Алиэн.»

— Умри, нежить! — эльфийка с длинным мечом набросилась на Вечного Лича. Посох преградил клинку путь. Сиреневое пламя, и в руках у эльфийки осталась только рукоятка. А посох Вечного Лича продолжил движение по прежней траектории.

— Стоп! — воскликнул Алиэн, — Лич, Эдраэль, стойте!

Лич и эльфийка замерли, набалдашник посоха умертвия затормозил у самого подбородка девушки.

— Отлично, — с вымученной улыбкой произнёс Алиэн, — Господин Лич, прошу знакомится - Эдраэль, моя возлюбленная, храбрая но... слегка склонная к радикальному мышлению. Эдраэль - это Вечный Лич, древний, мудрый и добрый.

— Нежить не бывает доброй! — прошипела Эдраэль.

«Девочка, что есть добро? » — в голосе Лича послышалась усталость, будто он объяснял ребёнку почему следует ходить на горшок, — «Всякий склонен трактовать это слово по своему. Для меня добро в знании. А иные учат что знания – зло, и благо в невежестве. Для тебя добро - защита любимого. Для Алиэна - поиск ответов на мучающие его вопросы. Для Великого Окоянного, - преображение всех существ. Для вождей павшей Гегемонии Эльфов - в тотальном превосходстве их расы. Так что же есть добро, к которому нужно стремиться?»

— Алиэн, пошли отсюда! — Эдраэль развернулсь чтобы уйти, не желая дальше слушать речи Вечного Лича.

— Постой, Эдраэль, — Алиэн взглянул на Лича, — Я задам вам последний вопрос: почему двери вашего дома всегда открыты?

«Хороший вопрос.» — ответил Лич, — «Я держу двери открытыми для того, чтобы те, кто ищет ответы, могли задать мне вопросы.»

— Ты это серьёзно? — спросила Эдраэль.

«Да.»

Эльфийка осеклась. Алиэн поклонился Вечному Личу.

— Благодарю вас за ваши слова, — сказал он, — но нам пора. Буду рад встретиться вновь.

«Я тоже буду рад снова встретить вас, Алиэн.» — ответил Вечный Лич.

Уже когда Алиэн и Эдраэль выходили из подземной крепости, последняя не выдержала.

— У тебя что - крыша поехала?!* — напустилась она на своего спутника, — Сунуться прямо в логово к Вечному Личу! А если бы он тебе своим посохом череп проломил?! Ты хоть представляешь, как я за тебя испугалась?!

— Это я тут крышей поехал?! — огрызнулся в ответ Алиэн, — На себя посмотри - бросилась на Лича с мечом, без доспехов, без плана, без каких либо шансов выжить!

— Я была готова за тебя умереть!

— И что бы мне это дало? Если бы Вечный Лич хотел нас убить, он бы сделал это, и ни ты, ни я ему бы не помешали! А ты его спровоцировала!

Некоторое время эльфы молчали. Потом Эдраэль вздохнула и сказала:

— Прости. Я поступила глупо. Только из-за тебя мы все не погибли.

— Ничего, — улыбнулся Алиэн, — я ведь понимаю что ты поступила так из-за меня. Но постарайся больше не кидаться спасать меня очертя голову.

— Постараюсь.

Уже выйдя за ворота, Алиэн обернулся. И ему показалось, что он видит две сиреневые искорки в глубине коридора. Глаза Вечного Лича.

Возможно, с тех пор пролетели века. А возможно - считанные секунды.

*Сноска: большинство эльфийских владык общаются во время официальных церемоний привычным нам по фэнтези высоким слогом эльфийского литературного языка. Но существует также у эльфов и бытовая форма языка, для неформального общения: эльфийский разговорный язык, мало чем по сути отличающийся от других разговорных языков мира.

Добро пожаловать в мир, где мертвецы стали дешёвой рабочей силой, а живые теряют последнее. Майоран Флё — беженец, чья жизнь переплетается с судьбой мятежной Майи де Вир. Он верит в уважение к смерти, она — в ярость жизни. Их выбор разделит их навсегда.

Трагичная история о том, как далеко заходит ненависть и что остаётся, когда рушится всё.

Окончание, начало здесь

***

На похоронах Гуго выглядел преисполненным достоинства и покоя. Маску вернули в особняк, над лицом потрудился гримёр, для облачения выбрали один из лучших костюмов. Гостей пришло немного: большинство родственников уже прознали о банкротстве. По мнению Майорана, оно вышло и к лучшему.

На прощании, подойдя к гробу, он снова ощутил ту самую вонь. Да, как ни старались служители морга, до конца изгнать дух смерти не выходило. Сдерживая тошноту, Майоран поскорее отступил в сторону. Вроде бы он сунул платок в левый карман…

Но наружу явился сложенный вдвое отрез плотной ткани: повязка, которую сшила мать — с травами и душистой смолой. Пожав плечами, Майоран прикрыл ей нос и рот. Через пару мгновений лицо его вытянулось. Он опустил повязку, повёл носом, потом вернул ткань на место. В глазах появилось новое выражение.

Старший служитель подкрался сзади и произнёс одними губами:

— Справляетесь?

— Да, господин Рюде, — также тихо ответил Майоран, поправив значок стажёра. — Как вы напутствовали: смотрю, учусь, не лезу.

— Молодец, — господин Рюде легонько прикоснулся к плечу. — Хоронить близких в первую же смену…

Он покачал головой. Аскольд, до этого пробиравшийся в их сторону, застыл, не дойдя пары шагов.

— Ага, — разомкнул он поджатые губы. — Быстро ты переметнулся. Вспомнил семейный промысел?

Майоран уже собрался прочесть лекцию о почётности труда могильщика, но подошла Майя. Белые крылья локонов спрятались в тугой узел, сверху легла дымчатая вуаль. Выражение лица было не разобрать. Голос звучал сухо и надтреснуто:

— Не всем нам дано выбирать. Я всё ещё хозяйка благородного дома. Тебя, Аскольд, накормят и оденут родители. Куда деться человеку, чью родину пожрала война?

— Выбрать занятие поприличнее, — фыркнули в ответ. Благодарно вздохнув, Майоран хотел было взять Майю за ладонь, но вперед сунулся служитель:

— Соболезную, госпожа де Вир. И утрате отца, и… — он пощёлкал пальцами, — …финансовым затруднениям. Скажите, вы не рассматриваете…

Взгляд из-под вуали моментально вспыхнул. Майорана обдало таким жаром, словно он снова шагнул в пылающее нутро мельницы. Сделав вид, что споткнулся на ровном месте, он толкнул начальство плечом, а потом, со страшно виноватым видом склонившись перед старшим, яростно запыхтел:

— Не стоит, господин Рюде, право слово, не стоит! Поверьте, умоляю!

В глазах служителя сначала мелькнуло возмущение, потом проступило понимание. Он нехотя кивнул, опасливо покосившись на удаляющуюся Майю:

— Да, пожалуй… Пожалуй, и правда, не стоит. Ладно, Флё, продолжайте.

Майоран продолжал. И продолжал, и продолжал. Похороны Гуго оказались лишь первыми за исполненный рутинной скорби день. Люди приходили, плакали, молчали, шептались — и покидали морг. Их безвременно усопшие — тоже. Довольно часто уже называясь «ресурсом».

К позднему вечеру морг опустел. Майоран помахал метлой, протёр постаменты для прощаний, потушил большую часть светильников. Подошёл запереть главные двери — и чуть не получил ими по лбу.

От Майи крепко пахло спиртным. Вуаль съехала на шею, превратившись в мятый шарфик. На чёрном платье проступили сомнительного достоинства пятна. Тени под веками размазались туманными дорожками.

— Май… оран! — она взмахнула початой бутылкой бренди. Запах усилился. — Ты почему не по… не пошёл с нами, а? Вр-редный рыжий мальчишка…

Покрутив шеей, она стянула вуаль и кинула её на пол.

— Отец… Его больше нет. Да… Но мы живы! — схватив Майорана за ворот рубахи, подтянула ближе, влажно блеснула покрасневшими глазами. — Выпей за это! Выпей, я требую!

Поколебавшись, он всё же скрутил пробку и приник к горлышку. Да, если фляжка служителя встряхивала и бодрила, этот напиток действовал мягче. В тело вкралось доверительное тепло, в усталую спину вернулась осанка, в руки — уверенность. Майоран приложился снова и понял, что уже обнимает Майю за талию. Та склонила голову набок:

— Ты ведь здесь один?..

***

Из составленных бок о бок гробов и наваленного сверху грудой савана вышло отвратительное ложе. Так и недопитая бутылка откатилась в угол, ручеёк бренди неспешно тянул язык к импровизированному лежбищу. Майя сидела на углу, подтягивая чулки и поправляя причёску.

— Не бери в голову, — протянула она, когда Майоран принёс тряпку и склонился вытереть спиртное. — Так было нужно. Дать жизни шанс в этом царстве мёртвых. Дать жизни шанс…

От кривой усмешки ему стало не по себе. Устроившись рядом на корточках, Майоран взглянул снизу вверх. Помялся, зажмурился на мгновение и произнёс:

— Давай жить вместе.

Выплюнув в ладонь одну из шпилек, Майя приподняла бровь.

— Что?

— Жить вместе, — это вышло уже смелее. — Быть вместе. Поддерживать друг друга. Потому что…

Она приложила тонкий, почти прозрачный палец к его губам и снова криво усмехнулась:

— Всё так же думаешь о других… Я благодарна, — опередив попытку ответить, Майя выпрямилась. — Я действительно искренне благодарна. Но сейчас для меня важны иные заботы. И я не могу поручить их кому-либо ещё.

Серебро мягко отразило неяркий свет лампадки. Щёлкнув зажигалкой, Майя прикурила от синеватого огонька, крепко затянулась и направилась к двери. Дух табака смешался с вонью земляного масла. Майорана замутило, он завертел головой в поисках окна, потом уже на грани рвоты вытащил из кармана повязку и уткнулся в неё носом…

Когда он продышался, в глазах снова появилось знакомое выражение. Отстегнув значок, Майоран положил его на гроб и покинул морг.

***

Приземистый, вытянутый в длину экипаж плавно остановился на обочине. В тумане глухо щёлкнуло. Покрытая дорогим чёрным лаком дверь отворилась, и Майоран вышагнул наружу. Одёрнул рукава неброского сюртука, приспустил элегантную аромаску, прячущую низ лица, втянул носом воздух. Поморщился и вернул ткань на место.

Из переднего отделения вылез шофёр в фуражке и перчатках. Майоран кивнул ему:

— Будь наготове. В любой момент.

Поправив свою аромаску, попроще, тот пнул обтянутое упругой паучьей смолой колесо и виновато проворчал:

— Мне бы пару минут. Третий блок запаздывает…

— Почему до выезда не проверил? — Майоран нахмурился, потом махнул рукой. — Пара минут есть. Не дольше.

Вняв, шофёр бросился к капоту, рывком задрал его, словно юбку, и завозился, сосредоточенно тыча в двигатель добытым из-за пазухи штатным жезлом некротехника. В тусклом болотном свете, стекавшем с навершия, виднелись собранные в ряд и прикрученные к рычагам отделённые от мёртвых тел ноги. Забрав с сиденья шляпу-котелок, Майоран нахлобучил её на макушку и пошагал вниз по улице.

В тумане казалось, что обшарпанные, потускневшие дома словно сгорбились над заборами. В тени одного из них, чудом держащего форму, безучастно пялилась во мглу пара оборванцев. Завидев Майорана, они зашевелились:

— Господин… Подайте, господин… На хлеб детям.

Тёмные волосы, смуглые макушки... Майоран запустил руку в карман и вытащил горсть монет. Откуда-то издалека донёсся низкий рокот.

— Старые кварталы сносят, — с готовностью пояснил нищий, ловя серебро. — Будет новая некрофабрика. Я пробовал наняться, но без образования не берут. У-у, мертвоеды…

Оставив оборванцев за спиной, Майоран свернул в узкий проулок, попетлял между заброшенными домами и пристройками, нырнул в тёмную подворотню. Постоял, прислушиваясь. Потом покивал сам себе и прибавил шагу.

Дом де Виров тоже выглядел запущенным. Солнечная краска облупилась, орнамент утратил ритм, маски на стенах потрескались. У крылатого женского лица из-под повязки на глазах тянулись грязные ручейки. Но в тех окнах, где сохранились стёкла, теплился неяркий свет.

После стука в заднюю дверь та приоткрылась на щёлку. Из полусумрака уточнили:

— Чего нет?

— В мертвецах нет достоинства, — тщательно выговорил Майоран. Послышался стук, дверь снова вернулась на место, а потом распахнулась шире. Как раз чтобы прошёл один человек.

Коридоры и комнаты заполняли молодые люди обоих полов — все в аромасках, прячущих лица, все сосредоточенные и целеустремлённые. Они суетились, толкались, курили и вполголоса переругивались. Казалось, что в доме царит хаос, но при этом ощущалось, что его направляет чья-то воля.

Стараясь казаться как можно более незаметным, Майоран ссутулился и натянул котелок поглубже. Его тут же чуть не сбили с ног. Невысокий мужчина с бритым затылком и тёмной бородкой сдвинул аромаску на шею и усмехнулся:

— Здорово, Фонтан. Давненько не заходил.

Сюртук полного делопроизводителя на Аскольде сидел чуть свободнее, чем следовало, а пара заплат стыдливо пряталась под шарф. Лоб изрезали морщины, под глазами проступили круги, но сами глаза светились хищными огоньками. Когда-то Майоран уже видел похожее пламя: под вуалью, отгородившей горе от мира. Он кашлянул и негромко парировал:

— Так сам бы забежал. Знаешь ведь, где живу.

— К тебе зайдёшь! — хохотнули в ответ. — «Сегодня не принимает, оставьте свою визитку!» Да и некогда было, если честно. Я же степень таки получил…

— Поздравляю.

— …Ну и открыл практику. Занимаюсь банкротствами, связанными с некротрестом. Людям нужна помощь. Да, в основном «pro bono», но пока и на жизнь хватает.

— Поздравляю, — повторил Майоран, вертя головой. — Ты лучше скажи, где…

— Нет, это ты скажи! — Аскольд ткнул в бок локтем. — Как такой увалень отрастил столько деловой хватки? Я лишь обмолвился, что стоит запатентовать твою аромаску, а через год её уже таскала вся столица. В чём секрет, признавайся?

Майоран, дёрнувшийся было на упоминании аромаски, потёр пальцами переносицу.

— В уважении к мёртвым.

Брови Аскольда подлетели к линии волос. Стараясь ничего не упускать из вида в творящейся вокруг суете, Майоран отстранённо кивнул:

— Ну да. Отца тоже мутило от запаха мёртвых. А мама служила при храме, знала благовония. Она всегда собирала ему на работу мешочек со смолой и травами. Я лишь взял её идею и вложил деньги, завещанные Гуго де Виром.

За спиной заскрипела лестница. Медленно, размеренно отстучали каблуки. Не оборачиваясь, Майоран дождался, когда стук приблизится вплотную. Прогудел из-под аромаски:

— Здравствуй, Майя, — и только потом обернулся.

Хозяйка дома де Виров носила свободные брюки, заправленные в высокие ботинки, грубый свитер и кожаную куртку. Белые крылья исчезли, пали под натиском ножниц, оставив на память лишь короткие взъерошенные пряди. В углу рта поселилась длинная дымная папироса, в пальцах — знакомая зажигалка. Покрутив её, Майя негромко произнесла:

— Пойдём.

Хриплый, утративший звон серебра голос заставил Майорана снова дёрнуться. Он неловко тиснул руку Аскольда и устремился вверх по лестнице, ощущая спиной пристальный взгляд.

Из кабинета убрали всё, кроме стола, зато появилась узкая, почти солдатская койка. Кинув зажигалку на одеяло, Майя подошла вплотную.

— Сними, — она вынула папиросу изо рта и потянула за аромаску. — Хочу тебя поцеловать.

В висках застучало. Плохо гнущимися пальцами Майоран стянул ткань. Украдкой облизнул губы, невольно зажмурился… И щекой почувствовал горячее, почти болезненное касание — словно укус насекомого. Только лишь щекой.

Тут же засвербило, защекотало в носу. Не удержавшись, он звучно чихнул и заметил:

— Похоже, тут до сих пор везде мука… Гуго любил своё дело.

Майя неопределённо двинула плечом:

— Зерно — это жизнь. А жизнь всегда найдёт путь…

Спохватившись, Майоран извлёк из внутреннего кармана конверт. Пробормотал, поглядывая в коридор:

— Вот. Чек на предъявителя. Не бойся, счёт анонимный.

— Я не боюсь, — склонила голову набок Майя. Затянулась, посмотрела на дотлевшую до мундштука папиросу, щелчком отправила в форточку. — Это ты стесняешься старых друзей. Боишься открыто признать, что поддерживаешь контрнекристов.

У Майорана проступили морщинки в углах глаз. Он звучно цыкнул зубом, прошёл к койке, сел на уголок.

— Контр… Как ты вообще это выговариваешь? — смешок едва удалось задавить. — Я хожу в цехи, общаюсь с работниками. Знаешь, как они вас называют? «Контра». Это не комплимент.

Выудив новую папиросу из картонной пачки, Майя наклонилась, взяла зажигалку, щёлкнула ей. Пламя углубило тени, вычертило складки у кривящихся губ. Перестав улыбаться, Майоран продолжал:

— Да, я делаю аромаски, чтобы людям не пахло смертью. Те самые аромаски, что так полюбились бунтарям всех мастей за возможность быть модными и анонимными одновременно. И на моей фабрике шьют только живые. Но без той энергии, с которой ресурс крутит приводные валы…

— Ресурс… — спокойно сказал Майя.

Осекшись, Майоран замер. А та затянулась, выдохнула клуб дыма и встала.

— Пойдём.

Едва успев вернуть аромаску на место, Майоран не заметил, как оказался в зале. Раньше здесь давали обеды, танцевали или ставили домашние спектакли. Теперь пространство заполнили юнцы в аромасках, которые возились вокруг простых, но крепких шкафов, ящиков и столов. Легко запрыгнув на один из них, шире прочих, Майя потянула его за собой.

— Друзья! — хрипотца в голосе дала рычание. Лица в масках принялись оборачиваться. — Дело контрнекризма победит! Некротехи ответят за всё. За то, что отняли у людей рабочие места. За то, что отменили право на будущее. Мы вернём своё!

— Вернём! Своё! — подхватил рёв десятков глоток. В зал стекалось всё больше народа. Майя продолжала, едва не надсаживаясь:

— На нашей стороне правда. На нашей стороне сама жизнь! А ещё, — она указала ладонью на Майорана, — поддержка видных, прогрессивных промышленников, которые…

Желудок скрутило спазмами. Сейчас назовут имя, и это будет конец. Горький комок подкатил к горлу…

Звон, с которым осыпалось оконное стекло, прозвучал музыкой небес. Снаружи заорали:

— Пролы!

Маски сыпанули в стороны. Кто-то хватал аккуратно составленные в пирамиды дубинки и рвался к парадной двери. Кто-то нёсся к окнам на задний двор, кто-то просто метался на месте. Майоран соскочил со стола, отыскал выход в коридор и устремился в сторону кладовой.

Внутри он обнаружил Аскольда. Тот неспешно снаряжал до рези в желудке знакомую пистоль.

— Пронекристы, — ответил он на невысказанное. — Шваль с кладбищ, холуи из моргов, быдло с некрофабрик. Давай со мной, я прикрою.

Майоран отчаянно замотал головой. Пожав плечами, Аскольд вскинул оружие и ухмыльнулся:

— Ну, как знаешь. Удачи, Фонтан!

Дверь захлопнулась. Майоран сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, потом направился вдоль полок. Люк тайного хода, если его не заделали, прятался в дальнем углу…

…Туман, как назло, сдуло потянувшим с реки ветром. Прижимаясь к забору, Майоран крался так хорошо, как позволял рост, когда сзади окликнули:

— Эй, в пальтишке!

Конечно, следовало бежать — сразу, не отвечая. Конечно, уличные привычки за столько лет усохли, покрылись социальными наростами, напластованиями этикета. Он перестал горбиться, не торопясь обернулся и светски уточнил:

— Чем могу помочь, господа?

Господа синхронно сплюнули. Их оказалось двое: оба одеты в знакомое серое, оба с потёртыми лопатами в руках, взятыми наизготовку. С нарукавных повязок скалился грубо вышитый череп. Аромаски отсутствовали.

— Ишь, вырядился, — сказал левый.

— Платочком морду замотал, — сказал правый.

— Пахнет ему, — левый опять сплюнул и двинул плохо выбритой челюстью. — Не уважает.

— Позвольте, — сделал шаг назад Майоран, понимая, что дипломатия уже проиграла. — Что же я не уважаю?..

— А от чего ты, падла, нос прячешь? — философски вздохнул правый и перехватил лопату поудобнее.

Та почему-то выскользнула у него из рук и взлетела в воздух. Короткими, экономными ударами Майя вырубила одного, подсекла второго — и тоже огрела черенком по макушке. Когда тела окончательно улеглись поперёк переулка, в нём не осталось никого в сознании.

Поворот, ещё поворот… Вдалеке блеснул лак кабины. Остановившись, чтобы отдышаться, Майоран вскинул руки.

— Ты же видишь… — воздуха не хватало, и он стянул аромаску. — Ты видишь, к чему ведёт ваша «контра»? Ненависть, кровь, смерть…

Майя молчала. Осмелев, Майоран прикоснулся к её плечам, сжал их, когда не ощутил сопротивления.

— Будь со мной. Ты же сама говорила: истина — в жизни. Так давай жить, пока живётся. Жить вместе…

Взглянув ей в глаза, он подавился словами. Оттуда абсолютно без какой-либо жалости или иных переживаний на него смотрела пустота. Как тогда. Совсем как тогда.

— Если не остановить некротрест, — разомкнула Майя губы, — такие погромы начнутся везде. В том числе на твоей фабрике.

— Да при чём тут фабрика?.. — схватился было Майоран за голову. Застыл. Очень спокойно, сдержанно произнёс: — Остановить? Как ты собираешься остановить целую индустрию?

В тишине прошелестела папиросная бумага. Щёлкнула зажигалка. С тихим треском потянуло табачным дымом. Майя улыбнулась ему — как-то неожиданно тепло и почти нежно.

— Ты прав. Истина — в жизни. Нет ничего сильнее жизни.

Проводив её взглядом, Майоран стянул котелок и, пошатнувшись, оперся на ещё не до конца упавший фонарный столб. Потом помотал головой и решительно направился к экипажу. Шофёр, завидев, бросился отворять дверь.

— Домой? — уточнил он, ныряя за руль. Глубже утыкаясь носом в аромаску, Майоран оглянулся на исчезающую вдали фигурку.

— Нет. К старому моргу.

***

По цеху разливалась ночная тьма. Во тьме не останавливалось движение: крутились колёса, ходили рычаги, ныряли кривошипы. Всё это гудело, стучало, шипело и взвизгивало. Лишь человеческие и отдалённо похожие фигуры у станков молчали, шевелясь в такт. В ночной тьме трупцы делали новых трупцов.

Пройдя центральной дорожкой, слабо освещённой дальним светом городских огней, Майоран вышел на хоздвор. Стянул аромаску, посмотрел в небо, вздохнул. Прислонился к огромной бочке с рабочим рассолом и принялся ждать. Лишь когда горизонт повело предрассветной зеленью, он понял, что дождался.

Скрипнули дальние ворота — еле слышно на фоне гула из цеха. Из теней по очереди выныривали сгорбленные фигуры: крепкие люди в аромасках, волокущие тяжёлые рюкзаки. Последней в полусумрак выступила Майя; она шла налегке. Майоран вздохнул, отлип от бочки и поднял руки.

— Эй! — фигуры вскинулись и обернулись к нему. — Эй! Давайте поговорим!

Один из «гостей» медленно опустил рюкзак, так же медленно снял аромаску и сделал несколько шагов в сторону Майорана. Тускло блеснул ствол пистоли; Аскольд.

— Мне из чистого любопытства, — послышался сухой щелчок. — Как ты узнал?

— Плох тот промышленник, у которого нет службы безопасности, — Майоран улыбнулся широко, но несколько виновато. Опустил руки и потряс ими. — Коронная охранка не в курсе, если ты об этом.

Люди в масках заозирались, пара человек принялась отступать к воротам. Пришлось снова вскинуть ладони, подавшись ближе.

— Стойте! Стойте. Я пришёл один. По правилам чести.

Майя, до этого момента стоявшая неподвижно, ткнула в сторону Майорана кулаком. Сквозь тонкие пальцы пробивалось мшистого цвета мерцание, пляшущее по короткому некрожезлу. Под сердцем похолодело, ноги заплело вязкими тяжами страха. Тем не менее, он заставил себя шагнуть ещё раз. Посмотрел не на Майю — на остальных. С усилием разжал челюсти:

— Я понимаю ваше желание насолить некротресту. Я видел, с чего всё начиналось и к чему пришло. Но есть кое-что, что вам надо знать.

Майя обманывает вас. А прежде всего — обманывает саму себя.

***

Стоя у чердачного окошка мельницы, Майя лихо прикурила от серебряной зажигалки и тут же закашлялась. В лад ей чихнул и Майоран, тут же поправив повязку.

— Пожалуйста, аккуратнее с огнём. Мне показывали, как взрывается мелкая мучная пыль... Бр-р. А Гуго точно заметит, что ты стащила его игрушку.

Майя тряхнула головой. Белые крылья качнулись.

— Заметит? Вряд ли. Отец слишком много сил тратит на свою иррациональную неприязнь к трупцам. Мог бы давно загнать гордость под лавку и разбогатеть. Последняя мельница… Де Виров ждёт позор.

Она снова затянулась, закашлялась сильнее и сплюнула папиросу за подоконник. Майоран с криком потянулся поймать, но огонёк уже нырнул в воздуховод.

Оба застыли. Затем воздух вспыхнул, а пол встал дыбом.

…Объяснить, почему не занялись распущенные волосы подруги, он не мог иначе, как чудом. Сумев провести её сквозь ревущее пламя и ошалело мечущихся людей, Майоран выволок Майю наружу через заднюю дверцу. Развернул к себе и крепко встряхнул, чтобы со знакомого с детства лица спало выражение звериного ужаса.

— Сейчас ты бежишь домой. Прячешься во дворе. Смотришь, чтобы отец ускакал на пожар. Идёшь в его кабинет и возвращаешь зажигалку на место. Где он её держит?

— Н-на столе…

— Славно. Ну, бегом!

Первые шаги дались Майе с трудом, потом она подхватила юбку и припустила вдоль городской стены. Проводив её взглядом, Майоран бросился к колодцу, облился из ведра и побежал обратно к мельнице…

***

Теперь он смотрел ей прямо в глаза. Не отрываясь, не уводя взгляд в сторону. Делая с каждой фразой маленькие осторожные шажки вперёд.

— Ты настолько возненавидела себя, что не смогла этого вынести. Разорение семьи, смерть отца… Любой бы испугался такой боли. И ты испугалась. А чтобы не было больно, придумала, что во всём виноват некротрест. Придумала, убедила себя… И убедила других.

Кулак Майи не шелохнулся. Бледные мшистые всполохи таяли в лучах рассвета. Майоран медленно протянул ладонь и накрыл ей тонкие пальцы, сжимающие жезл. Вздрогнул, приподнял бровь, потом снова нахмурился:

— Но истина в жизни. Не дай себе погубить других. Не дай смерти победить.

Аскольд, молчавший всё это время, крутанул пистоль на пальце и рассмеялся:

— Прекрасная речь. Тебе бы в суде выступать… Только это ничего не меняет.

Он обернулся к прочим слушателям и оскалился:

— Хотите новость? Я тут узнал, что компания «Флё и Флё» выкупила долю в некротресте. Наш дорогой Фонтан лишь защищает свою собственность. Так что хватит уже соплями чавкать…

Скорее почуяв, чем поняв, Майоран бросился на землю, поэтому пуля лишь цапнула за плечо. Аскольд выругался и прицелился снова. Лицо Майи, утратив сходство с белой глиняной маской, шевельнулось:

— Нет… Нет ничего сильнее жизни.

Жезл тонко хрустнул. Липкое гнилостное сияние залило двор. Спутники Майи и Аскольда хором взвыли и принялись скидывать рюкзаки, путаясь в лямках, но оказалось поздно. Ткань ходила ходуном, лопалась по швам, а в воздух взмывали немыслимые трупцы-уродцы — туго надутые кожаные пузыри, усеянные оскаленными ртами и короткими жилистыми ножками. Они вились между построек хоздвора, выдувая плотную завесу мелкой пыли. Майоран чихнул раз, другой — и догадался.

Стоящая посреди этой «пляски смерти» беловолосая женщина улыбнулась ему. Только ему. Серебряная зажигалка щёлкнула и маленькой кометой полетела в центр облака. Вскочив, Майоран бросился к Майе…

Ударная волна подхватила, взметнула, швырнула его за бочку с рассолом. Уже теряя сознание, он крепче сжал пальцы. Лишь бы не потерять. Лишь бы не выпустить мятый клочок бумаги с единственной строчкой: адрес и имя.

Великое ничто оказалось к нему милостиво.

***

Парадный вход в дом де Виров стоял распахнутым, и сквозь него туда-сюда бегали рабочие. На фасад возвращались все краски солнца, в комнаты — удобная и изысканная мебель. Перед дверью в кладовую строгий мажордом уже отчитывал невинно ухмыляющегося лакея.

Девочка лет восьми, в мальчишеской одежде, но с разлетающимися подобно крыльям густыми белыми волосами переступила порог кабинета. Следом, опираясь на трость и морщась при каждом шаге, вошёл Майоран. Бинты с головы уже сняли, и рыжую щетину рассекла кривая бледная полоса — шрам от виска к темени.

— Здесь работал твой дед, — губы слушались плохо, приходилось дозировать слова. — И жила твоя мать.

— Я про неё ничего толком не знаю, — усевшись на край новенькой, ещё дышащей лесом кровати, девочка пожала плечами. — В интернате говорили, мол, переводит деньги на содержание, и всё. Какая она была?

В комнате возникла ещё одна фигура. Женская, в глухом платье с длинными рукавами, в перчатках и плотно прилегающем капюшоне. Лицо её закрывала серебряная маска — крылья, повязка на глазах. Из-под маски торчала непокорная белая прядь.

В руках фигура держала поднос, увенчанный чайником, парой чашек и блюдцами со снедью. Девочка поморщилась и высунула язык.

— Бе-е… Ну и запах!

Майоран крепко зажмурился, сжался весь, словно ударили в живот. Взялся за висящую на шее аромаску, помял в пальцах, отпустил. Потом вынул из кармана серебряную зажигалку и поставил на стол.

— Я хочу, чтобы ты считала так: не было человека храбрее твоей матери. Иные станут говорить иное; не верь. Истинно лишь то, во что ты веришь всем сердцем.

Он выглянул в окно, потом опустил взгляд, погладил дочку по волосам. И улыбнулся:

— Ведь истина — в жизни. А жизнь победила.

Добро пожаловать в мир, где мертвецы стали дешёвой рабочей силой, а живые теряют последнее. Майоран Флё — беженец, чья жизнь переплетается с судьбой мятежной Майи де Вир. Он верит в уважение к смерти, она — в ярость жизни. Их выбор разделит их навсегда.

Трагичная история о том, как далеко заходит ненависть и что остаётся, когда рушится всё.

***

Мертвец топал по улице, незряче вперившись в одному ему видимую цель. А может, и не было никакой цели. Ориентиры, планы, стремления — всё это для живых. Мертвец же просто шёл, повторяя шаг за шагом, словно детская заводная игрушка.

Детям игрушка явно нравилась. За мертвецом, крепко пристёгнутая постромками, волоклась торговая тележка со сладостями. Из уличной стайки, кружившей поодаль, периодически выныривал очередной босоногий храбрец, подбегал к тележке и принимался дёргать за ручку лотка. Мертвец не оборачивался, не махал руками, не бранился. Ему было всё равно.

Когда каждый попытал счастья с лотком хотя бы пару раз, коллективная мысль родила новую забаву. В мертвеца полетели мелкие камни и комья грязи. Тут же вспыхнули споры: кто метче попал, чей ком брызнул зрелищнее. Правда, их тут же перекрыл требовательный крик:

— Перестаньте!

Стая насторожилась. Между ними и законной добычей словно из-под брусчатки вырос незнакомый мальчишка. Долговязый, нескладный, и что хуже всего — рыжий. Против полудесятка темноволосых, смуглых макушек.

— Перестаньте, — повторил незнакомец. Оглянулся, сделал шаг назад, ближе к мертвецу. — Он же не…

Что именно ходячий труп «не», узнать не вышло. Рыжий, скривив лицо, вдруг позеленел, согнулся хитрой прописной литерой, и его вырвало прямо на мостовую. Причина стала ясна, когда ветерок донёс приторную тухлую вонь. Тот самый «аромат смерти», зачем-то воспетый поэтами.

Взорвавшись обидным хохотом, стая было рассыпалась, а потом ловко, со знанием дела окружила желудочного страдальца. Невысокий, вертлявый заводила расслабленно шагнул к рыжему, который успел выпрямиться и теперь отирал губы тыльной стороной ладони. Покачался с пятки на носок, меряя новичка взглядом, и ткнул пальцем в грудь.

— Эй, фонтан! — вокруг снова грохнуло. — Чё это у тебя на голове?

— Не фонтан, а Майоран, — буркнул тот, шмыгая носом. — Майоран Флё.

— Говорящий фонтан! — восхитился вертлявый. — Ладно, законы гостеприимства. Аскольд Герих. А майоран же травка такая, не?

— Для Флорании обычное имя, — рыжий часто задышал, видимо, чтобы сдержать новый приступ тошноты. — И цвет волос тоже. И мертвецы у нас по улицам не ходят.

Вспомнив, что новичок испортил им веселье, Аскольд неприятно сощурился:

— Вот что, Флё из Флорании, не суй нос не в свои дела. — Он хохотнул и внезапно щёлкнул пальцами. — Беженец, что ли?

— Ну да, — Майоран махнул в сторону изгиба улицы, где возле пары объёмистых тюков суетилась, расспрашивая прохожего, такая же рыжая женщина с тревожным лицом. — Война…

Аскольд потанцевал на месте, обернулся к своим и широко улыбнулся:

— Что, народ, устроим гостю столицы прописку?

Майоран подобрался, сжал кулаки и стал отступать к высокому каменному забору. Видимо, что такое «прописка», он знал.

К тому моменту мертвец с грузом уже дополз до дальней калитки того же забора. Скрипнуло, по мостовой простучали лёгкие каблуки. Луч солнца, как раз решившего взглянуть на происходящее поверх плотного облачного подоконника, выбил искры из и так светящихся крыльев очевидно небесного существа. Серебром прозвенело:

— Отставить!

Сжимавшийся круг раздался. У Майорана невольно отвалилась челюсть. Моментально скиснув, Аскольд всё же попробовал сохранить лицо:

— Вечно ты, Майя, лезешь…

Эта девчонка была одета по-мальчишечьи, но опрятнее и дороже всех присутствующих. Густые волнистые волосы ниже лопаток и правда напоминали белые крылья, когда их раздувал ветер. Подбежав к Майорану, она тоже смерила его взглядом, а потом кивнула Аскольду:

— По правилам чести следует биться один на один. Готова быть секундантом, — и снова уставилась на новичка. — Как, говоришь, тебя зовут?

— Я Майоран Флё, мы с мамой из Флорании, беженцы… — пробормотал тот, не отрывая взгляда от заступницы. Та протянула руку и отчеканила:

— Я Майя де Вир, дочь Гуго де Вира из рода де Вир! — Ухмыльнувшись, девчонка совсем по-простецки хлопнула рыжего по плечу: — Не обмочись, а то сожрут. Ты чего к дохляку полез?

Поняв, что развлечение отменяется, стайка рванула вслед тележке — все, кроме Аскольда, который скрестил руки и принял независимый вид. Майоран покосился на не случившегося обидчика и пожал плечами:

— Дед могильщиком служил. Отец тоже, пока в рекруты не забрили. Меня всегда учили относиться к мёртвым с уважением. Они-то нам ответить не могут…

— Пф! — Майя оттопырила нижнюю губу и уперла руки в бока. — В мертвецах нет достоинства. Только гнилое мясо и вонь. Истина — в жизни. Так отец говорит, а он не какой-то там могильщик…

Она вдруг склонила голову набок и нахмурилась:

— Погоди, беженцы?

— Ага, — Майоран кинул взгляд в сторону усталой женщины, которая уселась на один из тюков и потёрла лицо. — Отец с войны не вернулся, а потом фронт посыпался…

— Так! — схватив рыжего за руку, Майя поволокла его за собой. — Де Виры никого не оставляют в нужде. Семейный девиз! — она потрясла пальцем в воздухе. — Маму зови, к отцу пойдём. Он владеет мукомольнями, там всегда руки пригодятся. А станет ворчать, я его умаслю.

— Ну да, папаша де Вир в дочурке души не чает, — подал голос Аскольд. Он смотрел в спину Майорану, и взгляд этот оставлял царапины. — Балует, заваливает игрушками…

Последнее слово подчеркнули интонацией. Майя остановилась и по очереди пристально посмотрела на каждого из мальчишек.

— Слушайте внимательно. Дуэли — быть. Но потом. И по всем правилам. Ясно?

Оба нехотя кивнули. Удовлетворённая, Майя снова сцапала Майорана за локоть и потащила к калитке.

***

Мельница горела жарко. Из дыр в черепице, из выбитых взрывом дверей, из продухов и трещин рвались хищные оранжевые языки. Зеваки, столпившиеся за воротами, то подбирались к зрелищу поближе, то отбегали, гонимые новой волной пекла.

Пригнувшись, чтоб не боднуть дымящую притолоку, Майоран выволок бесчувственное тело работника на воздух. Стянул с багрового лица повязку упрятанными в перчатки пальцами, оглушительно чихнул и потащил бедолагу через двор, к уцелевшей пристройке — над остальными там уже кудахтали и хлопотали. Потом схватил ведро возле колодца, вылил на упрятанную под берет макушку и снова рванул к дверям.

Невдалеке требовательно залился колокол, запел рожок. Из-за пристройки показалась огромная бочка на колёсах, увенчанная коромыслами ручного насоса. На сиденье рядом с медными патрубками мрачно трясся молодой парень в серой форме, помахивая коротким жезлом. Верхушка жезла тускло светилась бледной зеленью. Кто-то из публики охнул:

— Трупцы…

Действительно, пожарный экипаж волокли споро шагавшие в ногу мертвяки. Влетев во двор, они скидывали сбрую, хватали шланги, багры, топорики и бежали к мельнице. Балахоны из каменной пряжи скрипели от каждого движения, глухие шлемы мерцали отблесками пламени.

Бригадир в сером крутанул один клапан, второй и спрыгнул с бочки. Сморщил нос, когда мимо пронеслась пара «подчинённых», потом ткнул жезлом себе за спину. Оставшиеся трупцы молча налегли на рычаги насоса.

Майорана, уже почти шагнувшего через порог, крепко толкнули холодным, каменно-твёрдым плечом. Он устоял, но тут же пошатнулся снова: запах гари перекрыла трупная вонь. Прижав ко рту ладонь, он увернулся от ещё одного пожарного трупца и отступил к пристройке, дыша часто и судорожно.

По брусчатке прогрохотали подковы. Спрыгнув с палевой, подрагивающей тонкими ноздрями лошади, Гуго де Вир, растрёпанный, в одной рубашке, со следами цирюльной пены на подбородке бросился к пострадавшим.

— Живой… — он схватил одного работника, обнял, потряс в крепких руках. — Живой… — повторил со следующим. Потом замер, словно получил удар под дых: увидел лежащих на земле. — Боги…

От мельницы зашипело, ударило паром. Обернувшись, Гуго нос к носу столкнулся с бригадиром пожарных. Тот хмуро уточнил:

— Вы владелец?

— А… Да, я… — оглянувшись по сторонам и увидев деловито суетящихся трупцов, Гуго чуть не подпрыгнул на месте. — А это что?!

— Пятая пожарная бригада, старший некротехник Вайс, — жезл покачался в воздухе. — Нужно ваше разрешение на…

— Нет! — отчеканил Гуго. — Никаких разрешений! Вон отсюда! Пошли вон с моей земли! Ну?

Старший некротехник Вайс застыл. Отвернулся, пожал плечами:

— Вам повезло, что нет угрозы городу. А то бы…

— Вон!

Крик метнулся между пристройкой и толпой зевак, перекрыл гул пламени. Бригадир пожарных снова пожал плечами, развернулся к бочке и выписал жезлом в воздухе окружность.

Когда трупцы деловито, словно отряд муравьёв, свернули своё хозяйство и убрались, Гуго уселся на ступени и уткнулся лицом в сжатые кулаки. Поправив повязку, Майоран сделал остальным знак, чтобы разошлись, и шагнул вперёд.

— Похоже, взорвалась мучная пыль. Воздуховод на днях хотели чистить, но кто-то, видать, закурил…

— А? — Гуго уставился перед собой. — Закурил, говоришь? Да, да…

Он закусил губу и вдруг коротко, зло рассмеялся:

— А мне, знаешь, врач на днях сказал: бросайте курить, господин де Вир. Я и сам уже склонялся: пахнет же от одежды, сколько духов ни лей. И вот видишь, бросил…

Он захохотал уже в голос, но тут же дал себе пощёчину. Майоран почтительно промолчал. Впрочем, Гуго явно не нуждался в комментариях.

— Последняя мельница… А когда-то, веришь, дюжину держал. Всё они! — он возвысил голос. — Мертвоеды проклятые! Шагу некуда ступить, чтоб без трупца!

Ты ведь понимаешь, раньше мертвяка — что? Верно: рубили в тонкий фарш и жгли земляным маслом. А теперь эти умники из некротреста стали за королевским троном и льют Его Величеству в уши: «Ценный ресурс, дешёвая рабсила…» А как человеку, не лишённому принципов, зарабатывать и платить живые деньги живым людям, если трупец, скотина, не жрёт, не гадит и не ездит на ярмарку? Как?!

Покивав сам себе, Гуго зло ощерился и сплюнул:

— Вот ты говоришь, закурил кто-то, пыль мучная… А я скажу: добрая мука так себя не ведёт. Только теперь и сеют, и жнут, и молотят зерно всё те же трупцы. А зерно — это жизнь, оно смерти не терпит. Вот и отомстило людям. Мне, то есть.

Покачав головой, он поднялся и будто впервые заметил Майорана. Глаза расширились, пальцы потянулись к щекам юноши, укрытым плотной тканью.

— Мальчик мой, ты что же, обгорел?! А ну покажи! Врача сюда, немедля!

Послушно стянув повязку и перчатки, Майоран потупился:

— Да не, какое обгорел… — он хмыкнул и кинул взгляд на чадящую мельницу. — Просто последнее время чихать от муки взялся. И кожа на руках чешется. А у врача был, тот сказал: «Ал-лер-гия». Мол, случается. Не я первый. Кто-то от рыбы давится, кому орехи нельзя…

— И молчал? — в глазах Гуго мелькнул упрёк. — Я что же, зверь какой?

— Да ну… — покраснев уже не от жара, Майоран отчаянно прятал взор. — Мне вон мама повязку сшила. Травок туда ароматных собрала, смолы душистой, чтобы дух мучной перебить. Вроде полегче стало.

Опустив руки, Гуго де Вир весь понурился, сгорбился, скис.

— Да… Дожил… Уж если мне собственные люди не доверяют…

Он потёр подбородок, с недоумением уставился на засохшие хлопья пены. Потом выпрямился, сжал губы в линию и направился к отбежавшей в сторону лошади. Когда цокот копыт утих, Майоран гулко вздохнул, обернулся к мнущимся поодаль работникам и устало махнул ладонью:

— Ну, пошабашили…

***

Экипаж врача — не личного де Виров, а городского, от лечебницы — тоже приволокли трупцы. Ну хоть носиться по двору не стали: замерли по стойке «смирно» и уставились в никуда. Низенький, полноватый лекарь осмотрел тех, кто пока не пришёл в сознание, и вынес вердикт:

— Этот, этот и вон тот оклемаются. Пусть полежат, потом своим ходом на осмотр. А эти двое…

Он цокнул языком. Майоран и сам уже понял, что дело дрянь. Один из почивших работников крепко обгорел, а второй при всей видимой телесной целостности обмяк ещё когда волокли. Видимо, крепко приложило при взрыве.

— Грузите их в заднее отделение, молодой человек. Отвезём в морг.

Укладывая тела на жесткие деревянные лежаки, Майоран ощутил тонкий сладковатый душок, вызвавший подлую пульсацию в животе. А уж когда уселся вместе с врачом на передок, ближе к запряжённым в экипаж трупцам… Спасло только то, что быстро набрали скорость: ветер в лицо уберёг от конфуза. Судя по гримасам врача, тот предпочитал гнать своих неживых «коней» по той же причине.

Зато в приёмном зале морга почти не пахло. То ли дело было в настежь распахнутых окнах, то ли Майоран успел принюхаться. Деловитый служитель в сером принял у лекаря тела и выудил из-за спины планшет с бумагами.

— Так-с… Вы ведь не родственник?

— Младший управляющий… Бывший управляющий, — поправился Майоран, обмахиваясь беретом.

Служитель с готовностью занёс карандаш.

— Родню знаете?

— Да нет у них… — запах от тел потихоньку крепчал, и становилось неуютно. Неужели остальные не чувствуют? — Виктор, он сирота, из приюта. А Лаурус, как я, бывший беженец.

Карандаш застрочил с почти непристойной резвостью.

— Славно, славно…

Отступив в сторонку, где немного сквозило, Майоран насупился:

— Что же славного? Кто провожать придёт? А хоронить?

Служитель опустил планшет и очень внимательно посмотрел на собеседника. Так, что тот поднял брови.

— Славно то, молодой человек, что теперь это у нас не безвременно усопшие, а ценный ресурс. Так бы нам пришлось платить отступные близким за право пустить их в работу. Некротрест, конечно, в средствах не стеснён… Но экономика должна быть экономной!

Вновь покосившись на тела, Майоран непроизвольно сделал шаг ближе. Оглянулся на ещё видимый из окна, хоть уже и поредевший столб дыма. Почесал кончик носа, склонился ближе:

— И как, серьёзные отступные? А если, скажем…

За спиной служителя распахнулись двери с надписью «Хранилище». Оттуда энергичным шагом явилась пара молодых мужчин в такой же серой форме и плотных передниках. Один из них утирал лоб платком, второй подталкивал товарища к окну.

— Нормально, нормально, отдышись…

От «Хранилища» накатила волна вони — и тут же скрутило желудок. Чувствуя, что не удержится, Майоран прикинул, успеет ли добежать до подоконника. В руки сунули начисто отмытое, хоть и слегка ржавое ведро.

— Не стесняйтесь, — служитель помог опуститься на колени и придерживал за плечи, пока били спазмы. — Запах, конечно, специфический. Увы, остаётся до окончательного износа ресурса. Работаем над устранением, но… Можно сказать, единственный фактор, отвращающий от полного захвата рынка.

Отплевавшись, Майоран сел прямо на пол. Голова плыла, во рту горчило, руки подрагивали. Он поднял взгляд на служителя, нависшего с планшетом в руках, и прохрипел:

— Ладно. Забирайте.

Подождал, пока в глазах перестанет троиться, встал и вышел вон.

***

Добредя до знакомой калитки, Майоран остановился и упёрся лбом в грубый камень арки. Впервые за последние семь лет он страшился того, что встретит по ту сторону. Впервые с первого дня. Но тогда страх оказался пустым. Сегодня же…

Задний двор де Виров, ясное дело, примыкал не к парадному фасаду. Однако и с этой стороны выкрашенные в радостный солнечный цвет стены особняка украшал лепной орнамент и маски богов-защитников. Чаще всего Майоран, обитавший с матерью в одном из флигелей, замедлял ход возле изображения прекрасной женщины с белыми крыльями, словно бы растущими из-за головы. Женщина улыбалась, но глаза её прятались под убедительно изваянной повязкой.

Солнце равнодушно катилось к обрезу неба. За спиной застучали лёгкие каблуки. Опустив веки, Майоран дождался, когда стук приблизится вплотную, и разлепил обветренные губы:

— Как отец?

— Флё из Флорании, — голос с годами изменился: сохранил серебро, но обрёл глубину. — Всё так же думаешь о других прежде, чем о себе.

Бесцеремонно потянув за рукав, Майя развернула его, выудила из кармана длинной клетчатой юбки платок и потёрла мазок сажи на скуле.

— Отец… Конечно, плохо. А варианты? Последняя мельница, последний шанс доказать всем, что де Виры не сдаются. Истина — в жизни…

Она закусила губу, потом искательно заглянула Майорану в глаза:

— Только не смей винить себя. Слышишь? Ты и так отдал нашей семье все долги, которые смог изобрести в своей глупой рыжей голове. Что произошло — произошло. Теперь есть только грядущее.

Чуть отступив назад, Майоран сам уставился на девушку. Так, что та нахмурилась и помахала платком.

— Эй, ау! Я здесь!

— Да, да… — сорвав с головы берет, он яростно взъерошил слипшиеся волосы. — Слушай, а ты… Вот ты говоришь, грядущее… Ты когда-нибудь думала о нём? О том, чем станешь заниматься? Как жить… и с кем?

Теперь настал черёд Майи круглить глаза. Почувствовав, как снова багровеет лицо, Майоран дёрнулся и часто заморгал. Казалось, он сейчас сам вспыхнет яростнее мучной пыли...

Тишину разорвал короткий резкий хлопок. Что это может значить, до Майорана дошло лишь спустя долгие мгновения. Он взглянул в глаза Майи и испугался того, что увидел. А та с жутким скрипом втянула воздух в лёгкие — и сорвалась с места.

В холле оба чуть не сшибли невысокого темноволосого мужчину с бородкой, одетого в аккуратный сюртук младшего делопроизводителя. Под мышкой он сжимал кожаную папку. Отпрыгнув было в сторону, мужчина тут же схватил Майорана за плечо.

— Здорово, Фонтан! Эк ты вымахал. Куда несётесь так?

— Аскольд? — пришлось притормозить, чтобы разглядеть гостя внимательнее. Майя не обернулась; грохот каблуков доносился уже с верхнего пролёта. — Давно ты в деловодах?

— Мамочка вынудила, — отрывисто бросил тот. — Мол, чтоб по улицам не шлялся. И знал законы, которые нарушаю.

Он повертел головой, потом сощурился и устремился вслед за Майей, таща за собой Майорана.

— Как раз в контору дали запрос: доставить документы в дом де Виров. А тут вы носитесь. Что за пожар-то?!

Ответить никто не успел. Из дальнего кабинета снова раздался страшный звук. С таким рвутся подгнившие тряпки — или лёгкие, которым не хватает воздуха. Обогнав Аскольда, Майоран влетел внутрь.

Массивное кресло тёмного дерева стояло посреди комнаты — спинкой к двери, сиденьем к окну. Остро воняющий сизый дым вил петли, неспешно утекая в форточку. На письменном столе, прижатый массивной зажигалкой, лежал одинокий лист бумаги. А сбоку от кресла на полу валялась изящная новая пистоль.

Майя замерла в шаге от стола, белая, как её же волосы. Чувствуя, что внутри всё скручивается, словно перед приступом тошноты, Майоран сжал челюсти и обошёл кресло спереди. Поднять глаза на сидящего в нём оказалось куда сложнее.

Гуго де Вир подготовился. Лицо его скрывала серебряная маска, совсем как та, что украшала внешнюю стену: женское лицо, крылья, повязка на глазах. С трудом оторвав взгляд, Майоран вытащил из-под зажигалки бумажный лист и принялся читать вслух:

— «Я, Гуго де Вир из рода де Виров, прощаюсь с жизнью и принимаю смерть. В глупой попытке вернуть славу и богатство я наделал долгов — и прогорел во всех смыслах. Последнюю мельницу удалось хорошо застраховать, но денег от выплат хватит лишь рассчитаться с кредиторами. Отстроить заново ничего не выйдет. Мертвые везде, и места живым в мире не осталось».

Сзади опять захрипело. Вцепившись в собственное горло, Майя рухнула на колени. Зачарованно пялившийся на пистоль Аскольд заморгал, развернулся было к подруге, но тут же попятился.

— Нет! — истошный, животный вопль прорезал дым. — Нет! Нет-нет-нет!

Спазм в животе Майорана завязался ещё туже. Он почувствовал, как от Гуго, замещая пороховой дух, повеяло знакомой тошной сладостью. В попытке совладать с собой, он отступил к окну и потянул за створку.

Скрип петель словно спугнул мрачные чары момента. Майя затихла, уставилась в пустоту. Огладив бородку, Аскольд грязно выругался и прошёл к столу.

— Вот же скотство! — он хлопнул ладонью по столешнице. — Хорошего человека до смерти довели. И кто? Трупцы вонючие!

Сжав кулаки, он ударил воздух, потом с шумом выдохнул и расстегнул папку.

— Тут бумаги… Кажется, завещание. Майя…

Та, запустив пальцы в волосы, помотала головой. Поняв по-своему, Аскольд достал плотные, глянцевые листы, изукрашенные гербами.

— Да, страховка на мельницу есть... И кредиты. И договор о погашении. Ну, хоть так…

Он понизил голос, словно в комнате возникло нечто хрупкое, способное лопнуть от малейшего напряжения:

— Теперь суть завещания. Ну-ка, ну-ка… В общем, дом остаётся за дочерью… покойного, — на последнем слове голос дрогнул. — Ох ты ж, и Фонтан упомянут. В смысле, Майоран Флё.

Осознав, что в его сторону протягивают один из листов, Майоран деревянно шагнул навстречу. Строчки плясали, дразнили ускользающим смыслом. Наконец он добрался до самого низа и невольно вскинул брови. Да, учитывая банкротство де Вира-старшего, сумма вышла приличной.

Это словно сбило оцепенение, придало сил. Майоран встряхнулся, сложил бумагу, убрал в карман и подошёл к Майе. Неловко засопел и опустился рядом.

— Жизнь… Помнишь? — слова давались тяжко, словно не хотели вылезать изо рта. — Истина — в жизни. И она, ну, продолжается…

Ему почти удалось её обнять. Майя внезапно вскочила, подлетела к столу, одним хищным движением сцапала серебряную зажигалку. Окинула комнату диким взглядом — и выскочила в коридор.

Аскольд уставился на Майорана. Майоран — на Аскольда. Через мгновение оба устремились следом, не сказав ни слова.

Погоня привела к моргу, придавленному вечерней полутьмой. Словно белый мотылёк, влекомый тёмным чадным пламенем, Майя билась о массивные кованые ворота, выкрикивая нечто бессвязное. Только подбежав ближе, Майоран разобрал отдельные слова:

— Ненавижу!.. Твари!.. Сколько жизней?.. Подавитесь, мертвоеды!..

За воротами топтались и опасливо переговаривались. Из дальнего переулка вынырнула пара огоньков: стража проявила бдительность. Майоран устремился наперерез.

— Всё в порядке, в полнейшем порядке! — зачастил он, не забыв вежливо махнуть беретом. — В благородной семье горе. Барышня выкричится и пойдёт домой.

— Барышня пойдёт в участок, если продолжит мешать людям отдыхать, — проворчал старший из стражников. Потом покосился на здание морга. — И живым, и не очень.

Майя остолбенела, вскинув кулаки для очередного удара по воротам. Медленно развернулась к стражникам. Прошипела с широко распахнутыми глазами:

— А кто сказал, что мёртвых ждёт отдых? — набрав полную грудь воздуха, девушка истошно завизжала: — Всем работать! Всех в трупцы! Смерти нужны рабы!

— Аскольд! — взмолился Майоран, одновременно делая вид, что вовсе не оттесняет стражу от Майи.

Тот перестал суетливо носиться вокруг подруги, сгрёб её в охапку и поволок в сторону дома. Майя не сопротивлялась: из неё вдруг словно выдернули пружину, державшую завод. Поправив берет, Майоран обернулся к стражникам:

— Надеюсь, инцидент…

— Эй! Да, вы! У вас есть претензии? — выкрикнул старший вместо ответа, глядя ему за спину.

От приоткрытых ворот морга подошёл знакомый уже служитель в сером. Сочувственно кивнул Майорану, потом сплёл пальцы и помотал головой:

— Никаких. Тут такое часто. Рабочие моменты…

Когда стражники, беззлобно поругивая впечатлительных дамочек, удалились, служитель протянул Майорану фляжку.

— Вот, выпейте. Вам не помешает. — Он помолчал и тише, почти вкрадчиво уточнил: — Верно ли я понимаю, молодой человек, что скоро вы станете искать себе новое… применение?

Питьё оказалось горьким, пряным и обожгло горло. Откашлявшись, Майоран вернул ёмкость и задумчиво уставился в темноту. Служитель покивал:

— Да, верю, сейчас несколько преждевременно. Но мы расширяемся. Нам нужны люди, способные действовать спокойно и рассудительно, а также успешно разрешать конфликты. Подумайте. Не тороплю.

Темнота притягивала взгляд. Может, оттого, что глаза устали от всполохов огня. А может, в увитой тенями утробе улицы всё ещё было видно, как Аскольд ведёт Майю, крепко её обняв. Майоран вздохнул:

— Подумаю. Не обещаю.

***

Продолжение здесь

Интересное название и описание жидкости для вейпа.
Курение действительно убивает!