Один из самых сильных штормов, в которые я попадал. Судно 220м 50 000 тонн
В такой шторм на месте не стоит ничего, что не закреплено, привязано, прикручено.
В такой шторм на месте не стоит ничего, что не закреплено, привязано, прикручено.
Утром мы перешли в родную базу. Нам предстояло ППО и ППР. Это планово-предупредительный осмотр и такой же ремонт. То есть своими силами, как автолюбителю в гараже: там помазал, там зачистил, там гайки подкрутил. Две трети офицеров в это время разъехались: доктор в ординатуру, вырезать аппендиксы, кто-то на курсы, кто-то в отпуск.
Ночью пришло штормовое предупреждение и нас выгнали в бухту на якорную стоянку – «яшку». Оттуда - в море, передав, чтобы мы были готовы встретить надвигающийся тайфун. Лодкам определили места стоянок, запретив погружаться. Все крепилось по-штормовому, то есть прикручивалось и привязывалось.
Вахтенный офицер был одет в гидрокомбинезон поверх канадки и пристегнут к поручню трапа карабином монтажного ремня, на манер немецкого пулеметчика-смертника. Так же экипировали сигнальщика. Им придется хуже всех: находиться в самой высокой точке лодки при качке; мерзнуть на холодном ветру; быть накрытыми с головами волной, когда она, с ревом перекатываясь через невысокую лодочную рубку, пытается оторвать руки от поручня, и когда уже захлебываешься соленой водой, и воздух в груди закончился, а до следующего вдоха неизвестно сколько; и смотреть на эту бушующую стихию, сознавая свое ничтожество перед ней; и помнить, что рубочный люк в лодку задраен.
-Н-на! – большой и тяжелый механический кулак опустился на голову пострадавшего, выполнив две миссии сразу: кары и милосердия
Нашей задачей было отдать якорь и, отрабатывая винтами, удерживать лодку носом к волне. Ветер крепчал, волны становились все больше и злее, заметно усилилась качка. А лодочная качка гораздо хуже, чем качка на надводном корабле.
Я быстренько распечатал боевую аптечку и проглотил три таблетки-протектора. Было в ней такое прекрасное изобретение ученых-гуманистов на случай ядерной войны. Получив смертельную дозу облучения, вы еще три-четыре часа могли воевать с врагом, до своей героической кончины от радиации. Большая доза вызывает тошноту, таблетка-протектор ее снимает, и вы, с пузырящейся от ожогов кожей, умираете, но не облеванный. А тошнота в бою расслабляет и заставляет ложиться, стонать, бросать оружие и жалеть себя. Да и попробуйте метко стрелять и прицеливаться, если изо рта бьет фонтан. Да-с, полезное изобретение. «Аэрон» и мятные таблетки по сравнению с ним, как жидкий чаек по сравнению с коньяком многолетней выдержки.
Морская болезнь тем и страшна, что человек теряет восприятие окружающего мира и слышит только себя. Это состояние многократно описано, повторяться не буду.
Когда я начал обход отсеков, жив был только центральный. Там руководили закаленные командир, старпом и механик. Во всех остальных валялись стонущие и травящие тела. В пятом (дизельном) и шестом (энергетическом) команды центрального исполняли мичманы. Пришлось пинками поднимать матросов, гнать их на боевые посты, заставлять заниматься уборкой блевотины. Работа прекрасно лечит морскую болезнь.
В шестом отсеке у переборки стояла привязанная головка дизеля, такая толстая тяжелая, килограммов на сто, а может, и больше, железяка со штырями. Крепил ее старшина второй статьи Машкин. Крепил какой-то хилой бечевкой, для отвода глаз. А море не любит несерьезного к себе отношения.
После очередного удара волны лодка, дрожа, поползла куда-то вверх, а железяка сорвалась, пролетела половину отсека и переломила голень Машкину. Когда мы ее вчетвером оттащили, то увидели, что окровавленные обломки белой острой кости торчат наружу из порванной штанины. Машкин орал, но больше от страха, боли он еще не чувствовал – шок. По «Каштану» я вызвал центральный, доложился и запросил промедол (обезболивающее, тоже из боевой аптечки) из командирского сейфа. Вызвали химика, по совместительству являющегося боевым санитаром: доктора- то не было, учился. Химик прибыл с лекарством, глянул на рану и упал в обморок. На него внимания уже не хватало, поэтому так и остался лежать в блевотине, а я занимался Машкиным.
В отсек пробрался механик, посмотреть, что же случилось с его подчиненным. Машкин верещал и мешал мне обрабатывать рану и закреплять шину. Когда-то я работал санитаром на «скорой помощи» и навыков не забыл. По сравнению с тем, что мне доводилось видеть, рана Машкина могла быть признана легкой царапиной.
- Наркоз ему нужен, общий, - пробасил механик и отодвинул меня в сторону.- Машкин, ты деталь крепил?
- Я…
-Н-на! – большой и тяжелый механический кулак опустился на голову пострадавшего, выполнив две миссии сразу: кары и милосердия. Кара за безалаберность, общий наркоз для облегчения страданий.
Вдвоем мы быстро справились с неподвижным Машкиным и занялись более важными делами.
Бедлам продолжался трое суток. Было душно и довольно гадко. Нас валяло с борта на борт, а в промежутках между бросками лодка, кряхтя, взбиралась на волну, а потом ухала вниз так, что кишки взлетали и прилипали к горлу. На камбузе с грохотом летали бачки, лагуны и кастрюли. В отсеках срывались плохо закрепленные предметы, обязательно стремясь кого-то покалечить. Из аккумуляторов выплескивался электролит. Ни есть, ни пить, ни спать было невозможно, хотя и хотелось. Кто мог, ел консервы. Остальные по-прежнему травили. Верхняя вахта приходила замерзшая на нет и мокрая с ног до головы. Вахтенных и сигнальщиков меняли через два часа, но офицеров не хватало, мы ведь выбежали в море неполным экипажем, и люди не успевали не только отдохнуть, но даже отогреться.
Наверху творилось что-то страшное. Серый океан ревел и пытался ударами волн-кулаков раздолбать наше старое «железо». Кулаки были метров по восемь высотой. Железо поддавалось. Метров сорок верхней палубы легкого корпуса было сорвано и свернуто, наподобие обойного рулона, от носа до ограждения рубки, страшно грохоча при каждом ударе волны. Обтекатель носовой гидроакустической станции развалился на две половины. Страшно зияли дыры в корпусе, через которые были видны баллоны высокого давления. Аварийный буй сорвало и куда-то унесло, вместо него в палубе темнела дыра, как след от удаленного больного зуба в рыхлой десне.
Плексиглас в иллюминаторах ограждения рубки выбило. Само ограждение было в огромных вмятинах и трещинах. Металл не выдерживал мощи стихии. Ветер достигал 190 километров в час и тяжело выл. Вахта глохла от рева. Все скрипело, билось, стонало и дрожало. Натужно ревели дизели, а винты молотили воздух, когда лодка рушилась с волны в свободном падении, глубоко зарываясь носом в воду. Корпус ее вздрагивал, как живой. Люди внутри прочного корпуса упирались руками и ногами, хватались за что-нибудь, чтобы удержаться на ногах и не быть размазанными по переборке.
Так продолжалось трое суток.
Но: дизели работали, якорь держал, вахта неслась, связь с базой была, помощь раненным оказывалась, приборка блевотины продолжалась.
Все лодки бригады, кроме нашей, потеряли якоря. Всем требовался ремонт.
Когда тайфун утих и нас, наконец-то, запустили в базу, мы ее не узнали. Сопки стояли голыми, без снега, задрав к небу черные руки редких деревьев. Часть леса была вывернута с корнем. Дороги к поселку не было, как не было и знакомой береговой черты.
Тысячетонный снежный покров, ухнув, лавиной сошел вниз, к морю, накрыв пирсы до половины их длины, и замер у побережья. Море билось в эту многометровую снежно-ледяную стену.
Толстенные металлические швеллеры, в которых были проложены электрические и телефонные кабели, трубы пара и воды для подачи на лодки, покоившиеся на столбах пирса, превратились в причудливую рвано-ажурную абстрактную конструкцию. Главными ее элементами были гигантские штопоры и узлы. Отовсюду торчали растрепанные провода, своим веселым разноцветьем подчеркивая разруху, и рваные кишки трубопроводов.
Столбы тоже были перекручены и завязаны узлами. Один из плавпирсов затонул, криво выставив над водой часть поросшего водорослями брюха, у другого оторвало секцию. Пейзаж был настолько незнаком, а разрушения так сильны, что казалось, не ураган здесь погулял, а атомная бомба средней мощности. Впечатление усиливалось полной тишиной и безлюдьем – нас никто не встречал.
Вскоре, правда, появилась бригада матросов с бербазы, на лыжах и с лыжами за плечами, связки по три. Оказалось, для нас. Были даже носилки для раненого Машкина.
Оставив на лодке вахту, мы совершили лыжный пробег до поселка. Здесь пострадали крыши и окна. Стекла в жилых домах уже вставили, только штаб слепо смотрел в сторону бухты бельмами фанерных листов на окнах.
В нашей казарме тоже свистел ветер и лежали небольшие сугробы. Быт экипажа - дело рук самого экипажа. Стекол в бригаде больше не было, посему, по старинному подводному обычаю, мы «заняли» вторые рамы на первом этаже, в казарме экипажа, находящегося в автономке. Замок на двери, естественно, пришлось сорвать. Дело в том, что уходящие в море оставляют в казарме очень много вещей, которые ну просто необходимы тем, кто остался на берегу. По приходу хозяева не досчитаются даже коек. А замок на то и замок, чтобы его открывали. Когда наша лодка находилась в заводском ремонте, у нас обчистили баталерку с обмундированием и инвентарным имуществом, «позаимствовали» стулья и табуретки, поснимали замки с офицерских кают. Значит, кому-то было нужнее, а скарб подводницкий, в том числе и инвентарный, дело наживное.
Экипаж, запущенный в базу последним, затыкал окна матрасами. Не повезло.
Нас поставили всем в пример и первыми отправили в ремонт, в завод, как наладивших береговой быт и относительный уют.
Да, а Машкин выжил, общими усилиями ногу мы ему спасли. Правда доктора удивлялись, что удар пришелся по ноге, а у парня еще и сотрясение мозга оказалось. Начмед хотел даже статью в научно-медицинский журнал подготовить, но мы с механиком его отговорили.
Автор - © Андрей Данилов.
Меня часто спрашивают, как моряки переносят шторм. Постараюсь вам об этом рассказать, может даже интересно =) Все фото мои, не мои будут отмечены.
(небольшое рыболовное судно во время шторма)
Наверное, люди представляют как мужчины с суровыми лицами, под завывание ураганного ветра, крепят паруса. Судно, как щепку, бросает по волнам, снасти рвутся, и за всей этой картиной, борясь с тяжелым штурвалом и прищурив один глаз, наблюдает старый бородатый капитан, с трубкой в зубах, отдавая короткие, четкие указания грубым, басистым голосом, в идеально чистом кителе с капитанскими нашивками на рукавах и неизменной фуражке.) Как-то так (фото не мое) :
Однако, на больших судах все совсем не так. =(
С развитием и все большим числом технических средств на флоте, мы, молодые моряки, уже забываем как определять погоду по различным приметам, все более полагаясь на факсимильные карты погоды(в прочем, ими тоже редко где пользуются), программы, автоматически получающие обновления, и очень наглядно отображающие информацию и т. п.
Например, на моем судне установленна программа, дающая прогноз на 2 недели вперёд, причём на первые несколько дней он довольно точный. На большой карте видно маршрут судна, разбитый на отрезки по 3 часа, нажимаем кнопку "перемотки" вперед, и виртуальный кораблик скачет между точками, а данные о погоде динамически меняются. В любой точке открытого региона можно получить не только данные об атмосферном давлении и ветрах, но и о волненнии, течениях, температуры поверхности воды, наличии льда, и т. д. Все зависит от оплаченного пакета услуг.
Провайдер этой услуги даже предлагает более безопасный, либо более экономичный маршрут, если вдруг на нашем пути образуется сильный шторм.
Данные о маршруте судна посылает навигационный помощник капитана, перед началом перехода, так же, ежедневно, он отправляет репорт, в котором содержится позиция судна, его курс и скорость, так провайдер может корректировать картинку в нашей программе. Вроде все просто=) Скришот из программы прилагаю. Кругляшом выделена позиция судна. Видно участок карты, это регион, границы которого устанавливаем мы сами.
Таким образом, моряки могут узнать о приближении плохой погоды очень очень заранее. Соответственно есть значительный запас времени и на побездельничать, и на подготовку судна к шторму, и на более грамотное планирование работ. Например пока погода хорошая, матросов отправят отчаянно долбить ржавчину на палубе и заниматься покраской, электромеханик побежит менять лампы наружного освещения, 3й помощник проверит спасательные круги и шлюпки.)
Грамотный капитан и старпом заранее перед штормом делают объявление, об ожидаемом ухудшении погоды, возможной сильной качке, с указанием всем членам экипажа проверить и закрепить все по своему заведованию. Еще более грамотное начальство лично проверит основные проблемные места, чтобы все действительно было закреплено как надо, и не нанесло ущерб судну или, не дай бог, людям.
Такого начальства, к сожалению, мало, все отдается на откуп экипажу. В итоге, после шторма выясняется, что ленивая буфетчица забыла убрать тарелки, и половина из них разбилась, у неопытного 3го помощника упал, и от постоянных ударов, сработал огнетушитель, в спорт зале тренажером раздолбало одну из переборок, кому-то хватило ума закинуть вещи в стиральную машинку во время сильной качки, и она сломалась, и т. д. и т. п.
Естественно, начальство будет винить и ругать всех, кроме самого себя, хотя это обязанность капитана и старпома - убедиться что судно готово к шторму.
И вот - началось! Сильный ветер поднимает высокие волны, их гребни рассыпаются на мелкие капли, белой паутиной тянущися над поверхностью моря. Судно переваливается с борта на борт, все трещит, скрипит, катается внутри ящиков.
Так как навигационный мостик является самой высокой палубой судна (хотя нет, сейчас набегут мои противные коллеги, и уличат меня во вранье, ведь выше палубы мостика есть Monkey deck, либо они работают на таком судне, где выше мостика есть другие палубы, а значит так сконструированы все пароходы!). В общем на мостике качает сильнее всего. Стоять на вахте некомфортно, ведь надо контролировать не только равновесие своего бренного тела, но и навигационную обстановку вокруг. Если судно идет в океане, то проблем нет - другие пароходы встречаются редко, всегда можно сильно отвернуть в нужную сторону и спокойно разойтись. В районах с насыщенным трафиком, с кучей отмелей и всяких навигационных опасностей немного тяжелее, так как судно сильно рыскает (нос постоянно уходит то влево, то вправо), курс на гирокомпасе скачет туда сюда, расходиться с коллегами по несчастью на маленьком расстоянии может быть очень рискованно, но, порой, альтернатив просто нет. За 4 часа вахты в таких районах чувствуешь себя измотанным, хочется скорее уйти в каюту, плюхнуться в кровать и переключить мозг на что-то другое.
Однако, если работа закончилась, никто не говорит, что уставший моряк может отдохнуть!
Если качка сильная, то лежа в кровати удержаться в одной позе - тот еще вызов! Будешь вертеться как сосиска на гриле.) Правда есть маленький секрет - я всегда стараюсь распластаться, лежа на животе, поджав одну ногу к груди, вторую выставив в сторону, а обе руки положив под подушку, выставив локти в сторону. Если при этом лечь по диагонали, уткнувшись головой между переборками каюты, то можно спать как младенец!) По крайней мере по кровати не бросает.)
Но не у всех это получается, некоторые даже вываливаются с кровати!
Для таких товарищей в каждой каюте стоит диван. Нет нет, это не элемент роскоши, а жизненная необходимость.
На судах принято ставить кровати так, что вы спите головой вперёд, по движению судна, диваны же стоят перпендикулярно, чтобы в случае сильной бортовой качки (которая бывает не так часто) моряки могли переползти на них. Диваны короткие, узкие, и безумно неудобные, но по другому, порой, не отдохнуть.
Кому интересны фотки кают - ищите мои прошлые посты, там они будут. =) с телефона очень неудобно давать ссылки, да и лень.
Некоторые бросают матрас на палубу каюты и пытаются спать так. Однажды такой матрос жахнулся головой о переборку во сне, так как матрас поехал вместе с ним=)
А что насчет еды?
Где-то когда-то читал, что в море принято стелить влажные полотенца на столы, типа это помогает тарелкам не скользить по столам. Не знаю, не видел. Тарелки и подносы с едой всегда ставят на отдельный шкаф, на специальную, антискользящую подстилку, чтобы они не упали в ожидании голодных членов экипажа, а потом мы аккуратно ставим их на стол и кушаем, придерживая руками. Естественно полную, с горкой, тарелку супа или стакан компота не нальешь, приходится кушать по чуть чуть.)
Во время шторма бортовые наружные двери, которые, кстати, не пропускают воду (watertight), в жилые помещения закрываются и блокируются. Обычно, оставляют незаблокированным только один выход, на случай аварийной ситуации, плюс всегда незаблокированы двери, ведущие в надстройку с кормы на верхних палубах - на больших пароходах вода туда не попадает, а если попадет, то судну уже настал кабздец).
Выход на палубу только с разрешения вахтенного помощника капитана, обязательно с рацией, и под внимательным наблюдением с мостика - вдруг человека смоет за борт, и никто не увидит.
На нормальных судах вдоль палубы идет специальная дорожка (Cat walk) , огороженная леерами, снабженная специальными укрытиями - движение в ее пределах сильно уменьшает шансы моряка быть смытым в море даже большой волной. Грамотный моряк, который хочет жить, обязательно натянет на себя Safety Harness - специальную страховочную сбрую, которую можно пристегивать к разным трубам.
Там, где Cat Walk отсутствует - натягивают крепкий конец, к которому люди крепят свой харнес.
Тем не менее людей отправляют на палубу только в случае крайней нужды.
На фото ниже, этот самый Cat Walk обведен голубым цветом. По краям палубы видно белые леера. Они огораживают палубу, чтобы человек случайно не шагнул за борт, а так же, являются последней надеждой на спасение, если его смывает за борт. Леерное ограждение есть везде - по краю палубы, на различных высоких площадках, на трапах, и т.д. Опять же, на фото его видно в разных местах.
Вот такие дела, господа, надеюсь было интересно и познавательно. Пошел я спать перед следующей вахтой.)
Эти ребята постоянно бегают на большой скорости (17-20 узлов) даже во время штормов, а потом по всему флоту рассылают сообщения о том, как волной у них сбивает якоря, контейнеры, ломает палубное оборудование.)
Обычная жизнь моряков. Нарезка из многих роликов. Бог спасает души разными путями...
Всем привет) Многие спрашивают попадал ли я в шторм, не знаю конечно что люди представляют себе, наверное как в фильмах: маленького рыбачка 12м длинной кидает по волнам))
Я же не работал на судне меньше 150м, но могу сказать, что за время работы в море, я много раз побывал в штормах. Самый сильный и разрушительный был в Тихом океане, возле Алеутских островов, когда мы шли на Аляску, ветер был более 130 км/ч (потом уже приборы барахлят)
Как правило непогода застает в ночь) Но на этом фото показан пример, как быть не должно)) Моряк должен всегда убирать и крепить все по походному, короче всегда быть начеку)
Обычное состояние каюты
(чтобы не думали, что у меня всегда так)
P. S. Коммент для минусов за вертикалку внутри(каюсь), будьте добрее))
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Моряк: Бесит?! Я однажды купил коробку M&Ms, 1,5 кг... И случился шторм, я эти конфетки, потом, около недели собирал по углам. Вроде все собираешь, а наступает ночь и тут выкатывается не найденная конфета и начинает "летать" по каюте!!!