Мама. Жёсткая была женщина, по складу характера. Чем-то я в неё, невзгоды переношу стойко. Она дожила до 80, могла бы больше. Наверное, я несколько лет забрал, неосознанно. Шебутной, неспокойно ей со мной было. Вспоминаю, как она с братом моим старшим сумки с едой на свиданку мне пёрли, сгущёнку просил, хотел очень. А на другой день от еды домашней, непривычной, желудок стал, и не хотелось ничего больше, а сутки всего. Потом обидно было, ведь тащили сумки. Но костюм спортивный со свиданки вынес, простенький, тот, что «три пузыря» в народе назывался, а для тех условий козырный, брат менту Пете пятёрку сунул и я занёс. А еду зря тащили. Но, наверное, не зря, я же помню.

Потом со средним нашим братом мама меня встречала у вахты. Тогда они мне джинсы привезли, классные, до сих пор цвет индиго люблю, и футболку с картинкой, 82-й год, это было круто. Пацаны на крышу барака забрались, провожали меня. Домой пассажирским трамваем речным добирались. Ощущения до сих пор в памяти – первые часы свободы и мама рядом. А кто ещё, если не она?

Папа меня дома ждал. В лагерь не ездил ко мне, переживал очень, во время войны в плену немецком был, болезненно воспринимал подобную обстановку. В Одессу в тюрьму приезжал, на краткосрочную свиданку, в лагерь не мог. Дождался меня в начале августа и в тот же год в декабре ушёл. Я любил его очень. И виноват перед ним больше, чем перед другими. Рано ушёл, 64 всего было. Кто-то подумает – достаточно, но нет, не стариковский это ещё возраст. Он тоже ночами приходит, реже, с 82 года много лет прошло. Если чем-то я в маму, то всем в него, в папу, и благодарен судьбе за это - обалденнейшей души человек. Много пережил - в конце 30-х его отца, моего деда, в сталинских застенках забили до смерти, на Дальнем Востоке они тогда жили, потом война, плен, побои после побегов (несколько их было, последний удачный), контузия. У него сердце было слабое, но в себе держал, виду не показывал, а я не проникался и усугублял… Он в моей памяти – значит жив. Они все живы, пока их помним. Жаль только, что любовь их безмерную только в экстремальном осознаём, и когда теряем.

Люблю их на кладбище проведывать. Это место, где мы соприкасаемся. Стараюсь почаще. Потрещим с ними слегка о злободневном и… снова до встречи. У бабы Жени редко бываю, она в Одессе. Брат двоюродный уже памятник поставил, и оградку. Мне её не хватает, доброты её безмерной. Мне их всех не хватает, но так всё построено. Когда-то станет не хватать меня, начну сниться. Пока присутствую среди живых.

Мы часто сердимся на стариков, когда они становятся беспомощными. Считаем их капризными , не в меру требовательными… а потом они нам снятся. И приходит понимание – их не вернуть, им не отдать, что недоотдано и не получить недополученное, наши ошибки в отношении их остаются нашей совестью и хрупкий мост – память. Жил бы тогда не так, сделал бы что-то по другому, но… поздно, ушли, не вернуть, только хранить. Любимая папка – старые семейные фото, пересматриваю по нескольку раз в год, лица знакомые и не знакомые, но родственные. Отсчёт с конца 19 века. Но желтеют фото, блекнут. Отобрать самые важные, реставрировать, перевести в электронку. Надо! Мне надо Если я хороший отец – моим детям тоже надо. Отреставрированные рассматривать, но старые всё равно хранить, в них энергетика, они хранят время

Помнить нужно всех, кого достойно помнить, даже врагов, если они достойны. Только этой способностью - помнить умерших, мы отличаемся от животных в лучшую сторону.

Что-то навеяло. Неадекватному можно об этом.