В России за все послевоенные годы так и не появилось специальной федеральной программы по поиску и погребению погибших в годы войны солдат. До сих пор их ищут, поднимают, опознают и перезахоранивают добровольцы поисковых отрядов.
Владимир Мошкин из Новгорода занимается поиском с 1989 года, но никак не привыкнет к бесконечности этой работы. Сегодня "Поисковая экспедиция "Долина" так же, как и 30 лет назад, находит останки.
– Мне бы хотелось, чтобы их стало меньше, но чем больше мы работаем, тем больше находим, – говорит поисковик.
Места боев поисковики ищут по воспоминаниям местных жителей, боевым донесениям и картам боевых действий. Но главный ориентир – ровные ряды елок.
– Ельник растет в лесу ровными рядами. Значит, здесь есть погибшие, – рассказывает Владимир Мошкин. – Председатели колхозов приказывали распахивать места боев тракторами. Трактора шли прямо по костям. А на месте борозд высаживали елки. Они сейчас выросли. Стоят ровными рядами. Это очень сильно заметно. Обычно же деревья в лесу растут хаотично, а тут ровные ряды. Значит, запахивали.
Очевидцев найти уже сложно. Деревни исчезают. Свидетели событий стареют, переезжают в города и растворяются среди других жителей. Валентина Степанова из деревни Юдино Островского района теперь живет в Пскове, но еще помнит, как в детстве хоронила солдат:
– Когда брали Псков, недалеко от нашей деревни Юдино были вырыты траншеи. Я уже ходила в 7-й класс. Весной на этих окопах солдаты лежали убитые. И мы ходили с лопатами, переворачивали их, в этот же ров зарывали, который потом трактор запахал. И еще закапывали убитых в поле. На другой год посеяли здесь овес. И там, где были солдаты зарыты, вырос овес зеленый-зеленый, он очень сильно отличался от остальных колосьев. Вот в этих местах лежали мертвые солдаты. Знали, все знали об этом…
Задача по погребению павших первоначально была возложена на гражданское население. Сталинское постановление от 1 апреля 1942 года обязывало "исполкомы областных и местных Советов организовать из местных граждан специальные команды, силами которых провести на территории районов сбор, регистрацию (по имеющимся документам) и погребение трупов гражданского населения и оставшихся незахороненными трупов бойцов и командиров Красной Армии..."
С 1 мая 1944 года стало действовать "Наставление по учету личного состава Красной Армии (в военное время)", где определялся порядок погребения погибших. В пункте №108 говорится: "Вынос убитых с поля боя и погребение их является обязательным при всех условиях боя". Для могил требовалось выбирать лучшие места – сухие, видные, на возвышенностях. Также предписывалось устанавливать временные или постоянные памятники с указанием воинских званий, фамилий, имен и отчеств погибших, а также дат их гибели. Раньше так не делали.
– А 18 февраля 1946 года Совет Народных Комиссаров СССР принял еще одно постановление "О взятии на учет воинских захоронений", – говорит историк-архивист, редактор журнала "Военная археология" Сергей Садовников, который больше 30 лет занимается изучением истории воинских захоронений.
В колхозах и совхозах создавались специальные комиссии, занимающиеся захоронениями и благоустройством могил. Военные отделы райкомов партии отвечали за организацию захоронений, а сельские советы должны были провести учет могил и отвечать за них. В частности, предписывалось: "...до 1 июня 1946 года взять на учет существующие военные кладбища, братские и индивидуальные могилы погибших воинов, офицеров, генералов Красной Армии и партизан; до 1 августа 1946 года провести необходимые работы по благоустройству военных кладбищ, братских и индивидуальных могил. Индивидуальные могилы, находящиеся за пределами населенных пунктов, по возможности перенести на ближайшие военные и гражданские кладбища или объединить в отдельные братские могилы".
– Еще в нашей деревне был госпиталь, – вспоминает Валентина Степанова. – На кладбище яма была вырыта, куда складывали солдат. Так вот, оказывается, что оттуда якобы их прах перенесли в деревню Назимово. Я видела этот обелиск. И надписи там есть, но я не знала, что это с нашей деревни все эти воины перенесены сюда. Мы ничего не видели, а деревня у нас маленькая, и мы бы обязательно увидели, как останки солдат переносят.
Жесткие сроки, поставленные правительством, и простая санитарная необходимость (поля освобожденной Родины ждали посевных работ) привели к тому, что солдат не хоронили по всем правилам, а просто закапывали в ельниках, в канавах. Они так и остались без вести пропавшими.
– Уничтожение павших началось в 60-х годах во времена Брежнева, когда было принято постановление об уплотнении кладбищ, – рассказывает историк из Санкт-Петербурга Вячеслав Мосунов, который много лет занимался поисковой работой. – Сам факт захоронения мог фиксироваться в документах, которые хранились в местных военкоматах, но об этом забывали из-за текущей работы. По документам, захоронение могло числиться перенесенным, имена павших заносились в общий список на мемориальной стене или на стеле братской могилы. Но по факту останки оставались там, где они и были похоронены во время войны. Там, где сейчас стоят памятники, в большинстве случаев ничего нет, кроме самого памятника.
Зная об этом, поисковики пытаются найти документы захоронений 1940–50-х годов, чтобы обнаружить еще одну настоящую братскую могилу.
– В основном мы копаем в Старорусском районе Новгородской области, – говорит Владимир Мошкин. – Здесь находился Демянский плацдарм. Рамушевский "коридор смерти". Немцев здесь погибло более 90 000, а наших – не счесть. Когда мы забиваем колышки для палаток, то даже при малейшем вскрытии грунта находим кости. Они лежат прямо на поверхности земли. Останки находим под дерном, иногда даже с оружием. Воевавшие в тех болотистых лесах почти все были обуты в ботинки, а вокруг ног – обмотки. Когда находишь женские ботиночки примерно 36–37 размера и женские расчески, что-то происходит в душе, хотя за столько лет работы уже привыкаешь ко всему. Возможно, ботиночки остались от медицинского персонала или женщин-снайперов: их на этом фронте было много. Мы сейчас ходим в специальных болотных сапогах, иначе никак – вода проникает везде. А они, вот, в ботинках были.
В этих местах поисковые работы ведутся уже 30 лет.
– Сейчас и летом, и зимой 48 поисковых отрядов работают круглогодично. Не так давно подняли пятерых бойцов РККА, к сожалению, без медальонов. Но у одного бойца ложка с подписью "Буров", – говорит Мошкин.
Безвозвратные и неучтенные
Массовое поисковое движение началось только в конце 1970-х. Владимир Мошкин объясняет сроки тем, что уже "прошло много лет после войны и не надо было платить компенсацию вдовам".
– В СССР существовало так называемое движение "Красных следопытов", – уточняет историк Вячеслав Мосунов. – Но это не были поисковики. Как такового массового движения не было. Были энтузиасты, которые в условиях тотального информационного вакуума что-то пытались делать.
Идентификацию личности убитых осложнил приказ №376, вышедший в ноябре 1942 года: "О снятии медальонов со снабжения Красной армии". Эти медальоны солдаты назвали по-разному: "мертвая коробочка", смертная капсула. Там хранился листок с указанием фамилии, имени, отчества бойца, каким комиссариатом призывался, имена и адреса ближайших родственников.
"Медальон был из пластмассы и завинчивался, чтобы внутрь не проникла вода. Такую коробочку выдали и мне. В ней лежал свернутый в трубочку кусок пергамента с надписью: "Никулин Ю. В. Год рождения 1921. Место жительства: Москва, Токмаков переулок, д. 15, кв. 1, группа крови 2-я", – написал в своей книге известный актер Юрий Никулин, воевавший в Псковской области.
– Однако военачальники посчитали: медальоны не нужны, красноармейской книжки достаточно для удостоверения личности живого бойца. О мертвых тогда не думали, – рассказывает Геннадий Корольков, заместитель руководителя псковской организации "След Пантеры", которая существует юридически с 1994 года. С того момента было поднято и перезахоронено свыше 18 000 погибших бойцов.
В Псковской области, которая одной из первых приняла на себя удар войны и потом четыре года была под оккупацией, до сих пор леса изрыты окопами. Свои поисковые отряды есть в каждом районе, в областном реестре их сегодня 25 штук.
Больше всего останков находят на месте боев в восточной части Островского района, где обескровленные в боях под Ленинградом советские войска Ленинградского и Волховского фронтов пытались прорвать немецкую оборону с конца февраля до 17 июля 1944 года. Находят не только солдат, но и гражданских.
– Одно из захоронений в районе бывшей деревне Холматка Островского района мы нашли случайно, – вспоминает Петр Гринчук, директор музея "Линия Сталина" Островского района. Музей назван в честь оборонительного рубежа, который строили еще до войны. Хотя главную свою задачу – сдержать немецкое наступление – рубеж не выполнил. – Нам местная жительница рассказала, что в 1941 году здесь шло очень много военных и беженцев из Прибалтики. Несколько матерей с детьми немцы захватили, отсекли от группы пленных и отвели в сторону от дороги. Когда мы выехали на место и немного разгребли листья и траву, то нашли останки, которые лежали практически сверху. Это были четыре подростка, ростом около полутора метров, и трое младенцев. У них пулевых ранений не было – головы были проломлены. Никаких личных вещей мы не нашли. Они были раздетые.
Детей захоронили на мемориальном кладбище на территории музея. Всего там похоронено около тысячи человек, военных и гражданских.
– И если количество потерь военнослужащих можно хотя бы примерно подсчитать, то потери среди гражданского населения никто не считал, – говорит Гринчук.
О количестве потерь историки спорят до сих пор – в зависимости от политического курса в стране цифры то увеличивались, то уменьшались. В 1983 году вышла книга "Гриф секретности снят" под редакцией генерала Григория Кривошеева, на которую сегодня ориентируются при подсчете.
– Современные статисты считают потери по Кривошееву, а у него подсчет ведется крайне хитро, – считает историк Вячеслав Мосунов. – Современные оценки потерь исходят из сегодняшней границы Ленинградской области, тогда как в годы войны были другие границы. И тут начинается жуткая путаница. Более-менее точно можно считать по итоговым цифрам потерь фронта за год. И то эти цифры все равно приблизительные. Например, одного человека могли посчитать дважды убитым и дважды внести его фамилию в список безвозвратных потерь.
В первые дни после нападения гитлеровской Германии на Советский Союз в Красную армию были призваны, но так и не дошли до своих частей примерно полмиллиона человек. Так называемые "неучтённые потери первых месяцев войны", когда боевые части попадали в окружение, и командование не могло предоставить никаких данных, составили 1 162 600 человек, согласно книге "Гриф секретности снят".
К этой цифре надо приплюсовать еще одну: 3 396 400 военнослужащих, которые во время Великой Отечественной войны пропали без вести и попали в плен. Пропавшие без вести – это размытое понятие, говорит Мосунов.
– Это те, кого после того или иного боя, или к концу отчетного периода, не оказалось ни в списках погибших (нет тела, никто не может подтвердить факт смерти), ни в списках выживших. Здесь есть и пленные, и умершие от ран в госпиталях в бессознательном состоянии и без документов, оставленные на поле боя. Последние могут быть захоронены. Но так как идентифицировать их невозможно, они остались в списках без вести пропавших. Плюс некоторое их количество благодаря поисковикам все-таки было идентифицировано, – поясняет Мосунов.
Но при всей путанице понятно одно: потери были огромны.
За 18 суток в ходе Прибалтийской стратегической оборонительной операции с 22 июня по 9 июля 1941 года погибли 87 208 человек. В ходе Ленинградской стратегической операции с 10 июля по 30 сентября 1941 года на Северо-Западном фронте – 144 788 человек. Самым кровавым по количеству боевых потерь был Волховский фронт. В ходе операции по прорыву блокады Ленинграда ("ИСКРА") 12–30 января 1943 года из 169 500 человек боевого состава погибло 73 818, то есть в сутки гибли 3885 человек.
В районе боев, который шли на Волховском фронте, поисковики находят останки всегда.
"Кости подо мхом и травой лежали коврами. Людей подымали тысячами за вахту, – написал в полевом дневнике поисковик Петр Пицко. – Нашли бойца. Девушку. Молодая совсем. Еще и 20 не было. Зубы все ровные – один к одному. Молодые, не стертые. Череп небольшой, конечности, таз. Рядом с рослыми мужиками она казалась какой-то неестественно маленькой, как подросток. Я ее сперва за ребенка принял. Если бы не характерные рисунки швов на местах стыка черепных пластин, то вполне можно перепутать с 14-летним подростком. Досталось ей. Ноги перебиты, ребро сломано. Видать, попала под артиллерийский обстрел".
– Масштабы гибели людей были таковы, что похоронить всех никак не получается, – комментирует историк Павел Аптекарь.
Вещи вместо имен
Порой туда, куда не успели дойти поисковики, первыми добираются "черные копатели". Они ищут не людей, а сувениры.
Такое началось сразу после войны. Вещи, оставшиеся на полях сражений, местные жители могли утащить себе для хозяйства. Стояла разруха, и даже платья шили из немецкого обмундирования. Стащить сапоги с убитого солдата не считалось чем-то диким, и показательные суды над мародерами мало меняли дело.
Через много лет уже интерес и жажда наживы привлекали на места боев все новых и новых добытчиков. Особенно расцвело черное копательство после развала Советского Союза, когда копатели получали от бандитов задание найти и поставить им оружие или взрывчатку, а коллекционеры с большой охотой покупали ордена, медали, обмундирование.
Сейчас в местах боевых действий по-прежнему можно встретить как легальных, так и нелегальных поисковиков. Легальные имеют лицензию на проведение работ или же работают в поисковых клубах под эгидой общественных организаций, имеющих устав. Черные копатели работают, как правило, в одиночку или небольшими группами. На сленге их называют "саранчой" или "пылесосами". Их главная цель – найти и продать ценную вещь: немецкое обмундирование и ордена высоко ценятся. Прибыль может составлять от полутора тысяч за немецкие значки до десятков тысяч рублей за немецкие ордена и наградное оружие, но такие находки редкость. Ценятся немецкие карты и карты Красной армии, используя которые можно найти места расположение воинских частей.
– Мы ставим на бугре, где ведем работы, красный флаг, и черные копатели уже знают: это наш знак – и стараются обходить это место, – говорит Рахим Джунусов из группы "Поиск" Островского района.
Охотники за сувенирами мешают поисковикам в достижении главной цели – идентификации пропавших без вести. При этом местные жители иногда помогают как раз черным копателям. Так было, например, с колодцем около деревни Уткино, который много лет не могла найти группа "Поиск".
– Нам позвонили и сказали, что в деревне Уткино черные копатели нашли колодец и выкинули оттуда кости убитых бойцов, – рассказывает Рахим Джунусов.
Около деревни Уткино в Островском районе Псковской области в 1944 году советские войска в течение пяти месяцев пытались прорвать немецкую оборонительную линию "Пантера". Однажды, вернув позиции на высоте после контратаки, немцы, опасаясь летней жары, просто покидали всех мертвых в ближайший колодец.
– Мы этот колодец искали много лет, но никто не мог нам толком объяснить, где он находится, – говорит Джунусов. – Получается, нам, красным поисковиками, деревенские жители не захотели рассказать про этот колодец. А черным копателям сообщили. Версия у меня только одна: видимо, черные копатели заплатили деньги, вот люди и раскрыли местонахождение колодца. Черные копатели вскрыли это захоронение. Забрали ценное. Какая-то часть останков валялась рядом, как мусор, а еще человеческие кости были на дне колодца, где было немного воды. Мы нашли там останки 18 бойцов. Считали мы их по черепам и ботинкам – это самый надежный подсчет. Опознать бойцов мы не могли – никаких документов у них не было.
социальных сетях идут перепалки. В Новгородской области одни поисковики рассказывали о своих находках в селе Залучье Демянского района, а другие предостерегали их от дальнейших раскопок, угрожая неприятностями.
– В районе моей деревни, которая находится около города Демянск, каждый год ведутся поисковые работы, – рассказывает местный житель Евгений Демидов. – Копают как красные, так и черные копатели. Польза и от тех, и от других одинаковая – возвращенные имена. Красные работают за грамоту и за "спасибо". Черные копают ради хлама и денег. Хотя и среди черных есть тьма действительно хороших и патриотичных людей.
Черные копатели имеют высокоэффективное оборудование для поиска артефактов: радары, магнитные приборы, металлоискатели. Стоимость высокочувствительного металлоискателя может превышать 100 000 рублей. Такой может купить не каждый, и для того, чтобы снизить издержки, продаются разные приспособления для усовершенствования поискового оборудования и наборы для самостоятельной сборки металлоискателей.
– Между черными копателями и поисковиками, работающими в патриотических клубах, очень тонкая грань, – говорит Александр Стасюк, заместитель руководителя ростовского клуба "Патриот". – Все дело в том, что при работах можно найти разные вещи, и нет никакой гарантии, что поисковик может не взять себе историческую вещь, которую он нашел в ходе раскопок.
Поправки, принятые к федеральному закону "О кладоискательстве", ограничили возможность использования металлоискателей. Однако "в каждом поле полицая не поставишь", говорят сами поисковики.
– Закон не имеет реальных механизмов контроля ни за работой черных копателей, ни за работой поисковиков, – считает Стасюк.
Братская могила под асфальтом
Журналист Алексей Сухановский вместе со своими товарищами вел раскопки, где держал оборону и выходил из окружения Волховский фронт. Там армия генерала Власова полегла практически вся, а сам генерал сдался немцам в плен и предложил им свои услуги по созданию частей из состава пленных красноармейцев.
– Я увидел Долину смерти Мясного Бора 17 мая 1987 года и сделал выбор на всю жизнь, – рассказывает Сухановский.
Через несколько лет он написал статью, где рассказал о том, что они видели и что произошло потом с захоронениями: "Одно из крупнейших захоронений в Мясном Бору. В ту вахту упокоили более 4 тысяч солдат и командиров РККА. Сегодня эта братская могила закатана в асфальт при реконструкции военного мемориала в середине 90-х годов. А памятник, которому сигналили шоферюги с шоссе, снесли для того, чтобы некий банкир поставил аляповатую скульптуру своего деда – красного командира в фураньке и со знаменем. Омерзительней метода самоутверждения я в жизни не встречал. Был я там в 2009 году проездом. Такое чувство, что побывал на сиротском дивизионном кладбище через пять лет после бойни – казенщина, запустение, небрежение. Мерзостно стало на душе. Впервые пожалел о том, что пошел следопытской дорогой. Она привела к разочарованию. Не ходите, ребята, по патриотической дорожке – заминирована".
Сухановский перестал участвовать в поисковой работе.
– В 90-х ездить в Новгород стало накладно и хлопотно, – рассказывает он. – В 2007–2008 годах побывал в экспедиции с семьей и понял, что изменился формат жизни следопытов – он стал другим, появились старческие нотки среди поисковиков первой волны (а ты помнишь, а вот мы-то...). Мне такое ворчание не по душе. В поиске я не разочарован, в отличие от многих: идея его жива, но исполнение – дело людей, которым, к сожалению, не хватает порой образования, фантазии, таланта и средств.
Историк Вячеслав Мосунов говорит о другой стороне проблемы – сегодня историческая память постоянно сталкивается с интересами бизнеса:
– Строительство идет даже в мемориальных зонах. Юридические тонкости позволяют находить лазейки в законах. Большая часть останков уже утеряна. Территории осваивают фирмы, имеющие серьезное подспорье "сверху". Один из самых наглядных примеров реального отношения к павшим связан с петербургской компанией "Кампес", которая вела добычу песка и разработку карьера в Кировском районе, где проходила линия Волховского фронта и остались погибшие солдаты.
Есть и другие примеры. В городе Кировске, рядом с Невским пятачком, где были ожесточенные бои и где еще с 1942 года лежало очень много останков бойцов с медальонами, есть место, которое называют "Нахаловкой". После войны эти места стали самовольно захватывать дачники, и многое оказалось утраченным безвозвратно. Часть территории Синявинских высот, где шли бои в 1943 году, местный совхоз продал инвестору. Подрядчик построил там птицефабрику. В ходе строительства военный ландшафт был утрачен.
– Это не единичные истории. Это система, – говорит Мосунов.
Несоответствие декларируемых государством патриотических принципов с реальным положением дел стало для многих поисковиков причиной отказа от продолжения работ. Ветеран поисковой работы Вячеслав Мосунов прекратил выходить в экспедиции, так как считает эту работу безуспешной.
– У меня нет сил бороться со сложившейся системой, – говорит он. – На словах у нас страна патриотов, а на деле – нет.
