На волне про скорую помощь. Повод к вызову
Фото уже несколько лет, на этой станции уже не работаю. Персональные данные замазаны.
Скорая поварская помощь))
Клин клином вышибают))
Анекдот
Операция. Хирург:
— Скальпель ... Зажим .... Тампон ... отсос ... ух йопт.. Медсестра, а теперь подайте такой инструмент!
Коротко и просто о становлении неудавшегося врача
Дорогие пикабушники, давно вас читаю, поэтому решил поделиться и своими историями.
Спросите зачем? Вдруг кому-нибудь будет интересно или как-нибудь поможет.
Вводные данные для большего понимания: Мне 25 лет, за спиной у меня законченный медицинский университет и первый год ординатуры по психиатрии( в последующем тексте "орды" для сокращения, а для людей не знакомых с медицинским образованием- это получения "узкой" специальности, например, я закончил с дипломом "врач-лечебник"- широкое и ничего не дающие понятие, но об этом позже, а ординатура дает мне диплом врача-психиатра), но в свете последних событий в нашей стране, сформовавшегося взгляда на нашу систему здавозахоронения( шутка от родственника-врача с 30-летним стажем), я поступил на первый год обучения в один из университетов Кипра на бизнес специальность.
НАЧНЕМ( Начало эпопеи в 8 лет)
И так, я родом из семьи, где куча врачей, но мои родители не связаны с медициной, обладают оба инженерным и экономическим/юридическим образованиями( не помню у кого какое) и в культурной и начитанной семье рос я. Обычно, просто, любил читать и воровать книги родителей с детства, так как в девять лет ребенку дают читать Гарри Поттера и русские сказки, поэтому я воровал "фандорина" Акунина у отца и "стальную крысу" Гаррисона у матери. Но в восьмом классе мне попались "записки юного врача" Булгакова, которые произвели неизгладимое впечатление на мой слабый юношеский мозг. Я гордо и смело заявил родителям, что буду врачом, как мой дедушка-хирург, спасать жизни и помогать людям. Родители тогда работали в государственных организациях и считали, что в медицине лучше, чем отдать ребенка на юрфак/эконом. Я поменял обычную школу на профильный лицей, догнал разницу в химии( и полюбил ее) и начал заниматься с репетиторами. Между девятым и десятым классом я провел три недели в больнице у деда на должности, так как должен был все увидеть и понять. Крови я не боялся, от запахов меня не тошнило, а медсестрам нравился, так что все шло неплохо. Однако в начале одиннадцатого класса, когда только начали появляться зачатки сознания, а прыщи и спермотоксикоз уходить, работа врачом из рассказа знакомых врачей, постами на пикабу, да и обычными жизненными ситуациями стала не такой желанной. Ведь в медицину идет кто? Все врачи вам скажут: династии, идеалисты, которые хотят вылечить то, чем сами болели и психически не здоровые. Себя я так и не понял к кому отнести до сих пор. Мои бренные просьбы о разрешении сдать на всеми не любимом экзамене доп предметами общество и историю были резко отторгнуты моими родителями, аргументируя тем, что свой выбор я уже сделал. Собственно я сдал необходимые для меда предметы и поступил в медицинский университет с полным ожиданием пиздеца дальше( спойлер: задница у меня обладает хорошей интуицией) .
Тут я, пожалуй, остановлюсь и сделаю вывод к этой части. В первую очередь родители- слушайте своих детей, но предоставьте им альтернативу, дайте возможность выбора. Вспомните себя в этом возрасте и сколько раз вы думали об этой возможности для себя.
Если кому-либо это понравится, то в следующей части начну рассказывать о "внутренней" кухне обучения в медицинском вузе. Там уже будет больше веселья, тупости и неприкрытого сарказма к всевозможным казусным ситуациям, которые моя задница смогла найти.
Спасибо за ваше внимание)
Светит месяц, светит яркий
Начальник оперативного отдела Станции Скорой и неотложной помощи Москвы Романов Виктор Максимович, внутренне торжествуя от возможности получить двух работников в свой отдел в наказание на три месяца, а за такие шутки меньше он давать не собирался, поднял трубку и набрал номер зав...-й...подстанции.
- Это Романов. -На том конце провода, казалось, встали.
- Мне нужны два ваших сотрудника: Врач Захарова и фельдшер Костин. Они сегодня работают?
- Да.
- Хорошо.Сейчас им дадут наряд сюда.
Романов позвонил по местному старшему диспетчеру и отдал распоряжение, положив трубку, еще раз перечитал жалобу. Маразм, конечно, но каких только маразмов не приходилось Виктору Максимовичу разбирать. Фантазия скоропомощников неистощима.
Ну, совсем не так давно вскрылось форменное безобразие токсикологов! Года не прошло, как создали токсикологическую бригаду. И, как все спецы, они выезжали на свои, специальные вызовы.Токсикологи лечили отравления. К счастью их было не много. А вот простых, рутинных, вызовов было значительно больше. И легко понять чувства диспетчера, когда задержки растут, на подстанции копятся необслуженные вызовы, линейные бригады словно негры на плантациях мотаются с адреса на адрес, а эти "белые люди" чаи гоняют! Диспетчер, наконец, получает разрешение послать токсикологов на "простой" вызов.Те, разумеется, возмущаются.Но ругаться и махать руками бессмысленно, поэтому они разработали целый сценарий протеста.
Врач - мужчина под шестьдесят, внезапно глох, высокий белобрысый фельдшер надевал черные круглые очки в металлической оправе и шел, держа руку на плече врача, а третий член бригады маленький ассириец с лицом "кавказской национальности" забывал русский язык, несмотря на то, что никаких других никогда не знал.На все обращения он произносил непонятное слова "ара".
На вызов, где маялся в ожидании укола больной, и где кроме медсестры, для этого незамысловатого действа, никого не ждали, они входили так: впереди шел глухой доктор с фонендоскопом, вставленным в уши, за его спиной, держась за плечо и, задрав морду к небу шел в "слепых" очках белобрысый фельдшер, а за ним, держа ящик, с непроницаемым кавказским лицом фельдшер-ассириец.Позвонив в дверь, бригада не отвечала на запросы типа: " Кто там?" и продолжала нажимать на кнопку, пока дверь не открывалась.Увидев, лица родственников, врач радостно объявлял:
- Скорая! - и проходил в комнату.
Там они располагались.Врач распрашивал больного и родственников поднося им ко рту фонендоскоп ""говорите громче!", а белобрысый "слепой" наощупь отпирал ящик. Закончив осмотр, врач громко отдавал распоряжения, какие лекарства надо ввести. Слепой также наощупь извлекал из кассеты ампулы, пальцами "читая" названия и передавал их "кавказскому лицу", тот набирал все в шприц, и дав его в руки "слепому" вел того к больному или больной. Там, белобрысый "нащупывал" подходящее местечко и мастерски делал инъекцию. После этого, минут десять, пока описывалась карточка, родственники приходили в себя и задавали вопрос:
- Как же вы работаете?
- Так и работаем, - отвечал "слепой", - народу ведь не хватает.
Уезжая, бригада непременно увозила какой-либо презент. Но всему приходит конец. На Скорую пришел "сигнал", даже не жалоба, а жалость, потому, что возмущенные пациенты спрашивали: "почему на скорой заставляют работать инвалидов?".
Ну, вобщем, дело вскрылось и вся бригада громыхнула в наказание на месяц на минимальный оклад.
Вот и теперь, пришла жалоба-сигнал на Марину Захарову и Сашку Костина.Романов заводился, ну сейчас мы разберемся, что это за художественная самодеятельность завелась на скорой?
В дверь постучали, и в маленький кабинет начальника оперотдела вошли Врач Захарова и фельдшер Костин.
Романов сурово глядел на них, и просветленное невинностью младенца лицо Сашки Костина вызывало невольное раздражение.
-Читайте, - сказал он и протянул Марине Захаровой клетчатый листок из школьной тетради.
Костин перегнулся через ее плечо и засопел, тоже читая.
«Главному врачу Скорой помощи....
Пишет Вам инвалид Великой Отечественной Войны 1-й группы, кавалер орденов Красной звезды, Славы 3-й степени и Отечественной Войны 3-й степени. Я, участник Финской войны, Отечественной и Войны в Манчжурии, трижды контужен, имею два осколочных ранения в ноги и в голову.
У меня часто повышается давления и мне надо делать уколы магнезии. Я каждый день вызываю Скорую помощь, чтобы мне кололи уколы.
.....числа сего года я, как обычно, вызвал Скорую, чтобы сделали укол.Ко мне приехала бригада в составе врача Захаровой М.И.и фельдшера Костина А.В.вызов №....Бригада приехала быстро, тут мне их винить не в чем, но вместо укола, фельдшер Костин достал из медицинского ящика балалайку и заиграл "Светит месяц..." и "Комаринского" , а врач Захарова стала плясать и петь. Когда они спели песню, фельдшер убрал балайку обратно в ящик. И они уехали.Правда перед отъездом врач померила мне давление и оно оказалось нормальным.
Мне непонятно, что это за новый метод лечения? А то на следующий день приехала другая бригада и просто сделала укол.
Ветеран 3-х войн .................»
Романов в упор смотрел на Захарову.Марина отложила листок и подняла ясные глаза на начальника оперативного отдела.
- Ну и как это было? - спросил Виктор Максимович.
- Что было? - спросила Марина.
- Песни и пляски.В каком же это институте обучают так лечить инвалидов?
- Какая балайка в нашем ящике, Виктор Максимович? - возмутился Костин.- туда поллитру-то всунуть некуда, а вы - балалайку!!!
- Вы же сами видите, он так прямо и пишет - трижды контуженый.- добавила тихо Марина Захарова.- Да я и плясать-то не умею.
Романов озадаченно уставился на жалобу.Такого поворота он не ожидал.Он мысленно представил себе настоящую балалайку и также мысленно попытался всунуть ее в забитый ампулами, шприцами и бинтами мед.ящик.Ничего не получалось.А ведь в жалобе русским языком было написано, что фельдшер достал балалайку из Ящика и УБРАЛ ее в Ящик.Романов верил жалобе, потому что ему очень хотелось в нее верить и засадить этих обормотов на три месяца на минимальный оклад в оперативном отделе, но больше он верил и здравому смыслу, который кричал, НИКАКАЯ БАЛАЛАЙКА В ЯЩИК НЕ ВЛЕЗЕТ!!! А значит, все, что написано в жалобе - бред контуженого инвалида.
-Пишите объяснительную, - сказал начальник оперотдела и сунул каждому бумагу.
Через пять минут он получил две объяснительные.Свою вину бригада начисто отрицала, основывая сказанным.
Романов крякнул и, наливаясь помидорным соком от ощущения собственной глупости, написал в углу: «Жалоба необоснована» и подписался.
- Идите!
Марина и Сашка поднялись и вышли, притворив за собой дверь.Стоя у лифта, Марина сжимала губы, чтобы не рассмеяться, а Костин тихонько толкнув ее плечом в плечо, прошипел в ухо:
- Я ж говорил, что сувенирная в ящике поместится!
Автор: Андрей Звонков
Поиграем в бизнесменов?
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Коньяк или жидкость для протирки сосков
Насчёт «мазали» – я помню. Чем-то мазали. Щипало-холодило. Даже полегчало немного. Потом – «тужься!». Бульк – и живот свободный. Потом одрябшее брюхо в горсть, вцепившись в глаза поверх маски. И команда – «тужься ещё раз!». Бдмыльк – послед родился.
Лена
В те стародавние времена, когда мой паспорт показывал на десять лет меньше, я трудилась изо всех моих молодых сил в родильном доме. У меня даже были друзья не на рабочем месте, хотя виделась я с ними редко. С одной подругой не виделась давным-давно. С её свадьбы. Где-то восемь месяцев назад. Видеться не виделась, а по телефону общалась регулярно. Потому что подруга была беременна ещё на свадьбе. Познакомились мы с ней ещё в alma mater благодаря её брату. Брат учился на лечебном факультете, а Лена – на стоматологическом. Но в отличие от Милочки Лена не была ни гламурна, ни высокомерна, ни чрезмерно истерична. Она была красива, умна и мнительна ровно настолько, насколько может быть мнительная красивая и умная беременная. То есть – на много.
Лет ей было уже тридцать. Или ещё. В общем, это с какой точки зрения посмотреть. Как по мне – так ещё. Как по МКБ десятого пересмотра – так уже. Для первых родов. Лена об этом смутно догадывалась, но особо не тревожилась. Она качественно чинила людям зубы и в органы, не сопредельные с ротовой полостью, особо не лезла ни руками, ни советами. И правильно делала. Родов, впрочем, она опасалась. Не столько из-за возраста, сколько из-за огромного количества родственников-врачей до седьмого колена по вертикали и до седьмой воды на киселе по горизонтали. Мама у неё была педиатр, папа – гастрохирург, брат – уролог, дядя – терапевт, двоюродный брат – психиатр. И все давали ей советы и предлагали помощь. Находили угрожающие симптомы и делали неблагоприятные прогнозы. То есть всё как положено в узком семейном кругу.
У Лены хватило ума забить болт на советы родни, пригрозив им отлучением от бормашины, и госпитализироваться ко мне. Но её папенька не дремали-с. Они-с позвонили нашему начмеду и попросили взять дело «на контроль».
Начмед начала рьяно осуществлять контроль с того, что с порога палаты, не осмотрев, не выслушав и не изучив, заявила Лене, что она уже «перезрелая груша» и дело, скорее всего, закончится кесаревым сечением. Моя подруга не была настроена на подобный исход дела, а за «перезрелую грушу» вообще оскорбилась до глубины души и весь день ворчала. И тут я не могла её не понять. Успокоив, что, мол, хорошо, что падалицей не назвали, а то наша начмед очень даже может, я изрекла глубокомысленную сентенцию, мол, утро вечера мудренее, не печалься, Алёнушка, нет такой лягушачьей шкурки, что в доменной печи не горит. Наутро начмед, осмотрев Лену на кресле и скептически нахмуря брови, изрекла глядя на перчатку:
– Ткани ригидные,[52] Татьяна Юрьевна, скорее всего, будем оперировать!
– Может, дородовую подготовку назначим для начала, Светлана Петровна?
– Ну, попробуйте пару дней, хотя при таких ригидных тканях… Сколько абортов сделала? – обратилась начмед к моей угнетённой такими речами подруге.
– Пять! – злобно буркнула она и добавила умоляющим голосом: – Мини.
– Вот! Пять абортов, ригидные ткани, шейка длинная и закрыта напрочь! О каких родах через естественные родовые пути может идти речь! – не успокаивалась неугомонная начмед, не обращая внимания на помрачневшую до предгрозового состояния Лену.
– Светлана Петровна, предполагаемый срок родов ещё только через неделю, давайте не будем ничего планировать. Пусть его пока идёт, как идёт, – пошла я на смертельный риск, заявив такое начмеду при интернах и акушерке. Дело в том, что по щекам моей беременной подруги уже покатилась первая слеза.
– Сердцебиение ещё не страдает? – строго воззрилась на меня начмед из-под очков. Лена схватилась за сердце.
– Не страдает и страдать не собирается! – рявкнула я, протянув историю Светлане Петровне: не верите своим и моим ушам – вот есть запись кардиотокограммы!
– Ладно! Надеюсь, успеем! – вошла в раж начмед. – Сегодня вечером я уезжаю на конференцию. В пятницу вернусь, и прооперируем! Планируйте на пятницу, Татьяна Юрьевна! Очень ответственная девочка, тем более её папа звонил – мне не нужны неприятности! А Лене, надеюсь, нужен здоровый ребёнок!
Я не буду вам рассказывать, что Лена говорила папе по телефону, – это не для слабых ушей, не смотри, что она стоматолог-терапевт, а не челюстно-лицевой хирург. Благими намерениями, дорогие мои, благими намерениями… Сами знаете, что и куда вымощено.
Разобравшись с текущими делами, я пришла к Лене в палату. Она сидела на кровати и смотрела в одну точку. Одной точкой была литровая бутылка прекрасного коньяка, которой её снабдил супруг при госпитализации с целью протирать соски. Ну да, на протирание сосков меньше, чем пятизвёздочного литра, никак не хватит. Это вам любой разумный человек подтвердит.
– Как думаешь, если я долбану грамм пятьдесят, хуже уже не будет? Там же уже все органы и всё такое, да?
– Лен, всё прекрасно, а будет ещё лучше! – с пафосно-восторженными интонациями старой девы, спасшей котёнка, заголосила я. – Конечно, грамм пятьдесят можно – хуже уже не будет!
– Ну, тогда сто… Да. По сто. Разливай!
– Ладно. Но только по сто – и всё, договорились? Ты всё-таки как-никак беременная. Мне можно, потому что я сегодня не дежурю и рабочий день у меня уже закончился. К тому же драгоценный начмед не то что не в лечебном учреждении, а даже не в городе, потому что уже едет на паровозе на свою конференцию, семь футов ей под килем, чтоб она уже была здорова. Ты на неё не обижайся. Она баба грамотная, но перестраховщица и трусиха – работа такая. Ей тебя прооперировать спокойнее. И быстрее. А папе она показаний на уши навешает. Я же их сама собственноручно и запишу в историю родов и в операционный протокол. Никто не придерётся.
– Не хочу кесарево! – глухо простонала Лена, разливая коньяк для протирки сосков по пластиковым стаканчикам. – Хочу так рожать.
И мы выпили за «так рожать».
– Как думаешь, если я закурю одну сигарету не в затяг, хуже уже не будет? Там же уже все органы и всё такое, да?
– Лен, всё прекрасно, а будет ещё лучше! – расслабившись от ста грамм спиртного залпом на голодный желудок, умильно засюсюкала я. И закурила. Благо Лена лежала в отдельной «блатной» палате с тамбуром, санузлом и кондиционером. Лена вытащила у меня из пачки сигарету и глубокомысленно затянулась.
– Как думаешь, если…
– Лен, марихуаны с собой нет!
– Да нет! Кофе я хочу. Нормальный натуральный кофе без молока. Крепкий, как моя жопа в семнадцать лет.
– Ща!
Я метнулась в родзал и, прихватив с собою Зюзю и крепкий кофе, вернулась к Лене в палату. Лена уже довольно хихикала, передразнивая манеры Светланы Петровны. Зюзя делала страшно серьёзное лицо, как и положено ответственному дежурному врачу. Не забывая, впрочем, наливать. Спустя час ёмкость с жидкостью для протирки сосков была пуста. Зюзя заказала пиццу по телефону. А Лена заказала мужу ещё литр коньяка для протирки сосков. И мы продолжили.
Спустя некоторое время к нам присоединились Ленин муж и постовая акушерка. А ещё минут через двадцать – анестезиолог. Лена, хихикая, рассказывала нам сексуальные истории из ранней юности. Разумеется, когда опять закончилась жидкость для протирки сосков, муж снова был отослан за оной. Зюзя говорила, что мы идиотки, а её посадят. Я уточняла, мы ли идиотки, если посадят её. В общем, милое дружеское непринужденное party. После того как анестезиолог, пользуясь временным отсутствием мужа, ущипнул мою подругу за соски, она призывно завизжала, как кошка в марте, и даже уписалась от счастья. Потому что муж её сильно берёг и уже месяца два как не щипал ни за соски, ни за зад, ни за какие другие места.
– По-моему, я не только уписалась, но и сексуально возбудилась! – хихикая, сообщила нам Лена. – И что-то сильно много уписалась и как бы не совсем из того места, – уточнила она.
– Ну, ещё по пятьдесят, и пойдём на кресло! Потому что, сдаётся мне, воды у тебя отошли к такой-то матери! А ну, встань! – Зюзя была очень серьёзна. Всё-таки ответственный дежурный врач.
Лена привстала. Под ней растекалось светлое мокрое пятно.
– Мочой вроде не пахнет, – доверительно сообщил нам анестезиолог. У нас случился приступ хохота.
– Ну, пошли на кресло! – скомандовала Зюзя, и мы пошли.
Ленка, хохоча, вскарабкалась и приняла исходную позицию. Зюзя сосредоточенно изучала недра.
– Ну вот, Татьяна Юрьевна! Шейка укорочена до полутора сантиметров. Открытие – два сантиметра. Подтекают светлые околоплодные воды. Извольте сами посмотреть.
Я надела перчатки и изволила. Да, действительно. Ригидные ткани чудесным образом становились эластичны и растяжимы не по часам, а прямо под рукой!
– А можно я? – сказал Серёжа.
– Ты – анестезиолог! Тебе пальцы в другое отверстие совать, если чего! Но если Елена не против, то мы дадим тебе посмотреть!
– Против, против! – прохохотала Ленка. – У меня раздражение после бритья, вот! Там не очень красиво, так что не надо никому смотреть! К тому же чего ты там не видел?
– А я с закрытыми глазами посмотрю! – заканючил Серёжа.
– Хорош паясничать! – рявкнула Зюзя. – Быстро пошли ещё по сто, доедим пиццу и в родзал переведёмся!
– Прихфатыфает? – строго спрашивала Зюзя, быстро жуя пиццу и не забывая щедро отпивать коньячок.
– О! А! Да! – смеялась Ленка.
– Ну, щас доедим и пойдём оболочки плодного пузыря разведём, правильно, Татьяна Юрьевна?
– Слышь, Зюзя, правильно-то оно правильно, да только, может, начмеду позвоним? Ведь, если чего, вжарят обеих – и меня, как ординатора, и тебя, как ответственного дежурного врача.
– Стетоскоп! – проорала Зюзя в акушерку.
Та мухой бросила едва подкуренную сигарету и понеслась на пост за трубкой.
– Нормально! Как космонавт! – вынесла вердикт Зюзя, приложив инструмент к Ленкиному пузу. – Ритмичное, ясное, чего ещё надо! Какое, на фиг, кесарево. Но ты Петровне позвони! – тыкнула она в меня пальцем.
– Да ты чего?! Меня уже и на работе-то нет!
– А хотите, я позвоню? – икнула весёлая Ленка. – Кстати, тётки, у меня живот вот так вот делает – раз! – и твердеет, потрогайте!
– О, а вот и она, регулярная родовая деятельность! Звони Петровне, Лен!
Начмед была вне зоны действия сети. Все очень обрадовались и позвонили Петру Александровичу, который всегда оставался и.о.
– Делайте чего надо, только если что, чтобы мухой мне доложить, поняли?
– Ага!
– И это… Сам вас приучил, конечно. Ну, вы свою норму знаете. Кроме Зюзи, конечно, – вздохнул наш учитель.
Муж был отослан за следующей бутылкой. Муж у Лены был не дурак и через полчаса стоял на пороге палаты уже с тремя ёмкостями жидкости для «протирки сосков» и почему-то с цветами.
– А они в родзал поднялись! – радостно известила его акушерка, вынося следы должностных нарушений собственноручно. Ни к чему санитаркам знать лишнего. И так весь этаж уже в курсе, потому что хохотали мы громко да и надымили, как крекинговое производство.
– Что, уже?
– Чего она тебе, кошка? – надулась акушерка. – В родзал – не значит раз! – и выпрыгнул, как кролик из-за куста. Это, брат, делов часов на восемь как минимум.
На мужа надели бахилы, халат и маску. Мы же с Зюзей пребывали в расхристанном состоянии – в одних пижамах. Потому что коньяк он не только соски укрепляет, а ещё и сосуды расширяет. Нам было жарко.
– Ленке коньяка больше не наливать!
– А сигарету? – канючила Ленка между схватками. К слову сказать – регулярными и нужной силы.
– Нет! – строго отрезала Зюзя, разводя оболочки околоплодного пузыря. – Санэпидрежим!
Лена родила через десять часов. Как по нотам. Это были классические роды. Потужной период был не менее прекрасен, чем период раскрытия. Ни разрыва, ни ссадины. «Ригидные» ткани тридцатилетней «перезрелой груши» не подвели. Мы все слишком индивидуальны, чтобы загонять нас в прокрустово ложе шаблонов. Особенно из лучших побуждений.
«Пятиминутку» Пётр Александрович провёл, как всегда, за пять минут, в отличие от Светланы Петровны. Начмед наша была слишком занята конференцией и осведомлялась лишь о ЧП в роддоме. А ЧП не было. Всё было прекрасно и удивительно. Кроме стойкого запаха хорошего коньяка в родильном зале и храпа так и не пригодившегося анестезиолога. Впрочем, почему это «кроме запаха»?
P.S. История от начала до конца – художественный вымысел. Не повторять. Опасно для жизни начмедов!
Автор: Соломатина Татьяна Юрьевна