– Какой там этаж? – Спросил Виктор, вышагивая через ступеньку впереди Емельянова, что нерасторопно шагал сзади.
Грузный старшина шёл медленно и тяжело дышал, придерживаясь и время от времени откровенно повисая на периллах. Было понятно, что лишний вес и сигареты не способствуют улучшению его физических способностей.
– Пятый! – Шумно выдохнул он, остановившись в пролёте между третьим и четвёртым этажами. – Будь он не ладен, сука. Заберутся на свою верхотуру, как китайские монахи. Фух, мля… а люди мучайся пото́м… – Емельянов прижался к стене и, сняв кепи, утёрся рукавом, смахивая выступивший пот.
Молодой сержант стоял рядом и не выглядел уставшим, а наоборот, слегка разогрелся и поглядывал наверх, высунувшись в пространство между периллами. – Не китайские, а тибетские. – Поправил он, прижимая к себе края куртки — трогать что-то в зашарпанном подъезде совершенно не хотелось.
Состояние подъезда всегда помогало Виктору составить общее впечатление о его обитателях. За три года службы в ППС он редко видел чистые и ухоженные подъезды, в которых на смену тошнотворной зелёной окраске стен пришла скучающая жёлтая. Среди них попадались такие, в которых жил художник, который брал на себя ответственность собственноручно разнообразить уныние однотонного подъезда, и благодаря ему можно было увидеть красивые пейзажи или вязь на целую стену.
В такие места обычно доводилось ехать из-за жалобы на громкую музыку или затянувшийся ремонт, протяжённость которого хоть на секунду переступила комендантский час.
Ещё реже попадались напоминавшие лес или джунгли, из-за забитых растениями проходов. Стены и подоконники таких подъездов занимали горшки и кашпо с цветами, лозами и папоротниками с фикусами, которые постоянно обхаживали и поливали притащившие их сюда старушки. Собственно, благодаря этим бабушкам подъезд и содержался в чистоте.
Гораздо чаще Виктору приходилось бывать в менее приятных местах, которые всем своим видом призывали к немедленному бегству. Захудалые коридорные общаги, одноэтажные бараки, разделённые на четыре квартиры и прочие не вызывающие доверия жилплощади, которые в большинстве своём являлись притонами или филиалами дурдома.
Стекло от битых бутылок, уксусная вонь, зассанный лифт и следы от плевков повсюду, вкупе с трафаретной рекламой многочисленных нарко-шопов — обязательные атрибуты жилья самых низших слоёв общества нашей замечательной страны.
Алкоголики, наркоманы, барыги и женщины с низкой социальной ответственностью составляют основной костяк жильцов подобных подъездов. Нормальные люди либо уже сбежали отсюда, либо смирились и стараются тихо сосуществовать с такими соседями, лишний раз не привлекая к себе внимания.
Насмотревшись на подобные места, иной раз задумываешься: «а всё-таки место красит человека, или человек место?»
– Давай, Жека, соберись. – Виктор похлопал Емельянова по спине и пошёл вперёд. – Догонишь? Квартира тридцать третья.
– Ага, давай… Протокол я составлю, как поднимусь… – Кивнул старшина, стараясь отдышаться.
Виктор быстро добрался до нужной квартиры и три раза пнул носком ботинка железную дверь, небрежно покрашенную белой краской. Звук ударов эхом пролетел по всему подъезду, отзываясь где-то внизу.
– Полиция! Открывайте! – Громким приказным тоном проговорил заученную и отработанную на многочисленных вызовах фразу Виктор.
Засов двери громко щёлкнул, и дверь приоткрылась, выпуская из своей утробы седую женскую голову:
– Тише, чего орёшь так? – Пожилая женщина приложила палец к губам, зло смотря на сержанта. – Они в тридцать второй собираются.
– Кто «они», бабуль? – Виктор смягчился, увидев этакий «божий одуванчик».
– В квартире этой Колька с сыном его жили до две тыщ двадцать второго, а потом как его посадили, так Валерик один остался. Нормальный такой парнишка был, а потом стал друзей водить. И пили они там и кололи что-то точно. Я потом шприцы находила у двери. А сейчас уж, какую ночь орут, как дурные. И орут-то так страшно, будто режуть их. – Женщина единым потоком слов стала пересказывать судьбу квартиры номер тридцать два, не давая Виктору и слова вставить. Она вышла на лестничную клетку и продолжала и продолжала быстро тараторить.
– Бабуль! – Прикрикнул сержант, поняв, что предыдущие попытки не были услышаны одинокой женщиной, которая, скорее всего, просто нуждалась в собеседнике. – От меня Вы что хотите? Вам к участковому надо, он этим заниматься должен.
– Ну, Вы ж милиция. А к Ваське участковому я ходила и не раз уже. Запил он опять, работать не хочет. «Вали отсюда, кошёлка!» – говорит мне. А я тишины просто хочу на старости лет. – Запричитала она.
Виктор почесал затылок, глядя на потёртую деревянную дверь с написанным маркером номером «32». Ему, конечно, хотелось что-нибудь сделать с этой проблемой, но что? Даже если сейчас заняться воспитанием этих маргиналов, то на следующий день всё начнётся сначала. Таких только могила исправит. Да и с участковым тоже было бы неплохо пообщаться, чтобы напомнить как общаться с потерпевшими.
– Сколько их там? – устало выдохнул сержант, повернувшись к пенсионерке.
– Их там человек пять всегда. Валерик, два друга его и девицы иногда бывают. Худющие, как смерть и с кольцами в носу. Ну как есть сатанисты какие-то! – Снова оживлённо затараторила она, видя, что с проблемой намерены что-то делать.
Емельянов уже поднялся на этаж и оглядел бабку с сержантом, пытаясь отдышаться:
– Вызвала женщина. – Виктор кивнул в сторону бабушки. – Это она в тридцать третьей живёт, а наши клиенты в тридцать второй. Скорее всего нарки. Шумят, шибят, мусорят, орут как резанные и ржут как кони, олицетворяя собой пятно позора на светлом будущем государства в целов и молодёжи в частности. Я ничего не пропустил? – Спросил он, повернувшись к потерпевшей.
– Нет, всё верно. – Округлив глаза, закивала та.
– Понятно. – Сказал Емельянов. – С этими как с людьми общаться — себя не уважать. Вить, у тебя регистратор работает?
– Никак нет, товарищ старшина. Сломанный получил.
– И у меня не работает. – Улыбнулся Емельянов. – Вязать их, грузить и в обезьянник везти долго, грязно, да и шумно будет в отделе. Как проснутся, их ведь и ломать начнёт. Оно нам надо с этим говном возиться?
– Никак нет, товарищ старшина. – Ответил Виктор, понимая, куда идёт разговор.
– Вот и я думаю, что нет. – Емельянов приобнял бабушку за талию и мягко подтолкнул к входу в её квартиру. – Благодарим за бдительность, гражданка… – Он приподнял брови, вопросительно глядя на пенсионерку.
– Тамара Семёновна… – Удивлённо проговорила она.
– Уважаемая Тамара Семёновна, Ваш вызов принят в обработку. Дальнейшее Ваше участие в оперативных мероприятиях не требуется, поэтому в целях безопасности просим Вас не покидать своей жилплощади. – Он прикрыл дверь и держал её носком ботинка, пока не услышал щелчок замка с той стороны. – Ну что, сержант, есть желание размяться? – Емельянов улыбнулся и достал дубинку из кольца.
– Так точно, товарищ старшина. Сами справимся без подмоги? Вдруг их там целый притон?
– Не ссы, справимся. А если нет, то заблокируем дверь и вызовем наших. – Емельянов выглядел совершенно спокойным, будто занимался этим каждый день. – Стучись, давай.
Виктор тоже выудил дубинку с пояса и постучал ногой в дверь. – Открывай, сука, ты меня заливаешь, на! – Громко крикнул он.
Уже два года прошло с тех пор как его выгнали из техникума. За это время он понял две вещи:
Первая – весь мир настроен против тебя. Всегда. Без исключений. Каждый видит в тебе ублюдка, ни на что не годного дрищугана и нищеброда.
Вторая – если ты безотцовщина, то тебя уже ничто не спасёт.
Отца у Валеры не было задолго до того, как его посадили. Он постоянно пропадал по ночам на многочисленных пьянках и приходил домой либо на следующий день, когда мать работала и не могла ему помешать проспаться и уйти в следующий отрыв, либо вдрызг пьяный, вытаскивая мать за волосы в подъезд, избивая, обвиняя в выдуманных изменах и выгоняя из дома. Когда заплаканная мать размазывала слёзы и кровь по лицу, шла ночевать к соседке, отец заводил домой какую-нибудь шлюху и запирался с ней в спальне, говоря Валере, что это его новая мама. После чего Валера всю ночь плакал, слушая скрип кровати и стоны разных женщин, абсолютно не понимая почему это происходит именно с его семьёй прямо здесь и сейчас.
Почему какая-то высшая сила выбрала именно его для этих испытаний?
И никто не думал про него. И матери и отцу было плевать друг на друга и на собственного сына в том числе. Мать не брала его с собой, когда сбегала из дома. Отец не приносил ни копейки в дом и даже не пытался что-то объяснить ему, чтобы мальчик перестал плакать. Отец просто улыбался и шутил, что его очередная подстилка на ночь это новая мама Валеры.
Мать не обращалась в полицию с побоями, не выгоняла этого козла из дома и не рассказывала знакомым откуда появились очередные синяки и кровоподтёки. Когда Валера в слезах и истерике кричал и спрашивал почему всё происходит именно так, она лишь отвечала «вырастешь — поймёшь».
А потом она умерла. Желая уединиться с новой «мамой» этот урод столкнул её с лестницы и она больше не встала. Закрытая черепно-мозговая травма, кровоизлияние в мозг и смерть в машине скорой помощи. Причинение смерти по неосторожности в состоянии алкогольного опьянения переквалифицировали в убийство, и отец уехал далеко и надолго. Благо Валера уже был совершеннолетним и являлся собственником квартиры, имевшей в своих стенах три комнаты.
Казалось бы – есть своя большая квартира, второй владелец которой может быть никогда и не вернётся из мест лишения свободы. Вот она — свободная жизнь. Шанс начать всё с чистого листа. Но не было сил. Не было желания что-либо предпринимать по спасению своего критического положения. И не было никого, кто бы поддержал его в сложившихся обстоятельствах.
Валера стал много пить, устраивая у себя дома бесконечные вписки. Это получалось делать, даже не работая, ибо бесконечные потоки случайных малолеток, студентов и маргиналов, всегда искавших квартиру, где можно переночевать, забухать или потрахаться, в какой-то степени содержали его. И Валера давал им её. Они же в свою очередь делились с ним алкоголем, телами и иногда деньгами.
И вот, с момента заключения отца под стражу прошло около двух лет, и Валера со свистом вылетел из техникума за не посещаемость. Его жизнь на тот момент шла под откос, но не пропала окончательно. Но однажды на очередной вписке кто-то принёс вещества. Валера не стал отказываться. И вот тогда всё стало ещё хуже.
Где-то в глубине души он понимал, что так жить нельзя, но не получалось по-другому. Он просто не знал и не представлял уже себя без всего этого, построив из окружающих его маргиналов и алко-наркотических загулов некую зону комфорта. Зону, которая ему известна и понятна абсолютно полностью, но которая в то же время убивает его. Альтернативой же ей служит выход за входную дверь, что как нельзя лучше символизировала завесу, скрывающую неизвестность. А неизвестность, как известно, пугает.
«Не выходи из комнаты – не совершай ошибку» — всякий раз твердил внутренний голос, когда его голову посещали мысли о внесении изменений в свой образ жизни.
И Валера боялся. Для него было чем-то невозможным прекратить употреблять, навести порядок в захламлённой квартире, и выдворить всех дружков, разбив в процессе несколько особо наглых морд. Иногда он помышлял об этом, но всегда открещивался от этой идеи, предпочитая жить так, как привык.
Беспорядочные половые связи, синтетические наркотики, что с каждым месяцем всё ниже и ниже падали в качестве, а также заражение гепатитом и ВИЧ. Отказ от поддерживающей терапии и многие другие факторы маргинального образа жизни сделали из некогда забитого, но довольно симпатичного двадцатилетнего парня, осунувшегося наркомана, который каждый день пребывает в своей засранной квартире, среди немытых тел таких же «друзей», которым нужна лишь его квартира как место для сборищ. И перманентное состояние жалости к себе и ненависти ко всем окружающим, сменяющееся лишь кратковременным похмельем или отходосом. И всё по кругу. Каждый день. Из раза в раз.
Сегодня ночью на хате Валеры было много народу, но чем ближе был восход солнца, тем быстрее эти вампиры стремились покинуть его жилище.
Точно. Вампиры — именно это слово пришло в голову пару недель назад, когда он сидел на унитазе с сигаретой «Максима красного» в ту самую редкую минуту тишины и едва уловимой трезвости, между похмельем и употреблением. Все его знакомые, без исключений, как вампиры тянули из него силы. Они потребительски заваливались поздним вечером или ночью, всучивали ему бутылку, пакетик или потрёпанную девицу, и по-хозяйски проходили в помещение, полностью теряя к нему интерес.
Сегодня эти кровососы будто бы почувствовали скорое приближение стражей правопорядка и разбежались за несколько часов до приезда наряда. Валера был раздосадован тем, что в числе ушедших была одна девчонка по имени Алёна, к которой у него было некое подобие чувств.
Она училась на втором курсе какого-то местного колледжа, название которого Валера и не пытался запомнить. Ей было восемнадцать, а огонь в её глазах угас почти также, как и у него. Не исключено, что и у неё тоже были проблемы с родителями, и она сейчас просто плывёт по течению, которое и принесло её к нему домой.
Девчонка, в отличие от него, только начала своё падение вниз и сегодняшняя ночь была третьей, когда она употребила что-то, кроме алкоголя и сигарет.
Начиная с её первого случайного визита в его берлогу, когда она пришла под утро с очередной группой обделённых свободной жилплощадью гуляк, Валера хотел сблизиться с ней.
Но он понимал всю абсурдность ситуации: спидозный безработный наркоман зовёт на свидание загулявшую студентку второго курса, которая тоже нашла утешение в изменении своего сознания путём внедрения в организм синтетических веществ. Несмотря на схожесть их душевных состояний, Алёне до Валеры было как от Москвы до Пекина.
Валера пообещал себе, что в следующий раз непременно попробует хотя бы начать с ней разговор на эту тему. А потом будь что будет. Чего ему терять? Долго ему и так не протянуть, а заканчивать свою и без того потерянную жизнь ещё и в полном одиночестве ему уж точно не хотелось. Поэтому сначала он признается Алёне в своих чувствах, а если она засмеёт его и откажет, то ванну с ножом. Или в окно шагнуть. Всё равно уже ничего хорошего тут не будет.
Но если она примет его… Тогда действительно придётся постараться. Начать принимать поддерживающую терапию, бросить употреблять и поддержать Алёну в том же. Навести порядок в доме, и перестать пускать сюда неведомо кого. Предстоит много работы, но если это всё необходимо для того, чтобы быть счастливым и стать похожим на человека — он готов.
Из размышлений о своём намерении Валеру выдернул стук в дверь.
Он затушил окурок, который уже жёг пальцы, выбросив его в унитаз. Выйдя из туалета, он осмотрелся: на полу спал какой-то незнакомый парень, что уже начал шевелиться и недовольно ворчать, разбуженный стуком. В кресле лежал, уже проснувшийся его приятель Серёга и листал ленту в телефоне.
– Там соседи пришли. – Меланхолично бросил он, ткнув телефоном в сторону коридора. – Орут, что мы их топим.
– Да мля… Ща открою, заебали уже все вы меня. – Проворчал Валера и двинулся в сторону двери.
Он подошёл к двери, взялся за ручку и щёлкнул замком. Резким рывком дверь дёрнулась наружу, в глазах промелькнуло что-то чёрное, и лоб загорелся вспышкой боли.
– Открывай, сука, ты меня заливаешь, на! – Громко крикнул сержант, подгоняя владельца настойчивым стуком в дверь.
– Как откроет, сразу гаси его. – Сурово сказал Емельянов. – Я адрес этот вспомнил. Мужики катались уже сюда и рассказывали. Наркоша тут конченный живёт. Ни мозгов, ни хера нету, дак теперь ещё притон тут устроил. – Старшина в сердцах сплюнул под ноги.
– Принял. – Бросил Виктор и, услышав щелчок замка с той стороны двери, резко дёрнул дверь на себя, нанося удар дубинкой сверху вниз.
Худощавый парень не успел пискнуть, как упал на пол коридора, машинально закрывая лицо руками.
Емельянов быстро зашагал вглубь квартиры, захлопнув за спиной сержанта дверь.
– Все, кто есть выходите, на! – Рычал он так, что в полупустой квартирке резонировали стены, гоняя между собой эхо. – Дважды повторять не буду!
Зайдя в насквозь прокуренный зал, он схватил сидящего в кресле Серёгу и сбросил его на пол к другому распластавшемуся там торчку.
Виктор тем временем пинками подгонял хозяина квартиры, загоняя его в зал к остальным:
– Ну, быстрее, ты, пидораса кусок!
– Кто ещё в гадюшнике этом спрятался? – Емельянов покачивал дубинкой, глядя на лежащих на полу наркоманов.
– Трое нас. – Ответил неизвестный, который лежал неподвижно с того момента, как раздался шум из коридора. – Мужики, отпустите, а? У меня мать болеет, нельзя мне на зону.
– Мать болеет, а ты своими тухлыми венами ей помогаешь, значит? – Виктор присел на корточки рядом с ним и вгляделся в лицо. – Тебе же лет двадцать от силы. Чего ты тут забыл, несчастный? Кайфа в жизни мало? Или наоборот, проблем не хватает? – Сержант похлопал руками по карманам джинсов парня. – Груз есть с собой?
– Ничё нет, клянусь! Я завяжу, только пустите, мужики, ну бля буду. На работу пойду устроюсь! – Парень приподнял голову и попытался встать. Такие люди обычно быстро заговаривают зубы и быстро-быстро делают что нужно или убегают. С таким талантом болтуна парень мог бы спокойно пойти в продажи, и покупатель, которого он окучивал бы, пришёл в себя только после того как уже скупит половину магазина.
– Погоди-ка, родной. – Старшина прижал его ногой к полу. – Мы не за груз вас принимать приехали. Вот ты же явно матёрый уже, сука! – Дубинка Емельянова съездила по лопаткам Валеры, вызвав заглушённый стон. – Знаешь, что вас без оперов принимать не будут, да и груза тут явно нет, а значит попинают и отпустят, так ведь, тело?
– Так. – Прошипел сквозь зубы Валера, корчась от боли.
– Я не изверг и по беспределу вас гасить не собираюсь. Сейчас, по крайней мере. – Емельянов встал и убрал дубинку в кольцо. – Вы поймите, нелюди ебаные, вы шумите — нас вызывают. Нас вызывают — мы не едем с дежурства домой вовремя. Мы не едем домой вовремя — мы злые. Логика понятна?
– Понятна. – Донеслось от Серёги.
– Поэтому у нас с вами договор. – Емельянов торжественно поднял палец к потолку. – Я сейчас злой, потому что всё ваше сучье племя ненавижу, но всё равно в добром настроении, поэтому даю вам шанс. Если нас снова вызовут соседи, или ещё кто-нибудь. Мы снова приедем к вам, и вы уже не отделаетесь такими нежными поглаживаниями. Я сюда и оперов, и кинологов притащу, и поедете на урановые рудники, копать минералы ложками, понятно?
– Понятно. – Донеслось с пола вразнобой.
– Вот и славно. – Кивнул старшина.
Виктор ещё раз обошёл всю квартиру, сам не зная, что хотел обнаружить. Может быть, тут где-то лежал груз, может быть, кто-то успел спрятаться и только и ждёт момента, чтобы напасть на сотрудников.
Квартира была хоть и в убитом состоянии, но имела три комнаты: большой зал, где и проходили застолья, что было понятно по многочисленным окуркам в пепельнице, которая была уже не в состоянии уместить такое их количество. Разбросанные всюду бутылки, смятые алюминиевые банки и упаковки от снеков.
От входной двери вёл необычайно узкий и неудобный коридор, что разделялся в конце, как тропинка с камнем из сказок.
Виктор усмехнулся пришедшей на ум аналогии. Вот уж точно сказка. С ангельской пыльцой: прямо пойдёшь — в ванну попадёшь. Налево пойдёшь — в спальне окажешься. А коль вправо сунешься — с солевыми чудовищами схлестнёшься.
А ведь, если бы всё сложилось по-другому, то в квартире вполне можно было сделать лёгкий ремонт и жить молодой семье. Но не сложилось. Валера выбрал другой путь и решил идти по нему до конца, игнорируя все развилки и развороты. И никто, совершенно никто в этом не виноват, кроме него самого. В жизни много обстоятельств и ситуаций, которые пытаются тебя сломать, прогнуть или уничтожить, но лишь от твоих действий зависит то, чем закончатся их попытки: успехом или провалом.
Поэтому Емельянов и ненавидел наркоманов и алкоголиков. Как и Виктор. Они считали их слабыми и безвольными людьми. Или людьми, выбравший наилегчайший путь, где в неудачах человека виноваты все вокруг, кроме него самого.
Сделав по квартире несколько кругов, пока Емельянов читал наркошам нотации, Виктор остановился у входной двери и окликнул его:
– Товарищ старшина, разрешите удалиться, это место меня угнетает?
Вместо ответа из комнаты донеслось несколько ударов дубинки и громкие вскрики. Емельянов вышел в коридор и спешно зашагал к выходу.
– Вот теперь пошли. – Сказал он. – Ненавижу этих тварей!
– А если серьёзно, – обратился к старшине Виктор, – чего их не примут наши?
– Да нахер они никому не нужны, пока груза у них нет. – Ответил Емельянов, прикуривая сигарету. – На карандаш взяли, когда висяк надо будет прикрыть и держат на всякий случай. Сейчас закрывать их толку нет.
– Понятно. – Усмехнулся Виктор. – Раскрываемость поддерживать и галки получать?
– Не без этого, молодой. – Кивнул старшина, садясь за руль.
Выкинув в окно половину сигареты, он запустил машину и выехал со двора. Солнце уже выглянуло, и дороги заполонил поток машин. Город проснулся, и народ уже вовсю мчал на работу.
– Устал я уже. – Сказал в пространство Емельянов, устало протирая глаза. – В отдел. Сдаёмся и по домам. И так опоздали уже.
Сбер: 2202 2021 5097 8355
Тиньк: 2200 7010 7085 7518
