Часть 1
Колян затих, сделал ещё пару глотков и принялся с аппетитом жрать сухарики.
— Ну? И дальше что?
— Ну и вот так у дяди Бори хата и появилась, - гордо ответил Колян. – Пришёл он утром, а дома реально нет. А на его месте трава растёт, будто и не было там никогда ничего. Купил, потом потихоньку отстроился, неспеша.
— То есть, получается, - вмешивается Мишка, - зона наказала родителей ребёнка тем, что ребёнка не вернула, а дяде Боре халявный участок подарила? И в чём прикол?
— В неопределённости. В этот раз дом дяде Боре, а в следующий раз? Помните же про мамку Серёги? Говорят, ровно за час до её инсульта здесь тоже кто-то помер. Сидит теперь, смотрит в одну точку, а при слове «зона» вздрагивает, хотя двигаться-то не может, паралич.
— Но её же по-любому сюда притаскивали, - вмешиваюсь я в разговор.
— Притаскивали. Тряслась, возрождалась, а в глазах страх. Могла бы говорить, я те бля буду – умоляла бы её сюда не таскать.
— Пацаны, - радостно уничтожает наш мрачный разговор Вован, - смотрите – Олеся, 16 лет, вот фоточка.
Телефон пошёл по рукам, быстро сделал круг и вернулся к хозяину.
— Всё, завтра встречаемся. В центре, возле ДК.
— Какая уже за месяц? – усмехаюсь я.
— Ну шестая, - неохотно признаёт Вован. – Но это считаем как две троицы, которые, как известно, любит Бог.
Вовка – верующий. Добрый, отзывчивый, спокойный, но наивный до жути. Ведь если первые пять так и не пришли на встречу – то это точно Бог отвёл. Вован – единственный из нас, кто молится в зоне в момент прихода. Прямо как моя прабабушка, он беззвучно шевелит губами и слегка раскачивается из стороны в сторону. Ну, пока может. И как он потом радуется, что все его грехи «смыты», что всё у него там очищено… счастливый человек, что сказать.
— Если и эта не явится, - воздух разрезал скрипучий, бандитско-выебонский голос Гоши, - я найду, где она живёт, и за руку притащу к тебе, понял? Нехуй моих друзей разводить.
Гоша – пидор. Ну, простите, что так резко, но разве не в каждой компании есть человек, который нравится тебе меньше остальных? Ну вот вся компания его обожает, а тебя он бесит, раздражает… и как бы спросят – друг? Ответишь – конечно, друг. Но бесит, сука. Потом, по ходу истории, эта мразь ещё не раз всплывёт.
— Опа, Мишаня отъехал, - перебил его Вова.
И действительно – хранитель пенного валялся на спине, корчился, облизывался, плевался… ну а потом, как и положено, исчез. Говорит, что в начале кажется, что кто-то запихивает ему в рот еду, вкусную, охуенную, но, сука, так много, что терпеть невозможно.
БАХ! Удар мне в спину. Это Мишаня, красавчик, появился прямо у меня за спиной и навалился всем весом. Целый стакан пива разлит, но ничего не поделать.
— Ох блять, заебись, фу… - бурчит он, вставая и отряхиваясь.
— Кстати, Мишань, - вдруг вспоминаю я, - у тебя ведь недавно поменялся приход?
— Ну да.
— После первого раза было хреново? Жратва во рту не оставалась?
— Не поверишь, братан, и во рту оставалась, и в желудке. Сто пудов оставалась – жрать потом до утра не хотел, и рыгал чесноком каким-то.
— Потом-то прошло?
— Ну да, само собой, на второй раз уже норм. Теперь как раньше, просто приход другой.
— Ну понеслась, - теперь уже я почувствовал приход – первые огромные капли шлёпались на землю.
Это довольно забавно выглядит. Вот шлепок воды, размером с ведро, рухнул на снег прямо сквозь Гошу. А ему похуй – сидит, пиво цедит. И никто, блять, не замечает. Воды становится всё больше, и я стараюсь задрать голову повыше.
— Что там у тебя? – спрашивает кто-то. Голос искажён, не поверите – как будто под водой.
— Вода! – кричу я, и первая порция жидкости лезет мне в горло. На этот раз стараюсь не сопротивляться, не дожидаться, пока меня расплющит на земле. Просто делаю полный вдох.
БАХ! Хорошо, что я приземлился на Гошу. Но он, хоть и пидор, тоже всё понимает. Вытряхивает остатки из опустевшего стакана, злобно косится на меня и что-то шепчет.
Мишка был прав – на этот раз никакой воды во рту, никаких фонтанов. Всё как раньше – фантастически шикарно.
У каждого был свой «приход», но не все о нём рассказывали. Например, Вова был уверен, что это божественный дар, о котором нельзя говорить, а быдло-бандиту Гоше, видимо, было стыдно в чём-то таком признаваться. Коляну вообще было проще всех – сжатие в точку происходило мгновенно. Как он говорит, с позапрошлого года на него просто летит сверху какая-то гора, и он даже не успевает ничего понять.
***
Анька так и не решалась ещё раз сходить в зону. На мои вопросы, что она там видела, отвечала «сам ведь знаешь», и ни в какую не желала верить, что нет, не знаю. А вообще, она изменилась. По школе ходила тихая и задумчивая, при встрече со мной всегда смотрела в глаза, будто ожидая чего-то.
«Так что в итоге? Тебе понравилось или как?» - спросил я её однажды в аське.
«Не знаю. Наверное.» - ответила она, и я теперь я точно был уверен, что означают эти её взгляды при встречах.
Не дожидаясь даже начала первого урока, я поймал Аньку за руку у входа в школу, и твёрдо сказал:
— Пошли.
И потянул её за собой. И никаких криков, никаких сопротивлений, просто смущённый взгляд в сторону и необъяснимая покорность. Главная злодейка школы и, наверное, своего района, как будто поменялась со мной телами.
— А всегда так же будет? – в какой-то момент её голосок всё же наполнил музыкой любви мой мозг.
— Ну, тут сложно сказать. Я начинал в детстве, и буквально на прошлой нашей встрече у меня всё изменилось. Теперь я вижу и чувствую совсем другое. А ты… у тебя это был первый раз… по идее, так будет ещё долго, но потом поменяется.
— Жесть, - разочарованно ответила Анька, как будто совсем скиснув и расстроившись.
— Ну так что там у тебя? Что видишь, что чувствуешь?
— Ничего, - строго отвечает Анька. И молчит.
Я только сейчас понимаю, что всё ещё держу её за руку. И уже не за рукав, как у школы, а вполне себе сжимаю её холодную ладошку. На улице уже плюс четыре, а одета она тепло. Значит, волнуется. Аньке-воительнице страшно.
— У меня щас тоже жесть, - начинаю я свой рассказ, в надежде хоть немного её успокоить. – С неба вода льёт рекой, а границы зоны её не выпускают, и получается, что как будто огромный сосуд наполняется. И вода эта – не вода, а что-то такое чуть более вязкое, тяжёлое. Всплыть не могу, приходится захлёбываться.
— А потом?
— Ну… ты ведь поймёшь, если я скажу, что меня сжимает в точку? Это же первая ассоциация, да?
— Ну… - неуверенно промычала Анька.
— Меня начинает сжимать с момента вдоха. Вода врывается в лёгкие, а губы, щёки, язык… ну, как бы втягиваются в горло. А потом всё становится нихера не понятно, какой-то круговорот органов, и вот я… ну, в точке. И всё.
— Больно?
— Вообще ни капельки. Сначала было стрёмно, но теперь даже прикольно.
Под ногами хлюпает жижа. Тротуар тщательно пережёван тысячами пар обуви, и теперь, казалось бы, тёплой весне нужно всё это проглотить, иногда отплёвываясь дождями или мелким снегом, но до неё ещё больше месяца. А поэтому что? Ждём гололёд!
Тропинка от домов до зоны ничуть не лучше. Хоть её и не терзают тысячи ботинок, зато и днём, и ночью, сюда обязательно кто-то идёт, высматривает, а если место занято, то топчется на месте или нарезает круги, порой не один час.
Вот и нам с Анькой пришлось потоптаться – в зоне сидели пятеро местных. Когда они пришли – оставалось только гадать.
— Может, пока в школу? – помесив жижу минут двадцать, спросил я. – После пары уроков вернёмся.
— Не хочу, - нахмурилась Анька. – Неужели там лучше, чем здесь, на свободе?
Спустя ещё минут 10, очередная компания взрослых издалека взглянула на нас, поняла, что очередь немаленькая и, дружно махнув рукой, развернулась и ушла.
— Мда, нужно ждать, - грустно выдохнул я. – Мы с пацанами почти неделю выслеживали, чтобы посидеть хорошенько.
— И ты неделю не это самое?
— Не, один забегал пару раз. Но Мишка тогда не мог никак подорваться и всё организовать.
— При чём тут Мишка?
Повезло, что в этот раз неловкого молчания не было, как и злобного взгляда в спину. Анька охотно расспрашивала меня о зоне, делилась своими знаниями, получала подтверждения и опровержения. От жестокой бандитки не осталось и следа. Зона и правда творит чудеса.
Только присев на разные брёвна в зоне, я понял, что всё это время не отпускал Анькину руку. Нам (мне-то уж точно) будто было комфортно, спокойно, приятно… Сейчас бы я запросто поверил, что гуляю с другой девушкой в теле Аньки.
Видно было, как она волновалась. Слегка раскачивалась взад-вперёд, настукивала правой ногой какой-то мотив, разбрызгивая в стороны грязные капельки.
— А всегда через одно и то же время начинается?
— Нет, по-разному. Ну, считается, что минимум – полчаса. Может, зона заряжается или ещё хрен знает что.
— Ну в смысле… это у всех по-разному или для каждого всегда по-разному?
— Для каждого, - улыбаюсь я. Всего несколько дней назад я не мог бы поверить в то, что Анька будет сидеть рядом со мной и о чём-то расспрашивать.
— А если у тебя через полчаса начнётся, а у меня, допустим, через три, ты уйдёшь, и мне тут одной сидеть?
— Ну если хочешь, уйду, - как бы безразлично пожал я плечами.
— Не, - сразу же отреагировала Анька. – Если можно, посиди, ладно?
— Да с удовольствием! – радостно сообщил я, а потом подумал, не переборщил ли с эмоциями.
— А больше точно никто не придёт, пока мы здесь?
— Точно.
— Ладно. Хорошо, - Анька глубоко вздохнула и полезла в рюкзак.
Оттуда поочерёдно вылезло две шаурмы и две бутылки газировки.
— Будешь? – протянула она мне половину добра. – Холодная, вчерашняя, но что поделать…
— Ды… давай, спасибо - принял я дары, - Подожди, ты всегда с собой носишь столько еды?
— Нет, только вот пару дней, - смущённо отвела она взгляд.
— А, то есть… готовилась вот к этому? – я обвёл зону взглядом.
Анька не ответила, лишь ещё более смущённо улыбнулась.
— Слушай, Ань, это точно ты? – осмелел я. – Почему ты не называешь меня мудаком, не бьёшь, теперь вот кормишь? Или ещё всё впереди?
Снова нет ответа, лишь задумчивый взгляд себе под ноги, утопающие в слякоти.
— Ну, я же переродилась, - тихонько сказала она, когда я уже перестал ждать ответ. – Может, просто до сих пор в состоянии шока хожу. Не знаю. Жить как будто страшно стало.
— Может, оно и у всех так, - предположил я, - кто начал не в детстве. А может, у взрослых и стариков ещё хуже бывает. Посмотрим, что будет дальше. Не переживай. Я ещё не слышал, чтобы зона кого-то обидела без причины.
— А какие ей нужны причины?
— Ну, ты знаешь. Не помирать по естественным причинам и не выходить за пределы, когда уже началось.
— А, - удовлетворённо кивнула Анька, - это я и не собираюсь. С места не сдвинусь на этот раз.
Шаверма была холодной и промокшей. Видимо, есть её не хотелось ни мне, ни Аньке, поэтому мы просто держали их в руках. Я ради приличия откусил кусочек, медленно пожевал и решил сразу же прибегнуть к помощи газировки.
— Да я уже поняла, что шавуха была плохой идеей, выкинь её нахуй, - наконец-то в голосе Аньки послышалось что-то знакомое. – В следующий раз пива возьмём с чипсами.
В следующий раз… внутренняя, невидимая улыбка растянулась на всё пространство воображения, но внешне я просто промолчал, послушно отложив шаверму в сторону, на бревно.
— Часто планируешь ходить? – спросил я, хрустнув крышкой газировки.
— Ну, по настроению, - Анька достала пачку сигарет и протянула мне. – Будешь?
— У меня есть, - хлопнул я по карману и тоже решил закурить.
30 минут уже прошло. Небо прояснилось, и соскучившееся солнце одарило нас ярким и жарким объятием. Захотелось даже снять куртку и шапку.
— Январь, блять, - Анька выдохнула дым вверх, прищурив один глаз.
Замечание абсолютно в её стиле. Видимо, у моей любимой бандитки потихоньку проходит шок, забирая с собой милашечку-стесняшечку.
БАХ! Огромная капля плюхнулась рядом со мной. Видимо, я был настолько увлечён Анькой, что не заметил начинающийся «дождь».
— У меня понеслась, - сообщил я. – Не бойся, скоро исчезну и вернусь.
— Что? Где? Где вода? – вскочила Анька и панически осматривалась.
— Не ссы, - напряжённым после попадания в голову гигантской капли голосом ответил я, - её только я вижу и чувствую. Ты ж знаешь.
— Сколько уже? Где вода? – Анька всё прыгала вокруг.
— Вот тут, - указал я на ногу чуть ниже колена, - но прибывать будет всё быстрее. Когда до рта дойдёт, вдох сделаю и всё.
— А щас где? – не унималась Анька. – Ты давай, показывай, держи в курсе.
— Вот тут, - стукнул я ребром руки по бедру, - а теперь тут… вот, поднимается, уже здесь…
Анька ошалело смотрела на мои ноги, пояс, грудь, и то ли панически боялась, то ли была жутко заинтересована.
— Ну всё, - сообщил я, задрав подбородок, - на счёт три…
На прояснившемся небе летел самолёт, оставляя за собой длинную белую полосу дыма.
— Раз…
И вдруг Анька набросилась на меня. Прямо как я на неё в прошлый раз. Сжала в объятиях, но с одним отличием – впилась своими губами в мои.
— Что ты творишь? – должно было вырваться из моего рта, но вместо этого произошло ровно то, что и должно быть.
Не знаю, чувствовал ли я что-то новое. Я успел зафиксировать момент поцелуя, запомнил прикосновение её губ, но дальше, от банального охуевания, я очнулся только в момент «ухода». А когда возрождался, даже не особо заметил тот кайф, ради которого всё это и затевалось.
— Ты чего это было сделала??? – выдал я несвязную чушь, едва поднявшись с земли. Одежда была уничтожена жижей, об этом я не подумал.
— Ну согласись же, блять, согласись, - Анька тоже была на взводе, - это же самый охуенный первый поцелуй, который только можно придумать! И похуй мне, первый он у тебя в жизни или нет, но для нас-то точно первый!
— Ебать, а если бы что случилось? – вопил я. – Про такое мне, блять, не рассказывали! Никто, видимо, таким тут не занимался!
— Ага, скажи ещё, что не ебался здесь никто в процессе, - засмеялась Анька.
— Так священным место считается! Священным! – ещё громче орал я. – Щас может кто-то и да, но говорю же, у меня об этом нет информации!
— Столько лет эта хуйня существует, и до сих пор не выяснили? – продолжала ржать Анька.
— А может, те, кто выяснил, рассказать уже не смогли?
Анька мгновенно замолчала и убрала улыбку с лица.
— Бля… Евгений… - глазки её испуганно забегали, - прости, пожалуйста. Я что-то совсем охуела, понимаю. Просто ты говорил, что тут и убивать друг друга можно, вот я и подумала… ну, что физический контакт не запрещён.
— Но ты же меня и не убивала! – я никак не мог успокоиться и продолжал кричать.
— Ладно! – перекричала она меня. – Виновата, признаю! Тогда ты убей меня, в знак наказания! Ну чтобы неповадно было!
— А может, лучше поцеловать, блять? А? – язвительно спросил я. – Что там эта смерть – миллиард раз проходили, а вот поцелуй от мудака, затащившего в секту – вот это жесть, да?
— О, ха-ха, - как-то «нахохлилась» Анька, - давай проверим, наказатель ты наш.
— Давай! – заорал я и снова зажал Аньку в свои объятия.
Я нихуя не умел целоваться, да и Анька, видимо, тоже, но то, что мы выделывали нашими губами и языками нам обоим явно нравилось. Говорю за себя, но раз Анька поддерживала эту хуйню без сопротивлений – ей тоже было как минимум норм.
Знаете, как там бывает? Влюблённые начинают целоваться, а остальные считают. Не помню, зачем это было нужно, но такой ритуал я встречал не один раз в жизни. Ну и чем больше удавалось насчитать, тем лучше.
Думаю, мы с Анькой сейчас побили хотя бы местные рекорды, и побили бы мировые, если бы Анька вдруг не замычала и не начала бить кулачками мне в грудь. Спрашивать, в чём дело, не было необходимости, я просто усилил объятия, спрятав её лицо в расстёгнутой куртке (там ещё было чисто и сухо).
— Тихо, спокойно, - шептал я бесконечный поток успокаивающих слов, а Анька, как и обещала, и не пыталась вырваться и сдвинуться с места.
Её тоненькие пальчики вцепились мне в свитер и почти порвали его, а сердцебиение пробивалось сквозь кожу, одежду и даже вылетало через дыхание.
Что же она такое видит? Что может быть настолько страшным?
Я не удержал равновесие, когда она исчезла, и снова плюхнулся в жижу, на этот раз измарав грязью и свитер, и лицо. Те секунды, пока Аньки не было, я со смесью блаженства, шока и счастья пялился в чистейшее небо, «испорченное» лишь уже широкой белой полосой, но оборванной, будто самолёт почему-то вдруг решил остановиться и, резко развернувшись, улететь обратно по собственному следу.
Шлёп! Анька приземлилась на ноги, вроде удачно, но после возвращения сложно резко сконцентрироваться и устоять. Поэтом как минимум джинсы и нижняя часть куртки мгновенно промокли и почернели.
Кто ж знал, что Аньке вдруг станет совсем похуй. Посидев на мокрой земле секунд десять, не поворачиваясь ко мне, она вдруг повалилась на спину и, глубоко вдыхая, стала извиваться и крутиться, уничтожая к хуям и одежду, и телефон в кармане, и длинные волосы (хотя они и так были чёрными).
— Евгений, ты точно знаешь, как это охуенно? – спросила она в процессе загрязнения. – Почему вы все так спокойно говорите об этом возрождении? Это же пиздец, это же инопланетная хуйня какая-то! Ты прав, Евгений, ты абсолютно прав. Нахуя тут ебаться, если тебя ждёт ВОЗРОЖДЕНИЕ?
Последнее слово было сказано так, будто Анька уверовала во что-то недоступное остальным. Впрочем, как-то так оно и есть.
— Пошли переодеваться, - Анька наконец встала и весело осматривала свою одежду.
— А потом куда? В школу?
— Хуй знает, - Анька взглянула мне в глаза, будто я должен был знать ответ на её вопрос. – А нужна ли нам эта школа? Что будет в будущем, если в мире есть такое?
Кажется, ей снова есть о чём подумать. До встречи, любовь моя.
***
Привычная Анька вернулась уже на следующий день, правда, совсем не так, как я ожидал. На отмывание и стирку понадобилось явно много времени, поэтому вчерашний день было решено на школу не тратить, теперь всё как будто вернулось на свои места.
Я был частью потока человеческих существ, бредущего по школьному коридору. Я был каплей воды в слабеньком и грязном ручейке где-то глубоко в лесу, пока Анька не превратила меня в нечто большее, сравнимое с бурлящей рекой, которую ни перейти, ни переплыть.
ШЛЁП! Звонко, больно, неожиданно. Это Анькина ладонь смачно приложилась к моей жопе.
— Евгений, - загадочно подмигнула она, когда мы встретились взглядами, - я готова на повтор хоть сейчас, если ты понимаешь, о чём я.
Она говорила громко, отчётливо, чтобы побольше ручейка впитало в себя её слова. Хотела ли она меня подъебать или это просто такое начало странных, но охуенных отношений – известно было только ей. Но, думаю, весь ручей вместе со всеми реками подумали бы на первый вариант.
Сука, схватить бы тебя щас, прижать к стене, и как вчера сотворить губное непотребство. С бандитками надо по-бандитски, ведь так? Обнять, облизать всё лицо, взвалить на плечо и потащить… только не в кровать, не на школьную парту, не в уединённое уютное местечко. Ведь Анькины уста вчера изрекли истину – нахуя ебаться, когда есть зона? У нас, сука, есть зона, а все остальные нам завидуют.
Ну что, гроза улиц, круто же быть наркоманкой, да?
Ей от меня досталось наркоманство, а мне от неё – чуточку смелости и безбашенности. Хватаю её за руку, тащу на себя, целую и наигранно так, словно в театре, изрекаю:
— Ради тебя, любовь моя, хоть на край света!
Подхватываю её на руки и тащу прочь из школы под реально охуевшие взгляды людей. Честное слово, там даже учителя обвисли от удивления. И, зная, что мы очередной раз сбегаем с уроков, ничего не сказали. Ну а что, увидишь такое – дар речи потеряешь как нехер делать.
Тяжёленькая, зараза. Вроде мелкая и худая, а вес-то с сюрпризом. Повезло, что на улице она уже сама начала вырываться и успешно ступила на твёрдую землю. И только тогда я обратил внимание на её раздутый рюкзак.
— Там пиво у тебя, что ли?
— Ага. Пять чистейших литров прекраснейшего «Толстяка». И чипсы. И бутеры свежие, утренние.
Так вот откуда прибавка к весу. Я чуть не произнёс это вслух, но пронесло.
— Охуеть, - удивлённо мотнул я головой, - ну нам теперь в любом случае в школу не вернуться, даже если зона занята.
— Бля, тьфу, - слегка помрачнела Анька. – Занято же может быть. Правила эти ваши дебильные. Почему просто нельзя подсесть в сторонке? Никому ведь не помешаем.
— Ну это вроде как просто проявление уважения, - с сомнением ответил я. – Но уверенности нет. Мало ли, что там сокрыто. Это как плохие приметы – чушь, но имеют вполне адекватную историю происхождения. Может, зона, при появлении людей, начинает настраиваться, заряжаться, а потом вдруг объявляются ещё пара человек, и зоне уже надо менять мощность. Хотя… мы с пацанами-то в разное время приходим….
— Ну вот давай и проверим, если что, - смело предложила Анька. – Ну не прокатит разок, ну не сломается же из-за такого пустяка такое великое… ну, нечто.
— Бля, всё бы тебе рисковать, - упрекнул я её. – А если потеряем такое чудо? Тогда что, и возрождения больше не будет, и я тебе не буду нужен?
— Опа, а вот тебе предложение, - тут же придумала план Анька. – Не поможешь мне проверить, брошу тебя сразу! А? Как тебе? Крутое наказание?
— А мы встречаемся? – притормозил я, показывая всю серьёзность вопроса.
— Встречаемся, умираем, расстаёмся, - Анька закружилась в каком-то хаотичном танце, - влюбляемся, исчезнем, но вернёмся. Ты просто не поймёшь, Евгений, как я себя сейчас чувствую. Я хочу помирать и возрождаться, хочу ломать и уничтожать, хочу устроить хоть конец света, наёбывая эту зону, но с тобой это будет куда прекрасней, чем в одиночку.
Сука ты, Анна Дворянчинкова. Я ведь согласен, чтоб тебя…
— Встречаемся, значит, влюбляемся - вычленил я из её речи нужные слова, убрав всё нежелательное. – Хорошо, давай, ебашь. Весь мир у твоих ног, любовь моя.
— Самое забавное, что эта фраза впервые в жизни может стать буквальной, - Анька мечтательно посмотрела в небо.
— Ну про любовь там точно буквально, - едва слышно промямлил я, надеясь, что она не услышит.
А небо, небо-то опять ясное. Ночью, конечно, был морозец, но к середине утра солнышко опять принялось превращать лёд в кашу. Анька даже шапку не надела – наверное, села после вчерашней стирки.
Ещё до визуального контакта с зоной я понял, что она занята. Мерзкий гогот Гоши ветер разносил, наверное, по всему миру.
Блять! Да почему хоть именно он? Ещё и явно не один. И это не Колян с Мишаней, это часть его быдлятской жизни, к которой он примкнул намного позже, чем познакомился с нами.
— Опа, Жендос! – радостно закричал он, увидев нас с Анькой. – Прости, братан, мы минут 15 как сели, пойди пока погуляй, бабу свою в кафешку своди.
— Бабу? – уже прям сразу обозлился я. – С хуя ли такие слова, Гошан?
Как я там говорил? С бандитами – по-бандитски?
— Ну бля, извиняйте, - саркастически затрясся Гоша, - в жизни такого не повторится, буду твоих баб барышнями называть. Ой, вот опять вырвалось. Просто баба у тебя охуенная, а если баба охуенная, то я её бабой называю.
Вы его не ругайте, он-то у нас такой, он правда думает, что это смешно. Ну, типа и мне смешно тоже должно быть. А ещё приятно, потому что баба-то охуенная!
— Смотри прикол, - ухмыляюсь я и, крепко держа Аньку за руку, смело иду к зоне.
— Э, братан, нельзя же, - голос Гоши уже не такой дерзко-весёлый. – Все же говорят, что ждать надо, ну бля, братан!
— Ну мы же, когда бухать собираемся, по очереди приходим, вот считай, что мы пришли, присоединились.
— Разные компании, братан, разные цели! Я для того сюда по утрам и хожу, потому что компании разные, понимаешь? Зона запоминает, запоминает, братан!
— А нам вот интересно посмотреть, что будет, - философски изрекаю я.
— Жендос, давай без перебора, - набычился Гоша. Его компания, из двух уже полуживых от выпивки человек, смотрела на нас вроде как со злостью, но вряд ли была готова прийти на помощь в случае чего.
А я тем временем перешагнул границу. Анька сделала то же самое и стала рядом со мной, исподлобья глядя на «врага».
— Ёбаный дебил, ты совсем охуел? – взвыл Гоша и вытолкнул меня обратно за границу зоны.
Я молча вернулся.
— Ты чё? – ткнул он меня кулаком в плечо. – Чё я тебе сделал, сука? Другом же считал уёбка.
Ещё один тычок в плечо, уже посильнее.
— Мы сядем вон там и не будем мешать, - спокойно произнёс я.
— Не понял, что ли? - хрипло взвизгнул Гоша и дал мне смачную пощёчину.
Ну и тут меня сорвало. Пьяное тулово свалилось с первого же удара по быдловыебанному пропитому лицу. Но Гоша-то бывалый, вскочил довольно резво и теперь уже сам набросился на меня с кулаками.
Началась какая-то возня, два мгновенно испачканных тела катались по земле, пытались наносить вменяемые удары (не выёбываюсь, но у меня получалось лучше), а со стороны доносились едва различимые мычания поддержки:
— Ебашь его, Гасян, давай, давай….
Меня остановил и ввёл в ступор какой-то страшный укол в бок. Страшный – потому что вроде не больно, просто кольнуло что-то, но почувствовал весь организм. Я обмяк, полез рукой под куртку и понял, что с пропитавшей одежду слякотью смешалось что-то ещё. Гоша, очевидно понимающий, что сотворил глупость, встал и сквозь рыдание кричал на меня:
— Ты мне как брат был, ты понимаешь? Сука! Из-за чего всё, из-за бабы какой-то? Хуле ты сюда полез, мы бы посидели часок и ушли! Это ты виноват! Понял? Ты! А я зону защищал! Я прав!
БАХ! Глухой удар, и «Гасян» «угас». Это всё Анька – выждала нужный момент и пятилитрухой «Толстяка» долбанула Гоше по затылку. Тот взвыл, рухнул на колени и схватился за больное место, напрочь забыв про меня.
А Анька только начинала – налетела на моего обидчика и беспощадно хуярила его ногами по лицу, голове, животу… прыгнула всем весом на руку, которая всё ещё сжимала нож. Вроде бы что-то хрустнуло… да и как иначе-то?
Я потихоньку отполз и опёрся на бревно. Быдлофанаты Гоши, кажется, отползали в другую сторону и стремительно трезвели, разглядывая нас глазами, полными ужаса.
— Ань, хватит, - с трудом проговорил я.
Больно, сука, очень больно. Недолго адреналин спасал.
Гоша тоже выл помирающим зверем, молящем о пощаде. А Анька, кажется, выплёскивала всё бандитское, что копилось в ней всю жизнь. Быдлоебало Гоши превратилось в красную «быдлятину» (это типа как свинина или курятина, только быдлятина), и моя любимка-бандитка, наконец, остановилась. Выдохлась просто, иначе бы ни за что.
Наконец-то настало время думать обо мне. А что тут думать – Анька же знает, что в зоне можно спокойно умереть, а все увечья, полученные здесь, исчезнут после возрождения.
— Сам умрёшь или дождёшься? – наклонилась она ко мне, рассматривая красную от крови руку.
— Да походу сам, - улыбнулся я. – Должен же быть первый раз.
— Давай этого пидора за зону выбросим, - Анька повернулась и плюнула в Гошу, - пусть сдохнет, сука.
— Не, любовь моя, это уже статья, - не знаю, откуда во мне были силы на улыбки и язвительные замечания.
— Добей, - прохрипел Гоша.
— Меня бы кто добил, - ответил я ему погромче и замер от боли.
— Пусть мучается, пидор, - Анька с ненавистью посмотрела на отбивную из Гоши. – А тебе помочь?
Да, это она мне. Типа, ну… тебя убить? Ну просто, ради прикола…
— Ты ебанулась? – отвечаю я. – Человека убить сможешь?
— А чего бы и нет, ты только попроси.
Бок болит. Всё болит. Дышать больно, двигаться больно. Сколько всё это продлится? Полчаса, час? Да ну его нахуй.
— Ебашь, любовь моя, - после недолгих раздумий, скомандовал я.
Вокруг шеи обвилось что-то тонкое. Врезалось в кожу и стянуло всё, до чего могло достать. Дыхания больше не существовало.
И только Анькины губы, снова прилипшие к моим, заставляли попытаться вдохнуть ещё разок, чтобы не потерять момент. Впрочем, мы всегда сможем повторить, правда?
ХЛОП! Я плашмя падаю на жижу.
— Ну как? – снова испуганный взгляд, необычайно сильно дрожащие руки…
— Пиздят они! – бодро подпрыгиваю я. – Сплошной пиздёж вокруг! Смерть я прочувствовал по полной, как и раньше. Нахуя все пиздят? Кто вообще это сказал, что если в зоне сдыхаешь раньше времени, то кайф не тот? Нахуя мне терпеть это муть с всасыванием ебала в горло, если можно всё ускорить?
Быдлофаны исчезли. Когда и по каким причинам – не знаю. А Гоша так и валялся, тяжело дышал и хрипел.
— Что, так и оставим его? – спросил я.
— Нихуя себе, он тебя ножом пырнул, - возмутилась Анька. – Да я бы его щас из зоны выкинула, да вот сам говоришь – статья. Так что пусть хоть помучается.
— Ань, где пиво? – спросил я, поморщившись и попытавшись очистить разум.
Анька сбегала куда-то и притащила бутылку.
— Открывай осторожно, там всё взболталось, наверное.
Я выжрал сразу литра полтора, не меньше. С передышками, с отвращением, со сдерживанием рвотных рефлексов. Просто хотелось поскорее впустить в голову хоть немного спокойствия.
Но сначала пришла решительность. Не выпуская бутылку из рук, я подошёл к Гоше, пнул его пару раз, установил ботинок туда, где должна была быть шея и навалился всем весом.
Гоша хрипел, шевелил переломанными конечностями, а я вращал стопой, пытаясь добить уже наконец это окровавленное нечто. И в итоге получилось.
Гоша грохнулся на краю зоны. Долго сидел и смотрел на меня. А я на него. А Анька на нас. Это был беззвучный, молчаливый разговор, в котором каждый должен был что-то понять. Что-то для себя решить, повернуть пару рычажков в голове, а какие-то рычажки и вовсе вырвать от греха подальше. Анька переродилась всего на день, а потом вернулась прежней бандиткой. Гошин взгляд… он тоже был не таким, как всегда. Он боялся, смотрел на собственного убийцу и, наверное, понял, что когда-то действительно может умереть.
Зона была великим даром, но заполнила наши мозги ложной верой в бессмертие.
Продолжение