Глава 16

Оперативники во главе с Трегубовым вышли из изолятора РОВД ближе к полуночи. Завидев их через стекло, дежурный вышел в фойе и спросил у Трегубова:

- Алексеич! Ты, вроде как ответственный сегодня? У себя будешь? Или домой?

Трегубов встал точно в ступор.

- Эх, ты бляха муха! А я и забыл, - с досадой вскликнул он, глядя на оперативников. Но тут же его словно осенило. – Вот что сделаем, - обратился Трегубов к замявшимся у входа своим подчинённым подойдя к ним ближе. – Я… останусь в отделе, а вы дуйте к Филипенко и тащите-ка этого упыря сюда. Скажите ему, что это моё указание.

- А, если не поймёт? – спросил у него Адоньев.

- Ну, а если не поймёт…, - с задумчивостью произнёс Трегубов, - тогда скажите, что в понедельник я буду разговаривать с ним по-другому.

Те кивнули и вышли на улицу. Через минуту их служебная легковушка, рассекая полночную мглу лучами от фар выехала со двора и скрылась за первым поворотом. Оставшись в отделе Трегубов, покурил с дежурным на крыльце коротко расспросив того об оперативной обстановке. Эта майская ночь с пятницы на субботу была тёплой и тихой. На свет единственного фонаря, закреплённого на столбе напротив РОВД, слетелись бабочки, мотыльки и прочие летающие насекомые. Изредка, прорывался лай собак.

- Пошёл я в кабинет к себе, малость вздремну, - не пряча своего усталого вида промолвил Трегубов дежурному, бросив окурок выкуренной им сигареты в урну. – Чтобы ты знал, мои парни по работе поехали в район, и как только вернуться ты мне сразу же звякни…

Дежурный согласно кивнул головой.

Уже находясь в своём кабинете, Трегубов, достал из шкафа бутылку водки и налив граммов сто в гранённый стакан выпил. За его креслом на стене висела большая карта области. Как бы для служебных нужд. Но на самом деле, она являлась этакой бутафорской ширмой, за которой находилась потайная дверь в небольшую, но уютную комнатку для отдыха. Там стоял небольшой диванчик и журнальный столик. Погружаясь в сон, Трегубов успел подумать о том, что по приезду оперов надо будет зайти в изолятор и развязать фермера, лежащего на связке. «Может быть и вправду этот чёрт полежит, подумает, да вспомнит что-то полезное», - решил он, поддавшись нахлынувшей на него сладкой, а местами и приторно-сладкой безмятежности.

Николай очнулся. Преодолев в бессознательном состоянии болевой шок, он, как ему показалось, уже слился воедино с этой колючей верёвкой, опоясывающей его тело. Точно такой же, Николай привязывает у себя на ферме быков в стойле. Боль давала о себе знать лишь редкими импульсами, что ли.

После проведённых им ограниченных телодвижений ему удалось пошевелить пальцами обеих рук, зафиксированными за спиной верёвкой в районе запястий крест-накрест со ступнями ног. Ему вдруг припомнилось выражение «бросаем его на ласточку» брошенное кем-то из тех ментов – костоломов, что вязали его здесь. «А ведь помогло…», - подумал он, вспомнив также служившего в Афгане в их полку офицера - самбиста, показывающего на себе и подробно рассказывающего о том, как можно приспособиться практически к любой боли в особенности, если тебя крепко-накрепко связали. Ну, вот как сейчас… «Самое главное, - говорил тогда офицер, - нужно постараться хоть ненамного, но ослабить верёвку. А для этого, если вы находитесь какой-то отрезок времени без внимания к своей персоне со стороны тех, кто вас связал, необходимо даже сквозь боль делать маломальские движения руками и ногами. В этом случае образуется пусть и мизерное, но всё же свободное место в так зазываемых верёвочных тисках. И так миллиметр за миллиметром. Вскоре связка ослабится и ваше тело будет меньше подвергаться онемению в мышцах, а это является шансом к спасению». Убедившись, что урок по выживанию того самого офицера в действительности принёс правдивый результат, Николай понял самое важное для себя: оставаться здесь, будучи ни в чём невиновным он больше не может, а всякое промедление с его стороны принесёт лишь страдание для Лены и их будущего ребёнка. «Нужно выбираться отсюда и доказывать свою невиновность, ну или либо что-то другое…» - окончательно решил он. Его мысли вдруг прервал скрежет открывающегося замка двери камеры. Николай приподнял голову от бетонного пола и увидел в дверном проёме человека, чьи мерзкие черты лица, словно железобетонную сваю он вбил в свою память навечно. Ещё несколько часов назад, грубо задрав вверх голову Николая он кричал ему в лицо брызгая своей слюной что привезёт сюда в изолятор в соседнюю камеру жену Николая – Лену и также бросит её на связку. Это ему Николай пообещал, что после этих слов он обязательно убьёт его.

- Да ладно! Ты, ещё жив?! – с язвительной усмешкой сказал тот войдя в камеру и сев на край нар, рядом с которыми и лежал в позе ласточки Николай. Сквозь кислый смрад пота, в душной камере почти мгновенно распространился запах алкоголя. Николай, ничего не ответив прислонился щекой к полу.

- У тебя, сука, было до хрена времени чтобы подумать обо всём своей тупой

башкой, - так и не дождавшись ответа продолжил тот. В присутствующей духоте оперативника окончательно развезло, но несмотря на это он всё говорил и говорил.

- Неужели ты в самом деле надеешься выйти отсюда живым? А? Фермер? Как я и обещал тебе, скоро мои ребятки твою бабу сюда привезут. Ты слышишь меня?

- Слышу…, - неожиданно для себя выдавил Николай.

- О! – вскрикнул оперативник. – Услышал, блядь!

Николай опять приподнял голову от пола и бросил взгляд на оперативника:

- Я готов к разговору, но хотел бы знать, как мне в нашем разговоре к вам обращаться?

Оперативник ухмыльнулся и представился:

- Трегубов Алексей Алексеевич. Я начальник уголовного розыска РОВД.

Совсем недавнее решение Николая о том, что нужно срочно отсюда выбираться, сейчас активно заработало в его мозгах точно так же, как работают часовые механизмы фугаса или какой другой бомбы. И отказаться от этого решения он был уже не в силах.

- Вы… Вы не могли бы меня развязать, Алексей Алексеевич? В таком положении мне практически невозможно вести с вами наш диалог…

Николай с трудом переборол пылающую внутри себя ненависть чтобы назвать оперативника по имени и отчеству, но этого требовали обстоятельства.

- Не вопрос! – ответил так называемый начальник уголовного розыска и принялся развязывать узлы за спиной Николая. Николай же в свою очередь молил бога никого не впускать в ближайшие минуты в камеру, где они находились. Хотя нет, он не просил, он умолял его! Когда был развязан последний узел, руки и ноги Николая просто рухнули на пол. Пару минут он лежал без движения ощущая как кровь в буквальном смысле слова хлынула по некогда пережатым верёвкой венам. Онемение постепенно спадало. Начальник розыска прикурил сигарету и сел на табурет что был привинчен к полу.

- Оклемался? – с проявившейся в голосе суровостью спросил он у Николая.

- Да...

- Ну вставай, садись напротив. Расскажешь мне всё про этот ствол. А если ты опять мне будешь всякую чушь бакланить, я опять свяжу тебя, но уже колючей проволокой.

Вставая, Николай обратил внимание на то, что дверь в камеру оставалась наполовину приоткрытой. Этот фактор тяготил его. Стоял кто-либо за ней или нет, он естественно не знал. В коридоре могли быть, как и тот худенький молодой милиционер, так и дежурный по изолятору. Они могли включить тревогу и к ним на помощь, несомненно, прибегут сотрудники дежурной части. Он пытался уловить хоть какой-то оттуда шорох, но тщетно. Стояла тишина. «Значит, надо действовать», - молниеносно решил он и покачиваясь встал. Начальник розыска всё ещё находясь во хмели и глубоко затягиваясь сигаретой искоса смотрел на поднявшегося с пола Николая. Николай сделал шаг в направлении табурета расположенного напротив сидевшего начальника розыска и за долю секунды, собрав все свои силы, совершил свой бросок. Первое что он сделал, так это как можно плотнее закрыл ладонью тому рот, а другой рукой обхватил его за шею. Тот попытался отбиваться и несколько раз произвольно ударил Николая по голове. Но Николай имел перед соперником несколько преимуществ: он был крепче в телосложении и возвышался над оперативником, так как последний сидел на табурете. Но главным преимуществом было то, что человек этот был попросту пьян. Понимая, что шум драки всё-таки смогут услышать сотрудники изолятора, Николай жёстко повернул его голову в одну из сторон и тут же услышал характерный для ломающейся кости хруст. Оперативник обмяк. Николай, то и дело оглядываясь на дверь тихо уложил уже безжизненное тело на бетонный пол. «Ну вот и всё! – молнией проскочило у него в голове. – Назад пути нет!».

— А ты кто?

Мужик вздыхает, поправляет цилиндр:

— Ну вот, опять это хуйня. Меня заебали эти игры.

Она моргает. Честно. Без иронии.

— Я... вообще ничего не помню.

Тишина. Потом — удар кулаком в зубы. Два резких хруста. Кровь на губах — тёплая, солёная.

— Теперь вспомнила? — он трясёт её за плечи. — Собирайся. У нас дело.

Но Лора уже проваливается обратно в темноту. Последнее, что слышит — крик:

— Да ёб твою мать, она опять в отрубе!

Тьма. Тишина. Лора лежит в яме, как в чреве земли. Её сознание — мутное, как вода в забытой луже. Где-то далеко доносятся голоса, музыка, хохот, но всё это кажется ей сном.

Пока не приходит она. Тень наклоняется над ямой. Черные кружева, кожаный корсет, пирсинг в бровях и губах — каждый шип будто подчеркивает: эта женщина не шутит.

— Лора. Просыпайся.

Голос низкий, хрипловатый — как скрип несмазанных ворот старого склепа. Лора моргает. Голова раскалывается, зубы ноют (где-то там два отсутствуют).

— Ч… что случилось?

Женщина в черном вздыхает, закуривает сигарету (дым пахнет ладаном и чем-то горьким).

— Ты не помнишь? Опять.

Она протягивает руку, помогает Лоре выбраться из ямы. Земля осыпается с её платья, как пепел.

Вокруг — пусто. Ни рокеров, ни рыжего ублюдка с пентаграммами в глазах. Только холодный ветер, далекий гул поездов и вороны, наблюдающие с крестов.

— Кто ты? — хрипит Лора, вытирая кровь с губ.

Женщина усмехается.

— Я — та, кто здесь главная. А ты — моя проблема.

Она берет Лору за подбородок, заставляет посмотреть себе в глаза.

— Расскажи, что ты видела перед тем, как отрубиться.

Лора морщится. Воспоминания — как рваные кадры старой кинопленки:

Рыжий мужик. Его удар. Толпа. Кто-то кричал "На дело!" Северное сияние. Зеленый свет, который резал глаза.

— Они… хотели что-то украсть, — шепчет Лора.

Женщина в черном затягивается, выпускает дым колечком.

— Не "что-то". Они хотели украсть тебя.

Комната, обитая черным бархатом, пахнет кожей, ладаном и дорогим виски. На стене — чучело ворона с распростертыми крыльями, на столе — старинный кинжал и пачка сигарет «Беломор».

Подруга Лоры — Марго — развалилась в кресле, затягиваясь через серебряный мундштук. Её пирсинг блестит при свете красной лампы, а в глазах — смесь усталости и восторга.

— Ну что, мой трупный цветочек, вспомнила хоть что-то?

Лора касается распухшей губы, проводит языком по дыркам от выбитых зубов. И вдруг — вспыхивает.

— Он ударил меня… а мне понравилось.

Марго закатывает глаза и хохочет, выпуская дым колечком.

— Ну конечно, дура! Ты же всегда была такой. Помнишь, как мы в первый раз познакомились? Ты тогда на кладбище устроила оргию в склепе, а потом рыдала, потому что «мертвецы не оценили».

Лора морщится. В голове — обрывки:

Рыжий. Его руки, затянутые в кожаные перчатки. Боль. Острая, чистая, как удар ножа.

Восклицание: «Ты живая?!» — но чей это был голос?

— Я… не помню, зачем он это сделал.

Марго пожимает плечами, встает и протягивает Лоре руку.

— Да похуй. Пойдем, я тебе покажу кое-что веселее.

Нарния. БДСМ-подземелье

За потертой дверью с табличкой «Кабинет №13» открывается другой мир:

Красные фонари, бросающие тени на стены, исписанные стихами Бодлера. Стоны — то ли от боли, то ли от восторга. Запах — металл, пот, дорогие духи.

Марго ведет Лору через лабиринт комнат:

— Вот тут наказывают.

— Тут целуют ноги.

— А тут… — она останавливается у черной занавески, — …тут умирают.

Лора замирает.

— Правда?

Марго смеется, откидывает занавеску. Комната пуста. Только зеркало во всю стену, а перед ним — петля из черного шелка.

— Нет, дура. Тут притворяются, что умирают. Но ты-то знаешь настоящее, да?

Лора подходит ближе. В зеркале — ее отражение. Но что-то не так. У другой Лоры — нет зубов. И она улыбается.

Марго предложила Лоре полежать на горящих углях и потом на гвоздях для усиления боли. Лора так афигела с этого и так взбудоражилась, что будто тело автоматом разделось до гола, поцеловало Марго в щёчку, и та легла на угли сразу же горячие, а потом на колючка. Лора из-за любви к смерти любила из себя изображать богиню Мару и считала, что ей ни пирсинг, ни тату не нужно было. Бледная брюнетка с аккуратными волосами и белой одеждой, ибо белый на Руси - это был цвет траура, а Марго, которая просто любила жить со смертью, и представляла себе смерть мужиком. Смерть-мужик не имел жалости, хотела поспорить со смертью, делая разный бодмод.  После чего Лора и Марго мучили друг друга - они решили покурить косячок. Марго предложила разблокировать телефон Лоры и посмотреть на фото чтобы она вспомнила. А там что только на фото нет. Фото с разными богатеями и бизнесменами. Как она начала и эскорта, а от туда перешла на карманные кражи ибо они были выгоднее, и со временем её называли кенгурёнышем, ибо она в себе могла килограммы разной наркоты перенести, но в этот раз произошла неувязочка. Она решила продегустировать тёмный порошок, и этот порошок улетучил её память.

Марго ухмыльнулась, раздувая угли в жаровне.

— Ну что, богиня Мара, готова к очищению?

Лора уже стояла голая, бледная, как лунный свет на могильных плитах. Её тело — без единой татуировки, без пирсинга, только следы старых шрамов, будто кто-то уже пытался вырезать из неё память.

— Ты знаешь, я не люблю украшения, — прошептала она, целуя Марго в щёку. — Смерть должна быть чистой.

Марго рассмеялась и плюхнулась на раскалённые угли. Кожа зашипела, но она лишь закатила глаза от наслаждения. Потом перекатилась на доску с гвоздями, оставляя на них капли крови.

— Твоя очередь, мертвая девочка.

Лора легла следом. Боль пронзила её, как электричество, но вместо крика — только тихий стон. Она чувствовала, как огонь и железо сливаются в ней, будто тело вспоминает что-то древнее. Косячок и разблокированный телефон. После они курили траву, смешанную с чем-то горьким — возможно, с пеплом. Марго взяла телефон Лоры, разблокировала его (отпечаток всё ещё работал) и залипла.

— Ну и фотоальбом, детка!

Лора заглянула через плечо. Что там было:

Бизнесмены в дорогих костюмах (некоторые — с закрытыми глазами, будто спящие). Яхты, клубы, чемоданы с деньгами (и Лора в центре, улыбающаяся, с бокалом вина). Фото со складов (мешки с белым порошком, а она — как "кенгурёнок", с животом, полным товара).

— Ты была эскортницей? — спросила Марго.

— Нет, — Лора потрогала экран. — Я была вором. Эскорт — это просто прикрытие.

Потом последнее фото — тёмный порошок в маленьком пакетике.

— А это что?

Лора вдруг вспомнила. Порошок, который стёр память. Она взяла его у одного клиента — богатого уёбка, который шепнул: «Это не для продажи. Это для тех, кто хочет забыть. Лора попробовала. И… Провал. Потом — только обрывки: Рыжий (его звали Слава?). Чей-то крик: «Ты же не должна была это трогать!» Северное сияние над Москвой — но зелёное как яд.

— Блядь, — прошептала Лора. — Меня подставили.

Марго затянулась, выпустила дым ей в лицо.

— Ну конечно, дура. Ты же не просто так очнулась в могиле.

Порошок этот оказался товаром Диогена, который она должна доставить в то самое подземелье, а он же будет близко по времени встречи с Эстер. Смартфон, который был у Лоры - это был непростой смартфон. Этими штучками пользуется криминальный мир для того, чтобы не спалиться перед органами. С неведомого приложения пишет Диоген о месте и времени встречи. Лора немного теряется и Марго предлагает ей помочь на время, а вопросы кладбища и тусычи она уберёт, ибо она там же тусила до 3 ночи пока не было срочное дело. Её мужик вспомнил, что этот тёмный порошок у Лоры. Свернул с дороги и его сбил камаз, как и пол команды, ибо пол команды тоже упоролось этим тёмным порошком и не помнило ничего, а другие были простой шпаной, которая была в банде. Они разбежались и эта банда больше не жила. Марго решила подвезти на встречу на Курскую Лору.

Марго вела машину по пустынным улицам, изредка поглядывая на Лору. Та сидела, сжимая в руке странный смартфон — устройство с треснутым экраном и приложением, которое само удаляло переписку через пять секунд после прочтения.

— Ты вообще помнишь, как выглядит этот Диоген? — спросила Марго, закуривая.

Лора молчала. В голове всплывали обрывки:

Старик в рваном плаще. Глаза, как у ворона. Фраза: «Ты не должна была это нюхать, королева помойки.»

— Он… воняет портвейном и полынью, — наконец выдавила она.

Марго фыркнула:

— Ну хоть что-то.

Внезапно Лора вспомнила ещё кое-что. Её "мужик" — Слава. Рыжий ублюдок с пентаграммами в глазах. Он узнал про порошок. Разозлился. Свернул с дороги, чтобы догнать её… И тут — удар. Камаз. Половина банды — те, кто нюхал порошок — даже не поняли, что произошло. Они просто стояли, тупо улыбаясь, пока металл дробил их кости. Остальные — мелкая шпана — разбежались. Банды больше нет. Лора сжала кулаки.

— Это не случайность.

Марго резко свернула в переулок.

— Конечно, нет. Это Диоген почистил хвосты.

Дверь захлопнулась за Лорой с глухим стуком, будто гробовая крышка. Зал был точно таким же, как когда-то у Эстер: Синие неоновые трубки оплетали стены, как вены мертвого города. Барная стойка — поцарапанная, с липкими кругами от стаканов. За ней — тот самый уставший бармен, вытирающий бокал грязной тряпкой. Гости за столиками — неподвижные, с пустыми глазами. Пьют один и тот же прозрачный коктейль («Лимбо»), но уровень в бокалах не уменьшается. На стене проектор показывал карту Москвы без названий, а из динамиков лилась «My Way» в исполнении Бони М — но пластинка заедала на слове "crime".

Лара (девушка в красном) сидела в углу. Та самая, что когда-то сказала Эстер: «Ты новенькая? Здесь все новенькие».

— О! — Она подняла бокал. — Королева пепла вернулась.

Лора немного поговорила с Эстер. Всё внезапно останавливается и она слышит, как кто-то хлопает руками. Это был Диоген, который смеётся нервно и говорит, что это должно произойти позже, но он рад, что Лора заглянула. Лора призналась,что она попробовала порошок и забыла всё. Диоген сказал,что да. Один раз попробовать, то можно вспомнить всё, а если попробовать второй раз, то можно зайти всё. И спрашивает её если она хочет вспомнить, пока всё вокруг замерло и ничто не двигалось.

Всё остановилось.

Музыка застыла на одном ноющем звуке. Дым замер в воздухе, как вуаль. Даже Ларин бокал, поднятый в тосте, завис на месте, и капли «Лимбо» повисли в воздухе, будто стеклянные бусины.

Только Диоген хлопал в ладоши, его смех — хриплый, нервный, как скрип несмазанных качелей.

— Ха! Так должно было случиться позже… но я рад, что ты заглянула, королева пепла!

Лора почувствовала, как пол уходит из-под ног. Она схватилась за стойку, но бармен не шевелился — его лицо застыло в полуулыбке, будто маска.

— Что… что происходит?

Диоген перестал хлопать, вытер ладони о рваный плащ.

— Ты попробовала порошок. Один раз — и забыла. Второй раз… — он наклонился ближе, и его дыхание пахло полынью и электричеством, — …и ты забываешь навсегда.

Он щёлкнул пальцами. На стене вспыхнуло изображение:

Лора, но в белом платье, стоящая у входа в склеп. Эстер, пишущая что-то кровью на зеркале. Человек в шляпе, разрывающий страницу с надписью «21:00. Склад №13».

— Хочешь вспомнить? — прошептал Диоген. — Сейчас только ты и я настоящие. Остальное — декорации.

Лора говорит да, на что Диоген говорит ей, что она должна этого сильно захотеть. И он предложил ей войти в гипноз и пройти по 9 моментам из её жизни и понять стоит ли эту жизнь такую жить. Лора согласилась, и он помещает её в гипноз первого момента жизни. Это было её рождение.

Советский телевизор «Рекорд» скрипит, экран мигает, показывая размытые кадры. Где-то за стеной сосед стучит по батарее. Диоген щёлкает пультом, и на экране всплывает надпись:

«Вербилки. 1999 год. Девочка с семечками»

Кадр 1: Улица.

Маленькая Лора (7 лет, рыжая, в розовых шортах и с ободранными коленками) катается на велосипеде «Аист». За ней бежит дворовый пёс Бобик (подозрительно похожий на волка).

Диоген (с сарказмом):

— О, смотри-ка — ангелочек на велике! Это точно ты? Не перепутали в роддоме?

Лора (бросает в него подушкой):

— Заткнись, это я!

Кадр 2: Лавочка у подъезда. Лора с подружками (Светкой, у которой вечно сопли, и Надькой, что уже в 8 лет курит «Беломор») клянчат у студентов из колледжа семечки. Студент (с бородой и в очках, как молодой Ленин):

— На, малявки, только не орите.

Надька (шепчет Лоре):

— А мне вчера старшие пацаны пиво дали…

Лора (с восторгом):

— Ну и как?

Надька (плюётся):

— Гадость, как квас, только горче.

Диоген (качает головой):

— Вот оно — начало пути истинного маргинала…

Кадр 3: Рыбалка с отцом. Лора сидит на берегу канала имени Москвы рядом с папой (мужик в кепке «Урал» и с неизменной банкой «Охоты крепкой»). Папа (мудро):

— Рыба, доча, она как жизнь — клюёт только на ту хрень, в которую сама не веришь. Лора (серьёзно):

— Пап, а почему у нас в Дубне такой странный реактор?

Папа (не отрываясь от удочки):

— Потому что учёные тоже люди. Им тоже скучно.

Диоген (вставляет реплику с дивана):

— Гениально. Вот откуда у тебя философская жилка — папа-то ясен пень где-то в Сколково засветился…

Кадр 4: Вечер. Лора возвращается домой, вся в репьях. В кармане — камень с дыркой («на счастье»), пустая банка из-под пива («на память») и конфета «Мишка на Севере» (уже растаявшая). Диоген (с пафосом):

— И вот она — чистая душа, ещё не испорченная «Белой гвардией» и Кастанедой!

Лора (бросает в него второй подушкой):

— Да заткнись ты!

Финал серии: Телевизор гаснет. На экране — последняя надпись:«Продолжение следует… (если Лора не передумает)» Диоген (вкрадчиво):

— Ну что, смотрим следующую серию? Там ты в 12 лет уже бутылки из-под портвейна коллекционируешь…

Лора (хватает пульт и выдёргивает шнур из розетки):

— Всё. Ясно. Это был заговор.

Диоген (невинно):

— Зато теперь ты знаешь — твоя жизнь могла бы быть сериалом на РЕН ТВ.

Лора (уже смеётся):

— Идиот… (Но где-то в углу комнаты камень с дыркой тихо подмигивает.)

P.S. Уровень ностальгии: «10/10, но лучше бы я это забыла».

Лора немного прослезилась и начала рассказывать про маленькие секреты этого детства и не понимала, почему она должна забывать такую жизнь, на что Диоген начинает смеяться, и показывает второй момент из жизни. Как она убила первого человека, и это было случайно. Это было в Ялте. На её семью напал человек. Её мужа вырубил пьяный мужик, и она нашла кирпич на асфальте и не рассчитав силы раскраила ему череп. Диоген показывает этот момент.

Экран телевизора заливается красным — будто кто-то пролил на него вино. Надпись:

«Ялта. 2014 год. Первая кровь»

Кадр 1: Набережная ночью.

Молодая Лора (25 лет) и её муж Макс идут по променаду. Он несёт в руках мороженое «Пломбир», она — коктейль в пластиковом стакане. Всё как в дешёвом ромкоме.

Диоген (за кадром, с пафосом):

— И вот он, момент истины! Когда жизнь говорит: «Сюрприз, сучка!»

Кадр 2: Пьяный мужик в тельняшке.

Он шатается, тычет пальцем в Макса:

— «Ты чё, падла, на мою жену смотришь?!»

(Примечание: Его «жена» — это бутылка «Крымской жемчужины», которую он обнимает, как невесту.)

Макс, спортсмен и пофигист, отмахивается:

— «Да иди ты, дядь…»

БАЦ!

Тельняшка бьёт его бутылкой по голове. Макс падает.

Кадр 3: Лора и кирпич.

Камера медленно опускается к асфальту. Лежит тот самый кирпич. Рыжий, пористый, будто ждал её всю жизнь. Лора поднимает его.

Диоген (шепотом):

— Вот и выбор, детка…

Кадр 4: Удар.

Не в замедленной съёмке. Не под музыку. Просто хруст. Пьяный мужик оседает, как мешок с картошкой. Лора стоит над ним, тяжело дышит. В руке — кирпич. На кирпиче — кусочек.

Кадр 5: Титр.

«Он выжил. Но его мозг теперь напоминает холодец.»

Реакция Лоры:

Она смотрит на экран, лицо — как маска.

— «Я… Я не хотела.»

Диоген хрустит попкорном (откуда он его взял?):

— Конечно не хотела. Но кирпич — он такой… убедительный.

Лора вдруг смеётся — истерично, до слёз:

— «Бля… Я думала, он просто отключится!»

Диоген пожимает плечами:

— Ну, технически, он и правда «отключился». Навсегда.

Финал серии:

На экране — пляж Ялты. Волны. Дети смеются. А в углу кадра — тот самый кирпич. Теперь он лежит на могиле тельняшки.

Диоген (выключает телевизор):

— Ну что, продолжим? Дальше у нас… ой, нет, это уже третья серия. Там про твоё знакомство с Кастанедой и как ты чуть не сожгла «Белые купола».

Лора молчит. Но в её глазах — что-то новое. Может быть — страх. А может — ощущение власти. (Кирпич, кстати, до сих пор с ней. Он теперь — её талисман.)

P.S. Уровень жестокости: «Ну, хотя бы не топором».

Лора лежит на полу, скрючившись, как раненый зверь. Глаза красные, пальцы впились в ковёр так, что кажется, она пытается вырвать из него память.

— "Они пришли... через месяц. Сказали — кровь за кровь. Макса... Макса закопали в лесу за посёлком. А малыша... малыша..."

Голос срывается.

Диоген молча садится рядом, достаёт из кармана странную флягу — пахнет то ли абсентом, то ли бензином.

— "Хлебнёшь? Не для храбрости. Для тишины."

Лора отшвыривает флягу. Та падает, из неё вытекает чёрная жидкость — и вдруг вспыхивает синим.

— "Я ДОЛЖНА БЫЛА ПРОСТО УБЕЖАТЬ! ПРОСТО БЕЖАТЬ, А НЕ..."

Диоген вздыхает, берёт её за подбородок — жёстко, почти по-отцовски.

— "Слушай сюда, рыжая. Ты не виновата. Виноват кирпич. Виновна Ялта. Виноват этот ёбаный мир, где братва решает, кому жить, а кому — нет. Но не ты."

Лора задыхается, но уже не кричит.

— "А ребёнок... он где?"

Диоген отводит взгляд.

— "Ты правда хочешь знать? Потому что дальше будет хуже. Там нет хэппи-эндов. Только правда."

Лора закрывает глаза.

— "Включи."

Экран снова загорается.

Надпись:

«Вербилки. 2014 год. Конец семьи»

Кадр 1: Дом.

Лора прижимает к груди двухлетнего сына (рыжий, как она, с её глазами). За окном — чёрные "Волги".

Кадр 2: Братва. Трое. У одного топор. У второго пистолет. У третьего — мешок. Кадр 3: Макс. Его вытаскивают из дома за ноги. Жив ещё. Кричит: "Лора, беги!"Кадр 4: Выстрел. Тихий, как хлопок пробки. Кадр 5: Лора. Она уже бежит через лес. Ребёнок плачет у неё на руках. Кадр 6: Река. Лора спотыкается. Малыш выпадает... И — ЧЁРНЫЙ ЭКРАН. Титр: "Они нашли его первым." Лора не плачет. Она смеётся.

— "Вот и всё? Вот и вся моя жизнь? Кирпич, труп, мёртвый ребёнок?"

Диоген молчит.

— "Тогда зачем ты мне это показываешь?!"

Она вскакивает, хватает пульт, швыряет его в стену. Но Диоген уже стоит у двери.

— "Потому что ты сама попросила."

Диоген оставил её в покое. Лора осталась в этом баре. Несколько дней молчала и смотрела на свои фото и видео смартфона и многие фотографии у неё не вызывали никаких чувств. Спустя 7 дней она очухалась и увидела Эстер, которая была первой девушкой, с которой Лора захотела поговорить спустя долго время и прошла с ней пока Эстер не пропала ещё в 5-й комнате, и Лора спросила почему Диоген представлял себе встречу Лоры и Эстер так часто.

Лора и Диоген: "Почему именно Эстер?"  (Бар «Лимб». Седьмой день. Лора сидит за стойкой, перед ней — стакан с чем-то, что уже давно перестало быть алкоголем. Входит Диоген, держа в руках старый кинопроектор. На экране — бесконечные кадры её встреч с Эстер.)

Лора (тихо, не оборачиваясь):

— Ты показывал мне детство. Показывал, как я убила человека. Показал, как потеряла всё. Но… почему так много Эстер?

Диоген (включает проектор, на экране — момент их первой встречи на набережной):

— Вас связывает тонкая нить судьбы. Мне любопытно почему..

(Кадры сменяются: Лора и Эстер в баре, в подполье, в «Белых куполах».)

Лора (сжимает стакан):

— Она просто случайная девушка. Я могла бы встретить кого угодно.

Диоген (смеётся, перематывая плёнку):

— Случайность? Это мы и посмотрим.

(На экране — Эстер в «Таверне», пьющая «Балтику» и смеющаяся над блогером про Ренессанс. Затем — Лора, смотрящая на неё с неожиданным интересом.)

Диоген (указывает на экран):

— Вот смотри. Ты никого не подпускала близко после Ялты. Но её — подпустила. Почему?

Лора (молчит, потом срывается):

— Ну, ты загнался. Мне надо было поговорить с кем-то. Я не знаю.

Диоген (кивает):

— Именно. Вы обе потеряли всё. Ты — семью. Она — саму себя. Но разница в том…

(Перемотка. Кадр: Эстер улыбается после всего, что с ней произошло.)

— …что она не боится помнить.

Лора (встаёт, голос дрожит):

— И что? Ты хочешь, чтобы я тоже начала улыбаться, как дура? После всего, что было?

Диоген (выключает проектор, внезапно серьёзный):

— Нет. Я хочу, чтобы ты перестала бояться тех, кто тебя понимает.

(Пауза. Где-то за стойкой падает бокал. Звук разбитого стекла.)

— Эстер *уже в 5-й комнате*. Ты знаешь, что там. И если хочешь — можешь пойти за ней.

Лора (после долгой паузы, вдруг ухмыляется):

— Чёрт… Ты же знал, что я пойду.

Диоген (достаёт из кармана ржавый ключ с гравировкой «№5»):

— Конечно знал. Ведь я и есть твой страх. И твоя надежда.

(Бросает ключ ей. Она ловит.)

— Ну что, рыжая? Готова увидеть, что там?

Лора попросила пройти её память. Диоген показывает её память, как Лора сбежала из Вербилок, ибо её там ничего не держало. Она начала жить по сквотам, где упарывалась жёсткими наркотиками, но не смертельными. Из рыжего она перекрасилась в чёрный чтобы менты её не узнавали, ибо тогда она начала в своей жопе проносить наркотики и воровать деньги и встретилась случайно с культом любовников смерти. И она поняла, что это её люди. Она полюбила боль, она полюбила смерть, создала из своего сквота свою братву, часть которой умерла, а другая часть, встав на ноги отомстила за её семью очень жесткоим образом и она стала воровкой и мазохисткой, которую никогда не видел мир. Она обожала боль, смерть и облегчение от отмщения.

Лора: "Кодекс боли"

(Диоген щелкает пальцами. Экран телевизора взрывается кадрами, как перемотка VHS на максимальной скорости. На секунду мелькает Вербилки — пустой дом, разбитые окна, следы крови на пороге. Потом — прыжок во тьму.)

Лора не ушла — она сбежала, как зверь с перебитой лапой. Вологда, 2015. Первый сквот. Пахнет плесенью, дешёвым феном и чужим потом. Она красит волосы в чёрный ("чтобы не быть рыжей, как та девочка из прошлого").

Петербург, 2016. Первый арест. Менты тычут пальцем: "Ты ж та рыжая с Ялты, да?" Она смеётся и показывает фальшивый паспорт. Её отпускают.

(Кадр: Лора в подъезде, жгущая паспорт зажигалкой. Глаза пустые.)

Она не колется — она экспериментирует. Дезоморфин. Чтобы не чувствовать. Соль. Чтобы не спать. Кетамин. Чтобы видеть сына во сне.(Кадр: Лора на грязном матрасе, в руке — шприц. На стене над ней нацарапано: "Я ещё не умерла. Это ошибка.")

Она не искала их — они нашли её. "Любовники Смерти". Глазастые юнцы в чёрных плащах. Их ритуал: "Боль — это поцелуй Бога". Они режут ладони, пьют друг у друга кровь, смешивают её с абсентом. Лора смеётся: "Вы, блять, даже не знаете, что такое настоящая боль." (Кадр: Лора бьёт культиста ножом в бедро. Он стебётся, истекая кровью: "Ну наконец-то настоящая!")

Она не лидер — она призрак. Серый. Бывший зэк. Любит ломать пальцы тем, кто должен. Чёрт. Химик-самоучка. Варит наркоту для богатых. Лиса. Девчонка-карманница. Обожает Лору, как старшую сестру. (Кадр: Они поджигают дом ялтинской братвы. Лора не смотрит на пламя. Она жуёт жвачку и поправляет чёрные перчатки.) Она не убивала — она давала выбор. Тельняшка (тот самый, с Ялты) жив. Но его глаз теперь стеклянный, а язык — отрезан. Его шеф ("Костя-Мясник") найден в мясном цеху. Без кистей. На груди вырезано: "Семья — это навсегда." (Кадр: Лора курит на фоне горящей "Волги". Серый спрашивает: "Ты довольна?" Она пожимает плечами: "Это не про довольство. Это про закрытие депозита.")

Она не мазохистка — она архивариус своей агонии. Режет себя — но не, чтобы умереть, а чтобы помнить. Спится на голом полу — потому что мягкое стирает память. Любит одного парня (Чёрта) — но только когда он бьёт её по рёбрам. (Кадр: Лора лежит в ванной со льдом. На груди — шрам в форме детской ладони. "Это мой сын", — шепчет она. Чёрт молча наливает ей водки.) Диоген (выключает экран):

— Ну что, рыжая? Теперь ты поняла, почему Эстер?

Лора (показывает ему средний палец, но ухмыляется):

— Потому что она единственная, кто не боится меня спросить: "Больно?"

Диоген *(кивает, достаёт новую кассету с надписью "5-я комната")*:

— Тогда пошли. Там её очередь вспоминать.

(Лора берёт кассету. На обратной стороне надпись: "Ты не боишься боли. Ты боишься перестать её чувствовать.")

P.S. Уровень тьмы: "11/10. Но хотя бы стильно."

Лора вылезает из подполья. Солнце бьёт по глазам, но она не щурится — привыкла к тьме. Смартфон в руке. Одно сообщение: «Ждём. Культ, братва, твои грехи — всё на месте.» Она не отвечает. Просто включает геолокацию — пусть все видят, где она.

Братва встречает её у старого гаража. Серый курит, Чёрт держит в руках новый кирпич (чистый, неиспользованный). Лиса бросается обнимать её, как щенок. "Скучали, сестра," — говорит Серый. Лора молча берёт кирпич, кладёт в сумку. (Они понимают. Это не оружие. Это — память.)

Девушки в чёрном уже ждут в полуразрушенной церкви. Они не радуются — они кланяются. "Ты вернулась не для нас," — говорит старшая. Лора проходит мимо, касается алтаря. На нём — свежие цветы. "Нет. Я вернулась для себя."

Эстер — сидит на складе №13, пьёт «Балтику» и смеётся над голосом в наушниках. Лена — в «Белых куполах», гадает на картах Таро чужим людям, но видит только одно лицо — человека в шляпе. Витя — где-то в Рязани, чинит старый «Урал» и не думает о прошлом. (Все на своих местах. Все ждут.)

Лора закуривает на крыше гаража. Внизу — её люди. Вдали — город, который её не хочет. Диоген (голос из ниоткуда):

— "Ну что, тень? Довольна?"

Лора не отвечает. Но впервые за долгие годы — улыбается.

Вдруг, стоявший у окна мордоворот быстрым шагом направился к входной двери и бросив на ходу своему подельнику: «Это босс приехал» открыл дверь настежь и вышел в сенцы. Через минуту он вернулся обратно, но уже не один. Вместе с ним в дом вошёл седоволосый мужчина лет шестидесяти. В глаза Ленки сразу же бросилась увесистая золотая цепь на его толстой шее. На нём была рубашка, по всей вероятности очень дорогая с короткими рукавами, а ниже обеих локтей она заприметила множество татуировок. Почти на всех пальцах красовались татуировки похожие на перстни. Как ни странно, мужчина улыбался. Сначала он подошёл к участковому:

- Ты, что же это, друг мой, ситный, - тихо сказал он ему. - Решил бортануть меня по тихой? Да? Я, тебе говорил, что документ нужно привезти мне?

Участковый судорожно закивал головой:

- Говорил…

- Ну, а тогда зачем ты его привёз ей, - он кивнул головой на Ленку.

-Так…я это. Я подумал, что вы сами заберёте у неё.

- Он, видите ли, подумал…, - мужчина, скептически улыбнувшись продублировал сказанное участковым стоявшим рядом мордоворотам. Те, глуповато усмехнулись.

- Где его мотоцикл? – следом спросил он.

- В пруду, босс, - ответил тот, кого Ленка считала старшим из мордоворотов.

- Прекрасно…Значит его тоже туда отнесите. И поживее…

Оба понятливо кивнули. Участковый что-то пытался сказать, но тут же получив несколько ударов обмяк. Ленка испугалась. Она понимала, что может стать следующей и обречённо закрыла глаза. Её руки были также связаны.

- Ну, ну, ну, - услышала она перед своим лицом. Ленка медленно открыла глаза. Седоволосый татуированный мужчина смотрел прямо на неё.

- Завтра утром поедешь с нами в банк. Вот тут в договоре, - он ткнул своим пальцем на строчку в документе, - указано, что по согласию своего мужа ты вправе распорядиться деньгами. Ты их достанешь из банковской ячейки и принесёшь моему человеку, который будет ждать тебя в машине у банка. Затем напишешь расписку, что возвращаешь долг. Если выкинешь какой ни будь фортель, то твой муж поедет на зону за убийство инкассатора. Надолго. Я об этом позабочусь. А сама ты просто умрёшь. Ты меня услышала?

- Да…, - машинально ответила Ленка. – Я сделаю всё как вы сказали только пообещайте, что моего мужа выпустят. Он ведь ни в чём не виноват…

- Разумеется, - ответил тот. – Я своё слово держу.

Ленка хотела ещё сказать, что ждёт ребёнка, так, на всякий случай, чтобы её не убивали ради будущего малыша. Но в последнюю секунду передумала, понимая для себя, что вряд ли это заставит их отказаться от задуманного. Наблюдая как мордовороты заворачивают находящегося без сознания участкового в одеяло, Ленка подумала о муже. Если его до сих пор не выпустили, значит в действительности могут посадить. Выбор для неё был невелик. Она мысленно прощалась с их домом медленно осматривая комнату. Взгляд её остановился на сделанном когда-то мужем люке в потолке. В дальнейшем Николай хотел установить винтовую лестницу, ведущую на чердак. Он хотел сделать там ещё одну жилую комнату для будущих гостей, но всё как-то руки не доходили доделать.

Седоволосый уголовник уехал после того, как с пруда вернулись его мордовороты. Участкового с ними не было. Страх от переживаемых ею событий поверг Ленку в ужас. Оставалось только разве что ждать утра и довериться Господу. В который раз она перечитывала про себя молитву «Отче наш» Ленка уже потеряла счёт…

- У нас возникли проблемы с фермером, который сидит в изоляторе, - продолжил Трегубов. - Вы знаете, что он не в «сознанке», но это лишь часть проблемы. Другая её часть, и я полагаю - самая хреновая, в том, что изъятый на его ферме ствол оказался палёным. Эксперты в городском отделе провели детальную экспертизу, и несмотря на то, что заводской номер на пистолете был сбит они каким-то образом определили его последнюю цифру. Ну а дальше, как это говорится - дело техники: оперативники из УБОПа вытащили из базы все сводки по особо-тяжким преступлениям за несколько лет, где фигурировал факт применения огнестрельного оружия, и этот ствол представьте себе всплыл самым первым. Он был похищен из воинской части, а потом из него завалили инкассатора. – Четверо оперативников переглянулись между собой.

— Вот это действительно засада, - первым отреагировал на эту новость старший опер Вадим Чернов. – Я так понимаю, что это «глухарь»?

Трегубов в ответ утвердительно кивнул, и сделав раз за разом несколько глубоких затяжек сигаретой, ловко запулил оставшийся от неё фильтр в реку.

- Да. Там полная жопа. Инкассаторы потеряли своего человека и просрали большую сумму денег. Очень большую…

Тут же в разговор встрял Олег Адоньев, самый молодой оперативник в их коллективе.

- То-то я смотрю, - затараторил он, - Верка следачка сегодня с делом фермера, вся зарёванная вышла из кабинета шефа. Я подошёл в приёмной к его секретарше Светке, а та мне на ухо сказала, что шеф полчаса диким криком орал на Верку. Полоскал её конкретно. Только говорит и слышно было: кто тебе, сука, разрешил ствол на экспертизу без моего разрешения направлять!

Около минуты все сидели молча, каждый о чём-то усиленно думал. Сергей Бехтерев, самый опытный, практически уже пенсионер, первым разорвал недолгое молчание обратившись к Трегубову.

- Ты у Шахова то по этому поводу был? - спросил он у него не отводя взгляда.

- Был, - ответил Трегубов.

- И что он тебе сказал, если не секрет?

- Дал телефонограмму из ГОВД прочесть. Область начала проверку по нам. Шахов у них однозначно под колпаком. Вцепились в него: так мол и так, ствол спокойненько лежит у вас, а вся советская милиция отгребает за убийство инкассатора от генпрокурора страны.

- И что же Шахов? – не унимался Вадим.

- А что Шахов? Шахов сказал, что если его карьера на этом сраном деле закончится, то конкретно нам с вами амба будет. Напомнил про того мужика, которого вы в изоляторе мочканули. Ну того, который нашёл табельный «Макаров» участкового из соседнего района.

— Вот же, гнида, - со злобой выдавил из себя Вадим. – Слушай, а ты видел сегодня участкового Филипенко?

- Ну, видел.

- А он тебе случайно не пояснил от кого ему пришла информация, что у фермера лежит ствол?

- Сказал, что от агента, но от кого именно, не назвал. Не хочет он его называть.

Все четверо оперативников почти в один голос возмутились.

- К нему надо ехать и брать его за кадык! – остро отреагировал молчавший до этого момента Игорь Палаев. – Может его информатор много чего знает про этот ствол?! Кинем на связку, расскажет, никуда не денется! Глядишь ещё и убийство инкассатора раскроем!

- Ты уже кинул на связку фермера! Он тебе много рассказал?! – упрекнул его Трегубов.

Тот воспринял упрёк болезненно и не сдержался:

- Так нельзя! Этак нельзя! Протянем, приедут костоломы из области и сами вышибут из того же Филипенко и из его информатора всё что им надо. Они ещё и убийцу принцессы Дианы назовут! А вот нам предъявят! Скажут, что гандоны мы, и выкинут, как козлов в народное хозяйство!

- Надо однозначно что-то предпринять, – заявил Бехтерев. – Предлагаю сегодня ближе к ночи, когда все разъедутся, по полной ещё разок прессануть фермера. Не будет результата, значит надо ехать домой к Филипенко, но только брать его уже не за кадык, а за яйца. Пусть предоставит своего информатора по стволу. Ну, есть конечно ещё один вариант…

Палаев, Адоньев, Чернов, а с ними и Трегубов, вцепились в него цепкими взглядами, словно ожидали услышать от него самый лёгкий и вполне приемлемый выход из создавшейся ситуации.

– Если я правильно понимаю, - продолжил Бехтерев, - явная угроза исходит к нам от Шахова? Так?

- В целом да, - ответил Трегубов.

- Тогда, что нам мешает…убрать его? Не зря же мудрые люди говорят: нет тела, нет дела.

В разговоре воцарилась гробовая тишина, но ненадолго.

- Ты…предлагаешь грохнуть целого начальника криминальной милиции? – с интригой в голосе спросил Чернов.

Бехтерев пожал плечами:

- Почему сразу грохнуть? Может же уставший после службы человек просто не справится с рулевым управлением?

- А что мы выиграем от этого? – с интересом спросил у него Палаев.

- Как это что? Он наконец заткнётся и не будет дрючить нас напоминая о том мужике. Дело фермера развалится в суде, мы получим по строгачу, а через месяц всё устаканится. Как вам такое?

Все нервно переглянулись и дружно закурили. Трегубов бросил взгляд на Бехтерева:

- Ну, а что…в принципе это как вариант, - сказал он. – Но предлагаю всё-таки начать с фермера. Возможно, просто не дожали его до конца. Крепкий он, блядь…Он что, в десантуре служил? Я видел наколку у него на левом плече в виде парашюта.

- Я читал его протокол допроса, там про срочную не указано, - ответил Палаев.

- Ладно! Будем, действовать по обстановке, - сказал Трегубов. – Не будет толков с фермера, значит ночью навестим участкового Филипенко. А там…Там будет видно.

- Кто тебе это сказал?

Старший отвёл взгляд в сторону:

- Сорока на хвосте принесла.  «Академик» на эту аферу поставил всё. Он сказал делай что хочешь с ней, хоть глаза ей выколи, но найди либо деньги, либо банковские документы на их получение. Ты думаешь мне так хочется замочить эту бабу? А если бы я сказал ему, что нет ни того ни другого, он подумал бы, что мы с тобой с крысятничали. Ты же помнишь, что он с Фомой сделал?

Второй молчал. Его молчание говорило о том, что он не хотел, чтобы с ним повторилось то же самое, что случилось с Фомой. Из-за тысячи украденных баксов «академик» полуживого Фому залил жидким бетонным раствором в железной ванне, дождался пока затвердеет и опустил на дно реки в самой её середине.

- Ты в натуре думаешь, что это прокатит? – произнёс он уже не обращая внимание на Ленку. – У него в банке наверняка есть свой человек.

- Прокатит не прокатит, а на время он затаится.

Ленка, слушая весь их разговор теперь уже точно знала, что ей нужно сказать этим двум, чтобы они оставили её в живых. «А там, как бог даст…» - подумала она.

- Ну, что ты встал? – сказал второму старший. – Если «академик» сказал перерыть весь дом, значит это и нужно сделать. Свяжи этой сучке руки за спинку стула и берёмся за дело.

Через полчаса, Ленка, наблюдая за тем, как они по-варварски выбрасывали из самодельных шкафов её вещи и вещи Николая, тихо плакала от происходящих в её жизни страшных событий. Неожиданно почувствовав в животе слабые толчки, она вдруг поняла, что находящийся в её утробе ребёнок, таким образом успокаивает и даёт своей маме понять, чтобы она немедленно взяла себя в руки. И Ленка послушно замолчала.

Закончив своё дело, мордовороты сели отдышаться.

- Что дальше делать-то будем? – спросил у своего старшего тот, кто предпринимал попытку заступиться за неё.

Тот молча посмотрел на притихшую Ленку и тут же отвёл от неё взгляд.

- Ждать будем. По крайней мере до завтра. Утром опять схожу позвоню ему. Посмотрю, что он ещё придумал.

- А если за это время сюда менты приедут? Или муженька её выпустят?

Старший усмехнулся:

- Менты? Вряд ли. У них есть палёный ствол, им больше ничего не нужно. Что они погонят сюда по бездорожью за тридцать километров свой еле дышащий УАЗик, я также сомневаюсь. А «баклана» её они не отпустят. Он уже обречён. Себя вспомни, когда тебе менты «перо» на вокзале подкинули. Хоть оно было и не твоё, но срок за него ты отмахал по полной. Тебя же никто не отпустил?

- Не отпустили…

Ну вот, то-то же.

- Да тише ты, - предупредил его второй. - Баба-то слышит.

- Пусть слышит. Один хрен живой мы её тут не оставим.

Второй встрепенулся:

- А мне лишняя мокруха не нужна!

- Да какая блядь мокруха? Она сама вздёрнется. – Старший, рассмеявшись бросил студящий взгляд на Ленку.

- Правильно я говорю? – спросил он у неё не пряча ухмылки.

Ленка, сидя на стуле молчала, но своего взгляда от него не отвела.

- Ты только посмотри, братан, сколько в ней злости, - сказал старший.

- Она беременна, - ответил второй.

Старший, услышав это посмотрел ещё раз на Ленку, затем вернул свой взгляд на подельника и громко рассмеялся:

— Вот и оставь тебя наедине с бабой!

Второй укоризненно прервал его смех:

- Фильтруй базар свой! Отвечаю, это она мне так сказала!

Старший плюнул на пол:

- Для меня это ничего не меняет. «Академик» чётко и ясно сказал мне: бабу в конце убрать!

Только сейчас Ленка осознала, что всё на самом деле куда страшнее. Нет, не за себя она сейчас переживала. За ребёнка. Убьют её, погибнет и он. Измучив себя этими мыслями, она усердно думала о том, как ей выжить в этой ситуации. Быть может подыграть им? Сказать, что да, действительно, договор у мужа и что если она поедет к нему, то непременно заберёт документ и конечно же отдаст его им. Но поверят ли ей эти двое? Она напряглась и решилась попробовать пойти на это.

- Я хочу сказать правду, - неожиданно для себя самой произнесла Ленка. – Я действительно беременна…Ваш товарищ не обманывает вас, деньги лежат в банке. Я помогу вам, и вы получите эти чёртовы деньги. А вы в обмен на это, ради моего ребёнка, не станете меня убивать. Пожалуйста…

- Опана! – воскликнул старший. – Неужели ты своими куриными мозгами решила, что мы поверим тебе?

- Можете проверить. Правда я не знаю, как вы это сделаете, но…я не вру. Без моего присутствия в банке взять деньги вы не сможете. Я в договоре указана вторым получателем после мужа. Дайте мне попить воды…

Старший кивнул второму. Тот набрал в кружку воды и позволил ей вдоволь напиться. Она жадно выпила всю воду.

— Это же меняет дело! - обрадованно воскликнул старший. Второй мордоворот также обрадовался признанию Ленки.

- Замётано! - сказал старший и обратился к своему

подельнику. – Завтра утром я позвоню «академику». Пусть сам решает, как быть дальше. Если это всё не фуфло, я её не трону.