Продолжение поста «Фермер»⁠⁠8

Глава 14

Издавая натужный металлический скрип, массивная железная дверь камеры изолятора грузно распахнулась. В её проёме, сквозь жёлто тусклый свет, излучаемый от единственной замурованной на потолке лампочки, Николай увидел уже знакомый ему худощавый силуэт паренька милиционера. Тот, перешагнув через порог вгляделся в затемнённый угол камеры, где, опираясь спиной на бетонную стену сидел Николай. В руке у милиционера была жестяная кружка, на горловине которой лежал кусок хлеба. Он поставил кружку на пол.

- Мужик! Ты, меня слышишь? – негромко обратился к нему милиционер. – На-ка вот, перекуси малость.

Ничего не ответив и даже не пошевельнувшись, Николай прикрыл усталые глаза, а открыл их вновь лишь тогда, когда тяжёлая дверь закрылась и он опять остался наедине со своей неопределённостью, тревогой и гневом. Да, да – гневом. К кружке Николай так и не притронулся. Всё время, начиная с момента примерки противогаза и удара резиновой палки по его затылку он словно находился на перепутье своего сознания, где реальность расслоилась, раскрошилась как сгнившая доска. Но даже в этом состоянии он удержался благодаря какой-то волшебной нити, на другом конце которой светился образ его Лены. Это она держала его изо всех сил, наматывая для надёжности на свою тонкую женскую ручку эту самую спасительную и связывающую их между собой нить. Сейчас он как никогда чувствовал, насколько сильна была его ответственность за жену и пока ещё не родившегося ребёнка. Вспомнилось вдруг как возвращаясь домой после дембеля на железнодорожном вокзале Курска к нему дремавшему на скамье в ожидании поезда подошёл наряд милиции. Проверив его документы, старший лейтенант с улыбкой предложил пойти на службу в органы, но Николай отказался сказав, что хочет связать свою трудовую деятельность с землёй, а конкретнее пахать и сеять, чтобы испытывать удовольствие от своего труда. Оказавшись здесь, он понял, что не прогадал в выборе профессии. «В семье не без урода», - так часто говорил в Афгане их старшина. «Получается, - мелькнуло в голове у Николая, - что я попал в логово этих уродов». Сегодня ему хотелось дать им отпор, уж если и сесть, то за справедливость. Но как же без него Лена? Как их мечта о постройке нового дома? Николай сжал кулаки. Он надеялся, что восторжествует правда и факт его невиновности всплывёт наружу. Однако, обнаруженный в коровнике пистолет всё же не давал ему покоя. Грешить на участкового инспектора и уж тем более обвинять того в том, что пистолет подкинул именно он, Николай не спешил, но почему бы следователю или тем же оперативникам не проверить его версию. Он повернулся на бок и вдруг услышал доносящиеся из коридора изолятора мужские голоса. Тут же, громыхая запорами и замками дверь открылась и в камеру, где находился Николай вошли те же самые оперативники, которые надевали на его голову противогаз и били резиновыми палками. Резиновые палки были в их руках и на этот раз, но кроме этого

с собой они принесли несколько верёвок и деревянный черенок от лопаты. В камере было душно и запах алкоголя, исходящий от агрессивно настроенных оперативников, быстро распространился в замкнутом пространстве. Николай встал с пола.

Трегубов обратился к дежурному изолятора, стоявшему позади.

- Чернышов, в изолятор никого не впускать! И помощника своего предупреди!

Тот понятливо кивнул головой.

Трегубов оглядел Николая с головы до ног.

- Я надеюсь, что ты всё вспомнил и сейчас чистосердечно расскажешь нам как у тебя появился этот ствол? – спросил он у Николая.

- Всё что я считал необходимым, я уже рассказал следователю, - твёрдым и уверенным голосом заявил Николай. – То, что вы обнаружили в моём коровнике мне не принадлежит. Хочу лишь дополнить следующее. Я вспомнил, что за несколько дней до обыска в коровнике, ко мне на ферму приходил ваш участковый, по фамилии кажется Филипенко. Он сказал, что где-то произошла кража и он хотел бы в моём присутствии осмотреть мои сельхоз строения. Так как мне скрывать было нечего я естественно согласился. Кроме участкового никто из посторонних в коровник не заходил. Думаю, что вам необходимо побеседовать с ним. Возможно, он вам и прояснит ситуацию.

- Понятно…, - злобно произнёс Трегубов и обернулся к своим

подчинённым:

- Что вы смотрите?! Бросайте его на связку!

Те, все четверо дружно навалились на Николая, грубо повалили его лицом на бетонный пол.

- Что вы делаете?! – закричал Николай. – Я на самом деле ничего не знаю про этот пистолет!

На его крик не реагировали. Трегубов стоял рядом и наблюдал за потасовкой.

Несмотря на то, что Николай всячески сопротивлялся оперативникам удалось связать его руки за спиной, а также и ноги. После этого они жёстко скрестили руки и ноги в районе поясницы. Невыносимая боль заставила Николая заскрипеть зубами. Просунув в верёвочный узел черенок, оперативники подняли его тело и не обращая внимания на истошные вопли Николая, то опускали его на пол, то вновь поднимали. После нескольких таких поднятий и опусканий Трегубов одержимый получением положительного результата от данного мероприятия обхватил пальцами шею Николая и прошипел ему в лицо:

- Что, сука! Больно?! А ты думал, что мы с тобой играться здесь будем?! Я в последний раз у тебя спрашиваю, где ты взял ствол?! Если ты сейчас скажешь мне кто тебе его дал, мы прекратим твои мучения! А будешь тупо молчать тогда мы станем фантазировать и искать другие рычаги чтобы разговорить тебя, упырь ты грёбаный! К примеру, привезём сюда твою бабу и как твою соучастницу также бросим на «ласточку». Ты сомневаешься в наших способностях? Зря!

Лицо у Николая побелело. Чувствуя, что силы вот-вот покинут его окончательно, он всё-таки успел буквально выдавить из себя: «Я… обязательно тебя убью…».

- Конечно, - рассмеявшись ответил ему Трегубов. – Но для этого тебе самому надо остаться в живых. Здесь только я решаю, сколько тебе жить!

Увидев, что Николай потерял сознание, оперативник Бехтерев всполошился:

- Так, стоп-стоп! Опускаем на пол!

Уже на полу он прислушался к его биению сердца прислонившись ухом к грудной клетке Николая.

- Фу, бля, вроде дышит! – облегчённо произнёс он через несколько секунд. – Ладно, пусть отлежится.

Трегубов достал из куртки фляжку с коньяком и сделав несколько глотков передал оперативникам. Те поочерёдно пригубили и отдали фляжку ему обратно.

- Беспонтовое это занятие, - сказал Палаев, присев на край привинченного к полу стула. – Надо ехать к Филипенко и базарить с ним. А этот, - он кивнул на связанного Николая, - попросту может сдохнуть. И что потом?! Опять ломать голову что делать с телом?!

- А может, он в натуре, не в курсах про ствол? – выдвинул свою версию Адоньев.

- Так, всё! – громко заорал Трегубов. – Херли тут гадать! Он, правильно говорит, - Трегубов кивнул на Палаева. – Нам нужен Филипенко. Он говорил, что информацию про ствол ему скинул его информатор, которого он, сука, так мне и не назвал. Не хочет по-хорошему, значит будем по-плохому. Иначе завтра, Шахов высосет мне весь мозг!

- А с этим что делать? Развяжем… или как?

- Пусть пока полежит, - ответил Трегубов. – Глядишь, что ни будь да вспомнит.