У подъезда они остановились.
- Завтра скейт не забудь прихватить.
- Ты на этой деревяшке убьёшься или покалечишься.
- Всё равно. Знаешь, как трудно жить, когда жизнь бесцельна.
- Ищи свою цель.
- Чем я всё время и занимаюсь. Пока.
- Будь здоров.
Один вошёл в подъезд, другой отправился дальше. Он шёл, не замечая прохожих и машинально огибая их. В голове крутились фразы. Где же он их слышал? "Будет трудно. Будут победы и поражения. Радостно и больно будет". Всё верно. Кто же это сказал? В последнее время память стала какая-то странная. Помнит боль, горечь, тоску. А было ли в последнее время что-то ещё? Всплывают диало¬ги. Давние и последние.
- Ты знаешь, иногда в квартире сидеть просто невыносимо. Хочется ходить, хо¬дить. До утра.
- Мне тоже.
Вопль автомобильного сигнала на мгновение отрезвил его. Но через секунду он снова отмерял остановки и вспоминал.
Зазвонил телефон. Он бросился к нему, схватил трубку.
- Да!
- Привет.
- Козёл!..
- Я понимаю, ты не меня хотел услышать.
- Разумеется!
- Но ты зря ждёшь.
- Заткнись...
- Ничего у тебя не получится.
- Пошёл ты! . .
Он бросил трубку.
"Выстрел обрушился на синюю тайгу необратимо. Решительно поставив точку на чьей-то жизни".
Кто-то толкнул его, но он даже не заметил.
- Видишь ли, мне всё досталось слишком легко.
Он с завистью смотрел на друга.
- Слишком,- повторил тот.- И поэтому мне всё это быстро надоело.
- И ты так же легко всё бросил.
- Да.
"Дни летели. Как поля за вагонным стеклом. И ночи проносились телеграфными столбами".
- Пошли ко мне.
- Не могу я сейчас сидеть. Понимаешь? Не могу! Мне надо выплеснуться.
- Ну ладно, иди. Но запомни: куда бы ты ни пошёл, ты всегда вернёшься ко мне.
- Ты уверен?
- Уверен. Потому что я тебе нужен.
Он не нашёл, что ответить.
"Выпрямилось время пружиною. Всадник статный на белом коне словно истина
светел". Как сказано! Господи, кто же это сказал?..
- Ты можешь так?
- Ты же порежешься!
- Смотри.
- Болван! Я ж говорил.
- Что интересно, я боли не чувствую.
- Идиот! Зажми рану!
- Подержи колонку, промою хоть.
- Что ты этим хотел доказать?
- То, что я не боюсь боли.
- Мне, что ли?
- Себе...
"Весна. Мокрая, голодная. С уродливой клеткой рёбер. Ещё не пришла в себя после зимнего оцепенения".
Промчалась поливалка. Хлестнула струей по ногам. Он чертыхнулся и снова погрузился в воспоминания.
- Ты помнишь ту субботу?
- Я запомню её на всю жизнь.
- Я тоже. Особенно - как ты меня чуть не придушил.
- Я б тебя не придушил. Я держал себя в руках.
- И слава богу.
"Белый лист на тёмном фоне стола. Не слова, а кровь пролью я на него".
- Я делю взросление человека на три этапа: наивность, лукавый ум и настоящая мудрость.
- И к какой категории ты относишь меня?
- К переходной. От первой ко второй.
- И на том спасибо.
- Этой весной ты стал взрослее, ты возмужал.
- Ты прав. Я сам это чувствую.
"Кончен день. Сорваны суетные маски. И пришла пора поглядеть в глаза себе. И ответить на вопрос "Что задал тебе день?".
- Все говорят, что я изменился.
- И причём капитально.
- А конкретно?
- Конкретно? Не знаю. Но ты стал другим: более терпимым, что ли, спокойным.
- А может, равнодушным?
- Нет.
- Но ведь некоторые считают, что у меня нет души, что я примитив.
- Но ты же знаешь, что это не так.
- Знаю. Но как убедить в этом других?
- А не надо никого убеждать. Главное - ты думай, что ты прав.
"И нет надо мной знамени надежды. И нет у меня храма моей веры".
- Слушай, у нас с тобой много общего: мы оба значки делали, оба скейтом вла¬дели, вместе в кино ходим и даже оба с одними девчонками дружили.
- Действительно!
- Правда, я больше портачу, а ты разгребаешь.
- И это верно.
- Помнишь, ты меня спрашивал, что я в тебе нашёл? Теперь я понял. Ты чист. В своих помыслах, поступках.
- Спасибо. . .
"Кем был я тогда? И какой памятью вспоминают меня люди? Скромный угрюмый камень, тёмная надпись, страстно красные розы".
- Я не могу больше! Я не знаю... Я сейчас что-то ужасное сделаю!..
- Ты, чайник! Сиди, не дёргайся!
- Я сейчас одного из них придушу!
- Заткнись, придурок!
- Я не могу!..
- Спокойно! Болото будет наше.
Он угрюмо усмехнулся. Да, тогда он сдержался. Конфликта не случилось. Поша¬ливали тогда нервишки. Если б не друг...
"Я слушал биенье сердец. Взволнованное или спокойное. И звенело струной утро"
- Ты меня всё время поддерживаешь. Я могу сравнить тебя с небрежным каменщи¬ком, который возводит подпорки под падающий мост. Пролёт вот-вот рухнет, а он спокойно бросает кирпич на кирпич. Лениво, равнодушно. Но камни уложены. И они держат мост. Когда-то лучше, когда-то хуже, но держат.
- Однако я не всегда мог удержать тебя.
- Например?
- Тогда, на четвёртом этаже. Я сказал, чтоб ты не ходил, а ты...
- Я бы всё равно тебя не послушал.
- Да, в тот вечер нам обоим досталось. Если б я не был таким циником, я не знаю, что со мной было бы...
"Давно кончились грёзы. Осталась грязь и тлен. Не требуй ничего от жизни. Ты появился здесь, чтобы создать".
- Представляешь, я ждал звонка даже тогда, когда знал, что его не будет. Я
мечтал, чтобы случилось чудо, понимая, что это глупо. У тебя бывало такое?
- Не знаю. Мне сейчас всё пофиг.
- Пофиг ему. Тебе когда хоть последний раз звонили?
- Не помню.
- А я помню. Давно. Помнишь, в "Кин-Дза-Дза!": "Скрипач не нужен". Так и у нас. Плохо кому-то - звонят, разговаривают. А как оклемались - всё. Ты нико¬му не нужен.
- Мне нужен.
"Было просто и странно. И день был ясен как клинок. И солнце смотрело на зе¬млю через очки воздуха. Ты сказал: "Давай всё бросим".
- Я последнее время стал какой-то спокойный. Меня сейчас ничего не выведет из себя. Хоть выгонят, хоть наоборот что-то грандиозное случится - я останусь невозмутимым. И я не знаю, плохо это или хорошо.
- По-моему, хорошо.
- Ты думаешь? Такое же спокойствие у раненого. Кровь покидает его. Он холо¬деет, облизывает пересохшие губы, но он спокоен. Его ничто не волнует. Скоро он умрёт, если ему не помочь.
- Ты что, умирать собрался?
- А если и собрался, кто обо мне вспомнит?
- Я.
- Ты? Ну ты у нас парень крепкий, ты переживёшь.
- А мать?
- Мать? Вот мать жалко. Только ты не думай - я с собой кончать не буду. Глу¬по. А мне жить хочется. Понимаешь? Жить дальше. Наблюдать за страной, людьми, самим собой.
"По дороге сыплются тяжёлые шаги. По щеке алой сползает солёный мёд солдат¬ского пота. Будь мудр и светел. И было зерно Материи".
Он взглянул на часы. Порядочно. Ничего, одна остановка... Дома поесть и читать, читать...
- Помнишь, как мы втроём возвращались из клуба через площадь?
- Когда именно?
- По-моему, в понедельник. Или во вторник.
- Не помню. Дальше что?
- Ну, когда мы ещё жребий тянули.
- А-а... Ха-ха.
- Чего ржёшь?
- А что мне ещё осталось делать?
- Эх... Будет что вспомнить.
- Ты будешь вспоминать об этом, как об ошибке молодости.
- Почему ошибке? А хотя, может быть. Но как о хорошей ошибке.
- Безусловно.
"Он вслушался в космос телефонных проводов, в котором розовыми протуберан¬цами проносились гудки".
- Когда у Менделеева умирала мать, она ска¬зала ему, тогда ещё мальчику Мите, последние слова: "Я верю: ты будешь вели¬ким". Я не собираюсь помирать, но повторяю - ты будешь великим. И не отбрасываю эту мысль относительно себя.
- Ты может и будешь, а я вряд ли доживу.
- Что ты мелешь? А куда ты денешься-то?!
- Я чувствую.
- Брось! Ничего с тобой не случится.
«Воспринимайте жизнь как она есть. Что бы ни было - всё правильно. Радуйтесь всему. Будьте всему благодарны. Всё на пользу. Ведь всё это жизнь!»
1991 г.