"Ведь всё это жизнь!"

У подъезда они остановились.

- Завтра скейт не забудь прихватить.

- Ты на этой деревяшке убьёшься или покалечишься.

- Всё равно. Знаешь, как трудно жить, когда жизнь бесцельна.

- Ищи свою цель.

- Чем я всё время и занимаюсь. Пока.

- Будь здоров.

Один вошёл в подъезд, другой отправился дальше. Он шёл, не замечая прохожих и машинально огибая их. В голове крутились фразы. Где же он их слышал? "Будет трудно. Будут победы и поражения. Радостно и больно будет". Всё верно. Кто же это сказал? В последнее время память стала какая-то странная. Помнит боль, горечь, тоску. А было ли в последнее время что-то ещё? Всплывают диало¬ги. Давние и последние.

- Ты знаешь, иногда в квартире сидеть просто невыносимо. Хочется ходить, хо¬дить. До утра.

- Мне тоже.

Вопль автомобильного сигнала на мгновение отрезвил его. Но через секунду он снова отмерял остановки и вспоминал.

Зазвонил телефон. Он бросился к нему, схватил трубку.

- Да!

- Привет.

- Козёл!..

- Я понимаю, ты не меня хотел услышать.

- Разумеется!

- Но ты зря ждёшь.

- Заткнись...

- Ничего у тебя не получится.

- Пошёл ты! . .

Он бросил трубку.

"Выстрел обрушился на синюю тайгу необратимо. Решительно поставив точку на чьей-то жизни".

Кто-то толкнул его, но он даже не заметил.

- Видишь ли, мне всё досталось слишком легко.

Он с завистью смотрел на друга.

- Слишком,- повторил тот.- И поэтому мне всё это быстро надоело.

- И ты так же легко всё бросил.

- Да.

"Дни летели. Как поля за вагонным стеклом. И ночи проносились телеграфными столбами".

- Пошли ко мне.

- Не могу я сейчас сидеть. Понимаешь? Не могу! Мне надо выплеснуться.

- Ну ладно, иди. Но запомни: куда бы ты ни пошёл, ты всегда вернёшься ко мне.

- Ты уверен?

- Уверен. Потому что я тебе нужен.

Он не нашёл, что ответить.

"Выпрямилось время пружиною. Всадник статный на белом коне словно истина

светел". Как сказано! Господи, кто же это сказал?..

- Ты можешь так?

- Ты же порежешься!

- Смотри.

- Болван! Я ж говорил.

- Что интересно, я боли не чувствую.

- Идиот! Зажми рану!

- Подержи колонку, промою хоть.

- Что ты этим хотел доказать?

- То, что я не боюсь боли.

- Мне, что ли?

- Себе...

"Весна. Мокрая, голодная. С уродливой клеткой рёбер. Ещё не пришла в себя после зимнего оцепенения".

Промчалась поливалка. Хлестнула струей по ногам. Он чертыхнулся и снова погрузился в воспоминания.

- Ты помнишь ту субботу?

- Я запомню её на всю жизнь.

- Я тоже. Особенно - как ты меня чуть не придушил.

- Я б тебя не придушил. Я держал себя в руках.

- И слава богу.

"Белый лист на тёмном фоне стола. Не слова, а кровь пролью я на него".

- Я делю взросление человека на три этапа: наивность, лукавый ум и настоящая мудрость.

- И к какой категории ты относишь меня?

- К переходной. От первой ко второй.

- И на том спасибо.

- Этой весной ты стал взрослее, ты возмужал.

- Ты прав. Я сам это чувствую.

"Кончен день. Сорваны суетные маски. И пришла пора поглядеть в глаза себе. И ответить на вопрос "Что задал тебе день?".

- Все говорят, что я изменился.

- И причём капитально.

- А конкретно?

- Конкретно? Не знаю. Но ты стал другим: более терпимым, что ли, спокойным.

- А может, равнодушным?

- Нет.

- Но ведь некоторые считают, что у меня нет души, что я примитив.

- Но ты же знаешь, что это не так.

- Знаю. Но как убедить в этом других?

- А не надо никого убеждать. Главное - ты думай, что ты прав.

"И нет надо мной знамени надежды. И нет у меня храма моей веры".

- Слушай, у нас с тобой много общего: мы оба значки делали, оба скейтом вла¬дели, вместе в кино ходим и даже оба с одними девчонками дружили.

- Действительно!

- Правда, я больше портачу, а ты разгребаешь.

- И это верно.

- Помнишь, ты меня спрашивал, что я в тебе нашёл? Теперь я понял. Ты чист. В своих помыслах, поступках.

- Спасибо. . .

"Кем был я тогда? И какой памятью вспоминают меня люди? Скромный угрюмый камень, тёмная надпись, страстно красные розы".

- Я не могу больше! Я не знаю... Я сейчас что-то ужасное сделаю!..

- Ты, чайник! Сиди, не дёргайся!

- Я сейчас одного из них придушу!

- Заткнись, придурок!

- Я не могу!..

- Спокойно! Болото будет наше.

Он угрюмо усмехнулся. Да, тогда он сдержался. Конфликта не случилось. Поша¬ливали тогда нервишки. Если б не друг...

"Я слушал биенье сердец. Взволнованное или спокойное. И звенело струной утро"

- Ты меня всё время поддерживаешь. Я могу сравнить тебя с небрежным каменщи¬ком, который возводит подпорки под падающий мост. Пролёт вот-вот рухнет, а он спокойно бросает кирпич на кирпич. Лениво, равнодушно. Но камни уложены. И они держат мост. Когда-то лучше, когда-то хуже, но держат.

- Однако я не всегда мог удержать тебя.

- Например?

- Тогда, на четвёртом этаже. Я сказал, чтоб ты не ходил, а ты...

- Я бы всё равно тебя не послушал.

- Да, в тот вечер нам обоим досталось. Если б я не был таким циником, я не знаю, что со мной было бы...

"Давно кончились грёзы. Осталась грязь и тлен. Не требуй ничего от жизни. Ты появился здесь, чтобы создать".

- Представляешь, я ждал звонка даже тогда, когда знал, что его не будет. Я

мечтал, чтобы случилось чудо, понимая, что это глупо. У тебя бывало такое?

- Не знаю. Мне сейчас всё пофиг.

- Пофиг ему. Тебе когда хоть последний раз звонили?

- Не помню.

- А я помню. Давно. Помнишь, в "Кин-Дза-Дза!": "Скрипач не нужен". Так и у нас. Плохо кому-то - звонят, разговаривают. А как оклемались - всё. Ты нико¬му не нужен.

- Мне нужен.

"Было просто и странно. И день был ясен как клинок. И солнце смотрело на зе¬млю через очки воздуха. Ты сказал: "Давай всё бросим".

- Я последнее время стал какой-то спокойный. Меня сейчас ничего не выведет из себя. Хоть выгонят, хоть наоборот что-то грандиозное случится - я останусь невозмутимым. И я не знаю, плохо это или хорошо.

- По-моему, хорошо.

- Ты думаешь? Такое же спокойствие у раненого. Кровь покидает его. Он холо¬деет, облизывает пересохшие губы, но он спокоен. Его ничто не волнует. Скоро он умрёт, если ему не помочь.

- Ты что, умирать собрался?

- А если и собрался, кто обо мне вспомнит?

- Я.

- Ты? Ну ты у нас парень крепкий, ты переживёшь.

- А мать?

- Мать? Вот мать жалко. Только ты не думай - я с собой кончать не буду. Глу¬по. А мне жить хочется. Понимаешь? Жить дальше. Наблюдать за страной, людьми, самим собой.

"По дороге сыплются тяжёлые шаги. По щеке алой сползает солёный мёд солдат¬ского пота. Будь мудр и светел. И было зерно Материи".

Он взглянул на часы. Порядочно. Ничего, одна остановка... Дома поесть и читать, читать...

- Помнишь, как мы втроём возвращались из клуба через площадь?

- Когда именно?

- По-моему, в понедельник. Или во вторник.

- Не помню. Дальше что?

- Ну, когда мы ещё жребий тянули.

- А-а... Ха-ха.

- Чего ржёшь?

- А что мне ещё осталось делать?

- Эх... Будет что вспомнить.

- Ты будешь вспоминать об этом, как об ошибке молодости.

- Почему ошибке? А хотя, может быть. Но как о хорошей ошибке.

- Безусловно.

"Он вслушался в космос телефонных проводов, в котором розовыми протуберан¬цами проносились гудки".

- Когда у Менделеева умирала мать, она ска¬зала ему, тогда ещё мальчику Мите, последние слова: "Я верю: ты будешь вели¬ким". Я не собираюсь помирать, но повторяю - ты будешь великим. И не отбрасываю эту мысль относительно себя.

- Ты может и будешь, а я вряд ли доживу.

- Что ты мелешь? А куда ты денешься-то?!

- Я чувствую.

- Брось! Ничего с тобой не случится.

«Воспринимайте жизнь как она есть. Что бы ни было - всё правильно. Радуйтесь всему. Будьте всему благодарны. Всё на пользу. Ведь всё это жизнь!»


1991 г.