Глава IX. Наука И Социализм

Хотя буржуазная наука и добилась больших достижений, сами капиталистические отношения создали ограничения для развития науки. При социализме, когда наука развивается на службе народу, эти ограничения устраняются. В частности, лишь вместе с ростом борьбы рабочего класса за социализм создаётся наука об обществе. В социалистическом обществе старые идеологические иллюзии лишаются своей основы и зарождается всеобъемлющая научная идеология.

Достижения Буржуазной Науки

В эпоху, предшествовавшую современному капитализму, развитие наук происходило в основном на самом элементарном уровне, ограничиваясь описаниями и классификацией фактов. Научные открытия, как бы значительны они ни были в определённых областях, носили отрывочный характер, касались главным образом свойств отдельных вещей, частных законов и взаимосвязей, не затрагивали более общих и фундаментальных законов и не создавали сколько-нибудь прочной общей картины взаимосвязей в природе. Поскольку научная работа ограничивалась главным образом описанием и классификацией, абстрагирование и обобщение в области наук, представляющие собой два других важнейших аспекта научной работы, неизбежно носили в подавляющем большинстве характер умозрительных предположений и догадок. Общая теория о природе развивалась как часть философии и теологии и воплощала все философские и теологические иллюзии того времени.
На этом этапе для науки были характерны крайне первобытные представления о природе. Алхимики, например, накопили довольно много знаний о химических веществах и их соединениях, но их химическая теория была крайне первобытной в том буквальном смысле слова, что она пользовалась идеями, перенятыми из первобытных времён. Такова, например, была их идея, что химические вещества представляют собой живые существа, состоящие из материи и духа, а также обладающие атрибутами пола. Астрономические наблюдения в рабовладельческом и феодальном обществах также достигли значительного развития, но космологические теории строения вселенной оставались под влиянием первобытных воззрений.
Энгельс в одном из своих писем указывал, что существовала предисторическая сумма представлений, которую мы теперь назвали бы бессмыслицей. Эта сумма представлений использовалась (кстати, иногда ещё и теперь продолжает использоваться) для создания общих взглядов человека на природу.
«Эти различные ложные представления о природе, — писал Энгельс, — …имеют по большей части лишь отрицательно-экономическую основу; низкое экономическое развитие предисторического периода имело в качестве своего дополнения, а порой даже в качестве условия и даже в качестве причины, ложные представления о природе. И хотя экономическая потребность была и с течением времени всё более становилась главной пружиной двигающегося вперёд познания природы, — всё же было бы педантством искать для всех этих первобытных бессмыслиц экономических причин. История наук это есть история постепенного устранения этой бессмыслицы или замены её новой, но всё же менее нелепой бессмыслицей».
Поэтому положение было таково, что идеология правящих классов накладывала определённый философский и богословский отпечаток на общую теорию наук. В то же время сравнительно низкий уровень экономического развития приводил к тому, что в отдельных частных теориях укрепились различные примитивные и абсурдные представления. Эти факторы не могли не помешать развитию науки. Они действовали как мощные отрицательные факторы, которые должны были быть устранены, прежде чем стало возможно современное развитие науки и производства.
Современное естествознание зародилось в период слома могущества феодальной аристократии и формирования современных европейских буржуазных наций. «…исследование природы совершалось тогда в обстановке всеобщей революции, будучи само насквозь революционно», — писал Энгельс. Те же классовые силы, которые были носителями революции, были также и носителями научного прогресса. Наука выступала как величайшая сила просвещения, пробивающаяся через невежество и суеверие прошлого. Она бросила вызов старым авторитетам, выступив со знаниями, основанными на наблюдении и опыте. Люди, заложившие фундамент современного естествознания, резко отличались от клириков и церковных схоластов феодального общества. Они были в высшей степени заинтересованы в развитии промышленности и торговли, в новой технике, в путешествиях и открытиях. В их руках открытия науки стали орудиями улучшения условий жизни человека.
Этот подъём научной мысли явился следствием развития и роста промышленности.
«…со времени крестовых походов промышленность колоссально развилась и вызвала к жизни массу новых механических (ткачество, часовое дело, мельницы), химических (красильное дело, металлургия, алкоголь) и физических фактов (очки), которые доставили не только огромный материал для наблюдений, но также и совершенно иные, чем раньше, средства для экспериментирования и позволили сконструировать новые инструменты. Можно сказать, что собственно систематическая экспериментальная наука стала возможной лишь с этого времени».
В ходе развития естествознания в новое время, которое началось таким образом, абстракции и гипотезы, выдвигавшиеся науками, перестали носить умозрительный характер, быть просто догадками; они начали утверждаться как проверенные научные истины. Научная теория начала заменять прежнюю мешанину первобытных сказок с философскими и теологическими домыслами. Люди, занимавшиеся теперь научной работой, получили эту возможность благодаря новым приборам для точных наблюдений и проверки опытов, которыми они располагали, а также благодаря тому, что научные теории подвергались проверке не только путём научных наблюдений и опытов, но и в ходе всей практики общественного производства. Новые достижения естествознания поэтому зависели от развития технологии общественного производства и использования обществом науки как производительной силы (force of production).
Начав движение от этой точки, современное буржуазное естествознание добилось огромных успехов.
1. Было достигнуто то, что Энгельс определил как «последовательное развитие отдельных отраслей естествознания» — развитие отдельных наук, выделявшихся из других, их дифференциация. В этом процессе успехи, достигнутые в одной области, создавали возможность научных исследований в новых областях. Весь процесс развёртывался на основе развития производительных сил капиталистического общества, которое одновременно поставило новые задачи перед наукой и обеспечило её техническими средствами для их решения.
2. Во всех последовательно появлявшихся отраслях науки были сделаны значительные достижения в области анализа — разложения явлений природы на части или элементы, выявления свойств, взаимосвязей и законов движения отдельных частей и, таким образом, законов движения целого. Наряду с этим анализом природы проходил процесс обобщения, показывающего, что самые различные свойства и движения материи являются следствиями действия весьма общих, универсально применимых законов.
3. Третьим важным достижением современного естествознания было открытие законов изменения и развития в природе.
В начальный период современного естествознания преобладал взгляд, что, несмотря на непрекращающиеся изменения и взаимодействия, природа в своих общих чертах всегда остаётся неизменной. «Планеты и спутники их, однажды приведённые в движение таинственным „первым толчком“, продолжали кружиться по предначертанным им эллипсам во веки веков… Звёзды покоились навеки неподвижно на своих местах… Земля оставалась… неизменно одинаковой. Теперешние „пять частей света“ существовали всегда… Виды растений и животных были установлены раз навсегда при своём возникновении… В природе отрицали всякое изменение, всякое развитие». Но следовавшие друг за другом открытия в различных областях науки — в астрономии и космогонии, в физике, химии, геологии и в биологических науках — поколебали всё это представление о неизменности природы. Было доказано, что природа во всех её частях изменяется и развивается. И этот вывод не был соображением общего порядка, какой, например, был сделан античной греческой философией, а результатом детальных исследований, анализа различных процессов природы и открытия их законов и взаимосвязей.
4. Наконец, открытия естественных наук постепенно привели к познанию природы, одновременно к общему и детальному — общему в том смысле, что оно охватывает основные процессы, происходящие в природе, и их взаимосвязи; детальному в том смысле, что оно охватывает частные законы и взаимосвязи вещей. Это познание во всё увеличивающейся степени давало наукам возможность создавать картину естественных процессов, целиком и полностью основанную на исследовании самих этих процессов и проверенную этими исследованиями.
«…мы можем теперь обнаружить, — писал Энгельс, — не только ту связь, которая существует между процессами природы в отдельных её областях, но также, в общем и целом, и ту, которая объединяет эти отдельные области. Таким образом, с помощью данных, доставленных самим эмпирическим естествознанием, можно в довольно систематической форме дать общую картину природы как связного целого».
В результате научное познание природы постепенно вытесняет философские измышления о ней. Изложение отдельных процессов и их общей взаимосвязи основано на детальных исследованиях и проверено ими, а не получено в результате философских дедукций или догадок воображения. Раньше, как замечал Энгельс, «общую картину» природы натурфилософия могла дать, только заменяя «неизвестные ещё ей действительные связи явлений идеальными, фантастическими связями» и замещая «недостающие факты вымыслами, пополняя действительные пробелы лишь в воображении». Но как только научные исследования дали нам недостающие факты, такая процедура становится «не только… излишней», но «шагом назад».
Разумеется, попрежнему существует много пробелов и, хотя их постепенно заполняют, они останутся всегда. В самом деле, восполнение одного пробела часто открывает новые, до того неподозреваемые. Но даже в конце прошлого века наука сделала достаточно много открытий, чтобы дискредитировать прежний философско-теологический взгляд на природу. Стало ясно, что недостающие знания всегда должны быть восполнены при помощи дальнейших научных исследований, а не какими-либо иными средствами.

Ограничения Буржуазной Науки

Наука, содействуя развитию промышленности и торговли, была необходимым фактором, обусловившим возможность возникновения и развития капиталистического способа производства. Но, раз возникнув, капиталистический способ производства поставил рамки дальнейшему развитию науки.
Крупнейшим достижением капитализма является превращение мелкого индивидуального производства в крупное общественное производство, которое способно заставить служить человеку силы природы и использовать современные механические орудия производства. Рост общественного производства — в первую очередь в промышленности, поскольку сельское хозяйство оставалось сравнительно отсталым‚ — привёл к беспрецедентному развитию науки и в свою очередь опирался на это развитие науки. Открытия следовали одно за другим в разных областях, возникали и бурно развивались новые науки, природа раскрывала свои тайны человеку, были установлены принципы правильного понимания законов и взаимосвязей естественных процессов.
Но общественное производство было направлено на служение определённым капиталистическим целям. Именно капитал выполнял контрольную и руководящую функцию в общественном производстве. Кооперация труда, являющаяся существеннейшей чертой общественного производства, была создана не самими рабочими, а капиталом, который нанимал и эксплуатировал их.
«…наёмные рабочие могут кооперироваться лишь в том случае, если один и тот же капитал… применяет их одновременно».
«…движущим мотивом и определяющей целью капиталистического процесса производства является… возможно большее производство прибавочной стоимости и, следовательно, возможно бо́льшая эксплуатация рабочей силы капиталистом».
Маркс рассматривал науку как особую, но необходимую составную часть процесса производства в современном обществе. Общественный труд, писал он, включает в себя труд двух родов. Прежде всего существует научная сторона, включающая научное освоение материалов и процессов, приводящая к изобретениям и открытиям, которые улучшают существующие орудия производства и создают новые орудия производства. Это он назвал «всеобщим трудом». И, во-вторых, существует сам кооперированный труд, кооперация рабочих в использовании орудий производства.
В капиталистическом производстве эти два рода труда разделены и оба поставлены на службу капиталу. Кооперированный труд является источником прибавочной стоимости, а рабочий — просто «рабочими руками», работающими под началом капиталиста или его управляющих ради прибыли капиталиста. Усовершенствования вводятся в производственную технику не потому, что они облегчают труд или помогают удовлетворить человеческие потребности, а потому и поскольку они дают и увеличивают прибыль. И поэтому наука, теория производства, развивается не как помощник и орудие общественного труда, а как помощник и орудие капитала, эксплуатирующего рабочую силу и направляющего производство в интересах получения капиталистической прибыли.
«Мануфактурное разделение труда приводит к тому, что духовные потенции материального процесса производства противостоят рабочим как чужая собственность и порабощающая их сила», — писал Маркс. Крупная промышленность «отделяет науку, как самостоятельную потенцию производства (в английском переводе — productive force. — Ред.), от труда и заставляет её служить капиталу».
Вначале наука могла развиваться гигантскими шагами в пределах капиталистических отношений, ибо капиталу нужно было проникнуть в тайны естественных процессов, которые он использовал в своей погоне за прибылью. Капитал, сознавая жизненно важное значение науки, был готов стимулировать научные исследования даже в направлениях, которые не сулили непосредственного практического эффекта. Учёные чувствовали себя свободными и ничем не связанными; им казалось, что они занимаются своими исследованиями во имя человечества или ради науки как таковой и что общество готово чтить н награждать их за совершённые ими открытия и, если позволяют обстоятельства, использовать эти открытия на практике. Тем не менее подлинный смысл этой буржуазной свободы науки заключался в том, что наука всегда работала для капитала, который опирался на её открытия, изобретения и теории, чтобы производить те улучшения в производстве, которые увеличили бы капиталистическую прибыль.
Однако развитие капитализма в его современную монополистическую стадию постепенно приводило к прямому и открытому подчинению науки монополистическому капиталу. Этому содействовало само развитие науки, которое требовало всё больших средств и таким образом ставило науку в почти полную зависимость от финансирования монополиями — непосредственно или через государство. Не только исследования, изобретения и открытия учёных были поставлены на службу капиталу, но также и сами учёные. Они потеряли своё прежнее независимое положение и были превращены в служащих и агентов монополий или государства, которое само подчинено монополиям. Их работа соответственно регламентируется. Результатом этого явились: дезорганизация научной работы, которая может теперь вестись только в том направлении, которое будет оплачиваться монополиями; извращённое её использование, всё в большей степени ставящее её на службу войны, что связано с таким злом, как секретность и «безопасность», полицейское и военное наблюдение, проверка «лояльности» и проверка идеологической ортодоксии; и, наконец, превращение науки из источника силы и надежд человечества в угрозу ему.
Подчинение науки капиталу, а впоследствии монополистическому капиталу находит соответственно отражение и в теории науки. С точки зрения класса капиталистов, наука, как бы необходима она ни была, всегда таит в себе опасную идеологическую тенденцию. Это объясняется материалистической направленностью её выводов, в соответствии с которыми все моменты человеческого опыта начинают объясняться только материальными причинами. Буржуазия рано стала понимать, что научный материализм может стать социальной разрушительной силой, если он начнёт подвергать научной критике основы общества и привилегии правящего класса, если он начнёт показывать, как народ, вооружённый наукой, может добиться своего освобождения. Вот почему науку в течение долгого времени опутывали философскими теориями, пытаясь опровергнуть её радикальную материалистическую направленность и прежде всего ограничить возможность её дальнейшего развития и использования.
Так, науке было предписано, что она может оперировать только с определёнными аспектами сил природы, но не с так называемыми управляющими миром духовными силами; что она не способна проникнуть в работу действительных сил природы, а может лишь иметь дело с некоторыми их проявлениями; что она, наконец, может лишь регистрировать и устанавливать соотношения между нашими ощущениями, в то время как реальный, находящийся вне нас мир остаётся непознаваемым и таинственным. Такие взгляды на науку и в науке, которые получили особенно широкое распространение в капиталистическом мире нашего времени, разрабатывались ещё давным-давно — в XVII в.
Чем больше жизнь общества, включая науку, подчиняется господству современных монополий, тем сильнее душит науку мёртвая рука реакционной теории. Видные учёные провозглашают, что наука совместима чуть ли не с любой «верой», за исключением веры в человечество; что реальный мир непознаваем; что стремление добиться прогресса на основе научного познания — иллюзорно. Антинаучные идеи привносятся в науку, где они становятся догмами. Такими идеями являются идеи о неподвижном двигателе, таинственном сотворении, событиях без причины. Однако поступательное движение научного открытия не может быть полностью остановлено, и сами учёные начинают сознавать ограничения, навязываемые им в практической области интересами монополий, а в теоретической — антинаучными идеями. Многие начинают искать выход и находят его, присоединяясь к борьбе рабочего класса за новый, социальный строй, при котором наука может неограниченно развиваться, служа интересам всех членов общества.

Наука Для Народа

При капитализме управление общественным производством является функцией капитала, чья цель — извлечение максимальной капиталистической прибыли. При социализме управление общественным производством, напротив, становится функцией самого общественного труда, целью которого является максимальное удовлетворение материальных и культурных потребностей общества. Именно этой цели подчиняется развитие науки в социалистическом обществе. Задача развития теории производства всегда должна осуществляться теми, кто на деле руководит практикой производства. При капитализме наука отделена от труда и поставлена на службу капиталу, эксплуатирующему труд. При социализме же наука соединяется с трудом. Социалистическая наука является научной областью общественного труда, другими словами — областью, занимающейся исследованиями, изобретениями и теоретической работой, необходимыми для расширения и усовершенствования социалистического производства и для удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей социалистического общества.
Свободное от контроля монополий и ставшее делом всего общества, всестороннее развитие науки при социализме становится объектом планирования. Это, разумеется, не означает, что открытия, которые делаются в определённый период, должны заранее планироваться, ибо никто не может знать, какие предстоят открытия, до тех пор, пока эти открытия не будут сделаны. Это означает просто, что планируется распределение ресурсов и направление исследований во всех областях. Такое планирование делается с расчётом ближайших, а также более далёких задач. В одно и то же время научная мысль сосредоточивается на разрешении неотложных практических проблем и занимается фундаментальными исследованиями, диктуемыми потребностями теоретического развития и ставящими цель, далеко выходящую за рамки практики текущего момента.
Научные работники тесно сотрудничают с работниками производства. Возникает новый тип учёного, выходца из рядов трудящихся. Сама наука в конечном счёте превращается из привилегии отдельной социальной группы, находящейся в союзе с эксплуататорами, в общее достояние, в предмет заботы всех. А это может привести только к одному — к высвобождению огромных новых сил для научной работы и для использования её результатов с целью бурного развития науки.
В то же время ограничивающие догмы буржуазной теории выброшены за борт. Теоретическая мысль развивается в полном соответствии с научными открытиями, на базе социалистической практики, как направляющая сила дальнейших открытий и их практического использования в условиях свободы дискуссий и критики.
На ранней стадии, ещё до развития отдельных областей науки, наука едва отделялась от философии. Важной вехой в истории философии и наук является выделение науки из философии. По мере того, как наука выделялась из философии, возникали общие идеи о природе на основе научного исследования природы. Но, как мы видели, философские идеи попрежнему проникают в науку, оказывая особое влияние на её более абстрактные разделы. Освобождение науки от предвзятых представлений философии завершается только с развитием науки при социализме, ибо тогда философия перестаёт существовать в своей старой форме как универсальная теория, не зависимая от науки и навязывающая ей свои взгляды, и начинает развиваться как учение о наиболее общих законах развитая природы, общества и мышления, и, следовательно, как теоретическое орудие, направляющее научную работу.
Энгельс, говоря о взаимоотношениях между наукой и философией, писал:
«Естествоиспытатели воображают, что они освобождаются от философии, когда игнорируют или бранят её. Но так как они без мышления не могут двинуться ни на шаг, для мышления же необходимы логические категории, а эти категории они некритически заимствуют… из обыденного общего сознания так называемых образованных людей… — то в итоге они всё-таки оказываются в подчинении у философии, но, к сожалению, по большей части самой скверной, и те, кто больше всех ругают философию, являются рабами как раз наихудших вульгаризированных остатков наихудших философских учений… Довольствуясь отбросами старой метафизики, естествоиспытатели всё ещё продолжают оставлять философии некоторую видимость жизни. Лишь когда естествознание и историческая наука впитают в себя диалектику, лишь тогда весь философский скарб… станет излишним, исчезнет в положительной науке».
Более того, только при социализме возможна подлинная объективность, жизненно необходимая для полнокровного развития науки.
Процесс научного исследования требует, чтобы выводы делались только на основе исчерпывающего исследования, причём не должно приниматься во внимание, что может быть угодно или неугодно тем или иным заинтересованным кругам или что думает об этом та или иная школа. Этот процесс требует также, чтобы всякое заключение подвергалось критике на основе дальнейших исследований.
Эта необходимая характерная черта научной работы неоднократно подчёркивалась Марксом. Так, например, сопоставляя научный подход Рикардо в политической экономии с подходом Мальтуса, Маркс писал о «прямолинейности Рикардо», его «научной добросовестности», о «научной беспристрастности Рикардо», который «столь же прямолинейно выступает против буржуазии, как в других случаях против пролетариата и аристократии».
С другой стороны, Мальтус совершает грех против науки, приспосабливая свои заключения к защите интересов правящего класса. «Но Мальтус, этот жалкий человек, делает… только такие выводы, которые приятны и полезны аристократии против буржуазии и им обеим — против пролетариата». Он пытается «приспособить науку к такой точке зрения, которая не почерпнута из неё самой… а взята извне, из чуждых ей внешних интересов».
В обществе, основанном на эксплуатации, не могут не возникать препятствия для беспристрастного исследования. Исследования начинаются, но наступает момент, когда на многих учёных оказывается всё более и более сильное социальное давление с тем, чтобы заставить их привести свои выводы в соответствие с различными идеологическими и политическими требованиями правящего класса или даже преждевременно прекратить исследование. Только когда устранена эксплуатация человека человеком и научная работа сознательно подчиняется цели улучшения жизни всех членов общества, препятствия для беспристрастного исследования устраняются, ибо тогда заинтересованность, которая двигает вперёд науку, то есть общая заинтересованность в приобретении надёжных сведений, как средства улучшения жизни, требует, чтобы никто не мешал учёным доводить исследования до конца.
Разумеется, старая привычка требовать, чтобы исследования доказывали то, что выгодно определённой группе, и противодействовать высказыванию сомнений по отношению к определённым выводам, преодолевается не без труда. Но развитие социализма, с другой стороны, требует, чтобы наука была действительно объективна и проводила свои исследования без учёта того, во что привыкло верить то или иное лицо или та или иная группа лиц или во что они хотят верить. «Общепризнано, что никакая наука не может развиваться и преуспевать без борьбы мнений, без свободы критики» — писал Сталин.
В общем социализм освобождает науку от всяких ограничений, которые прежде навязывались ей. Точно так же, как социалистическая собственность на средства производства устраняет ограничения, навязанные развитию производствам частной собственностью и присвоением, и делает возможным неограниченное развитие производства в целях удовлетворения потребностей народа, — точно так же она ликвидирует ограничения, навязанные развитию науки. Методы научного исследования при социализме ничем не отличаются от методов, применяемых при капитализме, ибо эти методы, постепенно совершенствовавшиеся на различных этапах экономического развития, не являются продуктом какой-то определённой системы. Суть дела в том, что экономические, политические и идеологические факторы, препятствовавшие их применению, устранены. Следовательно, методы науки стали ещё более усовершенствованными и обогащёнными, их размах и применение увеличились.
С наступлением социализма, писал Энгельс. «начёт своё летосчисление новая историческая эпоха, в которой сами люди, а вместе с ними все отрасли их деятельности, и в частности естествознание, сделают такие успехи, что это совершенно затмит всё сделанное до сих пор».

книга

В какой степени человеческое сознание способно к познанию и установлению истины? Совершенная, полная, абсолютная истина – вся истина и ничего, кроме истины, о чем бы то ни было – этого мы никогда не можем достичь. Но мы к этому всегда приближаемся. Мы идем в направлении полной, всеобъемлющей истины, охватывающей не только отдельные факты, но и общие законы и взаимосвязи, при помощи серии отдельных, временных и приближенных истин.

Истина, которая может быть сформулирована отдельным человеком или человечеством в какую-либо отдельно взятую эпоху, всегда приблизительна, несовершенна и подлежит коррективам. Но люди учатся друг у друга как на достижениях других, так и на их ошибках. Это справедливо и в отношении следующих друг за другом поколений общества.

Поэтому сумма неполных, отдельных, временных и приближенных истин все больше и больше приближается к полной, всеобъемлющей, окончательной и абсолютной истине, но никогда не достигает ее. Мир, который воспроизводят наши идеи и утверждения, действительно существует. Эти идеи и утверждения истинны, поскольку они соответствуют внешнему миру и поскольку они его правильно воспроизводят.

Мы проверяем эти истины на опыте, на практике. Соответствие никогда не бывает полным, точным, абсолютным. Оно постоянно приближается к своему абсолютному пределу, хотя всегда остается на бесконечном расстоянии от него по мере того, как прогрессируем истинное знание, по мере того, как люди совершенствуют орудия производства и средства получения новых знаний.

Энгельс пишет: «Осознание того, что вся совокупность явлений природы находится в систематической связи, побуждает науку доказывать эту систематическую связь повсюду, как в частностях, так и в целом. Но совершенно соответствующее своему предмету, исчерпывающее научное изображение этой связи, построение точного мысленного отображения мировой системы, в которой мы живем, остается как для нашего времени, так и на все времена делом невозможным.

Если бы в какой-нибудь момент развития человечества была построена подобная окончательная система всех мировых связей, как физических, так и духовных и исторических, то тем самым область человеческого познания была бы завершена... Таким образом, оказывается, что люди стоят перед противоречием: с одной стороны, перед ними задача – познать исчерпывающим образом систему мира в ее всеобщей связи, а с другой стороны, их собственная природа, как и природа мировой системы, не позволяет им когда-либо полностью разрешить эту задачу. Но это противоречие не только лежит в природе обоих факторов, мира и людей, оно является также главным рычагом всего умственного прогресса и разрешается каждодневно и постоянно в бесконечном прогрессивном развитии человечества... Фактически каждое мысленное отображение мировой системы остается ограниченным, объективно – историческими условиями, субъективно – физической и духовной организацией его автора».

Тем не менее в ходе бесконечной прогрессирующей эволюции такого ограниченного мысленного отображения объективного мира человечество непрерывно получает все более совершенную истину, более исчерпывающие знания. «Суверенно ли человеческое мышление?» – спрашивает Энгельс, подразумевая: можем ли мы достичь абсолютной истины обо всем, можем ли мы получить всеобъемлющие и полностью достоверные знания?

«Прежде чем ответить “да” или “нет”, мы должны исследовать сначала, что такое человеческое мышление. Есть ли это мышление отдельного единичного человека? Нет. Но оно существует только как индивидуальное мышление многих миллиардов прошедших, настоящих и будущих людей...

Другими словами, суверенность мышления осуществляется в ряде людей, мыслящих чрезвычайно несуверенно; познание, имеющее безусловное право на истину, – в ряде относительных (релятивных) заблуждений; ни то, ни другое не может быть осуществлено полностью иначе как при бесконечной продолжительности жизни человечества.

Мы имеем здесь снова то противоречие, с которым уже встречались выше, противоречие между характером человеческого мышления, представляющимся нам в силу необходимости абсолютным, и осуществлением его в отдельных людях, мыслящих только ограниченно. Это противоречие может быть разрешено только в бесконечном поступательном движении, в таком ряде последовательных человеческих поколений, который, для нас, по крайней мере, на практике бесконечен.

В этом смысле человеческое мышление столь же суверенно, как несуверенно, и его способность познавания столь же неограниченна, как ограниченна. Суверенно и неограниченно по своей природе, призванию, возможности, исторической конечной цели; несуверенно и ограниченно по отдельному осуществлению, по данной в то или иное время действительности».

Марксистское учение об истине учит нас избегать догматизма, который устанавливает общие принципы, выдавая их за неизменные и окончательные истины, отказываясь проверить, на чем они основаны, отказываясь изменить и исправить их или в случае необходимости, в свете нового опыта и новых обстоятельств, вообще отбросить их. В то же время марксизм учит нас избегать узкого эмпиризма, который ограничивается коллекционированием и упорядочением фактов, не интересуется открытием лежащих в основе этих фактов законов движения и взаимосвязей и скептически относится ко всякого рода смелым обобщениям и теориям.

Подобно догматизму, эмпиризм не выходит за рамки ограниченного опыта настоящего момента. Догматизм и эмпиризм, довольно распространенные в философии и науках, мы встречаем и в рабочем движении. В рабочем движении догматизм выражается в заучивании определенных формулировок и в убеждении, что всякая новая проблема может быть разрешена простым повторением этих заученных формул. В результате этого люди не усваивают уроков опыта и оказываются неспособными в новых условиях смело выдвинуть новую политику. Эмпиризм же, с другой стороны, состоит в погружении в мелочные, повседневные «практические» вопросы, причем все прочие проблемы рассматриваются как маловажные, которыми должны заниматься «интеллигенты», а не практические деятели.

В результате этого люди также не усваивают уроков опыта и оказываются не в состоянии смело выдвигать новую политику. Таким образом, и догматизм и эмпиризм приводят к одним и тем же результатам и способны нанести большой вред рабочему движению, мешая ему в поисках правильного пути к достижению социализма.

Марксизм одновременно критичен и революционен. Он критичен, так как выступает против догм, настаивает на непрерывной проверке и перепроверке всех идей и всякой политики в горниле революционной практики; он признает, что истина меняется, что то, что достаточно истинно сегодня, может стать ложным завтра, если это не уточняется и не развивается в новую истину. Но быть просто критичным недостаточно. Чисто критическое отношение отрицательно и может привести к парализации всякой деятельности. Марксизм также революционен. Он революционен потому, что он не только критикует, но движется вперед, чтобы заменить старое новым. Он твердо стоит на своей позиции, уверен в истине и справедливости своего дела, в правильности своих принципов, как основы будущего развития, и проверяет свои революционные идеи в ходе революционной практики.

Противоречие есть единство и борьба противоположностей

Разрешение противоречий

Истина и заблуждение

Относительная и объективная истина; причинность, пространство и время