Прогресс истины
В какой степени человеческое сознание способно к познанию и установлению истины? Совершенная, полная, абсолютная истина – вся истина и ничего, кроме истины, о чем бы то ни было – этого мы никогда не можем достичь. Но мы к этому всегда приближаемся. Мы идем в направлении полной, всеобъемлющей истины, охватывающей не только отдельные факты, но и общие законы и взаимосвязи, при помощи серии отдельных, временных и приближенных истин.
Истина, которая может быть сформулирована отдельным человеком или человечеством в какую-либо отдельно взятую эпоху, всегда приблизительна, несовершенна и подлежит коррективам. Но люди учатся друг у друга как на достижениях других, так и на их ошибках. Это справедливо и в отношении следующих друг за другом поколений общества.
Поэтому сумма неполных, отдельных, временных и приближенных истин все больше и больше приближается к полной, всеобъемлющей, окончательной и абсолютной истине, но никогда не достигает ее. Мир, который воспроизводят наши идеи и утверждения, действительно существует. Эти идеи и утверждения истинны, поскольку они соответствуют внешнему миру и поскольку они его правильно воспроизводят.
Мы проверяем эти истины на опыте, на практике. Соответствие никогда не бывает полным, точным, абсолютным. Оно постоянно приближается к своему абсолютному пределу, хотя всегда остается на бесконечном расстоянии от него по мере того, как прогрессируем истинное знание, по мере того, как люди совершенствуют орудия производства и средства получения новых знаний.
Энгельс пишет: «Осознание того, что вся совокупность явлений природы находится в систематической связи, побуждает науку доказывать эту систематическую связь повсюду, как в частностях, так и в целом. Но совершенно соответствующее своему предмету, исчерпывающее научное изображение этой связи, построение точного мысленного отображения мировой системы, в которой мы живем, остается как для нашего времени, так и на все времена делом невозможным.
Если бы в какой-нибудь момент развития человечества была построена подобная окончательная система всех мировых связей, как физических, так и духовных и исторических, то тем самым область человеческого познания была бы завершена... Таким образом, оказывается, что люди стоят перед противоречием: с одной стороны, перед ними задача – познать исчерпывающим образом систему мира в ее всеобщей связи, а с другой стороны, их собственная природа, как и природа мировой системы, не позволяет им когда-либо полностью разрешить эту задачу. Но это противоречие не только лежит в природе обоих факторов, мира и людей, оно является также главным рычагом всего умственного прогресса и разрешается каждодневно и постоянно в бесконечном прогрессивном развитии человечества... Фактически каждое мысленное отображение мировой системы остается ограниченным, объективно – историческими условиями, субъективно – физической и духовной организацией его автора».
Тем не менее в ходе бесконечной прогрессирующей эволюции такого ограниченного мысленного отображения объективного мира человечество непрерывно получает все более совершенную истину, более исчерпывающие знания. «Суверенно ли человеческое мышление?» – спрашивает Энгельс, подразумевая: можем ли мы достичь абсолютной истины обо всем, можем ли мы получить всеобъемлющие и полностью достоверные знания?
«Прежде чем ответить “да” или “нет”, мы должны исследовать сначала, что такое человеческое мышление. Есть ли это мышление отдельного единичного человека? Нет. Но оно существует только как индивидуальное мышление многих миллиардов прошедших, настоящих и будущих людей...
Другими словами, суверенность мышления осуществляется в ряде людей, мыслящих чрезвычайно несуверенно; познание, имеющее безусловное право на истину, – в ряде относительных (релятивных) заблуждений; ни то, ни другое не может быть осуществлено полностью иначе как при бесконечной продолжительности жизни человечества.
Мы имеем здесь снова то противоречие, с которым уже встречались выше, противоречие между характером человеческого мышления, представляющимся нам в силу необходимости абсолютным, и осуществлением его в отдельных людях, мыслящих только ограниченно. Это противоречие может быть разрешено только в бесконечном поступательном движении, в таком ряде последовательных человеческих поколений, который, для нас, по крайней мере, на практике бесконечен.
В этом смысле человеческое мышление столь же суверенно, как несуверенно, и его способность познавания столь же неограниченна, как ограниченна. Суверенно и неограниченно по своей природе, призванию, возможности, исторической конечной цели; несуверенно и ограниченно по отдельному осуществлению, по данной в то или иное время действительности».
Марксистское учение об истине учит нас избегать догматизма, который устанавливает общие принципы, выдавая их за неизменные и окончательные истины, отказываясь проверить, на чем они основаны, отказываясь изменить и исправить их или в случае необходимости, в свете нового опыта и новых обстоятельств, вообще отбросить их. В то же время марксизм учит нас избегать узкого эмпиризма, который ограничивается коллекционированием и упорядочением фактов, не интересуется открытием лежащих в основе этих фактов законов движения и взаимосвязей и скептически относится ко всякого рода смелым обобщениям и теориям.
Подобно догматизму, эмпиризм не выходит за рамки ограниченного опыта настоящего момента. Догматизм и эмпиризм, довольно распространенные в философии и науках, мы встречаем и в рабочем движении. В рабочем движении догматизм выражается в заучивании определенных формулировок и в убеждении, что всякая новая проблема может быть разрешена простым повторением этих заученных формул. В результате этого люди не усваивают уроков опыта и оказываются неспособными в новых условиях смело выдвинуть новую политику. Эмпиризм же, с другой стороны, состоит в погружении в мелочные, повседневные «практические» вопросы, причем все прочие проблемы рассматриваются как маловажные, которыми должны заниматься «интеллигенты», а не практические деятели.
В результате этого люди также не усваивают уроков опыта и оказываются не в состоянии смело выдвигать новую политику. Таким образом, и догматизм и эмпиризм приводят к одним и тем же результатам и способны нанести большой вред рабочему движению, мешая ему в поисках правильного пути к достижению социализма.
Марксизм одновременно критичен и революционен. Он критичен, так как выступает против догм, настаивает на непрерывной проверке и перепроверке всех идей и всякой политики в горниле революционной практики; он признает, что истина меняется, что то, что достаточно истинно сегодня, может стать ложным завтра, если это не уточняется и не развивается в новую истину. Но быть просто критичным недостаточно. Чисто критическое отношение отрицательно и может привести к парализации всякой деятельности. Марксизм также революционен. Он революционен потому, что он не только критикует, но движется вперед, чтобы заменить старое новым. Он твердо стоит на своей позиции, уверен в истине и справедливости своего дела, в правильности своих принципов, как основы будущего развития, и проверяет свои революционные идеи в ходе революционной практики.