Господь всемогущий, нет, пожалуйста защити меня от него, эти мысли и воззвания возникли не спроста в моей голове. Тогда я видел нечто невообразимое, нечто от чего можно помешаться рассудком и никогда более не стать прежним, нечто, что всё же оставило своей след в моём сознании. Я стоял у своей палатки и заглядывался на Большое Богдо, и видел то, что видеть не то, чтобы не должен был, а что, в общем и целом, не должен был видеть ни как. Тогда я видел неизмеримого великана, что крадучись двигался в сторону одинокого пика. Он передвигался так, будто воздух не был для него воздухом, как в нашем понимании, а в большей степени был густым киселём. На столько его движения были плавны и неторопливы, а то, как он ставил ногу на поверхность земли совершенно не поддавалось осознанию. Ни одного звука, даже самого лёгкого и едва ли слышного, нет, совсем тишина, будто он сделан из ваты, и его внутренности не издавали звука. Наконец, он добрался, колоссальный и невообразимый, он наклонился к горному пику и протянул свои лапища к нему. Грохот, подобный раскатам грома, множество крушащихся камней летели с горы. Титан поднял шлем, который я видел прежде на вершине, когда был там с Аней. Он всё так же неторопливо надел шлем и под раскатистые каменистые звуки двинулся прочь. Прочь в сторону степи, туда, где никого нет, кроме дикой природы. В те пустынные места, где обитают его товарищи. Великан исчез за горизонтом. Напоследок он повернул голову в мою сторону, честное слово, было ощущение, что он смотрит прямиком в мои глаза своими глазами озёрами. Тогда, меня пробрали мурашки. Раскатистые звуки давно прекратились, но всё же ещё долгое время было слышно мягкую поступь гиганта.
Тут я открыл глаза, всего лишь сон. Всего лишь сон! Как же я был рад. Но сон сделал свою грязную и мерзкую работу, он оставил тень сомнения в глубине меня, тень страха и кошмарного ужаса. Тревога посетила меня. Тревога этакая чертовка, она никогда не ждёт приглашения, как только видит возможность выйти на просторы неподверженной человеческой психики, она тут как тут. Конечно, к общему впечатлению кошмара на яву добавлял ветер. Стенки палатки вдувались внутрь. Ох, а звук стоял доподлинно неприятный. Гул, гудение множества маленьких крылышек за стенками палатки, вот, что это был за звук. Он давил на уши и спелся с чертовкой тревогой. К горлу подступил ком, психика вышла из равновесия, она приготовилась к неведомому для неё. Решив, что-нибудь сделать, я вышел на улицу, мне нужно было успокоиться. Холодный рассудок и голый рационализм спасители в подобных ситуациях.
Снаружи не было ничего. Было тихо. Костёр давно потух, лишь несколько красных головешек внутри него потрескивали, да краснели от ветра. Проводник спал рядом со своим конём, а насчёт ребят я не сомневался, они были по палаткам. Да и было слышно храп Игоря, этот медвежий гогот было слышно из любой точки лагеря. В районе Большого Богдо кучковались облака, в свете луны образовывая интересные формы и очертания. Мне показалось, что я увидел в них очертания гиганта из моего фантасмагорического сна. Но, определённо, к счастью, всего лишь очертания из облаков. Ветер завывал, всё, что могло ходить ходуном ходило от него. Ветер, судья этих земель, порой он действительно решает, стоит ли жить или нет, но сейчас это был только ветер. Приятный, осенний степной ветер, слегка прохладный и освежающий.
С моего пробуждения прошло совсем немного времени, оказывается Морфей потревожил меня своим сном за пару часов до рассвета. Это время я провёл с пользой для себя, а в большей степени для своего рассудка. Ещё с вечера у меня был заготовлен кипяток в термосе, сейчас уже разбавленный покрошенной ромашкой, книга в руках и приятная обстановку, на сколько позволяла ситуация. Все возможные усилия я старался приложить для своего успокоения. По прошествии пяти минут, отфильтровав полученный напиток, я его закончил, долив порционные сливки и растворив порцию цветочного мёда. Роскошный напиток, мало того, что вкусный, так при всём при этом ещё и хорошо успокаивающий. Так и прошло несколько часов, под поглощение мягкого цветочного напитка и за поглощением очередной порции букв, я даже не заметил, как прошло это время. В мою палатку постучались.
За книгой, мало того, что я не замечал. Как летит время, так и не обращал внимания на то, что происходит вокруг меня. Во всю кипела бурная деятельность в лагере. Проснулись абсолютно все, за исключением только лишь проводника, он продолжал растворяться во сне в своём уединении. Ребята готовились. Игорь занимался завтраком. Банальный, но главное питательный. Походная каша, что может быть лучше, чем каша, со сладким чаем, который я на дух не перевариваю, с бутербродами, с которыми сладкий чай всё-таки идёт на ура. Девочки собирали сумки в поход, а Андрей с Сашей сидели рядом с Игорем. И, что самое главное ни духа злобы в их голосах. Вот она мужская дружба, вечером бьют друг другу морды, а на утро, как ни в чём не бывало разговаривают. И, что самое удивительное, это всё искренне, ни грамма притворства.
По завершении завтрака, как было точно всё готово. Взяты достаточные запасы воды, еды, заряжены телефоны, и конечно же запас чая в мою небольшую группу, куда уж без него. Мы разделились на две группы. Почему? На самом деле ответ довольно прост. Саша с Андреем ещё до ругани хотели сходить на солёное озеро, оно было, как раз у подножия Большого Богдо. Мы же с Аней, хотели подняться на верх, и особенно я, в частности я, хотел взглянуть на ту скалу, что так запала мне в память, что приснилась той ночью и напугала до чёртиков. Тревога так, к сожалению, и не ушла, чувство кома у горла так и осталось при мне, и не покидало моего бренного тела до последнего момента в тех диких местах, предостерегая меня, о надвигающейся беде.
И так мы отправились на гору. С нами, как телок, бредущий за своей мамой, увязался Игорь, уж простит он меня за эти слова, и проводник Муни, так же пошёл с нами. Проводник пошёл непосредственно исполнять свои обязанности, курировать нас, и рассказывать, то, о чём мы могли узнать только из интернета, или же совсем никак, ибо эта информация передавалась из поколения в поколения, из уст в уста.
Мы пошли тем же путём, коим ходили до этого с Аней, в сумраке начинающейся ночи. На Богдо вело два пути, мы пошли более долгим, но не таким утомительным, и на самом деле, чтобы пойти вторым путём, более быстрым, пришлось бы обойти гору практически полностью. Поэтому подъём был неторопливый. По началу, Муни начал нам рассказывать об этих местах, о горе и о местных преданиях. Я не слушал, мне никогда не было интересно слушать экскурсии, банально зачем. Зачем слушать уже пережёванную кем-то информацию, быть может даже растянутую, когда её можно узнать самому, особенно в современное время, во время, когда любому доступны любые библиотеки и знания мира, стоит лишь протянуть руку. К сожалению, сейчас руки большинства, они то тянутся к смартфонам, но совсем не за информацией в онлайн библиотеках, только для того, чтобы провести в телефоне добрый часок другой в приложениях с короткими видео, от коих с лёгкостью развивается клиповое мышление и никакой смысловой нагрузки.
Поэтому я шёл сам себе на уме. По песчаной глиняной земле путём, которым возможно в своё время взбирались калмыки-буддисты для вознесения молитв своим божествам. По степной земле, которую многие годы назад топтали кочевые народы верхом на своих лошадях, с верой, в своего хана. Сейчас на этой земле более не было ни одного из государств, что существовали в те незапамятные времена, а их приемники являлись лишь блеклой копией некогда действительно великих империй.
На нашем пути было раскинуто множество камней и один меня привлёк, он был такой необычной формы, непривычной для обычного камня. Многогранный, он очаровывал меня, как адепта перфекционизма, своими правильными, и не привычными для дитя природы, гранями, такой выбивающийся из общего фона обычных осколков песчаника. Я подобрал его, а на обратной стороне увидел не то древнего моллюска, не то ракушку, не то морскую звезду, банально не мог опознать по причине отсутствия у меня необходимых знаний. Его древние окаменевшие останки привлекли меня, человека, который никогда не бывал у моря и постоянно откладывал поездку к воде, из-за вечно влекущих гор, окаменелости привлекали хотя бы своей принадлежностью к морю.
Как раз, в тот момент, когда я забросил окаменевшие останки в карман, от чего карман тут же потяжелел, я переключил своё внимание на парочку впереди и Муни параллельно идущего им. К сожалению, я не запомнил полностью, что он говорил, но помню до сих пор, что он рассказывал, о том, что когда-то давно вся территория прикаспийской низменности была морем. Огромным Каспийским морем, которое в своё время сузилось до нынешних размеров и так и осталось в этих пределах. А Большое Богдо было островом посреди некогда не менее великого моря. От чего, как я расслышал этот рассказ, мой внутренний вопрос сразу же унялся, о том, откуда здесь на вершине взялись окаменевшие остатки. Ещё Муни попросил не брать ничего с собой, ибо, это не наше. Я повиновался, хотя и не понял его в каком смысле “это не наше”, от того ли, что это заповедник, или по какой другой причине, и выложил окаменелости на землю.
Так мы и шли на верх, кто чем занимался, но каждый, за исключением Муни, восторгался и ужасался красоте, окружающей нас. Сплошная плоская равнина, желтоватая, с салатовыми вкраплениями, с минимальными перепадами по высоте и абсолютная ровная от горизонта и до горизонта. Не удивительно, что здесь постоянно дует ветер, ему не за что зацепиться, не куда задуть или остановиться даже на секунду, прежде чем он достигнет нас своим мягким касанием. Здесь ощущается свобода, не ограниченная ничем, ни вековыми деревьями, ни водными просторами океана или моря, нет, только ты один на один с естеством, с непостижимым и никогда необъятным для человека, каковыми бы не были наши познания и успехи в науке. Здесь, помимо свободы человек ощущает себя маленькой песчинкой посреди огромного мира, который невозможно объять ничем. Даже посёлок, Нижний Баскунчак, который прекрасно отсюда виднелся, казался невероятно ничтожным.
Наконец на верху, я обнаружил на месте скалу-шлем древнего война, который приснился мне ночью, и даже стало как-то немного спокойнее на душе, но тревога никуда не ушла. Особенно, от увиденного впоследствии. Я обратил внимание на такую чарующую и кажущуюся неестественной в дикой природе другую скалу. Она была похожа, нет даже не на сыр, не на губку. Да, она была похожа на пчелиный улей. Ячейка к ячейке, они хоть и не были идеальными, но очень близкими друг к другу, и всегда, когда в природе находится, что-либо столь идеальное по своим пропорциям или геометрическим очертаниям, а как известно природа не жалует ровностей и предпочитает в большей степени хаос, в таком случае невольно задумываешься, а действительно ли этот объект естественного происхождения.
Так и здесь, мне, как человеку, с очень развитым воображением и фантазией, которому порой тяжело даются некоторые книги, в которых слишком хорошо и в красках описывается, что-либо отвратное и омерзительное для меня самого, как человеку такой породы, мне тяжело видеть подобное этой скале. Сразу - сразу в голове возникли чудные идеи о роях земляных гигантских, судя по размеру ячеек, ос, бороздящих степные просторы. И кто знает, быть может, тот звук, что я слышал ночью, похожий на шум миллиона маленьких крылышек, быть может, это был вовсе не ветер, трущийся о палатку своими воздушными потоками, а действительно, рой древних воздушных созданий, выходящих на охоту по ночам. К чёрту, к чёрту все этим мысли. Я отогнал их в тот момент, решил насладиться моментом и как раз вовремя.
В мои уши проникли звуки. Я совсем не ожидал их услышать здесь на голых равнинах. Я услышал музыку! Такую необычную, отчасти свистящую, отчасти протяжную, но это была определённо музыка, я не мог ошибиться. Подняв голову, я начал смотреть по сторонам, дабы найти источник музыки, сперва на Аню с Игорем, нет, они мило болтали в сторонке, телефоны были по карманам. После я зыркнул на Муни. Изначально он смотрел вдаль, а когда обернулся и увидел моё многозначительно удивлённое лицо, то заулыбался и сразу понял от чего я состроил такую гримасу. Он повернулся в сторону скалы с ячейками сот и махнул на неё, как бы указывая мне, что музыка исходит оттуда. Не поверив ему, я решил без слов убедиться, верно ли понял его, и только через эмоции и мимику своего лица поинтересовался у него, верно ли я его понял, он вновь улыбался, и снова махнул головой. Удивительно! Скала поёт! Поющая скала! Меня это невероятно удивило, и сама музыка, она была столь необычна. Только неподвластный ветер, мог создать такую музыку, своими случайными задувами воздушных потоков и мелодичными переливами. Соты в скале создавали подобие музыкального духового инструмента, что-то среднее, думаю я, между окариной и волынкой. Свистящее и протяжное. Мелодичное и чудно необычное. Любой с музыкальным слухом, и особенно с любовью к флейте или волынке, подобно мне, заслышав однажды не сможет забыть этой музыки. Музыки ветра.
Такому и так столь удивительному моменту добавило не то, чтобы драматизма, нет скорее атмосферы, событие, знаменательное в большей степени для меня нежели для других. Муни, как человек привыкший, уже не обращал внимание на подобные вещи и лишь смотрел в степную даль, влюблённые, продолжали мило болтать, и, между прочим, так и не обратили внимания на музыку, а зря.
У подножия скалы я заприметил жука навозника, опять, точно такого, как вчера, а удивило меня, то, что пока, что это единственное живое существо, что я видел в степи, за исключением птиц. Я уселся на корточки перед ним, чтобы по ближе его рассмотреть, и он отличался от привычного жука, панцирь, был многоцветным, переливающимся необычным сиянием между красным и оранжевым. При этом панцирь, был будто бы не свежим, даже не знаю, казалось будто либо это давно сброшенный панцирь старого жука, или же очень старый жук. Также, как правило жуки катают свежие шары, а шар этого необычного пришельца был высохший, потрескавшийся, никогда не видел такого. Ох, да, точно! И ещё одно! Золотистые, пульсирующие прожилки в местах сочленения частей панциря. Столь необычно это было.