Вступите в залитый тенями мир Гиборийской эры Роберта Говарда, где миф и история переплетаются в танце стали и колдовства. В сердце этого дикого мира стоит Конан-варвар, фигура, чьё имя стало синонимом необузданной силы и первобытной хитрости. Но за этим легендарным воином скрывается народ, окутанный тайной: киммерийцы.

Выкованные в суровом горниле своей мрачной родины, киммерийцы предстают одним из самых захватывающих творений Говарда. Их культура, сплав исторических вдохновений и творческого гения, позволяет заглянуть в саму душу Хайборийской эры.

Так кто же они, киммерийцы?

В тумане древности, где история сливается с мифом, мы находим истоки несгибаемых киммерийцев Говарда. Эти свирепые воины, высеченные суровым ландшафтом их тёмной родины, обязаны своим созданием множеству реальных источников вдохновения, сплетённых вместе мастерской рукой Роберта Говарда.

Вообразите, если сможете, исторических киммерийцев – кочевников Железного века, странствующих по продуваемым ветрами степям к северу от Чёрного моря. Известные ассирийцам как Гимиррайя и упомянутые в библейских текстах как «потомки Гомера», эти загадочные люди захватили воображение древнего мира. Но именно сквозь призму Гомера видение Говарда обрело свою истинную форму, черпая из мифических киммерийцев (Kimmerioi) – народа, объятого тенью, обитающего у самого порога Подземного царства.

Однако гений Говарда заключался не в подражании, а в преображении. Киммерийцы Хайборийской эры возникли как уникальная культура, черпавшая вдохновение в основном из традиций гэльских кельтских воинов. Этот акцент был не случайным, ведь Говард столкнулся с фантастической связью, которую Плутарх провёл между историческими причерноморскими киммерийцами и кельтским племенем кимвров. Хотя с исторической точки зрения это и сомнительно, данная связь оказалась чрезвычайно плодотворной для творчества.

Но источник вдохновения бил куда глубже. Зимой 1932 года, когда разум Говарда был поглощён созданием характера Конана-киммерийца, его поразили холмы близ Фредериксберга в Техасе. Родившееся стихотворение «Киммерия» рисует яркую картину земли, «окутанной мглой и тучами», где «голые сучья лязгают на одиноком ветру». Этот вызывающий образ, рождённый из личных переживаний Говарда, вдохнул жизнь в вымысленную родину его самого знаменитого творения.

Некоторые исследователи, как проницательный Патрис Луине, даже предположили, что сама земля, где родился Говард – носящая говорящее название Дарк-Вэлли (Тёмная Долина) в Техасе, – сыграла роль в формировании образа Киммерии. Здесь, среди густых лесов, мы почти можем разглядеть «мрак вечных лесов», которые Говард так чертовски красиво описывал.

В ходе этого творческого процесса киммерийцы и появились, их корни переплелись в богатой почве прошлого нашего собственного мира. Именно это напряжение – между узнаваемым и фантастическим – и придаёт киммерийцам их непреходящую силу, способную захватывать воображение.

И по мере того как мы отодвигаем слои киммерийского общества, мы начинаем различать сложную паутину взаимоотношений, которые связывали этот свирепый народ. Ибо в суровых землях Киммерии выживание зависело не только от личной силы, но и от нерушимых уз кровного родства и клана…

Вот он, застывший в нашем воображении: могучий Конан, его мускулистый силуэт — на фоне кроваво-красного неба, с неизменным мечом, поднятым высоко в руке.

Клинок из Атлантиды из фильма 1982 года настолько глубоко въелся в массовое сознание, что многие поклонники уверены — киммериец всегда и повсюду сражался именно этим оружием.

Кром! Как же они заблуждаются!

Сегодня мы рассечем эти заблуждения и познаем истину, стоящую за отношениями Конана-киммерийца с его смертоносными спутниками.

Нестареющее наследие мечей из фильма «Конан-Варвар» (1982)

Фильм Джона Милиуса не просто сделал Арнольда Шварценеггера звездой, но и подарил миру два самых узнаваемых фэнтези-клинка в истории кино: Меч Атлантиды и Отцовский Меч.

И пусть ни один из них не упоминался в оригинальных рассказах Роберта Говарда, в массовой культуре они стали неотъемлемой частью образа Конана.

Мастер-оружейник Джоди Самсон создал Меч Атлантиды с таким уникальным визуальным языком, что его можно опознать по одному лишь силуэту. Этот древний клинок, будто бы выкованный атлантами и найденный в гробнице, стал главным оружием Конана в кульминационных сценах фильма.

Дизайн меча не был основан на каком-либо историческом «атлантическом» прототипе (поскольку таковых не существует), но он обладал той самой безупречной аурой мифической подлинности. Работа Самсона на десятилетия вперед определила эстетику фэнтези-оружия, появляясь в бесчисленных видеоиграх, настольных ролевых играх и в произведениях искусства.

Другой часто обсуждаемый клинок — Меч Отца, выкованный отцом Конана в начальной сцене. В нарративе фильма он обладает колоссальной эмоциональной нагрузкой, являясь единственной нитью, связывающей Конана с уничтоженным кланом. Когда он вновь обретает его у Колдуньи в середине картины, это символизирует возвращение его идентичности и цели.

Великий спор: какой клинок вершит суд?

Среди ценителей Конана дебаты о превосходстве того или иного меча не утихают десятилетиями. Меч Атлантиды с его мистическим происхождением и изощренным дизайном олицетворяет Конана на пике его могущества. Меч Отца, простой, но наполненный личной значимостью, — его подлинные корни и движущую силу мести.

Многие художники комиксов, выросшие на фильме, вплетали в свои работы тонкие оммажи обеим версиям, даже не адаптируя напрямую киноленту. Кто-то предпочитает сырую, эмоциональную мощь Меча Отца, других же влечет мифическая природа клинка Атлантиды.

Неоспоримо одно: оба меча, не имея основы в оригиналах Говарда, стали неразрывно связаны с персонажем в визуальной культуре. Даже когда художники и писатели пытаются вернуться к изначальной говардовской концепции «непривязанного» к оружию Конана, характерные силуэты этих киноклинков продолжают влиять на его изображение.

Истинная сила этих дизайнов — в их идеальном сочетании с физичностью Шварценеггера. В его могучих руках оба клинка выглядели одновременно смертоносно, правдоподобно и по-варварски дико.

Мечи Конана в оригиналах Роберта Говарда

В первоисточниках наш варварский друг был куда менее сентиментален в отношении своих инструментов для убийства. Безусловно, меч был его основным оружием — но это всегда был разный меч, в зависимости от того, где он находился и откуда прибыл.

Скимитары, корды и даже тальвары регулярно оказывались в его залитых кровью руках. Если бы мы попытались угадать его предпочтение, то можно было бы предположить, что Конан благоволил изогнутым клинкам перед прямыми (возможно, результат его обширного опыта как пирата и взаимодействия с культурами, вдохновленными Ближним Востоком).

Но и это — не более чем спекуляция.

Тип меча менялся, казалось бы, от рассказа к рассказу, без явного фаворита. Это кое-что говорит нам о говардовском Конане: он — прагматичный выживалец, а не мистик, привязанный к легендарному клинку.

Эволюция клинка: от Marvel 1970-х до наших дней

Когда Marvel запустила комикс о Конане в 1970-х, было принято решение, на десятилетия сформировавшее восприятие персонажа: ему дали меч постоянного, узнаваемого вида.

Точные причины неизвестны, но, вероятно, они были сугубо практическими. Как часть лицензионного каталога Marvel, Конан нуждался в оружии, которое можно было бы легко тиражировать, независимо от того, кто его рисует. В оригиналах Говарда не было магических мечей (если не придираться к «Фениксу на Мече»), так что не было и сюжетной нужды в уникальном оружии.

В мире Конана меч — это всего лишь инструмент, который в итоге сломают у кого-то в шее, бросят на поле боя или используют как импровизированный рычаг. Узнаваемый дизайн был нужен для создания защищенного авторским правом образа, подобно тому, как это делалось с супергероями.

Несмотря на кажущееся единообразие, разные художники умудрялись привносить в его клинок что-то свое. Кто-то изображал более стройного Конана с соответствующими более изящными мечами, а кто-то рисовал широкоплечего, мускулистого киммерийца с более массивными и широкими клинками.

Воин, а не его оружие

То, что по-настоящему отличает Конана от других фэнтези-икон, — это как раз его отсутствующая привязанность к какому-либо клинку. В отличие от Элрика с его пьющим души Буревестником или Артура с его Экскалибуром, личность Конана никогда не была связана с оружием в его руке.

Те герои во многом определены своими легендарными клинками. Их оружие дарует им силу или отмечает их как «избранных». Конан стоит особняком. Он — «избранный» не по воле судьбы или магии, а просто потому, что он — самый опасный человек в любой комнате, независимо от того, что он держит в руках.

Возможно, самый показательный аспект отношений Конана с оружием — это его готовность (нет, рвение) импровизировать, когда того требует ситуация. Пивные кружки, дверные петли и стулья — все служило импровизированным орудием разрушения в могучих руках киммерийца. И давайте не забывать о его самом надежном оружии: этих самых руках, способных свернуть шею быку или разорвать глотку стервятника зубами.

Эта адаптивность лишь укрепляет статус Конана как идеального борца. В отличие от героев, чья сила тает, стоит им расстаться с магическим оружием, Конан остается смертоносным в любой среде, с оружием или без.

Возможно, именно за это мы его и любим. В жанре, где так часто доминируют «избранные» с магическими судьбами и зачарованными клинками, Конан — освежающий контрапункт, человек, который кует свою собственную судьбу с помощью любых инструментов, что оказываются у него под рукой.

Меж тех лет, когда океаны поглотили Атлантиду и сияющие грады, и грядущих лет восхождения Сынов Арии, была Эпоха, неведомая снам, когда царства дивные простирались по лицу всего мира… И пришел туда Конан, Киммериец, черноволосый, сумрачноглазый, с мечом в руке, вор, разоритель, убийца, коему ведомы и исполинская скорбь, и исполинское веселье, дабы попрать его сандалиями троны земные, усыпанные самоцветами.

«Феникс на Мече», Роберт Говард

Ирония судьбы в том, что для многих Конан стал синонимом самого Роберта Говарда. Этот исполинский варвар жил в Хайборийскую Эру — во времена романтической и кровавой истории, наступившие после гибели Атлантиды и до первых отсветов истинной цивилизации. Хотя Говард не называл точных сроков, знаки в его творениях гласят, что сие было вскоре по отступлении Великого Ледника, лет этак четырнадцать тысяч назад.

Конан был киммерийцем, из племени, что стало праотцем кельтов, и кочевал в землях к северу от Понта Эвксинского. Рожденный в битве сын кузнеца, он был крепок как титан и уже к пятнадцати зимам стал грозным бойцом. Ненасытная жажда странствий повела его по дорогам Хайборийского мира, и шел он грабежом и убийством, будучи вором, бандитом, изгоем, пиратом или наемником — в зависимости от прихоти случая.

Когда же он и соглашался служить другому, то неминуемо оказывался предателем, свергая господина дабы захватить власть самому. С ростом его славы множились и дружины, что шли за ним, а с ними росли и амбиции. Не раз его рать была целиком выкошена в какой-нибудь провальной авантюре, но ничто не могло остановить его восхождения. И наконец, на пятом десятке зим, он низложил короля Аквилонии, могущественнейшей державы той эры, и захватил престол себе.

По нынешним меркам, Конан-киммериец, каким его описывал Говард - отпетый мерзавец, убийца и преступник, коим движет едва ли не одна лишь корысть. В том-то и весь смысл. После неудачи с Куллом, Говард решил, что развращенная цивилизованная публика не примет героя мыслящего и добродетельного, а посему нарочно сотворил дикаря, дабы щекотать им их нервы.

Он - нарочитая карикатура на гангстеров и головорезов, что похаживали по взбудораженной нефтяной лихорадкой Техасской земле, попирая любые законы и взирая на ближних своих как на досадную помеху, кою надлежит либо запугать, либо пристрелить, либо надругаться над ней - смотря по обстоятельствам.

И все же…

В рассказах Говарда мы обычно застаем Конана по свежим следам некоего злодеяния, только что ограбившего очередной храм или перебившего стражу. И часто, когда история завершается - подчас полным провалом последней авантюры варвара, не принесшей ему несметных сокровищ, - мы догадываемся, что он уже держит путь к новым грабежам и разбою.

Но на страницах повестей Конан, ко всеобщему удивлению, ведет себя отнюдь не как свирепый злодей. Да, он яростно и беспощадно защищает свою жизнь и свои интересы, он чудовищно опасный воин, наделенный исполинской силой и быстротой, но редко мы видим его жестоким или алчным без меры.

Вместо простоватого бессловесного варвара из кинолент, он - муж образованный, начитанный и красноречивый, облаченный в добротную одежду той страны, в коей он в данный момент находится.

Помимо ненасытной жажды, в нем уживается и удивительное благородство. Он всеми силами избегает сражаться с женщинами, даже если те жаждут его смерти.

Более того, раз за разом он идет на немалые жертвы, дабы спасти какую-нибудь женщину, даже если это означает потерю месяцев труда и несостоявшееся баснословное вознаграждение. Как-то раз он и вовсе отдал всю свою тяжело добытую казну незнакомой нуждающейся женщине, не ожидая иной награды, кроме собственного удовлетворения.

На страницах своих приключений Конан обычно вершит дела бесспорно добрые: уничтожает ужасных чудовищ, злых колдунов и жестоких тиранов. Даже сражая смертных мужей, он обычно убивает либо таких же преступников и убийц, либо вражеских воинов, либо собратьев-дикарей, что чтят тот же кодекс, ставя свободу превыше всего.

Если отбросить все хвастливые басни, что Конан-киммериец рассказывает о себе, и судить о нем лишь по тем делам, что описал сам Говард, то пред нами предстанет совершенно иной персонаж. Он - игрушка в руках богов, герой, коий вопреки себе творит благо для мира, коего ведут от приключения к приключению за нос ложные посулы золота, самоцветов или нежной плоти.

Внутренняя порядочность самого Говарда проглядывает сквозь предполагаемую аморальность и себялюбие Конана, и именно это противоречие наделяет персонажа той силой и неизменной популярностью, что жива и поныне.

Конан — идеальный «плохой парень», со сверкающими голубыми очами, готовый к прыжку пантеры, что без устали бахвалится всеми, кого он избил, и всеми преступлениями, что он совершил, но при этом все же старательно помогает своей старой соседке донести покупки, когда полагает, что никто не видит. И мы все еще любим его за это.

«Люди Чёрного Круга» — это Робер Говард на пике своей творческой мощи. В этой повести он виртуозно сплавляет воедино политические интриги, яростный экшен и подлинно пугающую, мрачную магию. Опубликованная в 1934 году в трёх номерах журнала Weird Tales, история застаёт Конана вождём афгаульских племён в Гимелийских горах — фэнтезийном аналоге Гиндукуша.

Сюжет стремительно набирает обороты, когда король Вендхьи становится жертвой чёрной магии, убитый коварным Мастером с горы Йимша. Его сестра, деви Ясмина, отправляется мстить, и её путь пересекается с дорогой Конана, у которого своя задача: вызволить семерых своих соплеменников, взятых в заложники властями Вендхьи. То, что начинается как политическое похищение, быстро превращается в отчаянную борьбу с одними из самых ужасающих сверхъестественных сил во всём творчестве Говарда.

Как точно заметил автор и исследователь творчества Говарда, именно эта повесть задаёт высочайшую планку: «Для меня "Люди Чёрного Круга" всегда были эталоном фэнтезийной литературы». С этим мнением согласны многие критики и читатели, неизменно включающие эту работу в список величайших достижений Говарда в саге о Конане.

Уже с первых страниц история впечатывается в память благодаря взрывному появлению Конана. «В начале повести есть момент, когда Деви из Вендхьи прибывает в пограничную провинцию на встречу с тамошним наместником. И внезапно появляется Конан: он хватает её, выпрыгивает с ней из окна на своего коня и пускается вскачь… Этот образ Конана, вырывающегося из окна с Деви в одной руке и с ножом — в другой, сказал шестнадцатилетнему пареньку во мне больше, чем что-либо прежде».

По мере развития сюжета Говард демонстрирует свой уникальный подход к сверхъестественному. Писатель Джон К. Хокинг подчёркивает эту отличительную черту: «Первое и главное, что меня поражает — сверхъестественное зло в этой истории подлинно пугающее. Оно не выглядело бы чужеродно в хорроре». Действительно, Говард описывает магию не как загадочные световые шоу или абстрактные чары, а как нечто физическое, осязаемое и глубоко тревожащее.

Хокинг выделяет одну особенно запоминающуюся сцену, идеально иллюстрирующую этот подход: «Эпизод, в котором один из Чёрных Магов Йимши просто протягивает руку и говорит: "Я возьму твоё сердце, Карим Шах". И грудь Карим Шаха разрывается, его сердце вылетает и шлёпается в руку колдуна. Когда я впервые это прочитал, мой разум был взорван». Эта грубая, телесная манифестация магии выделяет Говарда на фоне современников и многих последователей, придавая его потусторонним силам физическую, почти шокирующую осязаемость.

«Люди Чёрного Круга» — это обязательное чтение, потому что здесь как нигде виден революционный подход Говарда к экшену и сверхъестественному. В отличие от стерильных магических систем современного фэнтези, его колдовство — это нечто разлагающее, ужасное и по-настоящему опасное. Точно так же его боевые сцены обладают невероятной непосредственностью и физичностью, заставляя чувствовать каждый удар меча и отчаянную тактику.

Для тех, кто только знакомится с оригинальными рассказами Говарда о Конане, «Люди Чёрного Круга» — возможно, самая полная и концентрированная демонстрация его гения. Это проза, что грохочет кинетической энергией; магия, что не ослепляет, а повергает в ужас; и протагонист, чья варварская жизненная сила является полной противоположностью декадентским цивилизациям и порочному колдовству, которые он сокрушает.

Графическую адаптацию этой повести можно найти в третьем томе «Конана-киммерийца».

Часто встречаю аргумент "мужики сейчас и женщин из старых фильмов заплевали бы - увидев везде повесточку". Не могу согласиться с таким мнением - и вот почему.

Дело в реализации. Безоружная официантка уделывает киборга-убийцу, который только что перебил кучу автоматчиков. Повесточка? Нет. Кэмерон показывает нам рост персонажа - от затюканной девушки на побегушках до лидера. Которой подчиняется даже солдат из будущего. Сара Коннор теряет друзей и родных, избегает смерти - и учится. Прокачавшись ко второму фильму до натуральной машины смерти.

Эллен Рипли потеряла единственную дочку - и вообще весь знакомый ей мир. Но не опускает руки и вкалывает. А затем включает мозги и опыт. Плюс титановую волю матери "хрен вам, Чужие - эту девочку вы не убьете!" И в итоге спасает людей там, где облажался отряд спейсмаринов :) на тяжелом БТРе плюс ударный шаттл.

Хорошо прописанных боевых дам зрители, а также игроки и читатели любили всегда:

Храбрую и меткую принцессу Лею, которая дерзит даже папочке :)

Валерию, которая вытащила Конана с того света

И не только Валерию :)

Маленьких попутчиц Шварца - которые и спасали суперкачка из очередной передряги.

Лару Крофт с эээ... Сами видите, короче.

Сару Керриган

Саммер Глау офигенна в выносе целой толпы - потому что у нее очень крутая подготовка балета.

А Синтия Ротрок вообще любовь моего детства

И против отжиманий Риты Вратаски лично я никогда ничего не имел :)

Мэрил Стрип без всякого фансервиса собрала "двадцать одно" в номинациях на "Оскар".

Героини нуаров вертели двухметровыми дуболомами как хотели. Как и миледи:

А когда у вас нет ни прописанного характера, ни эволюции персонажа, ни отточенных навыков актрисы...

Остается современный Голливуд :) Когда героиня просто не может проиграть вообще нигде, никому и никак. Кого ей преодолевать?

P. S. Поклонников - с юбилеем! :)

Уфф сколько пылающих и взорванных школьников в комментариях под предыдущим постом Косплей в 2025 или как парик и трусы с WB делают тебя профессиональным артистом ...
образовалось, я дико поржал от души , попивая таиландский синий чай анчан :)

Вообще конкретно с этого вскукарека можно вместо отопления зимой жителей Анадыря согреть 🤣

Есть и адекватные люди , за это респект им и уважуха ✊

Но не будем отвлекаться, ловите качественный косплей, за который я точно бы донатил 👍

Anlai Yu, Косплей на Takhisis из вселенной Dragonlance

Maul, косплей на Amon из вселенной Borderlands

Косплей на персонажей из игры Darkest Dungeon

А для особо "развито-одаренных" это каноничный косплей на персонажа Рыжая Соня была придумана писателем Роем Томасом и художником Барри Виндзор-Смитом , взятой из рассказа Роберта И. Говарда, как "женский аналог" Конана-Варвара.

Так что продолжайте донатить на парики и трусы с WB ,жду новой порции грязи и атомного полыхания ваших жоп в комментариях, а я почитаю их под великие песни гениального певца Валерия Шотоевича Меладзе )

Если вы ищете квинтэссенцию саги о Конане, творение, где Роберт И. Говард предстает на пике своей мощи, многие знатоки сходятся во мнении: «Красные гвозди» - его величайшее достижение. Написанная в 1936-м, эта повесть стала последним завершенным произведением о Конане, созданным Говардом перед смертью, и она заряжена интенсивностью, не имеющей аналогов в жанре «меча и колдовства».

В этой истории Конан и воительница Валерия - как это часто бывает с искателями приключений, бегущие от неприятностей, - обнаруживают в глубинах джунглей затерянный город Шокотль. Внутри этого лабиринта из залов и коридоров они оказываются зажаты между двумя древними кланами, запертыми в многовековой кровавой вендетте, о причинах которой те уже и сами забыли. Будучи последними выжившими в некогда процветавшей цивилизации, эти осколки сражаются с отчаянной жестокостью в коридорах, отмеченных багряными гвоздями - счетчиками убийств.

Повесть ощущается электрической: проза Говарда достигает лихорадочного накала, вибрируя прямо со страницы, пронося читателя через одну головокружительную сцену за другой.

Но что возводит «Красные гвозди» в ранг высокой литературы, так это идеальный баланс экшна и философской глубины. «Валерия — невероятный персонаж, сильная, как и Конан, именно она втягивает его в эту дикую и странную авантюру. Вы видите два причудливых царства, сталкивающихся в этих подземных туннелях и лабиринтах». Партнерство Конана и Валерии — один из немногих случаев, когда Говард создал женский образ, равный Киммерийцу в силе и самостоятельности.

Ученый-говардовед Пол Герман указывает на мрачные подтексты повести: ««Красные гвозди» - это тьма, насилие, паранойя, конец цивилизации, то, как она пожирает сама себя, как ненависть подавляет все остальное». Это наблюдение подтверждает, почему история остается столь актуальной и сегодня - она служит микрокосмом взглядов Говарда на неизбежный упадок цивилизации, темы, пронизывающей все его творчество, но здесь достигшей своей максимальной концентрации.

«Красные гвозди» - идеальный входной билет в мир Говарда, потому что они дистиллируют его ключевую философскую идею в самой чистой форме. Запечатанный город Шокотль олицетворяет цивилизацию в финальной стадии: технологически развитую, но морально и духовно опустошенную, обратившуюся внутрь себя в оргии бессмысленного насилия. На этом фоне варварство Конана предстает не как примитивное состояние, которое нужно преодолеть, но как жизнеспособная, честная альтернатива упадку так называемой «цивилизации».

Для нового читателя, жаждущего понять, почему проза Говарда продолжает завораживать аудиторию спустя почти столетие, «Красные гвозди» предлагают самую концентрированную дозу его уникального видения: сырого, безжалостного и не имеющего аналогов в фэнтези-литературе — ни тогда, ни сейчас.

Графическая адаптация повести «Красные гвозди» доступна в третьем томе нашего графического романа о Конане-киммерийце.