Кедр

Часть 4

МЕДВЕДЬ

Витек был тунеядцем, точнее тунеядцем он был в глазах Советской власти. Трудовая книжка у него, конечно, была, где-то работала, иначе бы его просто посадили, и срок за тунеядство был в районе двух-трех лет. Он никогда не работал ни на кого, кроме себя, но пахал без остановки. Тайга была его домом, его храмом, его призванием. Лучшими друзьями были промысловые лайки. Когда в девяностых мне нужно было отстрелять (проверить) винтовку перед покупкой, я приехал к нему. Небольшой дом на отшибе и пятнадцать зверовых лаек. Он не убегал от обычной жизни. Периодически он пытался жить как все: заводил семью, покупал дом. С его заработками он мог позволить себе все, что угодно. Неправильно считать чужие деньги, но я объясню, просто, чтобы Вы имели представление, о чем идет речь. В сезон, о котором я рассказываю, Витя заработал тысячу в нашей бригаде, сдав положенный орех государству. Получил от нашей бригады долю - тонну чистого ореха, после нашего ухода, они с Нанайцем добыли еще две тонны чистого ореха. И перезимовав в Фокино, он добыл два десятка соболей, не считая нескольких сотен белки. Я не представляю, сколько стоил соболь в Советской России, но добытые две тонны чистого ореха, он весной вывез в Севастополь!!! И продал стаканами. В Забайкалье стакан кедрового ореха стоил тридцать копеек, сколько в Севастополе не знаю. Если Вам надоело считать, скажу проще – это было много. Витя и меня приобщал к торговле орехом, делился маленькими хитростями.

- Орех перед продажей замачивай в воде. Скорлупа станет мягче, людям это нравится, а ореха в стакан будет входить меньше. Очень важно, как ты подаешь орех, можно зачерпывать из мешка стаканом, и продавать, орех в этом случае, трамбуется в стакане. А можно насыпать совочком в стакан, культурно, и ореха входит меньше!

И вот этот пахарь и суровый человек имел чистую и ранимую душу. Отпахав сезон, а иногда несколько, он решал, что заработал право пожить «по-человечески». Как это выглядело в его понятии: он покупал дом (и далеко не самый дешевый), он покупал жигуля (что также показатель), он женился, и женщина его была первая красавица, поверьте мне на слово, и он начинал жить. Одна беда – ему не везло на женщин. Поймав очередную жену с любовником, он бил им обоим лица, пропивал жигули, дом и уходил в тайгу зализывать раны. К своим зверовым лайкам, которые никогда не предают. Когда мы с ним встретились, он приходил в себя после третьей попытки. Согласитесь, прослеживается некоторое постоянство. Ну, а теперь сама история: однажды, работая в кедраче вместе с набранной им бригадой, они столкнулись с медведем, и медведь их достал. Достал в прямом смысле, он не давал покоя ни днем, ни ночью. Его не останавливали ни шум, ни повариха, которая готовила еду на всю бригаду. Витек, будучи человеком, горячим, решил разобраться по-своему. Так как целью косолапого были запасы еды, Витя поставил «насторожку», ружье - самострел, направленное в сторону возможной добычи, курок которого спускался, как только зверь касался натянутой проволоки. Средь бела дня, был грохот выстрела, был рев, и неизвестно кто громче ревел, медведь или бурятка повариха. Была кровь на траве, но не было медведя, его не нашли. Вот тогда бурятка-повариха и сказала Вите:

- Уходи, тебе нельзя в лес. Медведь тебя найдет, он отомстит.

Конечно, меня там не было, но, зная Витька, я представляю выражение его физиономии. В тайге он был дома, и он искренне считал, что тот, кто посмеет тронуть его в своем доме – не жилец. Прошло время и через год во время шишкобоя и рева изюбря Витю нашли под медведем, которого он зарезал в тот момент, когда косолапый уже содрал ему кожу с затылка, сняв скальп, чтобы закрыть глаза, и готовился пообедать. Он выжил. Но вся его жизнь была пропитана ненавистью к медведям, мне кажется, что он готов был драться с ними голыми руками.

БРИГАДА

Самый разношерстный контингент, по-другому ни скажешь. Папа, я, зять (муж моей старшей сестры, хитро выдуманный хохол), друг зятя, человек с которым я бы и сегодня с удовольствием встретился, и парень – инвалид, которого отец взял непонятно из каких соображений. У человека была искривлена нога, и ходить ему было сложно. Неприятно было видеть, как перекашивается его лицо от боли, когда в очередной раз он оступался. Его было жаль, но он к себе жалости не принимал, и старался изо всех сил, и из-за этого его становилось жаль еще сильнее. Толпа здоровых мужиков должна была качественно кушать, и это не маловажно. Составили график дежурства, но, посмотрев на парня, на то, как ему тяжело, назначили его «поварешкой». Приготовлением пищи занимался он, и это позволяло нам не отвлекаться от работы, так что каждый был на своем месте. Из нашей бригады только отец, я и зять имели представление о процессе заготовки ореха, и то, только по работе в любительских хребтах, где пара мешков ореха, собранные за неделю, считалось хорошим урожаем. Вот здесь и пришла пора Вите сказать свое слово. В первую очередь были забракованы мешки, в которых собирались перетаскивать шишку, пропиленовых мешков тогда еще не было, но и «крапивные» кули были им признаны негодными. Вечерком, взяв иглу и дратву, он сшил мешки, которые, по его мнению, были «само то». Мешочки были в рост человека и были пошиты из такого расчёта: в один «лантух», так назывались эти матрасовки, должно помещаться пять стандартных мешков шишки. В тот год мешок чистого ореха, весом пятьдесят килограмм, получался при переработке пяти мешков шишки. Витя изложил свои комментарии в отношении лантуха, и добавил, что если хотим заработать, в день на табор нужно приносить по одному лантуху, на каждого члена бригады, включая повара, это норма. Отец понимая, что парень прав, молча поддержал, и это было принято как истина, без обсуждения. Хотя я знал, что зятю моему это явно не по душе, ну не был он любителем работы, тем более тяжелой. Решили работать в один колот, папа умел с ним управляться, как с обычным молотком. Три человека вставали на подборку шишки, двое на перенос лантухов на табор. Картинка была забавная, человек несущий за спиной шишку, был похож на огромный мешок с маленькими ножками, которому непонятно как, но удавалось протискиваться между деревьями и перелазить через корни. Конечно, расстановка людей на рабочих местах не была догмой, и в течении дня мы не однократно подменяли друг друга. Собирать шишку было самой неприятной работой, шишка была смолевой (покрытой смолой), и без рукавиц пальцы начинали слипаться практически сразу. Поэтому спасали только верхонки (рукавицы из тонкого брезента). Тем не менее, каждый вечер, после трудового дня приходилось оттирать руки, тряпкой смоченной в привезенном с собой бензине. Обязательным атрибутом была меховая шапка, только она спасала от шишки, падающей с кедра. Зять прихватил с собой монтажную каску и был этим горд. Только шишка, попадая по каске, давала такой звон, что создавалась полная иллюзия нахождения внутри колокола, каска была заброшена. В сентябре по ночам были уже ощутимые заморозки, шапки лишними не были. Пока не началась работа и было время, отец отдал команду на приготовление леса для будущего зимовья, наша задача была поставить только сруб, доски для крыши и рубероид должны были завезти позже. Бревна были заготовлены и по большей части, даже ошкурены (очищены от коры). Все было готово, наступило двадцать восьмое августа, с утра ударил колот…

Часть 2.

НИКОЛАЕВСК

Начну с каламбура. Моего лучшего друга, друга детства, хохла и просто классного парня звали Николай, и он был из Николаевска. Возможно, деревня была названа в его честь, но более детальное рассмотрение показало, что украинцы образовали здесь поселение еще в 1805 году, Коляна тогда еще не было! Ну, образовали, и ладно, но дело в том, что до сегодняшнего дня это украинская деревня, с украинским языком, с бытом, с обычаями. Никакие годы не смогли перемешать украинцев с другими народностями. Именно там, приезжая со своим другом к его бабушке, проведывать ее, ну, а если точнее - погулять, порыбачить, попить водки и прочее, прочее, прочее… дело молодое, я получил начальные знания украинского языка. Меня поражало уважение, оказываемое мне просто потому, что я приехал в гости к их односельчанину. Когда я подходил к ребятам, они тут же переключались на русский язык, хотя я видел, что украинский был им ближе и привычнее. Так продолжалось, пока один из моих новых знакомых не понял, что я понимаю украинский, но это было, конечно же, не в первый приезд в Николаевск. В будущем, я обязательно расскажу о наших похождениях с Колей в тех местах, о рыбалке, об охоте, но сегодня я заговорил об этом селе из-за Колиной бабушки. Редко встретишь настолько чистого и заботливого человека. Ну, кто я был для нее, просто товарищ внука, ан нет. Когда мы пересаживались на адскую машину, которая повезла нас в Ленинск, свои две машины мы попросили оставить у нее. Конечно, не отказала, но это слабо сказано, она встала в дверях своей хаты и заявила, что никуда нас не выпустит, пока не накормит в дорогу. Представляете, пять здоровых мужиков сожрали все, что у нее было приготовлено на обед. А ей было приятно, она по-людски встретила гостей, пусть и незваных. Глядя на ее посветлевшее лицо, руки изрезанные морщинами, я понимал, не о борще она думала, она была «Человеком», чистым и светлым, вечная ей память…Конечно, было совестно… Но вкуснее борща я в жизни не ел, только моей жене не говорите!

Грохот и лязг гусениц по грунтовой дороге. Пыль, скрипящая на зубах. Нетерпение от любопытства – что там впереди? Ну, конечно, водочка, помогающая перенести «тяготы и лишения», тогда она стоила четыре рубля двенадцать копеек и называлась «Андроповка». Вот основные впечатления от дороги. После моста через Ингоду начиналась Тайга, Тайга с большой буквы! Худая падь находилась в восьмидесяти километрах от ближайшего жилья, то есть от Ленинска. Дороги туда не было, была конная тропа, змейкой извивающаяся среди деревьев, распадков и болот. Если Вы помните, нам платили за прокладку дороги, но прокладкой это назвать было трудно. Нам платили за то, что трелевщик, на котором мы ехали, дойдет до табора в Худой пади, а это примерно восемьдесят километров. Передний нож у тягача стоял, поэтому основную работу делал он, подминая под себя заросли и мелкие деревца, в нашу задачу входило ему помогать. Там, где он не справлялся, бензопилами валили деревья и кряжевали (распиливали) их на чурки, продвигаясь вперед. Когда мы ехали из Николаевска в Ленинск, я считал, что это медленно. Но настоящее «медленно» начиналось здесь. Все это напоминало битву, битву с природой. Тогда это зрелище впечатляло и веселило, сейчас не знаю… Двигались в основном по низинам, деревья там были тоньше. Распадок за распадком подминали мы гусеницами и, хоть медленно, но продвигались вперед. Чавкали болотца и с треском падали деревья, пришел «царь природы» - человек. Наконец, вылезая из очередной ключевины, на небольшом взлобке засветились бело-жёлтыми пятнами кедры с затёсанными боками. Мы приехали.

ТАБОР

Табор представлял собой ровную сухую площадку с землянкой, которую со стороны было сложно разглядеть, настолько плотно она заросла кустарником и вросла в землю. Место, где стояла мельница (приспособление для лущения кедровой шишки), определить можно было безошибочно. Кучи шонора (шелухи) от шишек не давали ошибиться. Все кедры на таборе были затесаны, и некоторые довольно глубоко. Это «лень-матушка человеческая», неохота искать растопку для костра, нащипал щепы и зажёг. С трудом открыли двери землянки, пахнуло сыростью, землянку нужно было сушить, давненько здесь никого не было. Сама землянка оказалась довольно просторной, во всяком случае, наша бригада из пяти человек размещалась свободно, еще и место оставалось, правда, перемещаться по ней можно было только на «полусогнутых», низковатая, зато натопить легко. Сразу за землянкой, в сторону низины убегала тропинка, пройдя по ней, становилось ясно, что благоустроенных санузлов здесь нет. Осмотрели потолок нашего жилья: крыша не пробегала, что уже было хорошо. Затопили железную печурку, чтобы просушить помещение. В воздухе запахло дымком. Смешиваясь с запахом кедровой тайги, дым создавал непередаваемый аромат. Дымок стелился низом, оставляя причудливые клочья на мелких кустах. Установили большую солдатскую палатку – наш продовольственный и вещевой склад, и, наконец, разгрузили наше транспортное средство. Водитель спешил, хотел до сумерек, выбраться из чащи. Попрощались. Трелевщик, взревев мотором, двинулся по своему следу обратно. Увидеться с ним мы должны были через месяц, в конце сентября. Мотор ревел, потихоньку отдаляясь, и вскоре звук исчез, кончился. Переговаривались мужики, обустраивая табор, но эти голоса тонули в легком шуме ветра в кронах огромных кедров. До ближайшего жилья было восемьдесят километров.

Кедровые хребты представляют собой, по большей части, каменные россыпи, заросшие мхом. Моховая подушка настолько толстая, что, идя по ней, проваливаешься по щиколотку, а иногда и по колено. Рядом с табором была такая каменная россыпь. Под камнями была вода. Раздвинув довольно большие камни по сторонам, мы получили колодец с чистейшей ключевой водой. Температура воды была настолько низкая, что из ключа тут же сделали холодильник. Немного мяса, жир, сало, были плотно запакованы в пакеты и уложены в ключевину, сверху придавили камнем. Горел костер, для розжига которого опять нащипали щепы от кедра. Весело трещал огонь, пламя кидало блики на лица пятерых людей. Стемнело, костер очертил круг света вокруг нас, за ним была темнота, но только до той поры, пока не выйдешь из круга. Стоит отступить шаг в темноту, как тьма распадается на деревья, небо и тишину. Кружки с водкой в руках, нарезанное сало, огурчики… С заездом!..

ШИШКОБОЙ

Шишкобой – Есть два времени-«Время набивать шишки», и «Время сбивать шишки с деревьев». Мудрость, но не народная.

Чтобы Вам, мои читатели, был понятен мой рассказ, я решил сделать своеобразную вводную часть. Итак, прежде всего, шишкобой – заготовка кедровых орехов. Орехов очень вкусных, питательных и дорогих. Кроме как в пищу, сей орех употребляется в косметике.

События происходили в Забайкалье. Однажды, работая в строительной бригаде, между мной и нашим сварщиком, зашел спор. Я заявил, что в Забайкалье кедра нет, оппонент мне возразил. Поспорили на коробку шампанского. На следующий день я принес энциклопедию и показал незадачливому спорщику, что кедр произрастает только на Дальнем востоке, а на территории Забайкалья – кедровая сосна. Разница между ними огромная. При внешнем сходстве Дальневосточный кедр дает более крупные орехи, в гораздо более крупных шишках. Казалось бы, хорошо, но и скорлупа у этого ореха очень прочная, разбить можно только молотком. В связи с этим, промыслового значения данное дерево не имеет, а вот забайкальский орех ценится весьма высоко. За время проживания в Забайкалье я побывал в нескольких кедрачах: Улюлей, Ададай, Горекацан – это любительские хребты в Ленинском районе. Там добывают орех для личных нужд, заплатив немного за билет. В конце августа съездить в кедрач и привезти домой пару мешков чистого (вылущенный из шишек) ореха на зиму было в ту пору обычным делом. Собирался коллектив, заезжали в тайгу, за недельку успевали набрать шишки и домой. В любительских хребтах народу довольно много, желающих получить «нахаляву» сей продукт хватает. В промысловых хребтах все сложнее и проще, там только одна бригада, твоя, но у тебя есть разнарядка, сколько ореха ты обязан сдать государству. То есть, ты заключаешь договор с лесничеством, и становишься их временным работником. Вот именно о таком кедраче пойдет речь в моем рассказе. Я не знаю, как мой отец заключил такой договор, но он был подписан и нас ждал кедрач в месте, которое называлось «Худая падь». Хорошее название))).

ХУДАЯ ПАДЬ

Восемьдесят четвертый год, когда можно было, смело смотреть в будущее, мы знали, что будет дальше, время «застоя», время уверенности в себе, это ностальгия, и я этого не скрываю. Восемьдесят четвертый для меня, год, когда нужно было уходить отдавать долг родине, потом оказалось, что я у нее не занимал, но три года были потеряны. Год, когда я, еще будучи ребенком, большим, правда, но ребенком, обзавелся своей семьей. Девушка, с которой мы расписались, носила моего ребенка. «Свадьба» состоялась чуть позже, в сельском совете обменялись кольцами, которые взяли напрокат у сестры и зятя. Все понимали, что это свадьба «по залету», все, кроме меня, но об этом когда-нибудь в другой раз. В восемьдесят четвертом я окончил техникум и получил диплом. Много что произошло в этот год, но было еще событие, не такое значимое, но всё-таки повлиявшее на меня, на мое видение окружающего мира. Отец подписал договор с Ленинским лесничеством, договор на заготовку кедрового ореха, на прокладку дороги в падь «Худую» и на строительство зимовья, все в той же Худой пади. Средняя заработная плата на тот момент составляла сто рублей, ну, может, немного больше. А нам платили за каждый килограмм «чистого» ореха один рубль, норма сдачи была по одной тонне с каждого члена бригады, кроме этого, пятьсот рублей за прокладку дороги и пятьсот за зимовье. Дополнительно разрешалось взять по одной тонне каждому чистым орехом, если, конечно, сможем добыть. Как видите, расклад неплохой, где еще можно было заработать две тысячи за месяц в те годы. Немного позабавило, что орех мы заготавливали по заказу Канадского косметического концерна.

Итак – здравствуй, Худая падь! Сезон заготовки начинался двадцать седьмого августа, при этом было важно – именно двадцать седьмого. И дело не только в спелости шишки, насколько я помню, если кто-то начинал бить раньше, Кирка начинала пакостить. Кирка – скандальная птица, Киркой ее называли местные, а так - Кедровка. Было ее много, и, если она слышала где-то звук ударов колота, все стаи слетались туда, и начинали «спускать» шишку вниз. Они просто обрывали ее и бросали. Орех для кедровки основная пища, возможно, обрывала шишку из опасения, что ей ореха не достанется. Выехали числа двадцатого августа, дорога была неблизкой. Транспорт, на котором нам предстояло ехать, был ну очень оригинальным. Тяжелая гусеничная машина, погрузчик леса, с которого был снят щит, а на его место поставлен кузов. Пересесть в этот танк мы должны были в Николаевском, там же мы оставляли свои машины. По асфальту ему было двигаться запрещено, поэтому ехали сбоку от трассы, преодолеть нужно было двести километров до Ленинска, откуда начинался наш поход за богатством. Это были самые длинные двести километров, самые длинные, самые шумные и самые пыльные. Но сначала было село Николаевское.

Хочу поделиться радостью у нас проросли малыши кедрыши)))

Вчера в гостях была бывшая коллега жены проездом из Красноярска. Ну как была - утром взяла ключи у жены, заехала, передохнула и в Парк Горького поехала погулять, заодно ключи отдала. А я придя с работы, обнаружил на столе вот такой приятный сюрприз 🙂. И легкая ностальгия, все дела...  Привет Красноярск, но обратно я уже никогда не вернусь.