Автор Волченко П.Н.

Предохранитель

Часть I - комическая

- Фата, да нормальная эта фата! Ну чем не нравится то? – Димка, едва не срываясь на крик, гремел в телефон. – Да не маленькая она! Где ты больше видела? Слушай, может простыню заказать сразу? А? – он прикрыл рукой телефон, спросил у миловидной девушки-консультанта. – У вас фата побольше есть?

- Да, - девушка кивнула.

Димка осклабился в довольной улыбке и выпалил в трубку:

- Есть у них, есть больше. – девушке, - Несите.

- Только она уцененная.

- Ну что еще? – он вновь прикрыл микрофон  рукой. – Дырявая?

- Нет, она из прошлогодней коллекции.

- Ну так какая разница! Несите! – и снова в трубку, - Сейчас принесут, я тебе ММСкой сброшу.

- Нет, мне уцененную не надо! – визгливый, недовольный голос Лены в трубке заставил Димку зажмуриться, словно от нестерпимой головной боли.

- Она нормальная, просто из прошлогодней коллекции. – умоляюще проскулил он в трубку.

- Дим! Ты обещал!

Девушка уже цокала каблучками обратно, в руках она держала шикарнейшую, непомерно громадную белую с белоснежно же белыми прозрачными розочками фату. Девушка счастливо улыбалась.

- Унесите! – зло приказал Димка, так, чтобы Лена на том конце  услышала и гневность и дикость и накопившуюся за день поисков свадебного реквизита злость. Улыбка девушки тут же померкла, глаза стали тусклыми, даже глупыми что ли. Димка же прикрыл ладонью трубку и прошипел громогласным шепотом, - Подождите. Скажите, только громко, что вот эта, - ткнул пальцем в фату, - из новой коллекции.

- Зачем? – девушка была обижена, вернее даже оскорблена и вникать в Димкины дела и проблемы она совершенно не хотела.

- Ну пожалуйста, ну… - он достал из кармана тысячу и громко прихлопнул ею о прилавок рядом с собой. Ситуация накалялась: Лена кричала в трубку, она возмущалась, спрашивала, почему Дима молчит, что там вообще происходит, консультант же играла роль обиженной девочки, и Дима решился на последнее средство: он состроил физиономию а-ля расстроенный щенок, и даже скульнул тихонько. Девушка решительно кивнула и заявила громко:

- У нас есть еще этот вариант, вчера привезли.

- Дим, что там? Отправь.

- Хорошо. – Дима сбросил вызов, быстро сфотографировал фату, и отправил ММСкой Лене, после чего улыбнулся консультанту, сказал, - Вы просто не представляете, как вы мне помогли.

- Капризная? – девушка вновь белозубо улыбалась. – Понимаю, у нас половина таких клиенток.

И она, с видом победителя, взяла тысячу с прилавка, Дима грустно вздохнул.

Фата, если честно, была наименьшей проблемой из всех тех, что свалились на Диму. В последнее время на него заботы посыпались, как из рога изобилия. До того, как Дима сделал Лене предложение, она была наимелейшей, наидобрейшей, самой бескорыстной из всех известных ему особей женского пола. Она пленила его своею красотою, она нежно и ласково извлекла сердце из его натренированной, с хорошо развитыми грудными мышцами, груди, она поразила его своею вменяемостью в суждениях, такой не женской логикой, умом, знаниями и окончательно покорила фразой «техника и женщина несовместимы». Он был покорен, он был растерзан и… что ему еще оставалось, кроме как сделать ей предложение? Ничего… И он сделал! Он сделал этот глупый шаг: он купил кольцо, он пригласил Лену в ресторан, он помылся, побрился, он заказал шампанское и он сделал предложение! И все! В одно мгновение прекрасная Лена превратилась во взбалмошную блондинку из анекдотов. У нее разом зародилась сотня суеверий, две сотни пожеланий относительно грядущей свадьбы, и три сотни возмущений, капризов.

Первое и главное ее суеверие гласило: «невеста не должна принимать участия к подготовке свадьбы». Поэтому съем ресторана, покупка платья, колец, проблемы с транспортом, меню и прочее – разом бухнулось Диме на плечи и это было бы не так плохо – устроить свадьбу на свой лад, но! Ежедневно, ежечасно, если не ежеминутно она названивала ему, дополняла списки заданий, вносила уточнения, корректировки, а порою и попросту отменяла уже закрепленные предварительным платежом договоренности. На ММС с фотографиями, на звонки перечисления списков меню и прочие свадебные радости у Димы вылетали астрономические суммы, но все это были мелочи в сравнении с общими затратами. Грядущая свадьба виделась Диме во снах страшным чудовищем, что сжирало всё на своем пути и отбиться от коего можно было только деньгами. Дима бросал в нее пачки, одну за другой, доставал из карманов мятые десятки, кидался звонкой мелочью, пока вдруг не осознавал, что нет у него больше ничего. И свадьба – этот ужасный, белоснежный монстр в фате и на колесах обручальных колец, подкатывался к нему, распахивались кружева пасти и… и он просыпался. В реальности все было почти так же. Сначала он потратил все свои  накопления, что были у него на руках – семьдесят тысяч пропали словно и не было, затем растворились деньги, припасенные в банке на черный день, теперь же уже шли средства занятые у родителей и, как казалось Диме, это еще не конец!

Телефон завибрировал, заиграл марш Мендельсона, Дима вознес очи горе, нажал на зеленую кнопку ответа:

- Да, Леночка.

- Дим, фату бери, только к ней надо еще эту… накидку меховую

- Лена! Лето на дворе! Какая накидка?

Она не стала с ним разговаривать, а просто сбросила вызов. Дима вновь вздохнул протяжно и тоскливо, будто прощаясь с жизнью, и спросил у девушки консультанта:

- У вас есть эти, накидки, как их…

- Горжетки?

- Да.

- Сейчас не сезон, но может я что-нибудь подберу. – она оттарабанила холеными пальчиками на клавиатуре компьютера короткую дробь, улыбнулась радостно и заявила. - Да, есть! Большой выбор и даже со скидкой.

- Сколько? – устало спросил Дима. Он уже не верил всем этим скидкам, радостным улыбкам и прочим бонусам. Он знал: жизнь жестока, а свадьба беспощадна.

- От шестнадцати тысяч.

Новый вздох.

- Показывайте.

Ближе к ночи он поехал домой. На заднем сидении в аккуратной коробке покоилось свадебное платье (тридцать две тысячи), фата в пластиковой упаковке (шесть тысяч), горжетка то ли под песца, то ли из песца (восемнадцать тысяч), нижнее белье для невесты (шестнадцать тысяч)и прочие мелочи: туфли, атласные перчатки, подвязка, еще что-то общей суммой на десять или пятнадцать тысяч рубликов. Итого…  Итого Дима подсчитывать не хотел, точно так же как он не хотел доставать из карманов оставшиеся финансы и пересчитывать их.

Красным замигала индикатор топлива. Дима снова вздохнул, ему вообще в последнее время постоянно  казалось, что он только и делает что вздыхает, и свернул к заправке. Вышел из машины, почувствовал, что его малость покачивает, словно он не по магазинам бегал, а мешки грузил, сунул руку в карман и извлек оттуда всю оставшуюся наличность – пара сотен, десятки и мелочь. Всё. Пересчитал, подошел к окошечку, за которым сидела сонная кассирша, высыпал деньги в лоток и сказал:

- Девяносто пятый. – грустно усмехнулся. – На все.

Пока он заправлялся в кармане вновь завибрировал телефон, Дима ответил:

- Да, Лен.

- Димочка, мама сказала, что она пригласила тетю Ингу из под Саратова. – трубка замолчала, Дима закатил глаза, спросил:

- И?

- Она татарка, понимаешь, у них традиции…

- На одну персону спец меню, понял.

- Она со своими приедет. – уже совсем тихо сказала Лена.

- Сколько?

- Сорок, ну или пятьдесят.

- Все татары?

- Да.

- Понял.

- Ты такой лапочка. Я тебя люблю.

- И я тебя, привет маме.

Он отключил телефон, завинтил крышку бака, сел в машину, отъехал за поворот, остановился и громко заорал:

- ТВОЮ МАТЬ!

До свадьбы оставалось три недели.

До дома он не  доехал, стоило ему только проехать через переезд, машина недовольно зафыркала, пошла толчками и встала окончательно. Из машины выходить не стал, беситься и злиться тоже – не было больше сил. Достал телефон, нажал пару кнопок, выслушал три гудка и ответил на заспанное «Алло»:

- Паш, я за переездом на Циолковского встал. Видимо крепко. Поможешь?

- Через пять, подожди, минут через десять подъеду.

- Спасибо.

Повесил трубку. Пашка, друг еще со школьных, если не с детсадовских времен. У них как-то так сложилось, что он у Пашки и Пашка у него мог попросить любую помощь и  в любое время, хоть в три часа ночи, хоть в четыре утра. Причем просить можно было о чем угодно: хоть диван перенести, хоть машину толкнуть, хоть сумму заоблачную в долг, хоть труп в багажник загрузить. До трупа конечно дело не доходило, но шутили они на эту тему частенько.

Дима вышел из машины, достал сигареты, еще раз вздохнул – он обещал Лене бросить курить до свадьбы, оперся о машину, и закурил.

Через десять минут к переезду неторопливо подъехала темно-синяя девятка Пашки, остановилась. Пашка вылез из машины, громко хлопнул дверью, подошел, встал рядом. Не говоря ни слова Дима протянул ему пачку, зажигалку. Постояли, покурили, помолчали.

- Задолбался? – спросил Пашка, когда от сигареты только бычок и остался.

- Есть немного.

- Выпить хочешь?

Димка оглянулся, увидел на заднем сидении, в салоне, Ленины свадебные шмотки, сказал уверенно:

- Надо. Надо выпить.

- Поехали.

Через десять минут Пашка поставил свою девятку на стоянку, еще через пять они вместе дотолкали туда же и Димкнно авто, а еще через три они сидели в Пашкиной квартире перед телевизором. На столе стояла тарелка с толстыми, по варварски нарезанными бутербродами, рядом пара открытых бутылок пива, на кухне слышалось недовольное шипение кастрюли, где медленно и нехотя закипала вода для пельменей, в холодильнике стыла водка.

Громко звякнули бутылки, друзья сделали по глотку, тупо уставились в телевизор, где шел какой-то ментовский сериал. Начинать разговор было рано – еще не дозрели. Они неспешно попивали пиво, трескали крошащиеся бутерброды, откуда-то на столе материализовалась пепельница и в ней уже дымно покоилось четыре кривеньких окурка. На душе становилось тепло, легко и приятно.

- Пойду пельмени закину. – Пашка поднялся, вышел на кухню. Послышался хлопок двери холодильника, деревянный перестук мороженных пельменей и тут же бульканье – посыпались родимые в парной кипяточек! Димка повальяжнее развалился на диване, одним глотком допил пиво и с пристуком поставил бутылку обратно на стол. Ему было хорошо, а скоро будут пельмени, будет водочка и ему станет еще лучше – Димка даже улыбнулся от предчувствия, разомлел и… вновь завибрировал в кармане телефон.

Скрежетнул зубами, натянул милую улыбку, ответил:

- Да, Лена.

- Димчик, солнышко, сегодня надо еще заехать…

- Лен, у меня машина сломалась.

С кухни, с запотевшей бутылкой водки и парой стопок в руках, вернулся Пашка, жестом показал: «будешь?», Димка кивнул. Пашка тут же со скрипом свернул горлышко, мерно, едва ли не тягуче кристально прозрачная водка заструилась в стопки.

- Что случилось? Ты не в аварию попал?

- Нет, что ты. Забарахлила что-то… Не знаю, завтра на сервис отгоню, посмотрим.

- А ты где? – она примолкла на мгновение, видимо прислушивалась, по телевизору тем временем киношные менты как раз устраивали задержания, слышалась прошедшая цензуру ругань, выстрелы. – Это что там у тебя?

- Сериал какой-то. Я у Пашки.

- У Пашки? – еще один пунктик, по которому они с Леной не очень сходились. В принципе, ко всем Диминым друзьям Лена относилась лояльно, а к некотором, как например к высокому статному Антону с рубленным лицом, как у Эдварда из «Сумерек», Дима ее и вовсе ревновал! Но вот с Пашкой у них что-то не сложилось. Нет, она ему мило улыбалась, общалась, смеялась его шуткам, но вот потом… Потом она частенько говорила «этот Пашка», а при упоминании о том, что Паша может зайти в гости, так и вовсе кривила свой прекрасный тонкий носик и спрашивала: «А может не надо?». Пашке же было плевать на всё и он приходил в гости невзирая на Димкины намеки, на гневно округленные глаза Лены и прочие «незначительные» аргументы.

- Да, у Пашки. А кому я еще должен был позвонить? – он медленно начинал злиться.

- Вите.

- Ага, в одиннадцатом часу.

- Ну тогда Ирине.

- Ага, ты еще про тетю Валю вспомни.

Они замолчали, Пашка воспользовался паузой: сунул стопку Димке в руку, тихонечко звякнул о ней своею и бесшумно, одними губами, проартикулировал: «Поехали!». Оба разом опрокинули стопки, крякнули, Пашка громко занюхал водку колбасой с бутерброда, Димка выдохнул, закашлялся.

- Пьете? – спросила Лена.

Пашка будто вопрос услышал, головой замотал.

- Нет. – слишком быстро ответил Димка.

- Пьете. – уверенно констатировала Лена. – Вы хоть водку сегодня не пейте.

- Нет-нет, мы только пиво. – Пашка тем временем наливал по второй.

- Ладно. Не напивайтесь, тебе завтра на работу.

- Хорошо. – он уже было собрался сбросить звонок, когда Лена вспомнила.

- А, Дим, слушай, там завтра к тебе вечером Эдя придет, мерки снимет.

- Эдя? Это… Эдуард что-ли?

- Ну да, я у него тебе костюм заказала.

- У этого педи…

- Он гей! – перебила его Лена, добавила, - К тому же он очень милый мальчик.

- Ты знаешь сколько он за этот костюм залудит?!

- Я уже договорилась, он сделает скидку.

- Сколько? Восемьдесят процентов?

- Два процента. Все! Разговор окончен. Пока.

Короткие гудки.

- Эдуард? Это этот, у которого элитное ателье что ли? – спросил Пашка.

- Этот… Ты не знаешь, почем у них костюмы?

- Тысяч тридцать, может больше… Не знаю.

- Нда…

- Бахнем?

- Давай.

Они опрокинули по второй, закурили по третьей, помолчали.

- Знаешь как я задолбался с этой свадьбой?

- Представляю.

- Нет, Паш, ты не представляешь. Это… Это страшно. Еще татары эти.

- Какие?

- А, Ленина родня какая-то. Пятьдесят человек из под Сыктывкара, или нет, с Саратова. Короче один хрен – пятьдесят человек и, - он, передразнивая Лену, пропищал, - у них традиции.

- Что за традиции?

- Да хрен знает. Ты знаешь что кошерные татары жрут?

- Татары кошерными не бывают.

- Тем более! – и невпопад, - Деньги есть?

- Да у меня еще две бутылки в морозилке, хватит.

- Да нет, - отмахнулся, - одолжить.

- Тебе сколько надо? – Пашка вытащил из кармана пухленькое портмоне.

- Тысяч двести.

- Двести? – почесал затылок, - Это уже сложнее.

- Ай, ладно… Наливай!

Они жахнули по третьей, закусили безвкусными бутербродами, уставились в телевизор.

- Двести не знаю, но тысяч сто – сто пятьдесят есть. – сказал Пашка, не отрывая взгляда от телевизора.

- Пока хватит. – Дима тоже старался не смотреть на друга. – Знаешь сколько у меня уже вся эта свадебная дребедень сожрала.

- Подозреваю.

- Полквартиры коту под хвост.

- Серьезно.

- А то! – Димка осклабился в злой усмешке. – Лучше бы вообще этой свадьбы не было! Жили бы гражданским и…

- Так и жили бы.

- Теперь то что? Поздно пить боржоми, когда почки отвалились. Маховик истории не остановить, или как там?

- Нда. – Пашка взял бутерброд, покрутил в руках, сказал мечтательно, - Взять да и обрубить это дело. Разом. Представляешь?

- Что? Не жениться? – Димка вскинул брови, но… в глазах его проскользнул шальной огонек надежды, но тут же и погас. – Не могу, люблю я ее, к тому же… Как теперь все это тормознуть? И вообще… Как ты себе все это представляешь?

Снова замолчали. По телевизору, с умными лицами, говорили о чем то глупом менты.

- Она у тебя суеверная?

- Да вроде не особо, во всяком случае до свадьбы была. А теперь… Представляешь, я ее уже две недели не видел! Говорит – месяц до свадьбы ни-ни! А еще вещи там по цветам какая-то мишура у нее: что-то старое и дорогое, что-то новое, что-то блестящее. Для выкупа какой-то фигни понакупил, говорит, чтобы брак был долгий, надо все по традициям делать! А там одних этих традиций тысяч на семьдесят вышло. А потом еще сверху…

- Понял. Хватит. Значит суеверная.

- Есть немного.

- Слушай, ты Толика помнишь?

- Это…

- Миронова.

- Это тот, который за третьей партой? К Светке все клинья подбивал? Он сейчас, вроде, диктор, да?

- Да. Слушай, есть тут одна идея… Где-то у меня номерок был. – Пашка достал из джинсов телефон, пощелкал кнопками, улыбнулся. – А, вот и он. Должок за ним один есть. Подожди, сейчас.

Он нажал вызов, прокашлялся и замер в ожидании.

- Ты чего? – шепотом спросил Димка.

Пашка отмахнулся, прошипел что-то неразборчивое и тут же заговорил в трубку:

- Толь! Привет. Как дела? Что? И правда поздно, прости. Замотался, не заметил… Слушай, тут такое дело, Димку Чурбанова помнишь? Ну да. Ему бы помочь  надо. Да, желательно сейчас. Нет, мы подъехать не сможем, - усмехнулся, - укушенные уже. Сможешь за нами подъехать? Да, все там же, на Дмитровской. Ну давай, жду. - И Пашка победно сунул телефон обратно в карман. – Вот и славненько.

- Что?

- Подожди, увидишь.

- Что?

- Давай еще по маленькой, да на улицу. Он тут, неподалеку живет, минут через пять подъедет.

Толик подъехал очень скоро, они даже докурить не успели. Толин «opel» с молодцеватым визгом тормозов остановился у подъезда, открылась дверь ухающего басами салона и тут же рванула освобожденная музыка. Толик был красив, подтянут, одет в костюм по фигуре и даже при галстуке – орел мужчина.

- Ты откуда такой красивый? – спросил Пашка.

- Из дома, - легко отмахнулся Толик, так, будто дома так и полагается сидеть в костюме да при галстуке. – По какому поводу пьянка?

- Димка женится.

- Ох ты! Ну поздравляю, поздравляю! – Толик лихо подскочил к Димке, хватанул ухоженными, чуть пухлыми ладонями Димкину левую руку, в правой у него была початая бутылка водки, затряс истово. – Красивую хоть урвал?

- Не то слова. – с тоской сказал Димка и снова вздохнул.

- Молодец! – похлопал по плечу. – Вот молодец! Не ожидал от тебя, а ведь в школе – тьфу и растереть, а сейчас… Фотка есть?

- Погоди, Толь, погоди. Ты про должок помнишь? – вклинился в разговор Паша.

- Помню. – резко посерьезнел Толя.

- Просьба есть одна. Мы сейчас на студию скататься можем?

- В первом часу? Вы что, ребята, охренели?

- Надо.

- В чем хоть дело?

- Поехали, по дороге объясню.

Через четверть часа Толина машина остановилась перед обветшалым двухэтажным зданием, в котором находился телеканал местного значения. Из машины вышли двое: Толик и Пашка, Димку они из салона вытащили за ноги, даже не смотря на то, что тот и отбрыкивался. Димка был пьян – крепко и основательно пьян.

- И как ты себе это представляешь? – Толик нервно закурил, руки его чуть заметно дрожали.

- Легко. Заходим, включаем, делаем, уходим. Просто!

- Ага, не твоя шея в петле. Подведешь ты меня под монастырь.

- Толь, не ной, я тебе тоже не без риска помогал. Глотнешь для храбрости? – Пашка протянул ополовиненную бутылку Толику, тот мотнул головой. – Как хочешь. Давай, берем.

Они взяли покачивающегося Димку под руки и едва ли не волоком потащили к дверям. Там остановились, поставили Димку к стеночке, сам Пашка встал чуть подальше, чтобы не фонило сивухой, а Толя поправил галстук, прокашлялся и постучал в дверь. Тишина, долгая, затянувшаяся тишина.

- Слушай, там вообще есть кто-нибудь? – тихо спросил Пашка.

- Тсс! – Толик оглянулся, сделал страшные глаза, Пашка пьяненько прожестикулировал, мол де молчу.

В конце концов послышались шаркающие шаги, медленные, словно гигантская черепаха на двух ногах шла, потом снова тишина, наверное бабушка-сторож прикладывалась ухом к двери – слушала.

- Татьяна Петровна, откройте пожалуйста. Это я, Толик Миронов.

- Толик? – дребезжащий старушечий голос заставил Пашку поморщиться.

- Да-да, Татьяна Петровна, я это.

- Толик, поздно уже. Не положено пускать. Домой езжай.

- Татьяна Петровна, я ключи от дома забыл. Пустите, пожалуйста.

- Ладно, только недолго.

Послышался звон ключей, возня с замками, потом тихий скрип – дверь приоткрылась и в щель просунулась маленькая сморщенная старушечья головка на морщинистой же черепашьей шее. Старушка щурилась, вглядываясь в улыбающуюся физиономию Толика.

- Толик, ты что ли?

- Я, я Татьяна Петровна.

- А с тобой кто?

- Друзья. Можно они тоже зайдут? Не на улице же…

- Пущай проходют, только не хулиганьте, а то, - она распахнула дверь целиком, развернулась и, все так же продолжая говорить, шаркая пошла обратно по коридору, - Эльза Гордеевна, до чего серьезная дама, букхгалтер, а все туда же, с неделю назад: пьяная, с мужиком каким-то… Тьфу, вспоминать противно. Вот разве ж в наше то время…

- Давайте-давайте, и дверь закрой. - шепотом подгонял Толик Пашку, а тот корячился, чуть не на горбу тащил Димку следом за размышляющей Татьяной Петровной, и все боялся – вдруг оглянется бабушка, куда тогда, к какой стенке Димку прикладывать?

- Ладно, Татьяна Петровна, я в студию, там вроде оставил.

- А, ну ладно, только не хулиганьте. – она так и не оглянулась, дошла до своего места, что напротив маленького переносного телевизора, уселась и сделала погромче. Показывали «Дом-2».

- Не будем. – пьяно промямлил Димка.

В студии они усадили Димку в кресло режиссера, и Толик тут же приступил к работе: он включил осветительную аппаратуру, он выгнал из угла огромную, на роликах камеру, поставил ее напротив дикторской стойки и долго, с тщанием, крутил линзы, ловил фокус, по чуть-чуть менял угол. После всех действий он подошел к огромному настенному зеркалу, осторожно провел ладонью по идеальной укладке, и сказал чуть пренебрежительно:

- Сойдет.

Он прошел за место диктора, встал, прокашлялся, взял в руки пару листочков, наверное для солидности, и сказал Пашке.

- По сигналу нажимай зеленую кнопку, как закончу, красную.

- Какую?

- Да разберешься. Давай.

Паша нажал на зеленую кнопку, которая и правда была одна, и Толик начал. Он абсолютно серьезно смотрел в камеру, его лицо было как гранитный монолит, во взгляде ни капли иронии, страха, смеха – абсолютный диктор, такому и только такому можно и нужно верить.

- Экстренное сообщение, - начал Толик абсолютно серьезным голосом, - по только что поступившим данным наша планета, в скором времени, пройдет через зону повышенной гравитации. Согласно показаниям уже потерянного разведывательного зонда «Омега-16» мы движемся в сторону космического тела, имеющего сверхгравитационное поле, предположительно черной дыры. Простите. – Толик ослабил узел галстука, достал из кармана платок и промокнул им абсолютно сухой лоб. – Время прохождения через точку невозврата, предположительно семь ноль-ноль по московскому времени восьмого сентября… - он остановился, нелепо уставился на листки в своих руках, округлил глаза и с ужасом перечитал, - восьмое сентября? Это же завтра! – посмотрел в камеру, в глазах ужас, неверие, паника, губы бледные, и вроде бы даже дрожащие. – Простите еще раз. – сглотнул, продолжил выдуманное чтение, - Населению рекомендуется проследовать в ближайшие бомбоубежища… Что за бред! Какие бомбоубежища! – он гневно кинул листки на стойку, так, что один из них соскользнул со стола и трагично спланировал ниже, прочь из кадра. – Маразм… Простите.

Он вышел из-за стойки, лицо трагическое, ужасающе правдивое, настоящее. В этот момент даже Пашка поверил в то, что завтра, в семь ноль-ноль наступит вселенская амба.

Все, Толик вышел из кадра, Пашка нажал на красную кнопку.

- Ну ты… - начал он.

- Как тебе? – Толик просто сиял. – Так-то! Это вам не чтение по бумажке – это искусство! Разницу чуешь? Смог бы так Хлебов? Или эта сиськастая Яна, а? Нет! А ну, дай, - он вырвал из Пашиных рук бутылку, лихо свернул пробку и застыл на долгое мгновение в позе горниста.

- Ты где так намострячился?

- Что? – Толик оторвался от бутылки, громко выдохнул, но так и не поморщился, будто воду пил. – А, это. Это я, брат, в народном башкирском театре играл по молодости. Первые роли даже были. Одна… Одна была главная роль. Только меня к премьере заменили…

Толик совсем скис.

- Знаешь, даже я поверил! – Пашка принял бутылку из рук Толика, тоже отхлебнул, сморщился, скривился, будто червяка съел. – У тебя рожа была!

- Закурить есть? – Толик уже вовсю орудовал с камерой. Он извлек из нее видеокассету, чуть покачиваясь протопал до стоящего тут же на монтажном столе видика, вставил кассету, включил аппаратуру. – Сейчас на диск перельем. Я не понял, сигарета где?

- А, вот, держи. – Пашка сам наскоро прикурил и сунул уже дымящуюся сигарету Толику в рот. Тот орудовал – священнодействовал. Он отмотал пленку, поймал начало, какой-то программулиной включил раскадровку, вырезал нужный фрагмент и включил запись на диск.

- Все, готово. Конец света у тебя в кармане!

- Спасибо! Спасибо, Толян! Ты не представляешь, что ты сделал!

Пискнул DVDром, медленно и даже как-то помпезно выкатилась по направляющим подставка с блестящим диском.

- Владей! – Толик торжественно вручил Паше диск, - И это тоже забери. – отдал и кассету.

- Зачем? У меня и видика то нет.

- Выкинешь. Мне лишние улики не нужны. – он откинулся на спинку кресла, блаженно затянулся сигаретой, - Хорошо вышло.

- Ага.

- Ах вы ж паскудники! – дверь в студию распахнулась, на пороге стояла разгневанная черепаха – Татьяна Петровна. – Ах вы ж алкашня! Сукины дети! А ну! Пшли отсюда! Поганцы, я к ним как к родным, с поним…

- Татьяна Петровна, - соскочил Толик, сигарета выпала из уголка рта, - это не то, что вы…

- Пшли отседова! Трое все, пшли! – и она гневно указала узловатым морщинистым пальцем в сторону коридора.

- Пошли… - тихо прошептал Паша, они наскоро подхватили похрапывающего Диму, и прошлепали мимо застывшей, словно статуя, Татьяны Петровны.

- Кассету взял? – тихо спросил Толик.

Пашка показал кассету, что сжимал в руке, сказал тихо:

- И диск.

- Молодец.

Почти у выхода Пашка увидел мусорное ведро, в котором уже лежала пара кассет. «Наверное списанные выкидывают» - пронеслось у него в голове и он, не раздумывая, кинул туда и свою кассету.

Они вышли, дверь за их спинами с железным лязгом захлопнулась, наступила тишина.

- Во попали. – тихо сказал Толик.

- Есть немного. – согласился Пашка.

Димка громко всхрапнул и сонно зачмокал губами.

- Может накатим? – спросил Толик с надеждой.

- Не помешало бы.

Они уселись в машину, уже начинающий пьянеть Толик сказал:

- Дай сигаретку.

- Да ты же… а… – махнул рукой и достал пачку. Толик закурил, улыбнулся. Машина тронулась с места.

Тем временем оброненный в студии окурок тихонько шаил на пушистом ковролине. Медленное его горение по чуть-чуть подпаливала синеватые волоски покрытия, вот уже дымок потянулся не сигаретный, а черноватый, с химическим запахом, вон уже и язычок пламени, пока еще не смелый, сонный, ступает испуганно по зелени коврового покрытия, разрастается, ширится, подает голос тихим потрескиванием…

Желающим отслеживать мое творчество в последствии, рекомендую подписаться на меня, так как некоторые из последующих рассказов будут в иных жанрах (ужасы) и в группе фантастика им не место.