Екатерина смотрела на своего мужа и не узнавала его. Она всегда знала, что он пламенно верит в церковь и в свое дело, но он никогда не был жесток. Сегодня же он собственноручно подписал приказ брать штурмом университет. От засевших там студентиков, желавших свободы слова, не останется ничего, даже не будет некролога с их именами. Не будет могил - будут руины, а трупы соберут и кремируют.
Осознание смерти многих от простой галочки, поставленной ее мужем в приказе, обволакивало и душило, как мешок, в который погрузили ее тело, медленно стягивая веревками. Она могла быть на их месте. И когда была студенткой и верила в то, что революция принесет, наконец, миру мир, и когда преподавала на кафедре исторического факультета. Сейчас она сидела с подрастающими детьми вот уже седьмой год. С кафедры ушла - не только потому, что ее попросил об этом муж, но, скорее, потому, что историю переписывали и перевирали, извращали и перечеркивали. Ей было сложно врать, глядя в глаза студентов, который пришли узнать правду об истории их страны. Они задавали вопросы, и отвечала она на них информацией максимально достоверной. Конечно, по ее оценке. В связи с этим ее мужу, занимавшему высокий пост, не раз делали замечания.
Вчера эти люди уничтожали прошлое страны. Сегодня уничтожают будущее - университеты, НИИ, лаборатории. Конечно, сначала они проверяют их сотрудников на профпригодность и вербуют. А остальных выжигают вот в таких искусственно созданных провокациях. И СМИ заставляют это выглядеть так, словно это университет напал на государство.
Катя погрузилась в мрачные мысли.
День прошел незаметно. Вечером Катя в рассеянности опрокинула на себя кастрюлю с едой. В итоге ни ужина, ни любимого домашнего платья. Мужа вновь не было дома. Собрав с пола кухни борщ и отправив платье в стирку, она собрала детей - двойняшек Аню и Васю и младшего Илюшку, и поехала вместе с ними в ТЦ - детям мороженого, себе льда с виски. Хороший ужин. По крайней мере, дети, наевшись , с удовольствием убежали в детскую комнату , даже не дав вытереть мороженое с щек и носа. Ну и пусть. Пусть радуются и бегают. Скоро они вырастут и для них наступит совсем другая жизнь. Ухо случайно услышала обрывок новостей. " Сегодня в 14:47 на улице Краснозеленых в здании Государственного Университета Культуры произошел взрыв. Огонь быстро распространился по зданию, не щадя ни студентов, ни преподавателей.." Сердце бешено колотилось в ушах. Камера показывала худощавого паренька, выпрыгнувшего вниз головой из окна восьмого этажа. Кадры новостей сменились кадрами в ее голове, где кто-то так же поджигает и взрывает здание, где учатся ее дети. И они погибают там, не в силах выбраться.
Повторить?
Катя очнулась от ступора. На нее обеспокоенно смотрел официант.
- Нет, спасибо.
Дрожащими руками она выложила несколько крупных купюр, оставила на столе, а сама побежала за детьми. В машине, направляемой водителем домой, она смотрела на своих детей. Ребятня, сначала чуть не поднявшая крик, когда их забирали из детской, мирно спала. Их лица расплывались от слез в ее глазах, а затем снова обретали четкость. Надо что-то делать.
Дома у входа стояли слегка припылившиеся ботинки мужа.
- Вот вы где! А я уже думал звонить, искать, куда пропали мои малыши. Катюш, ты себя хорошо чувствуешь?
Единственное, что за годы не изменилось в ее муже - любовь к ней и к детям.
- Голова болит, - соврала она. - Я пойду прилягу.
Потолок в спальне был белым с незатейливым рисунком. Однако ночь все покрасила в сине -черные краски. Тени наполнялись объемом. Глаз начал различать фигуры, а потом всю комнату заволокло туманом. В окне она увидела фигуру, одновременно похожую, и непохожую на мужа. Слишком худую для него. Голосом, от которого сердце упало в живот, фигура произнесла:
- Почему ты не хочешь меня спасти, мамочка?
Она попыталась вскочить с кровати, но не смогла. Она попыталась закричать, но смогла лишь открыть рот, произнести не смогла ни слова. Фигура опустила плечи. И выпала в открытое окно.
Несколько мгновений Катя не могла понять, где она. Во сне она запуталась в одеяле и действительно не могла пошевелиться. Ноги и руки затекли в разной степени, ночнушка прилипла к телу, волосы спутались. Катя, прихрамывая, поползла в ванную. Холодный свет в ванной делал ее отражение в зеркале еще бледнее. Вода из крана похрипела и пропала. Катя грустно рассмеялась. Такой дорогой новый дом, а проблемы те же, что в ее старом родительском доме двадцать лет назад.
Сон пропал напрочь, и Катя пошла на кухню. Попить квас или что-нибудь покрепче. В коридоре она замерла. На кухне горел свет. За столом никого не было. Пожав плечами, Катя пошла к холодильнику. И вздрогнула, услышав всхлип. Ее муж, и.о. личного советника патриарха, сидел на полу с полупустой бутылкой и бесшумно ревел.
- Катенька, я такой мерзавец. Сегодня я убил 142 человека. И ранил 74. Из них 41 не доживет рассвета. Остальные умрут позже, при разных обстоятельствах. Почти 200 человек, понимаешь. Посмотри на эти руки. Они в крови. И гари. Я ненавижу себя..
Что-то повернулось внутри. Стало легче. Ее муж все тот же. Катя обняла его и тоже расплакалась. Не находила слов, и просто успокаивающе гладила его по голове.