* Здесь и далее стихотворение Н. Гумилёва «Конквистадор».
Помню, как позже мои родители спорили, думая, что я их не слышу. Мать говорила, что я ещё ребёнок. Отец в сто пятый раз вспоминал, как в моём возрасте чинил для солдат армейские гравиботинки, и в триста десятый заводил песнь об ответственности и глупой молодёжи, не знающей, что такое война, и совсем не беспокоящейся о судьбе цивилизации. «Беззаботные игрульки», «Николо способный, но легкомысленный», «совсем как Луиджи, и где он теперь, наш мальчик», «только бы смотрел старые сказки и пел доисторические песенки» — ничего нового.
Сто пятьдесят сезонов назад нас покинули туата, высшая раса, наши благодетели, приёмные родители для заблудившегося человечества — так говорили все взрослые. В эти моменты я видел в их глазах тоску, но не понимал её и чувствовал лишь скуку от одних и тех же нотаций. А кто бы не чувствовал? Я родился уже тогда, когда туата улетели, и никто не знал, куда и почему. Что отец, что мать, что учителя — все твердили о рушащемся мире, о необходимости сохранять знания и учиться, учиться, учиться… Иначе все забудут, как летать в космос, и пересядут на ездовых животных. Когда я был маленький, то не мог взять в толк, что в этом такого страшного, ведь ездовые животные такие симпатичные, я любил их кормить хрустящими овощами в зоологической роще-музее. А когда подрос — пошёл учиться на космокорабела, лишь бы родители успокоились, что к звёздам не разучусь летать хотя бы я, и отстали от меня. Проектировка и строительство кораблей не вызывали во мне запредельного энтузиазма, но и отвращения не будили. Дело не хуже других. Может, и лучше.
А началась вся эта история с того, что откуда ни возьмись объявился друг юности моей уже давно покинувшей этот мир прабабки. Был предпоследний день каникул на родной планете, я раздумывал: то ли с приятелями по морю погонять, то ли как любящий сын провести время с родителями, предаться ностальгии и пересмотреть любимые с детства постановки, и тут — сообщение! Профессор Рамерри, бородатый благородный старец в выцветшей — даже по голограмме видно — и вышедшей из моды сезонов сорок назад остроконечной шляпе, заявил, что желает меня видеть. «Это важно!» — добавил он.
Заинтригованный, я примчался в тот же вечер, благо лететь недалеко, на соседний остров. Это ведь так похоже на начало многих легенд: убелённый сединами мудрец неожиданно появляется в жизни молодого героя, сообщает ему нечто — и начинаются приключения.
Профессор ожиданий не обманул. Избранным он меня, конечно, не объявил, зато вручил что-то круглое, с полторы ладони диаметром, тяжёлое, завёрнутое почему-то в цветной платок. Книга! Не сотканная из электромагнитных колебаний, а самая настоящая, с шероховатыми страницами из квази-бумаги, немного выпуклыми и закрученными в спирали строчками, в обложке с золотым тиснением. Не просто инструмент для чтения и разглядывания картинок, а произведение искусства с иллюстрациями ручной работы и голограммами высокого разрешения на каждом развороте. Такое делали только мастера туата.
— Это принадлежало Франческе, твоей прабабушке, мы были с ней очень дружны. — Старик вздохнул. — Её мальчишки не слишком интересовались подобным, и она просила меня её сохранить.
«Её мальчишки» — это он, судя по всему, о моих отце и деде.
— Это не просто антикварная книга, — продолжал профессор, — это одна из самых первых Великих Книг туата! — Он вздохнул снова и будто заговорил сам с собой: — Они тогда ушли. Совсем. Взошли на свои прекрасные белоснежные космические корабли и улетели. Оставили нам, своим детям, Книги, где подробно описали, как устроен мир, как нам следует жить и что происходило в прежние времена. Именно после этого мы, люди, поняли, что туата отправились далеко и надолго по каким-то своим взрослым делам, а может, и навсегда. Иначе зачем оставлять детям подробные инструкции, как жить, если собираешься вскоре вернуться? Эпоха закончилась.
Я не был религиозным, но про Великие Книги, конечно, знал. Ещё бы, в каждом доме была информационная копия Хрестоматии — сборника основных положений Книг, а в любой библиотеке — всё собрание. Нам с детства вдалбливали оттуда основы; разбуди любого ребёнка ночью, и он наизусть пробубнит: «Три тысячи сезонов назад корабли человеческой расы долетели из окраины галактики до центрального скопления Фирболг. Живущие здесь туата приняли людей как детей своих, научили многому из того, что знали сами, улучшили генетически, дабы младший народ менее походил в своих животных инстинктах на волосатых предков…»
— Я никогда не видел их, — сказал профессор Рамерри, когда уже провожал меня до припаркованного снаружи велолёта. — Но мои мать и отец учили меня, что мы можем помнить. Сохрани это, пожалуйста, мальчик. Это ключ. Ключ ко многому.
Если честно, я бы больше обрадовался артефакту, созданному людьми: говорят, что во времена до колонизации такие были. Но эта Книга тоже хороша: ценная, красивая… Да и для старика она явно очень много значила. Я пообещал сохранить.
Это всё из-за театра. А точнее, из-за моего авантюризма. Я вместе с другими студентами возвращался после каникул в Университет на Дану, столичную планету. Впереди маячили последний сезон учёбы, а также пересдача по судовым энергоустановкам. Я был, в принципе, готов и не слишком переживал.
Во время пересадки на поясе Немеда все пошли в Полис на экскурсию смотреть какие-то живые кристаллы. Скукота, но не сидеть же в каюте.
Я уныло плёлся по улице в конце толпы, зевал и мимоходом разглядывал афиши. И тут!.. В груди будто всё сжалось в маленькую точку, а потом вспыхнуло мифическим Большим Взрывом. Сама Люса, звезда межпланетного бродячего театра «Дапертутто», прекрасная белокудрая дева в струящихся зелёных одеяниях, приближалась ко мне и улыбалась. Голографическая Люса, конечно же.
И мне очень захотелось увидеть эту улыбку по-настоящему.
В детстве у меня над кроватью висела картинка с её портретом из постановки «Сказка о трёх артефактах»; нынешняя Люса, если верить стоящему передо мной фантому, совсем не поменялась. Говорят, что в ней течёт кровь туата, а их жизнь гораздо дольше человеческой.
Мой взгляд не отрывался от изображения. Наверное, я выглядел как идиот. Афиша гласила, что театр даёт не обычное представление, а такое, где зрители могут в нём поучаствовать на равных с актёрами. Я понял, что не могу это пропустить. А экзамен можно и позже пересдать.
Владелец «Дапертутто» доктор Пропретарьо был ярок и заметен издалека. Настолько, что стоящий рядом капельдинер казался таким же серым, как и его костюм. Доктор же щеголял жёлтой широкополой шляпой с пряжкой и длинным, почти до пола, красным шарфом. Мне даже захотелось заправить его волочащийся край в чёрный армейский — отец бы оценил — ботинок.
Театральная парочка встречала гостей на входе. Кто-то из посетителей — и таких было большинство — хотел просто посмотреть «Сказку о трёх артефактах», а кто-то, вроде меня, желал принять участие. Но, как выяснилось, за это ещё нужно было заплатить.
— Что вы можете нам предложить? — скучающим тоном спросил капельдинер.
— Возможно, подойдут игральные кости? Они из драгоценного телония, — и показал пару кубов, переливающихся в свете прожекторов.
— К сожалению, для нас в них нет особой ценности.
— У меня ещё есть неплохая новая куртка.
— Вряд ли она нам пригодится, у нас достаточно и цивильной одежды, и костюмов.
— Эм-м-м… А ракушка-амулет?
— Мальчик, ты издеваешься? Извини, но… следующий, пожалуйста!
Я глубоко вздохнул. Подкинул всё ещё лежавшие в ладони кости. Две «шестёрки». В ушах словно застучали маленькие барабаны.
— У меня есть книга. Одна из Великих Книг! Настоящая. — Я вытащил из заплечной сумки свёрток и раскрыл его.
У стоящего рядом доктора Пропретарьо вспыхнули глаза. Он подался вперёд, с вежливым «разрешите взглянуть» выхватил её у меня, жадно раскрыл, пробежался глазами и, кажется, впал в полуобморочное состояние. Однако быстро пришёл в себя, схватил меня за локоть и почти что потащил вверх по трапу.
— Приготовиться, задраить люк, скоро взлетаем! — крикнул он кому-то на ходу.
Возможно, я идиот и пожалею об этом, но… прочувствовать на себе, что значит быть героем древних легенд, самим Энвиньятаром, человеческим принцем, возлюбленным прекрасной Андомиэль, — это стоит многого!
— Я лучше разделю одну смертную жизнь с тобой, чем проживу все эпохи мира в одиночестве! — воскликнула самая прекрасная туата на свете и поцеловала меня.
Зал зааплодировал. Спектакль закончился.
— Николо, ты же понимаешь, что всё это по игре? — выпуская меня из объятий, с улыбкой прошептала дева Андомиэль. То есть Люса.
Я закивал, стараясь, чтобы моя улыбка была не слишком уж глупой. Взявшись за руки, мы вышли на поклон.
Заиграла музыка, и я не слышал прежде ничего веселее, бесшабашней и восхитительней. Мы кружились по сцене, а потом, всё так же держась за руки, выбежали за кулисы. Люса, смеясь, повлекла меня за собой по коридорам. Мы бежали, иногда останавливались и целовались («Исключительно по игре!»). Плевать, что там будет дальше, плевать. Есть настоящее, только оно. Откуда-то появилась старинная бутылка с чем-то красным, резко-сладким, тёплым туманом обволакивающим сознание. Вскоре мы оказались в гримёрке.
— Подожди меня тут, — выдохнула она и скрылась, захлопнув за собой люк. Я остался один.
Голова немного кружилась. Чуть постояв, я стал оглядываться. Покатые стены обклеены афишами, с одной стороны открытый шкаф с, наверное, сотней нарядов, с другой — большое трюмо и куча баночек, коробочек, пузырьков и всяких других непонятных штук. На зеркале красуется размашистое «Люса, я люблю тебя!», сделанное помадой. Чуть дальше, за занавеской, украшенной звёздами и колокольчиками, кабина с панелью управления и двумя креслами. Похоже, это шаттл серии «Бертолуччо-2», мы в Университете на таких практиковались.
Ожидание затягивалось. Я подошёл к люку и попытался его открыть, у меня не получилось. Но удивиться я не успел, потому что он тут же распахнулся, в него влетела запыхавшаяся Люса с небольшим ящиком под мышкой, хлопнула по еле видимой выпуклости у входа и потянула меня в кабину.
Люса сдвинула крышку и взглянула на меня, приподняв бровь. Моя Книга! Где-то заголосила сирена. Больше я не раздумывал. «Я конквистадор в панцире железном. И если нет полдневных слов звездам, тогда я сам мечту свою создам…» — пронеслось у меня в голове. Шаттл отстыковался и сказочной стрелой понёсся прочь от театра и, не сомневаюсь, от разгневанного доктора Пропретарьо.
Немигающий зрачок чёрной дыры смотрит с монитора на нас с Люсой. «Область космоса с очень сильным гравитационным притяжением», — вспоминается мне описание из учебника. Куда нас занесло после межпространственного скачка и почему моя спутница совсем не боится?
— Скажи, а ты и правда туата? — почему-то спрашиваю я, как будто это важно.
— Что? О, нет! — она смеётся. — То есть не совсем. Я сидда.
— Кто? — хлопаю глазами я.
— Сидда, — повторяет она. — Вы, люди, не единственные дети туата. Я бы даже сказала, что именно мы — их настоящие дети. В нас действительно есть их кровь, такая же синяя. Смотри!
Люса приподнимает подол, открывая колено. Красивое округлое колено, мастерски выполненное из прозрачного металла, внутри него по таким же прозрачным сосудам течёт ярко-синяя жидкость, переливаются какие-то проводки, крутятся сложные механизмы… Она киборг?
— Я не полностью механическая, только ноги.
— Нет, но многие. Мы, видишь ли, у них не получились. Что-то пошло не так в их лабораториях, и выросло, что выросло. Мы. Так же долго живущие, но с изъянами в теле и неспособные к самостоятельному творению. К творению новой жизни в том числе. Без людей у нас нет будущего, мой человеческий принц, — Люса грустно улыбается. — А там, — она показывает на круг полного отсутствия света, — мой дом. Планета, где живут такие, как я. Интегральный по отношению к вашему мир. Он называется Талла, и тебе там понравится. Прошу тебя, не бойся и помоги мне попасть туда. Я на долгие обороты застряла в этом летающем балагане без возможности вернуться домой. Сидды не способны действовать спонтанно, парадоксы нам чужды, только человек может провести корабль путём, который невозможно предугадать. А мои расчёты закончились здесь.
«Вот так, Николо, тебе предлагается такая прогулка, каких у тебя ещё не было». — Я смотрю на зеркало: сквозь помадную надпись в его глади отражается чёрная дыра, уже не выглядящая такой пугающей. Засовываю руку в карман и ощущаю знакомую гладкость игральных костей. Нет, я не буду их бросать. В конце концов, как я ещё узнаю, что там, за горизонтом событий?
Что ж, вперёд. От сказок не отказываются.
Среди старых земных сказаний — я слышал о них от своего исчезнувшего брата Луиджи — есть легенды о тех, кто пропал под холмами в стране волшебного народа, а вернувшись, не застал никого, кто бы его знал прежде. Возможно, мне предстоит то же самое, и, прилетев обратно через пятьсот, а то и тысячу сезонов, я обнаружу совсем другой мир, изменившийся, забывший про туата и всё ими созданное. Но мне точно будет что рассказать людям и чему научить. Ведь у меня есть Книга с подробным описанием устройства Вселенной и будут знания о том, что там, за горизонтом.
«Я конквистадор в панцире железном…»
Я сажусь в капитанское кресло, пристёгиваюсь.
«Я весело преследую звезду».
Проверка голосового управления, мониторов, кнопок, рычагов.
«Я прохожу по пропастям и безднам и отдыхаю в р-р-радостном!..»
Шаттл пошёл на ускорение.
«…саду. Как смутно в небе диком и беззвездном!»
Кажется, я кричу это вслух.
«Растет туман, но я молчу и жду».
«И верю, я любовь свою найду».
Люса парой лёгких движений корректирует ход корабля.
«Я конквистадор в панцире железном!»
Обсидианово-чёрная дыра заполняет собой все иллюминаторы. Внутри меня звучит музыка, она захватывает меня, мне кажется, что я слышу флейты, скрипки, напев хора, хлопанье в ладоши и топот множества ног, их ритм вспыхивает в мозгу зелёными огоньками, мерцающими и пропадающими в тумане. Они зовут, зовут…
