Любовь к ближнему (рассказ)
(Выдуманная история)
В период очередной волны коронавируса я, как и многие, временно выпала из реальности. Работу перевели на дистант. Меньше её, однако, не стало. Доставка продуктов на дом процветала, так что я невольно оказалась в изоляции с мужем. Ни единого повода выйти, ни единой возможности: только я, Слава и вежливые курьеры. Муж всегда был человеком добрым, любящим и конфликты умудрялся решать преимущественно мирным путём. Мы почти не ссорились, жили спокойно и дружно. Привыкнув за пару месяцев к цивилизованному общению, я вышла наконец на очное... и обалдела. Оказалось, я совсем забыла, как ведут себя друг с другом люди.
Из дома я вышла в прекрасном настроении: после вынужденного заточения свобода пьянила. Ветер приятно обдувал лицо, запахи щекотали ноздри. Кивнув соседу, я поспешила на остановку. В одном ухе играла Miley Cyrus, в другом звучала улица. В общем, жизнь прекрасна. Ступив на пешеходник, я пошла было через дорогу… как вдруг меня чуть не сшиб бегущий навстречу прохожий.
— Глаза разуй, курица! — крикнул он мне в спину.
Я промолчала, ошалев от неожиданного хамства. Мужской голос больно царапнул уши, и мне даже почудилось в его интонациях что зверино-тявкающее. Не оборачиваясь, я перешла дорогу. Настроение подпортилось. Подняв выше воротник плаща, я продолжила путь.
Так встретил меня внешний мир.
Сонная толпа всё копилась и копилась. Люди толклись вокруг, щурясь на номера маршруток, вздыхали, бормотали что-то под нос. Почитывая на телефоне любимого фантаста, я едва не прозевала свой транспорт. Охнув, вместе со всеми потянулась к двери. Народу была тьма-тьмущая, но вроде бы я влезала... Не успела занести ногу над ступенькой, как получила тычок в бок. Пошатнулась, едва не упав. Воспользовавшись моментом, одна тётка ловко протиснулась внутрь.
— Простите, сейчас моя очередь! — потерянно крикнула я.
Женщина оглянулась и хмыкнула. Я с удивлением заметила, как искажает её лицо эта злоба, как проступает в глазах и растянутом рте что-то животное, отталкивающее.
— Тебя забыла спросить, — бросила женщина отворачиваясь. — Кукла крашеная.
Дверь с трудом закрылась. Автобус покатил прочь, увозя мои шансы успеть на работу вовремя.
Я всё ещё держалась. Нельзя позволять всем недовольным жизнью портить тебе настроение, верно? На работе немного поуспокоилась: куча бумаг, накопившихся за время дистанта, не оставила времени на расстройство. Я перебирала документы, подписывала, утилизировала, снова перебирала… Накопив приличную стопку, вдруг поняла, что не знаю, куда их нести. Начальник ушёл в отпуск и в свою отсутствие просил отдавать всё кому-то из замов. Только которому? Я не помнила. Покрутив головой по сторонам, я окликнула коллегу — Сашеньку.
— Саш, а кому мы документы относим?
Та хмыкнула, посмотрела на меня свысока. Я невольно поёжилась — красивое лицо исказила та же тень, что и у утренней хамки.
— Галь, ты чем начальство слушаешь? Рабочий чат открываешь вообще? — протянула Сашенька недовольно. — Сто раз говорили!
Я нахмурилась. Ни в рабочем чате, ни в личной переписке имени не было — помнила точно. Лишь однажды по телефону мне мельком сказали: «Отнесёшь такому-то». Чего она взъелась?
— Просто скажи, кому отдать, — повторила я тихо.
Сашенька закатила глаза.
— Игорю Валерьевичу. — И, окинув меня неприязненным взглядом, шепнула себе под нос: — За что только деньги платят?
Стараясь не думать об услышанном, я пошла в нужный кабинет. Но внутри всё равно остался неприятный осадок. Голосок хрупкой девушки, пропитанный ехидцей, звучал в ушах не прекращающимся эхо. Будто заострившиеся в оскале зубки тоже стояли перед внутренним взглядом. Я поморгала. Да что ж такое?! Торопливо постучав, я спряталась от видения в кабинете Игоря Валерьевича.
...День пролетел быстро и, по счастью, без лишних бесед. Уже возвращаясь с работы, я забралась в маршрутку. Ещё полчаса и до-о-ома. Почти забитый салон не давал и шанса развернуться. Я потянулась к терминалу, чтобы заплатить телефоном, и замерла. Не выходило. Шнур от портативной зарядки размотался до предела, намертво связывая мобильный и сумку. Покосившись на лежащий у водителя терминал, я спросила:
— Вы могли бы его поближе подвинуть? У меня телефон на проводе, совсем не дотягиваюсь.
Тяжёлый вздох. Нет, тяжеленный! Словно ворочая горы, мужчина сунул мне терминал и выдал:
— А у меня же он не на проводе, точно!
Сгорая от стыда, я оплатила проезд и отвернулась.
На душе скреблись кошки. За время сидения дома я и впрямь от всего отвыкла. Отвыкла собачиться; забыла, что на простое слово люди отвечают агрессией. Я разучилась стоять за себя и натягивать перед выходом из дома маску злобной сучки, без которой тут же съедят. И вот, огребаю по полной...
— Водитель, вы оглохли? Просили ж остановить!
— Вы б ещё тише просили!
Воздух полнился почти физическим недовольством. Злились все. Я озиралась по сторонам и видела хмурые лица. Видела людей, которые разучились общаться нормально. И в каждом, благодаря ли моей фантазии или впечатлительности, нет-нет да проглядывалось чудовище: мерзкое, зубастое, с бритвенно-острым языком и пятачком-носом. Я видела его и в угрюмом школьнике, ещё по-детски огрызавшемся на товарища, и в ухоженной леди, и в старушке, и в студенте. Я смотрела на наше коллективное лицо, и мне становилось не по себе.
— Хватит жать кнопку остановки! — крикнул водитель под непрерывный писк над своей панелью. — Женщина, вам говорю!
— Ой, простите, — потерянно ответила та, отстраняясь от поручня.
Оглядевшись, обратилась ко мне, найдя в моём лице, видимо, единственного слушателя.
— Я даже не заметила, что нажимаю. Держусь за поручень и держусь. Даже не заметила...
Я улыбнулась, скрывая, что её виноватые интонации вызывают у меня жалость.
Так и прошёл первый день среди мне подобных.
***
Не зря Гнев — один из семи смертных людских грехов. Будь моя воля, сделала бы его главным. За неделю я насмотрелась и наслушалась всякого. Я видела, как мать отчитывала упавшую на улице дочку:
— Сколько раз тебе говорила не глазеть по сторонам?! Дурында!
Я слушала в магазинах, как продавцы орут на покупателей, а покупатели — на продавцов и друг друга.
— Что за цены у вас такие? Жируете на населении, гады!
— А ещё пошире тележку поставить нельзя было? Ну чтобы совсем никто не прошёл!
— Читать не учили? Вон ценник стоит!
— А ещё кассу открыть не хотите?
— Вы мне тут чеками не швыряйтесь!
Раньше мне это в глаза не бросалось. Сейчас же заметила: люди ненавидят друг друга. Мы так привыкли видеть в окружающих врагов, что нападаем первыми. Плодим врагов сами. Даже не пытаясь говорить цивилизованно, то кричим, то ехидничаем, упражняясь в подколках, пассивной агрессии, сарказме... Я стала замечать посты, где учат, как обиднее умыть окружающих. И везде: между строк, в очередях, на улице, на работе мелькало Его лицо, вернее, уродливая получеловеческая морда. Я старалась отвечать на хамство вежливо, но не справлялась. Ответная злость всё сильнее захватывала сердце, и всё чаще на язык просились колкие фразочки.
«Девушка, познакомимся? Ну и что, что замужем? Ах нет… Ну и катись, куда шла, сука».
«Подвинуться слабо? Весь проход своей кормой перегородила».
«У вас что, глаз нет? Написано, что работы ведутся!»
«О да, я же без твоих советов никак не справлюсь...»
В конце концов я начала отвечать обидчикам так же — и со временем забыла, что значит — выходить из дома в хорошем настроении.
***
Это был поздний вечер. Мужа задержали на работе, и я бесцельно зависала в ленте. Остывший ужин ждал на столе. Неприятно побаливала голова, настроение застряло ниже ватерлинии, и посты разного содержания вызывали лишь раздражение. Находятся же идиоты такое писать… Наконец в замке повернулся ключ. Подхваченная сквозняком, входная дверь шарахнула о косяк. Я сморщилась. Грохот отдался прямо в висках, прошивая те болью.
— А можно ещё громче хлопать? — крикнула я в коридор. — Чтоб голова ну прям окончательно разболелась.
В комнате показался Слава. Виновато поцеловав в макушку, ответил:
— Извини. Не знал, что у тебя болит голова. В следующий раз придержу.
И ушёл на кухню.
Я осеклась. Мне вдруг стало стыдно. Подняв взгляд, я посмотрела в висящее над столом зеркало и ужаснулась. Сквозь моё лицо проглядывала та самая тварь — с острым, как лезвие, языком, узкими глазёнками, свиным рылом. Увиденное неприятно резануло. Неужели и я незаметно подхватила эту заразу? Нет, нельзя так! Нельзя уподобляться им всем, даже в ответку. Я улыбнулась, с трудом возвращая себе человеческий облик. Исправляться, пока не поздно!
Слава был на кухни — грел ужин. На лице милого отпечаталась клеймом усталость, но, увидев меня, он улыбнулся. Я подошла ближе, положила ладони ему на грудь.
— Прости, милый. Погорячилась. Ты же не знал, что у меня голова болит.
Слава только головой покачал. В его глазах не было и тени обиды.
— Ничего страшного, зай.
Я обняла его, гася в нежности задор пустого антагонизма. И, прижимаясь лицом к широкой груди, поклялась отвечать другим без агрессии, если не подавая пример, то хотя бы не присоединяясь к бессмысленной войне человека с человеком.
© Лайкова Алёна
(вымышленная история, если копируете, указывайте, пожалуйста, автора)