«Что скажет история?» – «История, сэр, солжет, как всегда»

Джордж Бернард Шоу

Пролог

12 мая 1589 года. Ла Корунья. Испанская империя.

Буммм!!! Взрыв пороховой мины потряс стену старого города, пробив в ней брешь. Тут же в клубах дыма, пираты Дрейка произвели через неё залп из арбалетов и аркебуз по защитникам испанцам.

- Querido...Что с тобой? Поднимайся мой милый. Англичане атакуют...- Мария тормошила своего мужа - Гойооо!!!- но капитан Грегорио де Рокамунде получив в висок арбалетный болт уже познал тайну жизни.

Вокруг раздавались хрипы и стоны раненых и умирающих. А те, кому после взрыва и залпа фортуна позволила выжить, бросились панически отступать.

Послышались шаги...Мария прячась за большим вывороченным камнем, сжимая руками меч погибшего мужа ждала их обладателя. И вот он нарисовался...Невысокий англичанин с бородкой озираясь по сторонам, держа в руках флаг, начал размахивать им.

- Ahoy, мо́лодцы! Все сюда! Здесь только дохлые испанские скоты! Город наш!

- Нааа!!! - женщина выскочила из своего укрытия, и резко ударила врага в живот. Меч вошёл без сопротивления. Крутанув его в ране, она движением вниз распорола брюшную полость до лобковой кости. Не каждому при жизни доводится увидеть свои распоротые внутренние органы. Однако одному из многочисленных кузенов Дрейка это удалось...

- Сукааа!!! Откуда ты взялась? Oh my god! Как больно!- завыл утробным голосом пират, пытаясь запихнуть обратно свои кишки перемазанные кровью и фекалиями - Аааааа!!! Добей! Прошу тебя!

Мария не обращая на него внимание, подняла лежащее на земле копьё, взобралась на стену, и потрясая им, закричала на родном гальего:

- Quen tena honra, que me siga! Все, у кого есть честь, следуйте за мной!

Испанцы не веря своим глазам смотрели на одинокую женскую фигурку, откуда они не так давно ретировались. Маленький Хосе забил в боевой барабан. Солдаты под его бой бросились на выручку. Как раз вовремя, англичане с той стороны уже скопились возле пролома. Защитники Ла-Коруньи нанесли по ним убийственный удар. Те не ожидая такого резкого поворота событий бросились врассыпную. Но им не повезло. Все кто в этот день участвовал в штурме были перебиты. Испанцы никого не оставили в живых.

Король Фелипе узнав об этом подвиге, даровал Марии Майор Фернандес де Камара и Пита, пенсию военного офицера. А благодарные потомки установили на главной площади города памятник своей героине...

Это был один из эпизодов англо-испанской войны. Английская армада под командованием Френсиса Дрейка и Джона Норриса, пыталась захватить город Ла Корунья...

Сегодня я вам предлагаю немного поучаствовать в битвах между Англией и Испанией. Добро пожаловать!

"Хвала Богу, даровавшему нам победу! Сила Испании сломлена, корабли ее потонули или бежали, морская пучина поглотила сотни и тысячи ее моряков и солдат, и теперь моя Англия может вздохнуть спокойно. Они шли, чтобы покорить нас, чтобы пытать нас и сжигать живьем на кострах, они шли, чтобы сделать с нами, вольными англичанами, то же самое, что Кортес сделал с индейцами Анауака. У наших сыновей они хотели отнять свободу, а у наших дочерей — честь; наши души они хотели отдать попам, а наши тела и все наше достояние — папе римскому и своему императору! Но Бог ответил им бурей, а Дрейк ответил им пулями. Они исчезли, и вместе с ними исчезла слава Испании..."

Томас Вингфилд по кличке Теуль, принц племени отоми.

Ох, господа англичане, как же вы любите восхвалять в своих произведениях и возводить в ранг национальных героев убийц, работорговцев, грабителей и насильников, и при этом вешать все эти ярлыки на ваших противников!

Даниэль Дефо, Генри Райдер Хаггард, Рафаэль Сабатини и иже с вами...Вы с успехом приложили к этому руку! Ваша писательская пропаганда оказала существенное влияние на историю нашего мира, вам это удалось. Сегодня те о ком вы писали и те кто занимались разбоем, бандитизмом, убийствами и насилием приобрели в глазах многих обывателей сего мира романтический склад характера. Ведь по вашим описаниям это так здорово, разнести порт чужого государства, поубивав его жителей и разграбить его до полного основания. И при этом не нести никакого возмездия, так как ваша королева, тайно отправляя вас, творить чудовищные деяния не несла в случае фиаско никакой ответственности. Это не наши!!!- восклицала она - Мы же не воюем с Испанией!!!

Но сегодня я всё таки попробую развеять этот ваш героический ореол. Удастся это мне сделать или нет, судить читателям. Ладно...Что то я и так слишком затянул со вступлением.

Два креста схлестнулись на морских просторах. Бургундский и Георгиевский.

Бургундский крест достался испанцам от бабушки по отцовской линии императора Карлоса, Марии Бургундской, владелице Нидерландов. Как утверждают некоторые источники, сам крест был принят бургундцами в честь своих шотландских солдат, завербованных на службу в начале 15 века. На нём был распят апостол Андрей, покровитель Шотландии. Эмблема была принята монархами Испании в результате того, что Габсбурги объединили в начале 16 века свое бургундское наследство с другими обширными владениями, которые они унаследовали по всей Европе и Америке , включая короны Кастилии и Арагона.

Крест святого Георгия — прямой красный крест расположен на белом фоне. Он является символом христианского святого и великомученика Георгия. Святой Георгий стал покровителем Англии в XIII веке. Крест стал использоваться, как национальная эмблема, в ходе Уэльской войны 1275 года.

Есть мнение, что крест был принят Англией для наделения флота особой символикой. Английский монарх Ричард Львиное Сердце изначально выбрал в качестве покровителя Святого Георгия. Потом английские суда поднимали белый флаг с красным крестом, чтобы извлечь определённую выгоду: когда-то крест был символом Генуи, и Англия таким образом подпадала под протекторат мощного флота.

После похода Дрейка, у королевы Элизабет от приступов жадности не переставая тряслись руки. Ещё бы...Грабёж Испании был поставлен на государственную основу, нанятые на службу пираты атаковали караваны судов, везших в Испанию золото и другие ценности из колоний в Америке, нанося Мадриду существенный ущерб, и принося английской короне фантастическую прибыль.

- Мало золота! Давайте ещё! - непрерывно раздавались приказы из Лондона. От собственной безнаказанности кружилась голова. Если ранее она втихаря оказывала поддержку нидерландским протестантам-повстанцам, с которыми испанцы воевали и не могли справиться с 1567 года, то в 1585 году, королева в открытую отправила им на подмогу семитысячный корпус. К тому же она довольно жёстко обращалась с английскими католиками. Всё это в конце концов порядком надоело испанскому королю Фелипе, который одно время состоял в браке со старшей сестрой Элизабет - Марией,(кстати он считался претендентом на английский трон), и он отдал приказ готовить флот для вторжения, чтобы провести операцию "принуждения к миру".

Король Фелипе Второй...В тех русскоязычных источниках которые мне доводилось про него читать, он практически везде выставляется мягко говоря в невыгодном цвете. Фанатик-католик который спал и видел, чтобы как можно больше при помощи Святой инквизиции запытать и сжечь на кострах инакомыслящих еретиков, протестантов-реформаторов. В романе бельгийца Шарля де Костера «Легенда об Уленшпигеле», столь мной любимый в школьные годы, он показан таким конкретным маньячелой-упырём, что после его прочтения, родители могут смело пугать им своих непослушных детей.

Между тем император был довольно образованным человеком. Его личная библиотека насчитывала 14000 томов, среди которых был даже Коран. Как и другие владыки той эпохи, он считал что несёт ответственность перед Богом за души своих поданных, и спасение в этом католицизм. Инакомыслие преследовалось вплоть до крайних мер. Но послушайте...А разве сегодня что нибудь изменилось? Некоторые религиозные течения призывают в открытую уничтожать несогласных с их догмами. А судя по тому что в последние годы творится в нашей стране, определённые личности будут просто рады скатить нас в средневековье.

Фелипе боролся с коррупцией и самоуправством в высших эшелонах власти. Он никому не доверял, и даже арестовал своего сына дона Карлоса, когда тот попал под подозрение в сотрудничестве с нидерландскими повстанцами. Что характерно, у современников в Испании не было никаких сомнений в том, что решительные действия короля были вызваны государственной необходимостью и защитой династических интересов. Что привело к пропаганде их противниками, которая прошла по всей Европе, она нам известна под названием «La leyenda negra»-Чёрная легенда...В принципе она работает до сих пор.

Демонизация Испании

Подготовкой экспедиции занялся маркиз Санта-Круc, боевой адмирал, одержавший немало морских побед во славу Испании, и ее короля. Все это время англичане вредили как могли: перехватывали и топили корабли с грузами для Армады, организовывали акции саботажа. В 1587 году Дрейк совершил дерзкий налет на Кадис, где разграбил и сжег главные провиантские склады для строящегося флота. Несмотря на это строительство флота не останавливалось. Этому проекту придавалось огромное религиозное значение. Было собрано почти 180 священников и духовников. Во время вербовки каждый солдат и матрос должен был исповедаться перед священником и причаститься. Иезуит Педро де Риваденейра говорил:

— Нас поведёт сам Господь Бог, чьё дело и святейшую веру мы защищаем, а с таким Капитаном нам нечего бояться.

К февралю 1588 года всё было практически готово.

И тут случилось несчастье, 62-летний адмирал Санта-Круc умер. Вместо него король Фелипе назначил герцога Медина-Сидония, хотя тот всячески пытался отказаться от этой миссии, ссылаясь на неопытность в военных делах. Но это не помогло, и новоиспечённый адмирал получил приказ:

Армаде подойти к проливу Ла-Манш и объединиться с герцогом Пармским и его 30-тысячной армией, расположенной в Испанских Нидерландах. Эти объединённые силы должны были пересечь пролив, высадиться в графстве Эссекс, после чего маршем пойти на Лондон.

29 мая 1588 года Армада вышла из лиссабонской гавани. В состав флота входили около 130 судов, 2430 орудий, 30 500 человек, из них 18 973 солдата, 8050 матросов, 2088 рабов-гребцов, 1389 офицеров, дворян, священников и врачей.

Но шторм загнал её в порт Ла-Корунья. Там испанцам пришлось ремонтировать корабли и пополнять запасы провизии. В бочонках для провианта, сделанных из сырой древесины (сухие Дрейк сжег в Кадисе), завелись черви, и начались массовые отравления. Герцог Медина-Сидония откровенно написал королю, что сомневается в успехе всего предприятия. Но Фелипе настаивал, чтобы его адмирал твёрдо придерживался плана. И вот, только через два месяца вся эта корабельная громадина наконец добралась до Ла-Манша. Там их уже ждали…

Продолжение следует...

https://vk.com/hernandocortes

Если многоуважаемые читатели смогут себе позволить подбросить автору несколько песо, то он от всего сердца будет благодарен широте их души…

Дочь Генриха VIII от второй жены Анны Болейн - Елизавета вступила на престол в 1558 году в возрасте двадцати пяти лет, после смерти старшей сестры, королевы Марии I. С юных лет ее образованием занимались передовые и прогрессивные преподаватели из Кембриджа, стойкие сторонники Реформации. Принцесса знала шесть иностранных языков, могла читать произведения античных авторов в оригинале. Она росла убежденной протестанткой и сторонницей новаторских идей (идеальный вариант правителя для английских теневых деятелей)

Молодая Елизавета Тюдор

Первым делом, после вступления на престол, Елизавета, с подачи своих советников, восстановила отмененную при Марии "Книгу общих молитв" и опубликовала "Акт о единообразии", предусматривающий наказания в виде штрафов и заключений для всех несогласных священников и мирян, чем подтвердила свою приверженность делу Реформации, то есть разрыву с Римско-католической церковью, с целью избавиться от каких либо ограничений к дальнейшему развитию для получения превосходства над европейскими государствами. Церковь была зачастую неким третейским судьей между государствами и благодаря ее авторитету поддерживался баланс, хоть и непостоянный, но английское закулисье это совсем не устраивало.

Хотя правительство Елизаветы и не применило явных репрессий к сторонникам покойной королевы Марии и католикам, и даже не запретило служить мессу, но принятие ряда законов значительно осложнило им жизнь. Уже тогда предшественники нынешних англосаксонских глобалистов начинали использовать хорошо известную в наши дни "Мягкую силу". Все меры, предусмотренные "Актом о единообразии" использовались в дальнейшем для жесткого преследования католиков и прочих инакомыслящих.

Интересно, что многие современники в своих трудах осуждают Марию I Тюдор, награждая ее прозвищем "Кровавая", хотя в ее царствие было казнено всего лишь несколько сотен бунтовщиков и еретиков, (по различным источникам от 500 до 2500), а за время царствования "Доброй" королевы Бесс в рамках "борьбы с бродяжничеством" было казнено 89000 человек, потерявших кров и состояние в результате людоедских правительственных реформ. Сравните цифры: "Кровавая" - около 500-2500 трупов, "Добрая" - 89000 трупов. Только по этой несложной, но ужасной статистике мы можем получить ясное представление о лицемерии и жестокости английского правительства того времени, а ведь это предшественники и идейные пращуры нынешних глобалистов. Со времен правления порочного короля Генриха VIII Англию стали называть "Страной виселиц", а правительство "Доброй" королевы продолжило традицию своих предместников.

Массовое повешение

Джига-дрыга на виселице

Вообще с началом массового появления ересей в Европе очень повысился уровень жестокости. Начиная с Гуситских войн в Чехии, началу которых косвенно поспособствовал известный английский ересиарх Джон Уиклифф, Европу накрыла многолетняя волна изуверства, и Англия была в числе лидеров по уничтожению людского рода.

Пытки и казни в средневековой Англии

В 1559 году в Шотландии произошло восстание протестантов против королевы-регентши католички Марии де Гиз, матери королевы Марии Стюарт. Правительство Елизаветы сначала осторожно поддерживало восставших деньгами и оружием, чтобы не провоцировать Францию, воинские части которой были размещены в Шотландии для поддержки регентши-француженки. Когда восставшие стали одерживать верх, англичане начали интервенцию им в помощь. В результате этих последовательных действий сторонники Марии де Гиз были разгромлены, был заключен Эдинбургский договор, предусматривающий в том числе вывод французских и английских войск с территории Шотландии, что выгодно было в первую очередь англичанам. В 1560 году Мария де Гиз умерла, власть перешла к регентскому совету проанглийских лордов-протестантов, Но в этом-же году скончался Франциск II, король Франции, супруг Марии Стюарт. В 1561 году Мария вернулась в Шотландию, чтобы принять корону.

Мария Стюарт

Молодая королева Шотландии не ратифицировала Эдинбургский договор и не отказалась от претензий на корону Англии, которые она имела, будучи правнучкой Генриха VII. Но у власти в стране стояла мощная проанглийски настроенная группа дворян-протестантов, и Мария после череды интриг и неудачного брака со своим родственником лордом Дарнли, отцом будущего короля Иакова VI, полностью утратила авторитет среди местных аристократов. Убийство же лорда Дарнли и последующий брак королевы с Джеймсом Хепбёрном, графом Ботвеллом привели к ее свержению лордами-протестантами и вынужденному отречению от престола в пользу сына. В 1567 года Мария лишилась шотландской короны, регентом стал единокровный брат королевы - Джеймс Стюарт, лорд Морей. Меньше чем через год бывшая королева с группой сторонников, лордами Аргайлом, Гамильтоном и Хантли попыталась произвести реставрацию. Неудачно. После поражения при Лангсайде Мария была вынуждена бежать в Англию к Елизавете.

Елизавета приняла Марию, но через год признала режим лорда Морея, а позже короля Якова. На протяжении почти двадцати лет Мария жила то гостьей, то пленницей при дворе Елизаветы, (по одной из версий они с Елизаветой даже были подругами) пока не была казнена в 1587 году.

Казнь Марии Стюарт

Реальное правительство Англии все эти годы использовало Марию, как пугало для Елизаветы, успешно манипулируя обеими королевами. От Марии избавились, вовлекши ее в очередной заговор, когда она уже стала не нужна. Причем после ее участия в других, более серьезных заговорах, ставивших целью восстановление католицизма, Марии сохраняли жизнь, просто меняли условия содержания. Сын же ее, король Иаков Шотландский воспитывался, как верный союзник Англии и возможный наследник Елизаветы.

В результате этой многолетней комбинации Туманный Альбион был готов к объединению, чтобы в дальнейшем сделаться стартовой площадкой для многовековой экспансии. Для этого были приняты многочисленные реформы, усиливавшие военный и промышленный потенциал страны.

До середины XVI века промышленные товары в Англии производились в основном мелкими мастерскими. Во второй половине XVI века в Англии при поддержке правительства были построены крупные мануфактуры по производству артиллерии, пороха, стекла, бумаги, и других важных товаров. Быстро росли добыча угля и другие горнодобывающие промыслы. Статут, запрещавший вывоз шерсти и необработанного сукна из Англии, стимулировал рост текстильной промышленности, экспорт сукна в XVI веке возрос втрое и стал основным пунктом английской внешней торговли.

Всего за 100 лет Англия из отсталой страны на окраине Европы стала ведущей торгово-промышленной державой. Число торговых судов водоизмещением более 100 тонн к концу царствования Елизаветы выросло в 10 раз, с 35 до 350. Английские военные суда были более маневренными, чем испанские, а их пушки — более дальнобойными.

Бродяг и попрошаек и любых нищих при первой поимке уродовали, проткнув ухо, при втором задержании - вешали вне зависимости от возраста и пола, нередко целыми семьями. Но после жестокого подавления народных волнений 1595 года Тайным советом Англии было принято решение всех нищих, бродяг, воров и сутенеров хватать на улице и отправлять на войну в Нидерланды, где уже много лет правительство Англии поддерживало местную оппозицию в борьбе против Испании, своего основного геополитического конкурента на тот момент. Также была одобрена инициатива голландских торговцев - отлавливать выходцев из Африки и продавать их в рабство в Португалию и Испанию. Человеческий ресурс стал использоваться более рационально.

Именно в правление "Доброй королевы Бесс", послушной исполнительницы воли своего Тайного совета, создавались устои современного мирового империализма, именуемого нынче греческим словом демократия.

Елизавета I Тюдор

Англия существенно окрепла, но важнейшей целью на тот момент было... Превосходство на море.

Продолжение следует...

Начало

Часть 2

10 июня

-Вы сказали, Роанок? Но мне это ничего не говорит, мистер Филипс, - вынужден был я признать.

Пройдемте-ка ко мне в каюту, там и поговорим поподробнее – ответил Филипс.

Каюта Филипса была немногим просторнее моей. На столике лежали «Опыты» Монтеня и миниатюра. Это был портрет белокурой женщины с лукавыми глазами. Филипс перехватил мой взгляд и положил на портрет шляпу.

Однако я не смог сдержать любопытства:

-Что за красавица! Кто эта леди?

-Никто. Уже никто, – тускло сказал Филипс. Он мгновение помолчал, затем переменив тон на обычный, спросил:

-Раз вы на этом корабле, юноша и являетесь поклонником Дрейка, вы должны кое-что знать о Новом свете, или Америке, не так ли?

-Ну, это новые земли за океаном, открытые и завоеванные испанцами. Они очень богаты и населены дикарями, – ответил я.

-Дикарями, хм, хм. Что же вы еще о них знаете? – посмотрел на меня, казалось, с неодобрением, Филипс.

-Да почти ничего, - развел руками я. – Ведь испанцы ревностно берегут тайны своих колоний, и у нас почти ничего о них не издается. К тому же, книги дороги…

-Тогда слушайте. Всю историю завоевания Нового света я вам пересказывать не буду, это ни к чему. Мы и французы уже лет пятьдесят как подбираемся к этим землям, но пока почти ничего не выходит. Берега Новой Испании, или Мексики тщательно охраняются папистами. Пока удавалось только вести редкую торговлю или грабеж. Однако к северу от Мексики есть земли, которые испанцев мало интересуют. И вот, сэру Уолтеру Рэли пришла в голову мысль… Кстати, вам известно, кто он такой?

-Конечно! – воскликнул я. - Корсар и поэт, он швырнул свой раззолоченный плащ в грязь, под ноги королевы, когда она переходила улицу. Этот смелый и благородный жест привлек ее внимание. Она его приблизила. Говорят, что его глаза и плечи так поразили Елизавету, что они … - тут я смутился.

-Великосветские сплетни меня не интересуют. Когда он познакомился с Елизаветой, ему было чуть больше тридцати, а ей за пятьдесят, и здесь, хм, его, соглашусь, выдающаяся внешность, могла сыграть свою роль. Неважно, в отличие от прочих фаворитов, он всегда думал не только о своем кошельке, но и о благе государства. И вот, Рэли предложил королеве идею об устройстве английского форпоста в Америке, к северу от испанских владений. Там была основана наша колония, Роанок. Ее вторым губернатором стал Джон Уайт, друг Рэли. В 1587 году он был вынужден покинуть колонию, где оставил свою дочь и маленькую внучку. И три года после этого он не мог получить корабли, чтобы навестить поселение, из-за войны с Испанией, или… по другим причинам. Уайт собирается отплыть через пару недель, насколько я знаю. А мы успеем перед ним навестить колонистов.

-Но зачем? - удивился я.

Филипс помолчал немного и ответил:

-Считайте это ревизией. Мы прибываем на место через несколько дней.

20 июня

Ужасные и таинственные обстоятельства не давали мне долгое время продолжать эти записки. За истекшие дни я чуть было не распростился с жизнью. Да и сейчас, когда я пишу эти строки, мы все еще находимся в руках Господа. Вот как это было.

Мы ступили на берег Нового света 12 июня. Колония расположена на острове Роанок, чьим именем и была названа. Сам остров миль десять в длину, да две в ширину. Доступ к морю загораживала такая дьяволова куча островов и песчаных кос, что наш капитан почти исчерпал свое красноречие, пока мы подошли к острову.

«Альбатрос» стал на якорь в двух лигах от берега. Мы подготовили две шлюпки, в которые сели я, мистер Филипс, шкипер и еще человек десять матросов с необходимым снаряжением. Признаюсь, когда мы сходили на берег, меня охватило волнение, ведь я впервые был в чужой земле, да еще так далеко от дома.

Нам пришлось пройти остров из конца в конец. Природа здесь обильна и климат мягок. Сначала мы долго шли по песчаному пляжу, потом углубились в заросли. Пришлось кое-где прорубаться сквозь растительность. Мы шли около трех часов и все взмокли, под тяжестью оружия и припасов. И вот, один из нас показал вперед.

Сквозь листву виднелось что-то, сделанное явно человеческими руками. Чем ближе мы подходили, тем лучше могли рассмотреть, что это частокол. Толстые бревна, утвержденные в земле и плотно пригнанные, заостренные сверху, в два человеческих роста.

Мы покричали на разные голоса, подали сигнал трубой. В ответ была только тишина. Один из матросов крикнул, что ворота слева. Они были растворены. Мы прошли внутрь. Бог ты мой, форт был совершенно пуст! Ни единой живой души, ни строений, ни вещей. Лишь высокая сорная трава. Изумленные, мы оглядывали двор. Филипс тронул меня за плечо и молча указал рукой. Направо от входа, где кора с бревен была очищена, на высоте груди была вырезана большими заглавными буквами надпись. "Кроатон".

***

Я посмотрел на мистера Филипса, как будто ждал от него, что тот немедленно мне все объяснит. Но Филипс, по всему видать, был в таком же недоумении, что и все остальные. Посовещавшись, Филипс и шкипер решили, что, так как время позднее, единственное, что нам остается, расположиться на ночлег. Все согласились, что заночевать внутри частокола это самое безопасное. Мы разожгли огонь и два матроса состряпали немудрящий ужин. Все мы изрядно устали, однако перед сном я, Филипс и шкипер сели в кружок обсудить положение дел.

Филипс начал:

-Признаться, господа, я не приложу ума, куда могли деться поселенцы.

Шкипер пожал плечами и сказал:

-Ушли.

-Может быть, - сказал Филипс.

-Убиты дикарями, - сказал я.

Филипс хмыкнул:

-Что ж, посмотрим завтра повнимательнее.

Матросы сидели возле костра и негромко переговаривались. Нам были слышны лишь обрывки их разговора. Я встал, разминая ноги, и подошел несколько поближе.

- …говорю тебе, не иначе как. Некрещенная земля тут. Сатане приволье. Вот он их и забрал. – это говорил Фландерс, для которого чужие уши всегда представляли охотную цель.

-Что же он христиан-то забрал, тут язычников навалом, – с усмешкой в голосе сказал другой матрос, Келли, и глотнул из фляги.

-А потому что язычники ему служат, – убежденно ответил Фландерс.

-Тебе Сатана сам объяснил, поди с ним постоянно треплешься! – сказал Келли.

Третий матрос, молчавший весь разговор, чье имя я не сразу вспомнил, Мерфи, вдруг сказал хриплым голосом:

-Я его видел.

-Кого, Вельзельвула с рогами и хвостом? – хохотнул Келли.

Молчун замялся и неохотно продолжил:

-Прошлым годом как-то я стоял собачью вахту, спать хотелось, смерть. Тут вижу, возле фальшборта есть кто-то. Я сначала думал, кто из ребят. Потом сообразил. Никто мимо пройти не мог. Приглядываюсь. Черный такой. Лица не видать. А луна-то полная была. Смотрю на него. И он, видать, на меня смотрит. И тут этот черный на меня рукой показывает. А потом пропал. Никому об этом я еще не выкладывал.

Матросы замолчали. Один из них поднялся с земли и сказал сиплым голосом:

-Заткнитесь ребята, треплетесь хуже баб.

Он прошел мимо меня, покосился, и остановился поодаль, по нужде. Это был Салливан, рослый шотландец, самый, пожалуй, сильный человек на корабле. На меня он всегда производил неприятное впечатление своим вечно злобным выражением лица. Я вернулся к Филипсу и шкиперу. Те молчали, думая каждый о своем.

Вдруг где-то далеко за стеной форта раздался полный тоски крик. Все вскочили, схватившись за мушкеты и напряженно вслушиваясь в темноту.

Минуту спустя Филипс громко сказал чуть насмешливым голосом:

-Не беспокойтесь, господа, сие, вероятно, не более чем местное животное. Давайте спать.

Что мы и сделали, оставив часового.

***

Утром мы встали рано и основательно позавтракали. Филипс предложил мне пройтись по форту и внимательно все осмотреть. Около акра земли было ограждено частоколом по всем правилам фортификации. Частокол был построен в форме треугольника, с бастионами по углам.

Пространство было полностью пустым и заросшим сорной травой. Нет никаких строений. Никаких предметов, привычных для людского поселения. Ни утвари, пусть, разбитой, ни мебели, ничего. Впрочем, покопавшись в траве, мы обнаружили несколько брусков железа и пару заржавленных капканов.

Филипс подошел ко мне:

-Итак, юноша, что вы об этом всем думаете?

-Право слово, у меня нет никаких мыслей. – ответил я.

-Учитесь рассуждать. Вы изучали Аристотелеву логику?

-Да, в колледже, - я откашлялся. "Все люди смертны. Сократ человек. Следовательно, Сократ смертен"

-Так пробуйте применить логику для этого случая.

Я замешкался. Силлогизмы выглядели просто, но как их применять? Да и все это было слишком давно.

- Итак. Проверим вашу версию, что на форт неожиданно напали индейцы. Следовательно? – Филипс посмотрел на меня.

Я задумался. - Тогда, наверное, были бы убитые, следы сражения.

Филипс одобрительно хмыкнул.

-Идите сюда.

Мы зашли в один из бастионов на углах частокола.

Филипс махнул кругом рукой.

-Чего тут нет, Джеймс?

Я промолчал.

-У поселенцев были пушки, я это знаю. Пушек нет. На кой черт индейцам сдались пушки. Индейцы, однако, собрали бы куски железа, которые мы нашли. С металлами у них туговато. Есть еще одна версия. На колонистов могли напасть испанцы. Именно испанцы могли забрать пушки. Но опять же, нет следов боя, – он помолчал. - Теперь пойдемте к воротам.

И он подвел меня к загадочной надписи. "КРОАТОН"

-Вырезана хорошо, старательно. Это говорит о том, что...Что именно?

-Вырезал человек старательный? - спросил я.

Филипс досадливо поморщился.

-Нет, это говорит опять же о спокойной обстановке, без всякой горячки. Но что означает эта проклятая надпись, почему именно ее вырезали? И еще меня одно ставит в тупик. Хорошо, самое разумное, что можно представить, это то, что они ушли сами. Но куда, зачем, не имею никакого понятия.

И Филипс раздраженно заходил по двору форта. Затем он закричал, сзывая матросов.

-Так, любезные, прочешите мне весь двор, чтобы ни одного дюйма не пропустили.

Матросы, ворча, разбрелись по территории.

Филипс добавил:

-Тот, кто найдет что-нибудь важное, получит соверен.

Раздалось несколько гораздо более веселых возгласов. Филипс почесал под колетом.

-А мы с вами, юноша, пойдемте, умоемся. На проклятом корабле мало воды и еще меньше мыла.

Мы пришли на берег ручья. Я разделся первым и с большим удовольствием погрузился в воду. Филипс был в дозоре и держал под рукой оружие. После того, как я помылся, Филипс разделся сам. Я увидел у него на спине и груди несколько шрамов. Да уж, мой друг вел жизнь, явно неполезную для здоровья.

Мы разлеглись на песке и нежились под солнцем.

-Что вы думаете об Америке, Джеймс?

Я ответил, не задумываясь:

- Мы должны заселить эти места для блага Англии и Бога. Здесь полно земли, а у нас много безземельных крестьян. Кроме того, возможно тут есть золото.

- А как насчет местных жителей, как им это понравится? – спросил Филипс с любопытством.

-Они ведь дикари, им пойдет только на пользу, если мы их познакомим с цивилизацией и истинной верой.

Филипс покачал головой:

-Напрасно вы считаете всех индейцев нецивилизованными дикарями. Приходилось читать мне книгу одного испанца, Диаса. Индейцы Мексики были очень развитым народом, они строили великолепные здания, у них были науки и искусства. Но потом пришли испанцы с их жаждой золота и искренним желанием принести истинный свет веры. И убили сотни тысяч.

Фанатики приносят несчастья людям, может больше, чем негодяи. Почему вы думаете, что здесь все пойдет по-другому?

Я ответил, снова не раздумывая:

-Всем известно, что испанцы жестоки и подлы. А мы, англичане, другие. Мы принесем местным народам благо.

-Как знать, как знать…Нужно признать, что после того, как испанцы окрестили всех индейцев, и Папа признал их людьми, к индейцам в Мексике стали относиться гораздо лучше. А у нас, англичан, Папы Римского, авторитета для всех верующих ведь нет. Гренвилл здесь уже отметился, убив множество индейцев из-за кражи кубка. Впрочем, достаточно пустых разговоров, у нас еще много дел, - Филипс поднялся.

Мы вернулись в форт. Один из матросов выбежал навстречу, радостно горланя:

-Сдается мне, мистер Филипс, я заработал свой соверен!

Оказывается, матросы обнаружили полузасыпанный ров и раскопали его. Там они нашли несколько сундуков. Мы открыли их. Внутри были книги и карты, прочие личные вещи, и даже заржавленные доспехи. Матросы и я не нашли для себя ничего любопытного. Филипс же быстро ухватил запыленную бутыль с запечатанным сургучом горлом. На вид, внутри были какие-то бумаги. Филипс потом не выпускал ее из рук, и даже лег спать, уложив бутыль себе под бок. Впервые я видел его столь довольным. Когда же я спросил его, что внутри, он ответил довольно резко, что ничего для меня интересного.

Ночь прошла спокойно. Наутро Филипс сказал мне:

-Джеймс, мне совершенно необходимо вернуться на корабль. Для вас у меня есть очень важное, и, возможно, опасное поручение. Позже вы возьмете Мерфи и Эндрюса и осмотрите окрестности на материке. Постарайтесь найти любые следы колонистов. Будьте очень внимательны и осторожны. Не отходите дальше пары лиг от берега. В случае необходимости стреляйте из мушкета, и мистер Грей - тут он кивнул шкиперу - придет вам на помощь.

Филипс помолчал, что-то, как будто собираясь мне сказать, но потом молча кивнул и зашагал с одним из матросов к берегу, где были наши шлюпки.

***

Мы с матросами надели куртки и шлемы, увешались оружием и тронулись в путь. Признаюсь, первый час я представлял себя героем-корсаром. Но потом жара и труднопроходимые заросли стали вызывать желание бросить доспехи, да и оружие, в кусты. Тем не менее, я старался шагать бодро и подавать пример матросам. Мы старались не слишком терять из вида море. Никаких следов ни поселенцев, ни каких - либо других людей не было и признака. Час шел за часом, доспехи накалились под солнцем, и я, и матросы стали идти все небрежней, закинули мушкеты на плечи, сняли шлемы и даже перестали раздувать фитили. За что и были наказаны.

Из кустов отовсюду на нас кинулись полуголые люди. Эндрюс успел скинуть мушкет с плеча и, не целясь пальнуть в кого-то. Мерфи ударили сзади палицей по голове. Я же, вместо того, чтобы стрелять, пытался драться мушкетом, как дубинкой, затем схватился за палаш, но не успел его выхватить. Множество рук схватило меня, град ударов обрушился на мои бока и голову. Спустя несколько мгновений мы были крепко связаны. Дикари понесли нас куда-то.

Впрочем, вскоре дикари устали и развязали нам ноги, и дальше мы пошли пешком, лишь изредка подбадриваемые тычками копий. Лишь Мерфи они продолжали волочь, судя по всему, он не мог отойти от удара и несколько раз извергал съеденное. Вдали показался частокол, и у меня мелькнула нелепая мысль, что язычники почему-то ведут нас к форту. Однако, чем ближе мы подходили, тем больше я понимал, что ошибся. Частокол был более низким, редким и хуже сделанным, чем наш.

Нас провели в проход между кольями. Внутри стояло несколько строений, что-то вроде навесов. По центру было вкопано четыре столба. У двух наверху были вырезаны отвратительные демоны. Два были лишены украшений. Меня и Эндрюса привязали к последним столбам, Мерфи бросили связанным на землю.

Я, несмотря на страх, надеялся выпутаться, и, даже, с некоторым любопытством, рассматривал наших захватчиков. Я слышал, что индейцы краснокожие, но эти были с темно-коричневой кожей, напоминая сильно загоревших испанцев. Они были голые, за исключением набедренной повязки да ожерелий и браслетов. Волосы их были черные, связанные наверху в пучок. Лица многих были раскрашены черной и белой краской. В руках они держали оружие с каменными наконечниками.

Вдруг дикари завопили, и из-под навеса вышел еще один человек. Когда я его увидел, то покрылся потом. По движениям и фигуре это был старик. Его волосы были склеены какой-то темной массой. Лицо было искусно разрисовано под маску Смерти. На груди у него было нечто вроде кирасы. Только сделанной не из железа, или дерева. Она была сшита из человеческих лиц.

***

По всему было видно, что старик имел над дикарями большую власть. Он говорил с ними свысока, они же с большим уважением отвечали на его слова.

Старик начал говорить что-то, постепенно повышая голос. Остальные язычники отвечали ему нестройными восклицаниями. Наконец, он трижды прокричал слово, которое я не сразу разобрал. Кроатоан.

Он повернулся к нам и вынул из-за пояса каменный нож. Затем начал медленно подходить. Мы, догадываясь к чему идет, дергались в своих путах.

Старик подошел к Эндрюсу, вогнал ему в бедро нож и провернул его в ране. Эндрюс завопил что есть мочи. Старик презрительно выкрикнул несколько слов и остальные дикари захохотали. Старик прервал их взмахом руки и скомандовал что-то. Воины, окружавшие нас, наложили стрелы на луки и подняли их. Я закрыл глаза. Господи, прими наши души. Мама, Джейн!

Продолжение следует

12 мая. Свежий ветер. Прошли с утра 12 лиг.

В год 1590, второго мая мы отбыли из Плимута на корабле «Альбатрос», и было на этом корабле двадцать четыре пушки и двадцать моряков.

Меня зовут Генри Джеймс, я судовой врач. Устроился на корабль по протекции моего дяди. Хотя дядя и отговаривал меня, я настоял на своем. Скоро, очень скоро, этот боров, отец Джейн, перестанет звать меня «клистирной трубкой», и мы наконец-то поженимся! Испанские моря, чудесные берега Индий. Там я стану настоящим мужчиной. Там мне обязательно повезет, я добуду золото и прославлюсь. Ну, а если нет, я могу издать книгу по своим запискам. У нас в Англии до сих пор мало издается книг о Новом свете. На книге я наверняка заработаю состояние и имя.

Однако странным мне кажется то, что о цели нашего плавания я не смог выспросить ни малейшей подробности. Капитан даже запретил писать родным о дате отплытия. Но на это, наверняка, есть важные обстоятельства.

Первые недели плавания вызвали у меня разочарование. В моем воображении до отплытия были соленый ветер, закаленные морские волки вокруг и бои с испанцами.

Вместо этого дрянная еда, подтухшая вода и, конечно, морская болезнь. Неделю я почти ничего не мог есть. Мучила меня и ужасная теснота моей каюты на корме. Хотя грех жаловаться, матросам приходится еще хуже. Я ужаснулся, увидев гораздо большую тесноту их кубриков и то, как они справляют нужду на носу, свешиваясь над волнами.

Капитан, шкипер и я обедаем в салоне. К нам присоединяется мистер Томас Филипс, единственный наш пассажир. Вчера я понял, в какое грубое общество меня занесла Судьба. Речь зашла о возможном столкновении с испанцами. Я разгорячился и стал хвастаться, что брал уроки фехтования. К сему я хотел показать подарок отца, отличный абордажный палаш.

Капитан и шкипер переглянулись и захохотали. Филипс, как мне кажется, с сочувствием посмотрел на меня и сказал:

-Встреча с папистами это последнее, что нам нужно в нашей одиссее. Сколь от нас зависит, мы будем избегать любых встреч. Ежели мы все-таки столкнемся с испанцами, либо пиратами, ваше место, как врача будет возле раненых. Так что палаш оставьте до лучших времен. И я вас уверяю, мистер Джеймс, настоящий бой далеко не так красив, как вам кажется.

Он покачал головой, вздохнул и повторил:

-Нет уж, ничего красивого в бою нет, мистер Джеймс.

Я, оскорбленный и смущенный, удалился в каюту.

17 мая, штиль. Прошли не более лиги.

Заболел животом матрос Коутс. Дал прочищающего.

Шкипер и капитан стоят вахты, или сидят в своих каютах, поэтому в салоне я часто оказываюсь наедине с Филипсом. Поневоле приходится о чем-то говорить.

Мистер Филипс крупный мужчина лет сорока, темноволосый, лицо немного рябовато. Я никак не могу разгадать его. Без сомнения, он хорошо образован. Но когда я его спросил, что он думает о системе Коперника, он ответил, что понятия не имеет, о чем я. Я начал ему объяснять, но он сказал, что ему совершенно все равно, Солнце ли обращается вокруг Земли, или наоборот.

Тогда я сменил тему и спросил его, что он думает о Кристофере Марло. Филипс вскинул на меня взор, очень пристально посмотрел и спросил, что конкретно о мистере Марло меня интересует. Я спросил о пьесе Марло «Тамерлан». Тогда Филипс, как будто бы с облегчением, заявил, что в театр не ходит.

25 мая, видели далеко на SW судно.

Дни на корабле текут спокойно, больных, слава Господу, нет и заняться мне особенно нечем. Я штудирую медицинские трактаты или пишу эти записки. Много времени провожу в салоне.

Мало- помалу мы сблизились Филипсом. Нашлись общие темы для разговора. Он интересовался медициной, анатомией и хирургией. Я скоро обнаружил у него поразительные знания стран и народов. Также он увлекается и деяниями древних, Римлян, Греков и других.

Я постоянно ломал голову, кто он такой, и что за дела у Филипса в Вест-Индии. Коммерсант, плантатор? Он не был похож ни на того, ни на другого. Ставило меня в тупик и его место на корабле. Капитан обращался с большим уважением к Филипсу, а шкипер его откровенно побаивался.

Как-то находясь вдвоем в салоне, мы снова разговорились, и он вдруг остро посмотрев на меня, произнес:

Зря, молодой человек, вы мечтаете разбогатеть в этом плавании. Придется еще подождать жениться. Кстати, как зовут вашу невесту?

Я в остолбенении взглянул на него.

-Но..как?

Филипс улыбнулся и сказал:

-Нет ничего легче. Вы часто бываете в мрачном расположении духа. Какова самая вероятная причина для этого у молодого человека, не обремененного долгами и не нажившего могущественных врагов? Дела сердечные, конечно. Но почему молодой человек расстался с возлюбленной и отправился в рискованную экспедицию? Очевидно, родные девушки против брака, пока юноша не разбогатеет. Ваш, прошу прощения за грубость, небогатый гардероб и кружевной платочек, который вы нюхаете украдкой, довершает картину.

Мне осталось только спросить:

-Значит, как следует заработать, у меня не получится?

-Увы, нет. Наше плавание не несет целью ни торговлю, ни грабеж.

-Но что же тогда? - спросил я.

-А вот этого я вам сказать не могу, - ответил Филипс и погрузился в чтение.

Я, огорченный и возмущенный его бесцеремонностью, поплелся в каюту.

27 мая, слабый ветер. Происшествий нет.

Некоторое время я избегал общества Филипса. Но выбора особого на корабле нет. Не общаться же мне с неотесанными матросами, да это и неуместно. Капитана Смита ничего, кроме навигации и эля не интересует.

Я попробовал было поближе познакомиться со шкипером. Это высокий, темнобородый мужчина лет на десять старше меня. Очень молчаливый. Когда я пристал к нему с вопросами, он сделал вид, что чрезвычайно поглощен своими занятиями. Волей-неволей пришлось снова беседовать с пассажиром.

Мы говорили о политике и войне. Я поделился с Филипсом своими размышлениями, с кем Королеве следовало бы вступить в союз против проклятых испанцев. Он сказал, что если бы я стал первым министром, наша страна бы обязательно достигла еще большего могущества. Какая грубая лесть, не свойственная этому человеку.

Я спросил у Филипса, что он думает о пуританах, и кто, по его мнению, хуже, паписты или магометане. Филипс сказал, что говорить о религии верный способ поссориться с человеком, впрочем, как и о политике. Что касается его, то он вообще не видит разницы, как обращаться к Богу, а наши разногласия с католиками и пуританами не более чем спор, с какого конца разбивать яйцо на завтрак. Ужасный богохульник!

3 июня. Ветер свежий. Матрос Фландерс выпорот за пьянство.

Я продолжаю разговоры с Филипсом, и почти подружился с ним, несмотря на то, что порой его высказывания носят возмутительный характер.

Мой собеседник оказался очень искушен в политике. Как будто бы с неохотой, он иногда приводил такие подробности, какие, мне кажется, были неизвестны даже при Дворе.

Как-то я посетовал над скорбной судьбой Марии Стюарт, растрогавшей всю Европу. Филипс резко сказал:

-А судьба Бабингтона вас не печалит? Шотландской королеве всего лишь отрубили голову. А беднягу повесили, отрезали ему кое-что, выпотрошили и четвертовали.

-Но ведь она дама, королева… - смущенно пробормотал я.

-Ах, юноша, все не имеет значения, если затронут государственный интерес. У покойного сэра Уолсингема, первого министра, была любимой книга «Государь» сеньора Никколо Макиавелли. Сей писатель убедительно доказывает, что для блага государства пригодны любые средства.

Вы знаете, что одновременно с заговором этой милой дамы на наш остров должны были вторгнуться испанцы? Но так как заговор раскрыли, они сделали попытку через два года.

-Вы говорите о Непобедимой армаде? - спросил я.

Да, конечно. Кстати, как, по-вашему, почему мы разгромили испанцев?- поинтересовался Филиппс.

-Нам помог Господь Бог бурей и Дрейк пулями! – и я начал распространяться о своем любимце.

-Полно, полно, юноша – махнул рукой Филиппс – Так всегда, люди видят только внешнюю сторону. Давайте я вам поведаю настоящую историю. Но я уповаю на вашу скромность.

Я был заинтригован и лишь кивнул в нетерпении головой.

Филипс пристально посмотрел на меня. Сомнение читалось в его глазах, но доброжелательность ко мне и немалое количество доброго портера развязало ему язык.

-Да будет вам известно, и раскрытие заговора Бабингтона и отражение нападения папистов это заслуга сэра Уолсингема и его скромных слуг. Есть явная война, где нужен расчет полководца и храбрость солдата, и есть тайная война, где нужны прежде всего холодный рассудок и хитрость.

Покойный Уолсингем был как раз большим мастером тайной войны. У него была обширная сеть доносчиков и в Англии, и на континенте, они были повсюду, и в сиятельной гостиной, и в лондонских трущобах. Его шпионы были даже в Алжире и Константинополе, про Париж и Мадрид я уже молчу.

Уолсингем брал в услужение мастеров своего дела. Слежка и подслушивание, пытки, вскрытие замков и писем. Со всем этим справлялись лучшие люди. Вы вот восхищаетесь сэром Френсисом Дрейком, а где он был бы, и ему подобные, если бы люди Уолсингема не поставляли самые точные сведения о времени и месте выхода доброй части испанских галеонов.

Слуги первого министра доставили ему испанского шпиона. При нем нашли письма, из которых следовало, что паписты готовят заговор по убийству нашей Королевы и возведении на престол Марии Стюарт. Так что за ней стали следить еще пристальнее. Ее письма перехватывали, но некий Гиффорд в начале 1586 года предложил свои услуги Марии и нашел способ прятать письма в бочонке с пивом.

Когда Бабингтон начал свой заговор по смещению Елизаветы и возведению на престол Марии, тот же Гиффорд связался с ним и передал письма от шотландской королевы. Между Бабингтоном и Марией завязалась оживленная переписка, Гиффорд стал главным связным заговорщиков. Вот только Гиффорд с самого начала был человеком Уолсингема!

Так что министр держал в руках все нити. Однако, на беду, заговорщики не до конца доверяли Гиффорду, и письма, которые отправляли друг другу Мария и Бабингтон, были написаны тайнописью. Уолсингем осознал именно тогда все ее значение. Однако, уже поздно, продолжим разговор завтра, тем более мне нужны некоторые приготовления. Доброй ночи!

4 июня. Ветер свежий, происшествий нет.

Когда я зашел сегодня в салон, на столе лежали перо, бумага и чернильница.

Филипс посмотрел на меня и спросил:

-Знаете ли вы, юноша, что значит тайнопись?

-Кажется, ее используют в своих трактатах алхимики? – неуверенно сказал я.

-Оставим этих шарлатанов в покое. Тайнопись суть искусство преобразовать обычное письмо так, чтобы прочитать его могли лишь посвященные. И дело это очень важное, как в политике, так и, к примеру, в коммерции. Римляне уже умели это делать. Вы читали Светония?

-К стыду своему, нет - сказал я.

Там описывается способ, каковым шифровал свои письма Юлий Цезарь. Способ простой. Выстройте алфавит в одну строку:

abcdefgijklmnopqrstuvwxyz. Под ним еще один, но начните с третьей буквы:

DEFGIJKLMNOPQRSTUVWXYZABC

Ну, а теперь, пишите текст, подбирая к каждой букве другую из нижнего алфавита, например:

veni, vidi, vici

YHOL YLGL YLFL

-Конечно, противник может перебрать алфавит со сдвигом буква за буквой. Но против этого есть способ – договориться с адресатом о случайном порядке букв во втором алфавите. Или поступить проще, заменить второй алфавит легко запоминаемой фразой.

-Как просто! - восхитился я. – И все становится совершенно непостижимо для непосвященных.

Филипс улыбнулся. – Не все так просто, Джеймс. Уже лет сто, как нашли способы раскрывать такую тайнопись.

-Но как? Мне это кажется совершенно непостижимым! - удивленно сказал я.

-Известно ли вам, дорогой Джеймс, что в любом тексте на данном языке буквы появляются с определенной частотой? – спросил Филипс.

-Нет, никогда об этом не задумывался – развел руками я.

-Это открыли лет триста назад арабы. Никогда не догадаетесь, откуда они это извлекли.

И откуда же? - я вопросительно посмотрел на него.

-Из религиозных штудий. И от них бывает польза! - со смехом сказал мой собеседник.

Я помолчал. Мне не нравилось то, что он снова заговорил на грани богохульства.

Филипс проницательно взглянул на меня и снова улыбнулся. – Итак, посчитав буквы в достаточно большом тексте вы увидите, для английского языка, конечно, что чаще всего встречается Е, затем Т, потом А, и так далее.

Берем любую абракадабру, в которой мы подозреваем тайнопись, и пробуем подставлять буквы по частотности. Правда, не всегда это прямо работает, тогда нужно использовать более тонкие методы. Буквы в нашем языке группируются тоже закономерно. Какие слова у нас почти единственные состоят из одной буквы?

Филипс посмотрел на меня выжидающе. Я долго напряженно подбирал под себя слова. Наконец, видимо, мое лицо просияло.

-Ну конечно же, а(артикль) и I(я). – Я победно взглянул на него.

Он подтвердил кивком.

-То же самое обстоит и с двухбуквенными, и трехбуквенными словами. Двухбуквенные слова, это an, is, in,it, or или of, трехбуквенное, например the и and.

-Ну, принцип вы поняли.

Он показал мне листок, на котором было написано:

zkdw lv olih d frphgb ri sdvvlrqv dqg rxu mrbv duh lqwhuplvvlrqv lq lw

-Для простоты я взял, что тут есть пробелы между словами. Смотрите, предположим, что первое двухбуквенное слово is или of. Взгляните на последнее слово, в середине него удвоенная буква v. У нас в языке к удвоениям склонна буква s. Видите, она стоит и на конце трех слов, что тоже характерно для нее. Тогда lv это is. Предположим еще, что d это a, что подтверждается тем, что она весьма часто встречается в строке. Два последних слова весьма вероятно in it. Тогда первое слово определенно what..

Я пытался следить за ходом рассказа, но скоро потерял нить. Это не ускользнуло от Филипса.

-Э, юноша, да я вижу, совсем вверг вас в скуку! Главное, принцип вы поняли. Словом, наши и французские мастера давно научились раскусывать любую, самую сложную тайнопись. Бедные испанцы, они никак не могут понять, почему мы знаем их планы наперед. Помню, Филипп II даже обвинял мсье Виета, что он узнает разгадку от самого дьявола. Ха, дьявол! Ум, вот что помогает в победе над врагами, запомните, юноша.

Вернемся к заговору Бабингтона. Хотя Уолсингем к 1586 году прекрасно знал о тайнописи, услугами людей, умеющих ее раскрывать, он пользовался от случая к случаю. Но здесь ему пришлось нанять на работу блестящего мастера своего дела. Его имя вам ничего не скажет.

Мастер взялся за дело и весьма скоро прочитал письма. В них недвусмысленно говорилось о том, что и Бабингтон, и Мария готовят убийство Елизаветы. Теперь Уолсингем с полным правом мог требовать казни Марии от королевы, чего она до последнего времени категорически не хотела, ведь Мария была ее двоюродной сестрой, впрочем, вам это известно.

Однако министр решил извлечь все досуха из того, что заговорщики считали свое положение неуязвимым – ведь письма и прятались, и были зашифрованы. Глупцы! Уолсингем велел сделать к письму Марии приписку, в которой от лица той потребовал написать имена заговорщиков..

-Но позвольте, Филипс,- прервал я рассказ, - не кажется вам подлым таковой прием?

-То есть, подвергать человека пытке, чтобы вытянуть из него сведения вам кажется в порядке вещей, а искусно его обмануть – нет? – Филипс с насмешкой на меня взглянул.

Я не нашелся, что ответить.

-Расшифрованные письма стали уликой и против Бабингтона, и против Марии Стюарт.

Вот так, мистер Джеймс, несколько исписанных листков бумаги могут возвысить одних и привести на плаху других. Бедный, бедный Бабингтон, глупый молодой человек! Я стоял тогда на рыночной площади и собственными глазами видел, что сделал палач с этим блестящим когда-то юношей. И ведь именно я…– Филиппс помрачнел, и в тот день я не мог добиться от него больше ни слова.

10 июня

С того вечера Филипс впал в мрачную задумчивость. Однажды, остановившись перед дверью в салон, я услышал оттуда негромкие звуки лютни и голос Филипса, напевающего старинную песню, сочиненную, по слухам, давно почившим королем, моим тезкой.

Alas my love, you do me wrong,

to cast me off discourteously,

for I have loved you so long,

delighting in your company.

Greensleeves was all my joy,

Greensleeves was my delight,

Greensleeves was my heart of gold,

and who but my Lady Greensleeves.

(Увы, моя любовь, ты дурно со мной обошлась,

Грубо отвергнув меня,

Ведь я долго и крепко любил тебя,

Наслаждаясь твоим обществом

Зеленые рукава были всей моей радостью

Зеленые рукава были моим очарованием

Зеленые рукава были моим золотым сердцем

Кто же, если не моя леди с зелеными рукавами)

Я покачал головой. Мой новый друг снова меня удивил. Я постоял несколько минут, мыслью унесшись к моей леди Джейн, которая ждет на таком теперь далеком, нашем острове.

Однако все проходит, как говорил царь Соломон, прошла и меланхолия моего друга. На следующее утро он разбудил меня, свежий и бодрый и зычно сказал:

-Помнится, вы хвастались, что брали уроки фехтования? Мне нужна тренировка, извольте на палубу.

Мы поднялись на палубу, и Филипс протянул мне тренировочную рапиру.

-Позаниматься со своим палашом вы еще успеете, посмотрим, как вы владеете более ходовым оружием.

Признаться, я вскоре пожалел о своем хвастовстве. Филипс трижды меня обезоружил, не считая обозначенных уколов.

Я, запыхавшись, стоял на палубе. Филипс как будто бы ничем и не занимался. Вдруг он резко развернулся ко мне и произнес:

-Теперь я могу сказать вам, Джеймс, цель нашего путешествия. Это Роанок!

Продолжение следует