Путь
Не помню, как проснулся сегодня. Не помню имени, фамилии, не помню дома.
И теперь одиноко бреду по разбитой мостовой, а моим невеселым мыслям вторит грохот
проезжающего мимо трамвая. В нем – сонмы заспанных лиц, по которым я делаю вывод:
сейчас утро. По солнцу этого никак не понять - усталое, оно едва пробивает себе дорогу
сквозь светло-серую муть облаков и грязно-белую порошу, что сыпется с туманных небес.
И хотя мой роман с собственной памятью сегодня переживает разлад, кое-что я все-таки
помню: долгие зимние вечера и короткие утренние часы в этом городе похожи друг на
друга, как близнецы. Единственным их отличием может служить тот факт, что первые во
тьму уходят, а вторые сквозь нее пробиваются – каждый день, каждый новый день.
Очень скоро мне встретились другие люди, такие же одинокие путники в холодном
злосчастном мире. Но их, в отличие от меня, вперед вели стремления и мечты, амбиции…
или, может, желание выжить.
Но что же ведет меня? Неужели в этой случайной, шальной жизни, пробившейся сквозь
мириады других несбывшихся судеб, для меня нет никакого ориентира? Неужели нет
полярной звезды для моей истосковавшейся по отдыху души? В замыленном небе звезд не
видно, они ушли, и мне казалось – безвозвратно.
Если я и помню что-то еще, так это усталость, безмерную, как небо над моей головой.
Усталость эта тупая, механическая; так устают часы за долгие годы службы.
Вот я иду: один среди толпы. Из кафе неподалеку играет громкая музыка, разгоняющая
сонную хмурость утра, как крик петуха нечистую силу. Люди, проходящие мимо,
ненадолго попадают в шумную, но веселую страну; в ней вечно пьяный король исполняет
страстный гимн, пока его подданные проживают каждый миг жизни как последний. Рядом
с кафе многие замедляют шаг или улыбаются - очень многие, но не я.
***
А вот я подхожу к старому зданию, что пламенеющим тавром заклеймило мою душу.
Здесь очень тихо, и тишина меня настораживает. Ведь это театр, храм древнего
кукольника: он примеряет личины актеров, даже не подозревающих об этом, и смеется,
одинокий в своем безумии. Через заслон чужеродной тишины я силюсь расслышать смех
театрального демона…
В театре никого нет. Осознав это, я целую минуту гляжу на его фасад, красивый фронтон,
украшенный резными барельефами, мраморные колонны, и уже почти решаю
прикоснуться к высокой деревянной двери, ведущей в блистающий мир под софитами.
Но что-то неудержимое влечет меня дальше, не позволяя оставаться на одном месте долго.
Нет, я все еще не знаю, какая космическая сила заставила меня утратить покой и
пуститься в этот одинокий путь морозным зимним утром, но со всей отчетливостью
понимаю: противиться ей я не могу.
Город постепенно меняется. Небо на востоке бледнеет, словно несчастная жертва
вурдалака, зато снежинки по-прежнему падают сверху вниз, на белую гладь холодного
мира. Я смотрю на небо и землю, на сугробы, на летящих в звенящем морозе небесных
посланцев…
Как красив полет этих снежинок, как неповторим! Каждая из них имеет свой путь, свою
судьбу; траектория падения одной всегда отличается от траекторий других. И хотя все они
рождены небом с одной целью - пасть на мерзлую землю - каждая из них в этом уникальна.
Я иду вперед, но моя бедная память никак не может отделаться от этих снежинок, тающих
под ногами. Все они падают на землю, чтобы потом растаять. Значит, каждую из них ждет смерть?
Значит, такая судьба у всего вокруг?
Мне вдруг сделалось жутко тоскливо, и я заметил, что перестал узнавать свой город. По
каким-то зданиям словно прошлась кисть гигантского художника-авангардиста, другие же
обратились в скорбные руины. Откуда они взялись? Неужели моя память окончательно
выдохлась – словно вино в давно откупоренной бутылке?
Паника вскипела, забурлила внутри. Я кинулся бежать – сквозь толпу, которая успела
наводнить улицы города. Из-за высокого уродливого здания вдруг выплыл яркий шар
солнца, пришпиленный к небу, словно богатая брошь к платью дурнушки. Я почувствовал
странное отторжение; с минуту мне казалось, будто в знакомом с детства раскаленном
газовом шаре мелькнули рога лукавого, его длинные черные рога, и с них стекал кипучий
яд.
Бежал долго и быстро. Люди даже не замечали этого, я же, в свою очередь, совсем не
рвался к ним, ведь чувствовал - никто не сумеет мне помочь. Никто и никогда и никому не сумеет помочь.
Мне оставалось полагаться только на себя. Незамеченный дьявольским солнцем, я
свернул к тихой уединенной аллее. Свет здесь едва пробивался сквозь голые ветви
деревьев, казался серым и на удивление приятным. Я задумался.
В голову пришла мысль: нужно напрячь память и вспомнить место, которое может быть
безопасным. Обшаривая закоулки памяти, глухие и безмолвные, я наткнулся на яркий и
свежий образ места, которое отпечаталось в ней ничуть не хуже старого театра.
Искренняя радость заставила тело расслабиться, перейти на неторопливый шаг. Теперь я
был преисполнен уверенности, и знал, куда мне идти.
Я вспомнил старый сквер, скамейку, на которой сидел когда-то. Словно наяву увидел
плывущую в небе трепетную луну, а еще - поцелуй, украдкой сорванный с юных губ…
Да, я знал, куда мне идти.
***
Старый сквер оказался заброшен и пуст.
Я нашел его только к вечеру. Из десяти скамеек - некогда уютных пристанищ для
влюбленных парочек – в целости сохранилось шесть. Каждую покрывали синие письмена:
многочисленные признания в любви, клятвы, шутливые надписи, непристойности и
откровенно грязные ругательства.
Я дошел до своей скамьи, и холод, терзавший меня с самого утра, немного отступил –
словно почувствовал, как восходит во мне надежда, слабыми лучами истинного солнца
озаряя тьму одинокой души. Скамейка ничем особенным не отличалась, но стоило мне
присесть на нее, как в мире что-то изменилось – самые его дальние грани сдвинулись,
самые ближние расплылись и растаяли, и даже цвета поблекли.
- Тебе понравилось выступление? – говорит она, прижимаясь к моему плечу, и я чувствую
ее дыхание – терпкое, пьянящее. Бутылка шипучего шампанского у наших ног застыла
безмолвным божком, сулящим успех и удачу будущей ночью; воздух вокруг сладок и
напоен молодостью.
- Да, - говорю я невольно, чувствуя одновременно и невероятную расслабленность, и
колоссальное напряжение. А еще вдруг возникло чувство чего-то неизбежного –
тягостное, неприятное чувство.
Спустя томительные секунды ожидания я, наконец, сумел повернуть голову к ней, и
рассмотреть лицо – обжигающе прекрасное, словно июльское солнце.
- Я люблю тебя, - почти сорвалось с моих губ, но вместо этого мир вокруг вспыхнул,
озарив нас ярким ядерным светом, а затем – погас и укрылся тысячей чернильных
облаков…
А она – единственная, вечная – исчезла, растворившись во мраке. Уже секунду спустя
меня перебросило через скамью, и я распростерся на траве. Взгляд мой замер на
стеклянном своде неба - слишком искусственном, обманчивом, ненастоящем, и я подумал
– неужели люди похожи на снежинки?
Где-то в вышине плыла луна, пугливо бледнеющая на фоне абсолютно черного неба. Я
заплакал. А потом вспомнил.
В сквере осталось место, которое мне нужно было посетить любой ценой. Я перевернулся,
содрав на локтях и спине кожу, и пополз, истекая черной в свете луны кровью. Полз,
невзирая на обжигающую боль, сам не зная, зачем. Видимо, космическая сила, вырвавшая
из меня покой, желала в этот миг, чтобы я двигался вперед – другого объяснения я не
находил.
Старый замшелый пруд притаился под небольшим деревянным мостом, и я взобрался на
него, ветхий, готовый развалиться в любой момент; с самого края наклонился к кромке
воды, и не увидел в ней отражения.
Долго и напряженно я вглядывался в мутные воды, пока, наконец, не сумел различить под
ними мертвенно бледное лицо.
Остекленевший взор мертвеца укорял, плавил душу. Он словно говорил: "Ты бросил меня
здесь, бросил свое бедное тело гнить на дне этого проклятого пруда! Так будь же ты
теперь проклят!".
Черный прогнивший остов моста не выдержал, дерево громко треснуло, и раздался
всплеск.
Где-то в вышине луна в последний раз осветила город – мертвый, всеми забытый, - и
скрылась за очередным ядерным облаком.
Поминовение
С семейной жизнью у моих родителей не сложилось. Начиналось все с пылкой любви, закончилось — горьким расставанием. На развод никто из них не подал. Надеялись, что со временем смогут забыть былые обиды и «склеить» семью, но не вышло. Слишком много препятствий встало между ними. Иногда мать с отцом общались. Как давние друзья. От доверительных супружеских отношений не осталось ничего.
В июне 2011 года дядя Игорь Семешко (близкий друг отца, они вместе плавали) позвонил нам и сообщил о его смерти. Похороны состоялись на следующий день. Проститься с покойным приехали многие его друзья, коллеги и иногородние родственники. Половина собравшихся смотрели на нас волком, сожительница отца наговорила им, что это мы умышленно довели его до скоропостижной смерти (отец скончался в возрасте 51 года) и вот пришли убедиться, что дело сделано.
Гроб с телом привезли в час дня. Отпевали усопшего в маленькой часовне при похоронном доме. Как церемония закончилась, поехали на Старокрымское кладбище. По завещанию отца похоронили его рядом с могилами родителей. Из них я знал только дедушку, бабушка умерла от инфаркта, когда мне было всего два года.
Мы попрощались и помянули покойного, как положено. Никто из нас не сказал о нем ни единого плохого слова. Где могли — говорили только о хорошем, где не вышло сказать ничего хорошего — промолчали. Вроде не могли потревожить его дух неосторожными словами. Но прошло немало времени, и он почему-то напомнил о себе.
Спустя два года со дня похорон мама начала видеть тревожащие сны. Отец приходил к ней и просил проведать его. Она человек несуеверный, в жизнь после смерти не верит, а от снов о покойном муже попросту отмахнулась. А беспокойные сны меж тем не прекращались: отец все настойчивей упрашивал маму навестить его.
Маминого терпения хватило ровно на восемь месяцев. Потом она съездила к моему отцу на могилу, поставила в церкви свечку за упокой и заказала молебен по душе покойного. Больше отец ее не тревожил. Теперь мама сомневается, что после смерти никакой жизни не будет.
Я же ни к каким выводам не пришел. Мне отец никогда не снился.
Ночное происшествие
Жил я когда-то на съемной квартире. Хозяйка квартиры, Елена, рассказала мне такую историю.
Ее мама увлекалась вышиванием подушек. Когда она скончалась, Елена с семьей на несколько дней перебралась в ее сельский дом - навести там порядок, закрыть дом и выставить его на продажу. Наводя порядок, она собрала все вышитые мамой подушки и убрала их в шкаф. На второй день, утром, Елена не смогла войти в кухню - дверь никак не поддавалась, словно что-то подпирало ее с той стороны. Елена разбудила мужа и они вместе попытались открыть дверь. Ничего не получилось.
Тогда Елена послала сына посмотреть, что держит дверь. Выяснилось, что к двери был придвинут кухонный стол, притом непонятно как и кем. Кроме Елены, ее мужа и сына, в доме никого не было, никаких следов взлома они не обнаружили. Если предположить, что кто-то все же проник в дом и придвинул к двери стол, то потом этот кто-то и сам не смог бы открыть дверь и выйти из кухни. Маловероятно, что к ним пробрался настолько несообразительный вор, что сам себя поймал в ловушку. К тому же, ничто не указывало на то, что ночью в доме побывал посторонний: входная дверь не была вскрыта, замок и засовы - в порядке. Снаружи ко всем окнам дома приварены решетки, изнутри они закрываются ставнями - так что через окно в дом не проникнешь. Да и из вещей ничего не пропало, а вор точно не ушел бы без добычи.
На розыгрыш случившееся тоже не похоже. Во-первых, неизвестно, кому могло прийти в голову разыграть совершенно незнакомых людей, во-вторых, сама идея розыгрыша выглядит довольно нелепой и бессмысленной. В-третьих, этим неизвестным все равно пришлось бы проникнуть в дом и как-то потом выбраться, не подняв при этом шума. Поразмыслив над произошедшим, Елена решила, что это душа матери так выразила недовольство из-за убранных накануне подушек и вернула их на место.
По словам Елены, больше ничего странного в доме ее матери не происходило.
Третья душа
«Семнадцатилетняя девушка из города Екатеринбург, Кристина Платонова, в ночь на двадцать третье марта покончила жизнь самоубийством, выпрыгнув из окна своей квартиры на четырнадцатом этаже. На столе в её комнате лежала открытая книга «Безумие» Алекса Харта, также известного, как Алексей Хартунов— автора нескольких скандальных книг. По словам матери погибшей девушки, «последние дни Кристина была почти одержима этой книгой». Также она заявила, что в «Безумии» открыто пропагандируется суицид, и в случившимся винит Хартунова.»
На часах было девять вечера, когда эта новость, словно молотом ударила меня по голове. При упоминании моего имени, взгляд резко поднялся к телевизору, найдя вдруг что-то интересное в сводке новостей. С каждой следующей секундой мне становилось хуже и хуже. Как только диктор с каменным лицом перешёл к другим новостям, мне захотелось проблеваться. «…винит Хартунова», «…винит Хартунова» — эхом отдавалось в голове. Когда я писал «Безумие», я не планировал, что кто-то найдет в этой книге нечто такое, из-за чего стоит выйти из окна. Это же… это же всего лишь история. Всего лишь текст. Неужели… После моего минутного оцепенения квартира разразилась шквалом звонков, два моих мобильных и домашний одновременно зазвонили. Компьютер начал издавать звуки входящих сообщений. Я даже не хотел знать, кто звонит или пишет. Я выдернул шнур телефона и отключил всю технику. Я не хотел слушать обвинения, утешения или договариваться об интервью. В кои-то веки я захотел покоя. Это был жест трусости, но я не мог ничего с этим поделать. Я хотел спрятаться в своём теперь уже карточном домике, закрыть уши руками, как в детстве, и ждать, что буря утихнет сама.
Но этому не суждено было случиться.
— Ну что там? Опять? — голос выдернул меня из шокированного состояния, в котором я находился.
Вместо этого я просто замер и посмотрел в сторону источника шума. Напротив меня, на старом потрёпанном диване появилась женщина средних лет. Я решил, что я схожу с ума. Мозг отчаянно отказывался воспринимать реальную картину происходящего и начал заменять реальность каким-то вымыслом, бредом. Другого объяснения у меня не было.
— Что смотришь? — спросила она, кивнув в мою сторону, — что делать будем?
На её лице отразилась злобная ухмылка. Одета она была так, словно сбежала из подвала, в котором провела несколько лет в заточении. Вся её одежда была порвана и потрепана. Грязные волосы опускались почти до плеч. В руках она держала зажжённую сигарету.
Все писатели рано или поздно начинают сходить с ума. Я решил, что пришёл и моё черед. Дальше уже некуда. Если прислушаться, то можно было услышать свист и крики от моего полёта в бездну.
— Ты… кто? — неуверенно спросил я, понимая, что, вероятней всего, разговариваю со стеной.
— Я? — она сделала затяжку, — твоя совесть. И я пришла мстить.
Молчание.
— Да ладно, я шучу, — рассмеялась женщина, — сам же только что сказал, что сходишь с ума. Вот и результат.
— Я… сказал?
— Сказал, подумал, какая разница? — она развалилась на диване, закинув ноги в грязных ботинках на светлую подушку, — я и мысли читать умею. Я много чего умею. Но речь не об этом.
— А о чём?
— О Кристине… как же её там… Платоновой, во. Слышал такую?
«В ночь на двадцать третье марта покончила жизнь самоубийством».
— Самоуби…
— Да-да, всё верно, — перебила меня женщина, выпустив дым, — ту, которую ты убил.
— Я никого не убивал! — крикнул я, поднявшись с кресла.
— Да не кипятись ты, — она сделала жест рукой, и я остановился посреди комнаты, как вкопанный, — убил, не убил, какая разница. Главное, что теперь ты мой должник.
— Должник? Что?
Женщина поднялась с дивана, приняв прежнюю позу.
— Ты мне должен три души, — спокойно сказала она, — и сядь уже в конце концов обратно.
Я упал в кресло, стоящее позади меня.
— Благодаря тебе, — она показала пальцем на меня, произведя должный эффект, — этой ночью из жизни ушла молодая девушка. Теперь я. прошу тебя. вернуть мне этот должок. с процентами, — медленно проговорила она, — поэтому три души. Ты должен спасти три души.
— А ты вообще кто? — спросил я ещё раз, но в отличие от первого, с большей уверенностью в голосе.
— Я та, кто восстанавливает этот баланс. У тебя есть 24 часа, — женщина в лохмотьях поднялась с дивана, — потом я приду снова. И если ты не спасёшь трёх людей — пеняй на себя.
— Но…
— Смотри! — крикнула она, показав пальцем в сторону окна.
Я повернул голову, но за окном виднелся лишь привычный город. Обернувшись обратно к женщине, я увидел перед собой лишь пустой диван. Исчез этот демон также неожиданно, как и появился.
Придя в себя через несколько минут, я обнаружил себя в одиночестве сидящим на полу в своей комнате. Это всё мне только привиделось. Перегрузка информацией. Стресс. Депрессия. Всё это моё больное воображение. Но что если… если всё это правда? Если через 24 часа эта бешеная придёт снова. И тогда мне придётся как-то объясняться. А этого мне совсем не хотелось. Значит, за следующие сутки я должен найти трёх потенциальных самоубийц и отговорить их от необдуманных решений. Вот только где их искать…
Первые несколько часов я провёл в интернете, пытаясь найти группы с душевнобольными или неуравновешенными людьми. Но натыкался только на ноющих подростков, которые единственное, на что были способны — поныть о своей смерти в интернете, привлекая к себе как можно больше внимания. Хотя, может Платонова тоже была одним из таких подростков. А теперь её изуродованное от падения тело лежит в морге. В современном мире в интернете можно встретить кого угодно — психопатов, маньяков, самоубийц, алкоголиков, задротов, фанатов — всемирная паутина разделена на группы по увлечениям, как в детском саду. Только об этих увлечениях не принято распространяться, а потому найти человека, реально нацеленного на смерть, было крайне трудно. По улицам ходить и внимательно смотреть на крыши и мосты — тоже идея не из лучших. Но что если… нет. Нет. Эту мысль я не хотел озвучивать даже в своей голове. Хватит мне и одной смерти. Хотя я ещё не знал, что уже через несколько секунд опробую эту мимолетную мысль в деле.
Раздался звонок в дверь. С осторожностью я пошёл открывать, предварительно посмотрев в глазок. Я даже боялся представить, кто ко мне мог пожаловать в одиннадцать часов вечера. По ту сторону двери стоял мужчина в полицейской форме.
Свист. Крики. Бездна.
Если предположить, что полиция всерьёз взялась за дело Платоновой, то вряд ли бы они пришли ко мне ночью. Но я как-то машинально открыл дверь.
— Алексей Хартунов? — спросил мужчина, бросив на меня оценивающий взгляд.
Я кивнул.
— Разрешите пройти?
— Простите, а что происходит? — спросил я.
— Мы расследуем дело о самоубийстве Кристины Платоновой. Девочки, выпавшей с окна. Слышали, наверное? — я не понимал, что хочет от меня этот тип. Он был почти в два раза больше меня. И когда он сделал шаг в мою квартиру, я лишь машинально отодвинулся. Полицейский расценил это как приглашение войти.
— Да, слышал, но я не понимаю, причём тут я. Я всего лишь пишу книжки.
— Книжки…, — словно эхом повторил за мной мужчина.
Медленно он ходил по квартире, осматривая её так, будто я сдаю её в аренду.
На одной из полок в моей комнате в нескольких экземплярах стояла книга «Безумие». Полицейский взял одну из них и медленно пролистал.
— «Безумие», — тихо сказал он, — значит, из-за этой книги весь сыр-бор?
— Послушайте, — запротестовал я, у вас есть ордер на обыск…
Не дав мне договорить, полицейский резко захлопнул книгу и, держа её двумя руками, со всего размаху ударил мне по лицу.
— Хуёрдер! — крикнул он.
Когда я оказался на полу, он достал из-за пояса револьвер и направил его на меня.
— Что происходит? — кричал я, отползая от него на спине.
— Происходит то, что ты сейчас сдохнешь! «Алекс Харт», — последние слова он произнёс с невероятной издёвкой, словно передразнивая кого-то, — кем ты себя возомнил, господом богом?!
— Что?! Послушайте…
— Из-за этой книги… из-за этой грёбаной книги, — он со злостью бросил её на меня, — вчера ночью погибла моя дочь.
Теперь всё постепенно вставало на свои места.
— Но я не виноват! — крикнул я, словно пытался вдолбить эти слова ему в голову.
— А кто? Кто виноват?! — перекрикивал меня он, тыча в меня револьвером.
На его глазах проступали слёзы, которые он пытался вытереть рукавом.
Мне ничего не оставалось, кроме как опробовать в действии мою безумную мысль. В конце концов, я никому не желал зла. Я просто спасал свою шкуру.
— Ты! — «выплюнул» ему в лицо я, — в этом виноват ты!
На мгновенье на его лице застыло изумление, словно он испугался меня, но через секунду мужчина вспомнил, что оружие в руках у него, а не у меня, и попытался вернуть прежнюю уверенность.
— Что ты несёшь?!
— Ты посмотри на себя! — Кричал я, опираясь локтями об пол, — надо было больше внимания уделять своей дочери! Надо было следить за ней! Интересоваться книгами, которая она читает, а не проводить время на работе целыми днями! — Я не был уверен на сто процентов в своих словах, но судя по статистике, большинство полицейских постоянно не бывает дома. Забавно было то, что находясь на волосок от смерти я спасался фактами из сериалов.
Слёзы ручьём текли у него из глаз. Слабак.
— Ты винишь в этом всех, кроме себя самого! Посмотри на проблему с другой стороны. Вспомни, когда ты последний раз интересовался собственным ребёнком! Может, твоя дочь и умерла только потому, что не получила нужной поддержки от близких!
Мужчина медленно увёл револьвер от меня и подставил его к своему виску.
— Что ты делаешь?! — послышался уже знакомый женский голос сзади, — я просила спасти души, а не добавить мне новых!
Я даже не обернулся на звук. Отчего-то, я был уверен в правильности своих действий, я знал, что ничего не произойдёт. Но она была права. Я должен был его спасти, а не убить. Просто сначала надо было сделать так, чтобы было кого спасать.
Взяв книгу, которую этот коп кинул в меня, я, что есть мочи, кинул её обратно, надеясь на то, что она попадёт в револьвер, приставленный к его виску. Не знаю, какие небесные силы мне помогли в тот момент, но оружие удалось сбить. В сантиметрах от его головы прогремел выстрел, продырявив ближайшую стену. Мужчина выронил его из рук, а я мимолётно подхватил его на полу и высыпал все патроны. Поднявшись, я чуть сильнее, чем требовалось, толкнул не прекращающего рыдать отца на диван.
— Успокойтесь, — уверенно сказал я, — я принесу вам чай.
— Это, — я кивнул на книгу, когда мы оба сидели на диване с горячим чаем в руках, — это всего лишь строчки. Проблему надо искать в другом.
— У меня. Больше. Нет. Дочери, — со злостью проговорил он, посмотрев мне в глаза, — понимаешь ты это или нет?
— Понимаю. Но… я-то тут причём?! Эту книгу прочитали тысячи людей. Десятки тысяч. И никто больше не захотел умирать. Люди видят в ней то, что хотят видеть. Проблема была не в книге.
Посмотрев на меня стеклянным взглядом, он опрокинул на меня кружку с горячим чаем, выхватил револьвер и направился к выходу.
В комнате послышались громкие хлопки.
— Браво. Просто браво. Почти довести человека до самоубийства, напоить чаем и обвинить в плохом воспитании собственной дочери, — язвила женщина, — бра-во. Тебе бы в психологи идти, парень, — не унималась она, пока я судорожно пытался вытереть чай с колен, — но засчитано. Осталось двое.
Решив, что на сегодня с меня более, чем достаточно эмоций, я пошёл спать. Нужно было выспаться, чтобы завтра найти ещё две души и спасти их. Об этом наверняка получится хорошая книга, если, конечно, мои собственные демоны в виде бомжацкого вида женщины не сведут меня с ума. И если после всего того, что произошло, я не завяжу с писательством, решив, что с меня хватит.
На утро я всё-таки ответил на несколько телефонных звонков и написал несколько сообщений. Я пытался объяснить людям, считающим «Безумие» книгой-убийцей, что дело не в строчках. Кстати, как ни странно, но утром её продажи увеличились почти вдвое. Людей тянет ко всему запретному. Они словно хотят быть причастны к чему-то плохому. Хотят проверить не возникнет ли у них желание выйти из окна после прочтения. Надеюсь, что нет.
Чтобы найти самоубийцу, надо думать, как самоубийца. Я подумал, чтобы я сделал, если бы прямо сейчас захотел умереть? На ум пришло целое множество способов, начиная от самых банальных, до самых извращенных. Но судя по статистике, самоубийцами в основном являются молодые люди, а они, как правило, хотят умереть красиво, а прежде — побыть наедине с собой, с миром. И лучшего места, чем высотки, для этого не найти. Я залезал на крыши всех более-менее высоких зданий, которые были открыты. И только к вечеру мне удалось найти то, что я искал. На одной из крыш высоток, свесив ноги вниз, сидела девушка.
Она не заметила меня и вздрогнула, когда я сел рядом с ней. Наверное, это обидно, когда кто-то мешает твоей смерти. Я достал из кармана сигареты и протянул ей. Она молча покачала головой. Она была младше меня, на вид ей было чуть больше двадцати лет. Увидев её в несколько других обстоятельствах, никогда бы не подумал, что она в таком виде пойдёт умирать. На ней была юбка в черно-белую полоску и белая блузка, на её болтающихся ногах были надеты черные босоножки.
— Красиво тут, да? — сказал я, закурив сигарету.
Под нами расстилался красивый город, в котором уже зажглись фонари. На крыше стояла оглушительная тишина, нарушаемая лишь порывами ветра и изредка доносившимися до сюда звуками сирен.
— Пришёл полюбоваться видами? — спросила девушка.
— Нет, пришёл полетать вместе с тобой, — ответил я первое, что пришло в голову.
Она посмотрела на город и её лицо скрылось за блистательно чёрными, длинными, ухоженными волосами.
— И? Почему не прыгаешь? — язвительно спросила она.
— Ну, ты пришла первая, тебе и прыгать первой, разве не так?
— Нет, не так. Раз уж ты пришёл, то я лучше посмотрю сначала на то, что останется от тебя.
— Ладно, давай спрыгнем вместе. Насчёт три, — я схватил её за руку и слегка наклонился вперёд, — один. Два, — и чуть крепче сжал её запястье.
— Не-е-е-т! — крикнула она, пытаясь вырвать руку, — что ты делаешь?!
— Как что? Хочу закончить то, что мы начали.
— Нет, — ответила девушка, покачав головой, — нет. Не надо.
— Что? Ты не хочешь прыгать? — я выпустил дым от сигареты, — а вообще знаешь, я тоже передумал. Пойдём. Выпьем лучше кофе, — я повернулся назад и встал позади девушки.
— Я не могу, — едва слышно сказала она, — я не хочу возвращаться вниз.
— Почему?
— Там меня не ждёт ничего хорошего. Что-то, ради чего стоило бы жить.
— Я тебе только что предложил выпить кофе. Знаешь, недалеко отсюда делают просто восхитительный Капуччино. Ради него, я бы даже с небес спустился, — сказал я.
— А дальше что? У меня не осталось близких людей, мне некуда идти. Я не хочу возвращаться домой, к своему одиночеству, где ещё недавно жила с любимым человеком. Теперь его нет, — пауза, — я либо умру, либо сойду с ума, — девушка повернулась ко мне и посмотрела в глаза.
— Хочешь, пошли ко мне? Я тоже могу сделать неплохой кофе. А потом мы что-нибудь придумаем.
Она замолчала. Мне казалось, что ещё несколько секунд и она полетит вниз. Я схватил её под руки и потянул назад.
— Пусти меня! — кричала она.
Я поставил её на ноги и, несмотря на её протесты, крепко её обнял. Она заплакала у меня на груди.
— Всё, пойдём отсюда, — сказал я и направился вместе с ней к выходу.
— Кто ты вообще такой? — спросила девушка.
— Строитель, — быстро ответил я.
— И что ты строишь?
— Воздушные замки, которые потом почему-то разрушаются.
— Остался один, «строитель», — послышался хриплый голос позади.
Девушку звали Юлей. Я привёл её домой, успокоил и угостил ужином, который остался в холодильнике. Времени до истечения срока оставалось совсем ничего. С минуту на минуту должна была прийти эта бешеная. Я провалил задание. Значит, придётся и мне посмотреть в лицо смерти. Юля принимала душ, когда ко мне пришла эта ненормальная.
— Ты не справился! — всё в том же неопрятном виде она появилась на том же светлом диване с ещё одной зажжённой сигаретой.
— И что теперь? Убьёшь меня? — спросил я, сев напротив.
— Да.
— Но тебя же не существует, — ответил я.
— Какой же ты идиот, — сказала женщина, — я существую. В твоей голове. И теперь я сведу тебя с ума.
— За что?! За что, блять?! — вскипел я, — за последние сутки я спас двух человек!
— Одного из которых сам же довёл сначала до самоубийства, — спокойно ответила она.
— Зато теперь он будет думать, прежде, чем вламываться к людям домой и искать причины снаружи, хотя они спрятаны глубоко внутри.
— Хорошо сказал, — женщина выпустила дым в потолок, — а сам-то ты разве не также поступаешь?
— Что?
— Ты как сайгак бегал по городу 24 часа, пытаясь найти самоубийц. Самоубийц! — громче повторила она, — я что-нибудь говорила про суицид? Ты мог спасти людей от любой смерти, от одиночества, от необдуманных решений, от самих себя в конце концов. Сделать чью-то жизнь чуточку лучше. А ты так ничего и не понял.
— А что я должен был понять? Где я должен был найти третьего человека?
Женщина разразилась громким, пронзительным смехом.
— Дурак. Третья душа — это ты. Ты искал людей, спасал их от смерти, а себя спасти так и не смог. Ты посмотри на себя, — сказала она, — твоя жизнь разобрана по кусочкам, ты сходишь с ума, сидишь и разговариваешь с диваном, пишешь книги, из-за которых люди украшают собой асфальт. И ты считаешь, что тебя не надо спасать?
Я промолчал.
— Ты должен был разобраться сначала со своей жизнью, прежде, чем лезть в чужие.
— Но я помог…
— Кому ты помог? Этой девочке? — Она показала в сторону ванной, — ладно. За неё спасибо. Она действительно нуждалась в помощи. Но теперь она живёт в одной квартире с психом — сомнительное удовольствие.
Она сделала паузу. Ещё одна затяжка.
— В одном ты прав, — посмеялась она, — дело не в книге. В мире есть куда более весомые причины выйти в окно, нежели твои сомнительные триллеры. Можешь со спокойной совестью портить бумагу дальше. А я пошла.
— Куда? — неожиданно для себя спросил я.
— Подальше отсюда.
— А как же…
— Да брось ты, — она махнула рукой, — сдался ты мне. Я просто хотела, чтобы ты привнёс в эту жизнь нечто хорошее. И ты вроде как сделал это. А с ума ты сойдёшь и без моей помощи. Удачи.
С этими словами она растворилась в воздухе.
Юля, одетая в мою черную рубашку, которую я ей дал, вышла из ванной.
— С кем ты разговаривал? — спросила она.
— Да так, ни с кем, — я отмахнулся от неё.
Она осмотрела комнату, и, словно полицейский вчера, нашла полку с книгами. Взяв один экземпляр «Безумия», она пробежалась по нему глазами.
— Интересная книжка? — спросила Юля, улыбнувшись мне.
— Нет, полная хрень, — ответил я.
Юля захлопнула книгу и посмотрела на заднюю обложку. На ней красовалась моя фотография и имя автора. Теперь мне придётся многое ей объяснить.
Жизнь после смерти
Сделала небольшой рисунок по книге Мэри Роуч "Жизнь после смерти", где автор проверяет разные версии существования души. В начале ХХ-го века врач Дункан Макдугалл взвешивал человека в момент смерти и обнаружил (с его слов), что вес уменьшается на 21 грамм, что предположительно и является весом человеческой души.
Пепел
- Зачем ты пригорюнился? – послышался голос за спиной, и человек резко обернулся.
Он просидел в пустой комнате уже не первый день. В темноте. Один. Сердце бешено заколотилось, глаза широко раскрылись, и линия губ искривилась в попытки вскрикнуть. Увидев говорившего, он снова успокоился.
- А,- чуть слышно произнес он уставшим, засохшим голосом,- это ты.
- Кого ты ожидал увидеть?- щёлкнув челюстью и чуть наклонившись, спросила Смерть.
Человек ничего не ответил. Смерть поднялась с табурета, подобрала подол своего старенького савана и села на кушетку рядом с человеком.
- Почему ты без косы?- внезапно для самого себя спросил человек.
На застывшем лице Смерти появилась тень ухмылки. Конечно, это была не гримаса, а витающее в воздухе ощущения мнимой насмешки, которое испытываешь, смотря на лицо хладнокровного убийцы, в глубине души испытывающего удовольствия от вставляемого в твое тело ледяного ножа.
- На этот вопрос ты ответишь сам.
Человек поднял глаза, до этого бессмысленно буравящие деревянный пол.
- Кстати, теперь вопросы здесь задаю только я,- упредив возражение, произнесла Смерть.
Человек чуть было не раскрыл рот, но Смерть только цикнула и подняла костлявый палец вверх, обозначая призыв к смертельной тишине. Иронично.
- И вот тебе первый вопрос: где кусок твоей души, который ты пытаешься высмотреть на этом грязном полу?
Человек бросил взгляд на пол, и в мгновение ока в его затуманенном разуме сверкнула мысль, что все десять часов смотрения в одну точку пола оказались сущим идиотизмом, и пол как был грязным, так и остался. Хотя кого мы обманываем, мыть его никто, и не собирался, пока что… до этого момента.
- Пол надо вымыть, - только и смог произнести он.
- Вот!- щелкнула пальцами Смерть.- Но не сейчас. А чего ты так смотришь? На вопрос ты не ответил.
- Кусок души…- протянул и призадумался он.
- Нет, такие вопросы не должны глубоко обдумываться. Хотя , я вижу, что сейчас ты самый натуральный тормоз.
Смерть схватила его за шкирку и встряхнула, как коврик в прихожей, и подобно коврику, с него полетела пыль и звякнули по полу пара монет. Человек встал наземь, а монеты наоборот, взмыли в воздух и дзынькнули о сухие пальцы Смерти.
- Где кусок твоей души, негодяй?- уже чуть надавила Смерть.
- Оторвался!- резко ответил человек.
- Сам, что ли?
- Сам.
- И почему?
- Да потому что он…
- Нет, не верно!- перебила Смерть.- Перефразируй!
- Да потому что я…
- Стоп! Неверно! Перефразируй!
Человек чуть задумался, но быстро нашелся и посмотрел прямо в пустые глазницы незваного, но желанного гостя.
- Потому что,- произнес он.
- Потому что – что?
- Потому, что так должно было произойти.
- Зачем?
- Не знаю.
Смерть дала резку пощёчину человеку и убрала монеты в карман.
- Затем, чтобы двигаться дальше!
- Поэтому ты сел и завонял в закрытом помещении?
- Эмн…
- Поэтому ты истощен настолько, что даже мысли в твоей голове передвигаются как слизни?
- Но…
- Веретено!- Смерть скрестила руки на груди.
- Мне страшно.
- Мне тоже. Каждый раз.
Человек на мгновение смутился, и именно это смятение – небольшое, секундное – позволило ощутить, как мысли в его голове начинают набирать оборот.
- Видишь, легчает?- снова ухмыльнулась Смерть, но на этот раз в воздухе витало тепло.
- Так, я понял,- произнес он и потер руками глаза.
Стоило убрать руки от лица, как перед ним никого не было. Человек вытянул шею и захлопал глазами.
- Ты думал, что я уйду?- послышалось вновь из-за спины.
- Проклятье!- воскликнул человек.
- Вот! Такая реакция уже лучше!- Смерть похлопала его по плечу.- А теперь откинь шторы.
Человек повиновался. Он прошел к месту, где, якобы, было окно, и коснулся руками старых коричневых штор, с которых тот час же посыпалась пыль. Резким движением он откинул шторы в разные стороны, и яркий свет ударил в его бесцветные, красные от недосыпа и бесконечно боли, глаза.
За окном, по ту сторону грязного стекла, раздражая глаз, но грея душу, кипела жизнь центральной улицы Парижа. Елисейские поля были битком забиты людьми, снующими туда-сюда, повозками и каретами. Улица же, утопающая в зелени вся сочилась свежестью, жизнью и красками.
Человек замер, обвороженный такой картиной. Рот его приоткрылся, но из комы его выбило холодное касание руки незваной гостьи.
- Видишь?
- Их так много…
- Ты видишь не то.
- А что же я должен видеть?
- Их души.
- Что – «их души»?!
- Их души – они целые, а твоя – нет.
Человек посмотрел на Смерть.
- Почему?
- Нет-нет-нет!- покачала костлявым пальцем гостья.- Помнишь правило? Здесь только я задаю вопросы!
- Хорошо.
- Вот и я о том же.
Смерть схватила его за плечо, и мир вокруг изменился…
Обоняния человека коснулся сладковатый запах цветов. Это определенно были розы. Он узнал их сразу же, даже не открывая глаз. Любопытство победило страх, и он пустил свет в свой разум.
Конечно, сначала было больно, но потом, когда всё прояснилось, он увидел широкое, восхитительное поле кустовых роз, благоухающих так, что захотелось просто сесть и больше никогда не уходить отсюда.
- Ты жил с войной в сердце. Картины боев, кровопролития, убийств и бесконечной жажды, и гнева, и ярости.
- Теперь я вижу цветы, и они куда приятнее, чем марширующие армии.
- Потому что армии маршируют в одну сторону, и ты маршируешь в одну сторону в строю тех солдат, с которыми избрал идти плечо к плечу, или, восседая на вороном жеребце, вести их вперед, сверкая на солнце золотом мундира и сталью твоей сабли.
Смерть мечтательно вздохнула. Легкий ветер принес новую порцию аромата цветочного поля, мягко колыхнув её саван, и звякнув пряжками драного мундира человека.
- И все они идут, как я и сказала, в одну сторону. Цветы же – они вырастают снова, чтобы отцвести, и повторить свое прекрасное действо вновь.
Человек наклонился и коснулся мягкого лепестка молодой, ещё не разросшейся розы нежно персикового цвета, и он тут же вспомнил, как в последний раз касался, уже холодной, но всё ещё невероятно тёплой сердцу руки…
На этот раз он даже и не почувствовал ледяного – или уже не ледяного касания? – руки незваной гостьи, которая была уже и не незваной.
- Почему?
- Потому что надо двигаться дальше.
- Молодец.
Теперь его слуха коснулся не только голос спутницы, но и музыка, и прекрасные голоса.
- Мы в опере,- открывая глаза, произнес он.
- О да! И сейчас будет моя любимая ария. Послушай.
Смерть тихонько присела на свободное место между несколькими упитанными, хорошо одетыми людьми. Они, словно, не замечали её. И его тоже. Но он не стал садиться, а лишь придвинулся к бархатному бортику ложи.
На сцене, из толпы разодетых актеров вышла женщина. Точнее, он четко понимал, что это женщина, но никак не мог разглядеть её, как бы не напрягал зрение. И вот – она начала петь. Человек пошатнулся и невольно сделал шаг назад, оступился, но был подхвачен тонкими, но невероятно сильными руками своей спутницы.
- Этот голос! Ох, этот голос, прекрасный, мягкий, и такой знакомый голос! Но… Я не узнаю его, хоть и думаю, что узнаю.
- Всё относительно.
И снова ледяное касание…
Ноги человека подкосились.
- Да ты присядь,- негромко произнесла Смерть.
Человек открыл глаза и, нащупав рукой крепкое кресло с мягкой, изумрудной обивкой, аккуратно погрузился в него, и расслабился. Смерть присела на скамеечку рядом с ним. Перед его взором раскинулась небольшая, но уютная гавань с невероятно чистой лазурной водой. Легкий бриз колыхнул его слипшиеся волосы. Он глубоко вдохнул солоноватый морской воздух, и окончательно расслабился.
- Взгляни туда,- произнесла Смерть и указала пальцем в сторону пляжа.
Там, в лучах заходящего солнца, не спеша, прогуливалась пара. Слишком далеко, чтобы увидеть лица, но достаточно близко, чтобы увидеть фигуры мужчины и женщины. Держа за руку женщину, мужчина шел по пляжу, а она плескала тонкими, аккуратными ножками тёплую воду. Но не было ни единого звука.
- Слишком далеко? Я не пойму, их не слышно.
- Первое правило нашей встречи?
- Хорошо-хорошо,- он присмотрелся внимательнее, но ничего нового не увидел и отвернулся к спутнице.- Потому что этого не было.
- Верно.
- А ещё спешка.
- Снова верно.
- Слишком спешно отвернулся, иначе увидел бы больше, но не увидел. Ни сейчас, ни тогда.
- Верно…
Этот переход оказался болезненным. Словно тысячи ножей пронзили тело человека, и он упал на холодный мраморный пол Капеллы. Смерть нависла над ним.
- Чувствуешь?
- А-а-а,- заорал, душимой кошмарной болью, человек.
- Чу-у-увствуешь!
Боль всё не утихала, и он решился окинуть взглядом место, куда попал теперь. Но ничего не смогло привлечь его взгляда, кроме маленькой статуи ангела, уронившего лицо в руки, и сквозь его тонкие пальцы капала святая вода, заполнявшая большое золотое блюдо, и сейчас она уже выливалась на пол. Человек протянул руку и коснулся воды, чтобы резко отдернуть её и вновь заорать от боли – кислота.
- Вот и не только ты почувствовал.
- Не только я.
Касание…
Боль ушла. Человек открыл глаза и застонал. Смерть легла рядом с ним, и они оба, молча уставились на бесконечную россыпь звезд на чёрном полотне неба. Свежий ночной воздух освежил голову, смел боль.
Человек смог оторвать взгляд от бесконечной красоты вселенной, и огляделся. Это была крыша. Черепичная крыша маленького деревенского домика, окруженного такими же домиками. Во всех был погашен свет – соседи спали.
- Я не помню этого.
- Потому, что этого не было.
- Знаю. Но я мог бы.
- Мог. Но в будущем. Пока что – запомни.
Человек тяжело вздохнул.
- Я знаю, почему ты без косы.
- Почему же?
- Ты не заберешь меня.
Смерть хохотнула.
- Заберу! Но не сейчас, и – успокою тебя – даже не в этот раз.
Они снова замолчали. Снова холодное касание…
На этот раз человек не закрывал глаза, но видеть всё-равно ничего не мог. Он только почувствовал, как его щеки коснулись нежные, тёплые губы и невероятно мягко поцеловали. Он не успел ничего произнести. Касание…
Открыв глаза, он увидел ужасающую картину – прямо перед ним, болтая ногами в воздухе, дергался на виселице человек с мешком на голове. Сам же Человек восседал на замершей лошади. Он хотел схватиться за саблю, но её не оказалось в ножнах. Он дернул поводья, но лошадь даже не шелохнулась. Он попытался выпрыгнуть из седла, но обнаружил, что и сам теперь не может пошевелиться. Тем временем, висельник затих.
- Нет! – заорал он.
- Да! – крикнула в ответ Смерть, встав рядом с рычагом палача.-Да!
Она подошла к трупу и сдернула мешок с его головы.
Человек обомлел. Это был он. Его лицо, его волосы, его губы, нос, вывалившийся язык, обрюзгшее тело и драный мундир.
- Понял?!
- Я… я…
- НЕ МЯМЛИ!
- Понял!
- Что ты понял?- уже мягко спросила смерть и спрыгнула и эшафота.
Перед тем как ответить, он опустил взгляд на себя и увидел чистый, выглаженный мундир, сверкающие пуговицы которого блистали на солнце. Поднял взгляд и увидел Смерть лицом к лицу.
- Держи,- произнесла она и сунула ему в руки небольшое зеркальце с деревянной оправой.
С той стороны он увидел подтянутого, с острыми чертами лица, чистыми, аккуратно уложенными волосами, выразительными, но немного уставшими глазами Человека. Того самого Человека.
- Понял?
- Понял.
- Что ты понял?
- Я понял всё…
Касание.
Холод, боль, скука, отчаяние, грусть, кошмар, ужас, страх, ненависть, ярость, гнев, обида. Всё ушло.
Человек открыл глаза и увидел свою комнату. Чистота, свежесть и абсолютный порядок царили здесь. Он огляделся и увидел Смерть, сидящую в его любимом кресле.
- Ты убила меня старого.
- Нет – всё это сделал ты.
- А ты показала.
- Нет же опять! Ты сам всё увидел.
- Конечно, все для себя могу лишь сделать только я.
- Именно.
- Могу я задать вопрос?
- Уже задал.
Человек пристально посмотрел на язвительную старуху.
- Спрашивай,- кивнув, сказала она.
- Тогда, что ты делала всё это время со мной?
- Смотрела.
- Зачем же ты пришла?
- Слишком много вопросо-ов!- она вновь уловила его взгляд.- Ладно.
- Зачем?
- Посмотреть.
Она поднялась из кресла и прошла к кристально чистому окну, сквозь которое в комнату бил свет утреннего солнца.
- Встает солнце, начинается новый день. Сегодня мы с тобой разойдемся. Я пойду в свою сторону, а ты – пойдешь вперед. И только вперед. Я вернусь за тобой, но в этот раз не в эту самую комнату, и не к свернувшемуся, замученному щенку, а к старому, боевому псу.
Смерть взглянула на сияющую саблю в его ножнах.
- Руби не головы, а цветы, и помни, что они вырастут снова…
Поиграем в бизнесменов?
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Пришел друг после смерти
Вырос я в небольшом провинциальном городке Воронежской области в частном секторе. Отец свалил когда мне не было и года, две старших сестры уже поступили в институты, мать допоздна работала, так что я взрослел практически один в большом доме, будучи ребенком вполне самостоятельным. Допоздна гулял с пацанами на улице, летом на велосипедах гоняли на речку и по окрестным лесам. Народу на наших улицах было очень мало, можно просидеть час на лавочке и не встретить ни одного человека. И лет в десять я начал замечать какой то чуйкой, что на меня кто нибудь смотрит. Например идешь по пустынной улице поздно вечером, выходишь под свет фонаря, когда ты вокруг не видишь ничего, а тебя видно со всей улицы и чувствуешь на себе чей нибудь взгляд. Даже определял с какой стороны на тебя смотрят, даже иногда угадывал кто из соседей или местных пацанов. Так же я часто сидя один дома за несколько минут чувствовал, что ко мне сейчас кто то придет в гости.
В те годы были драки молодежи район на район и мне несколько раз удавалось избежать неплохих таких групповых пиз2юлин от группы ребятишек с другого района поджидавшей в темном переулке. А просто потому что в темной южной ночи я их всеми своими чакрами видел. Еще в лесу я чуял кабанов или крупных собак, которые на меня смотрят из кустов.
Когда приехал на ПМЖ в Питер и был постоянно в куче народа на улице, метро, на работе это моя чуйка начало со временем притупляться. Сейчас очень редко на себе чей то взгляд опознаю, если только людей вокруг никого.
Теперь сама история. Был у меня друг с которым последние лет десять достаточно плотно общались. Совместные дела у нас были всякие, на охоту с ним часто ездили, ходили в гости друг к другу. Его дочь, когда была маленькой очень любила кататься у меня на шее. Так же Серега любил неплохо так прибухнуть три-четыре дня. Для этого мы с ним или в лес уезжали или он на эти дни пребывал у меня в квартире, сматываясь от своей жены, которая к окончанию его запоя приезжала и забирала его на машине. Серега в моем лице находил хорошего собеседника и собутыльника , на что я иногда с больной головой после трехдневной пьянки жаловался его жене, когда она приезжала его забирать. Жена его как то в одну из последних посиделок у меня в квартире сказала мне, что Серега теперь от тебя не отстанет и и будет приходить ко мне даже после смерти.
В один из летних дней позапрошлого года Серега заехал ко мне вечером на машине и предложил поехать с ним в Москву к его любовнице, которую он регулярно навещал. Я отказался, был занят эти дни Он уехал один. когда мы прощались во дворе , Серега был какой то странный, с совершенно нетипичным для него поведением, Я уже прошел от машины до подъезда метров сто, а он стоял у машины и грустным взглядом смотрел мне вслед Открывая дверь я посмотрел на Серегу, его какую то загадочную Джокондовскую улыбку, махнул ему рукой и зашел в парадную . Больше живым я его не видел. Утром следующего дня с его телефона по последним набранным номерам мне позвонил следователь, спросил кем мне является такой то такой то и сообщил что Серега попал в аварию недалеко от Твери, его забрала скорая и через час в реанимации он скончался.
С его женой ездил в Тверь забирать тело, в Питере похоронили. Пару дней после похорон я по инерции еще квасил крепкие алкогьные напитки, потом сказал себе что жизнь продолжается и занялся работой. Началось все спустя еще три дня. Просыпаюсь полвторого ночи от ощущения, что с меня медленно стягивают одеяло и стоят в ногах у моего дивана и на меня смотрят. Нет не так, на меня СМОТРЯТ и разглядывают в упор. Ощущение того что в ногах у меня кто то стоит настолько сильное, что я встал и включил в комнате свет. Сон как рукой сняло, всем своим чутьем я понимал ,что в квартире кроме меня еще кто то есть и он меня видит, а я его нет. Стало немного не по себе. Я пошел на кухню и этот кто то пошел за мной, на своем затылке и спине явственно чувствовал чей то взгляд, причем такого сильного чувства не было никогда в жизни. Даже как будто дыхание его слышал и скип половиц под ним Белочку и какие либо глюки я отмел сразу, Не пил абсолютно трое суток, да и перед этим пару дней употреблял по 100- 150 грамм, потому что имею привычку выходить плавно. Какие то другие вещества я не употребляю в принципе, даже таблетки от гриппа не пью. На кухне я тоже включил свет. При включенном свете ощущение присутствия этого кого то уменьшались, но не пропадали полностью. Я даже мог пальцем четко показать место в комнате где оно находится. Попил чаю, пошел в комнату, выключил свет и тут мне стало страшно. Этот был со мной в паре метров от меня, я даже как то понял, что он мужского пола, примерно моего роста от пола , от него веет каким то холодом и все время меня разглядывает в упор. В ту ночь я так и не уснул до утра, провалявшись со включенным светом. Днем я его тоже чувствовал, но как то слабо.
Следующим вечером я уставший приехал, поел и сразу уснул. Просыпаюсь ночью от того что этот кто то буквально дышит мне в лицо и опять пытается стянуть одеяло и как будто лежит рядом со мной.. Во мне возник непередаваемый , какой то животный необъяснимый страх, так страшно мне не было никогда, а я много чего повидал в этой жизни. Казалось что у меня шевелятся волосы на голове. Я вскочил, включил свет, накинул на себя что то из одежды и вышел на улицу. Там на лавочке я посидел пока не рассвело, благо было лето и тепло. На улице меня никто не преследовал, этот кто то остался в квартире я я это сразу почувствовал, когда только вошел домой. Он здесь и опять ходит за мной и на меня пялится. До меня начало доходить, что это наверное Серёгина душа ко мне прилетела и чего то от меня хочет. Зашел на кухню, поставил на стол стакан и наполнил его водкой, сверху положил хлебушка. Следующей ночью все повторилось, спать он мне не давал совершенно. Я сам охреневал от такого, взрослый дядя под полтинник, с детства не боявшийся никакой темноты и всяких там покойников, сидит всю ночь до рассвета со включенным светом. Спал какими то урывками по часу полтора, потом этот меня будил и сказочно пугал. То иногда кажется, что по мне кошка ходит, то как будто душит меня во сне, то одеяло сползает.
Позвонил Серёгиной жене, осторожно так рассказал про это все Она сказала, что это Серега и есть, потому что у себя дома его нет, и что через 40 дней после гибели он уйдет. В конце концов я забил на эту вынужденную бессонницу и уехал жить на дачу. Когда через две недели вернулся домой, в квартире уже никого не было.
И эту историю я почти никому не рассказывал по известным причинам, но давно хотел выложить её. А с вами что то подобное происходило?
курмай ©