Платон и Мастер шли по окраинной улочке города, возвращаясь домой с рынка. Мастер шел налегке, постукивая деревянным посохом, а Платон тащил на спине тяжелую торбу, набитую продуктами. По лицу его струился пот. Но думал он, как оказалось, вовсе не о тяжелой ноше.
— Мастер, на рынке я видел двух братьев, которые крепко подрались. Один обозвал другого, потом оба стали браниться, а потом и до кулаков дело дошло. Неужели людям так сложно жить в согласии, не гневаться друг на друга?
— Сложно, не то слово. Сложно — это когда ты знаешь, куда применить сопротивление, а когда не знаешь, то это практически невозможно, пока не выведаешь, кто же твой истинный враг. Беда человека в том, что он имеет слабое представление о природе своего «Я»…
— О природе «Я», как совокупности сознания, разума, духа?
— Да, о совокупности. Оно имеет двойственную природу и очень важно отличать одно «Я» от другого.
Мастер провел посохом по забору, вопреки ожиданиям Платона, вместо треска забор отозвался мелодичной трелью.
— Одно «Я» действительно существует, а другое — является проекцией наших фантазий о себе. Различить эти «Я» поначалу практически невозможно, — продолжал Мастер.
— А вот если человека научить различать эти «Я», это поможет ему избавиться от гнева? — спросил Платон.
— Поможет. Смотри, когда тебя обзывают жабой, твое истинное «Я» сразу же отрицает это утверждение, потому как оно уверено, что не является жабой. А вот то «Я», которое построено на твоих фантазиях — зыбко, и образ жабы смещает стабильность, к которой ты привык, с которой чувствуешь себя уютно. И зарождается гнев. Ибо сам ты уже начинаешь сравнивать себя с жабой, а это тебе не нравится.
— То есть, если я не буду строить о себе иллюзий, я избавлюсь от гнева? Так просто?
— О, мой торопливый, все так, да не совсем так. Если ты станешь отождествлять себя со своим истинным я, будучи, как бы, на его стороне, ты сможешь пронаблюдать момент зарождения гнева и пресечь его.
— Действительно, о таком простой человек и не подумает, — удивленно произнес Платон, — оттого и гневаются все.
— Что ползешь, как хромая черепаха, вроде молодой, а сам как трухлявый пень. Пошевеливайся, давай! — закричал Мастер на Платона и замахнулся на него посохом.
Платон, было, поддался гневу, но вовремя спохватился, поклонился Мастеру, чуть не свалившись при этом на дорогу под тяжестью торбы. И они пошли дальше.
Второе «Я» Платона вилось вокруг первого и вопило о несправедливости. Первое «Я» вступало в спор со вторым, пытаясь осадить нападки и объяснить, что Мастер не считает Платона ни черепахой, ни трухлявым пнем и что он доволен и благодарен Платону за помощь.
Платон понял, что тонет в этом шуме склочных «Я» и закричал:
— Мастер, теперь мои «Я» бранятся, что те братья на рынке, сейчас начнут друг другу бить морду.
— Убей гордеца, убей воображалу! — засмеялся Мастер и резво припустил в сторону дома, благо до него оставалось совсем ничего.
Платон зажмурился, зарычал и топнул ногой.
Спустя мгновение он открыл глаза, постоял недолго, задумчиво глядя на покосившиеся домики окраины. Спор внутри затих, но на душе сделалось как-то тоскливо и одиноко. Одновременно появилось чувство, будто неведомая тайна пустоты и тишины приоткрыла Платону свой занавес.
«Только будучи едины, — подумал Платон, — мы можем контролировать себя».