Пришли из армии в 1985 году, собрались пацанами из класса как-то. Сидим и думаем - а что это из каждого утюга про "далёко" исполняют? Каков посыл этой песни - прямой или иносказательный? Если прямой - то, вроде как, и про нас. У одного осколки с Афгана, у второго приморские "розочки" на ногах только затянулись, у третьего обморожения от стужи заполярной. Но прекрасного в страданиях как бы ничего не было. Там, где тебе делали больно, не очень-то радужно и чарующе - за то и выпили.
А вот сейчас, спустя сорок лет, почему-то всё таки неистребимо тянет в те далёкие дали и только теперь они начинают казаться всё-таки прекрасными
Из воспоминаний подполковника запаса Денисова Сергея Николаевича,
- В сентябре 1984 года время я, в звании лейтенанта, занимал должность командира огневого взвода Третьей минбатареи 682 полка. Мой огневой взвод был придан Восьмой роте, мы получили команду загрузиться в «вертушки» на пляже возле полка. Во время погрузки была жуткая пылища от винтов, кто-то даже попал под винт управления, вроде. Десантировались на плато, покрытое высокой тонкой травой, с «низкого зависания», в полной выкладке. КАК это происходит – хорошо описал Дмитрий Касьянов.
Когда наша группа разбегалась от «вертушки» в стороны, недалеко от места высадки работал чей-то ПК. Из-за рёва винтов было не понятно, нас этот ПК прикрывает, или по нам работает. В общем, этот ПК нормально добавлял адреналина.
Я, со своим огневом взводом, находился в составе Восьмой роты, с ней и десантировался.
Руха, Панджшер, 1985 год, вернулся с горы Амангль.
После небольшой сумятицы Восьмая рота собралась в колонну, выдвинулись по склону. Потом зачем-то пошла вниз, в колодец из скал. Там находился кишлак. Было раннее утро, поэтому кишлак укрывала глубокая тень. Рота развернулась на прочёску. Мы, минометчики, остановились в ожидании дальнейших указаний. Солдаты тут же «родили» тушку баранчика. Разделали на берегу небольшой речки и поставили вариться казан с мясом. Казан тоже успели где-то «родить». Вскоре в горах началась сильная стрельба. По связи передали, что «попала» Разведрота, и нам нужно срочно уходить вверх по склону на её прикрытие.
Котёл с мясом пнули в костёр - и айда. Горные стрелки, по сравнению с нами (минометчиками), шли налегке. Поэтому эти горные соколы пёрли наверх по склону, как реактивные. Группа, которая должна была прикрывать нас сзади снизу, обогнала нас, ушла наверх. Мы с нашими миномётами остались в замыкании, в самом низу колонны.
Для пущего понимания скажу, что в горной местности проще всего «отрезать» от основных сил голову колонны, либо «хвост». Либо головной дозор пытаются «отрезать», окружить и уничтожить. Либо замыкание отрезают, обходят со всех сторон и расстреливают. Мы на марше, на подъёме вверх, остались в хвосте колонны, тащили свои миномёты без прикрытия. Если противник не дебил, то должно быть понятно, что он попытается сделать.
Вскоре голова колонны обнаружила противника. Кто-то из моих бойцов сказал мне: - «Смотрите, что пехота делает!»
Я глянул вверх, увидел, как бойцы поспешно ищут укрытия среди камней.
Мы шли вверх по правой стороне склона, почти по гребню. Вправо вниз была небольшая ложбина, водосток. За ложбиной следующий склон. Я скомандовал минометчикам занять укрытия, они кучно упали мне под ноги. Пришлось каждого солдата располагать сообразно обстановке и рельефу местности. Миномётчики, это не горные стрелки, им насчёт укрытий нянька нужна.
Пока распихивал бойцов по укрытиям, я громко изъяснялся матерной бранью и убедительно размахивая руками. Духам стало ясно, кто тут главный и кого надо валить первым.
К началу боя, горные стрелки оказались слева от гребня хребта. За ним, за хребтом. А я с миномётами засел справа, потому что не успел перевалить за хребет. Остановился перед ним, перед хребтом, со стороны духов.
Для себя я выбрал позицию за каменной плитой. Она стояла передо мной, как щит, полностью меня прикрывала бы, если бы духи были на нашем уровне. Но они оказались выше.
Было очень тихо, я шарил глазами по склону справа и вдруг увидел какое-то движение, как мышь пробежала между камней (на 30 градусов вправо, если смотреть от нашего гребня, и выше приблизительно на столько же, по дальности – метров 70). Стал поднимать автомат (так не хотелось нарушать тишину!) - и тут мне "прилетело". Ощущение - как будто я попал между двумя гигантскими, литаврами, в момент удара по ним! Это пуля скользнула по позвоночнику, срубила остистые отростки седьмого шейного и первого грудного позвонков.
Организм, в прямом смысле, вибрировал от раневого шока. У меня всё загудело, но восприятие осталось. Глаза зарегистрировали, как толчками летела вперёд кровь из раны в шее, нос забил запах крови, на память пришел запах разделанного перед этим баранчика. Одновременно пришли мысли.
Первая: "Неужели – всё?.. А сам я так мало убил "духов", за друга не успел отомстить!.. Обидно…" - подумал я, повиснув, как на лямках парашюта, на зацепившемся за скалу вещмешке.
Вторая мысль была поумнее: "Сейчас ещё пару секунд повишу - и получу пулю в голову"! Я оттолкнулся ногой от укрытия, сорвался и покатился вниз по склону. Катился метров 15, остановился в небольшой ложбинке наискосок склона, где и оставался до конца стрельбы. Выстрела по себе я не слышал, зато от пехоты шла дружная «ответка», её я слышал уверенно. Значит находился в сознании.
Горные стрелки дружно долбили по душманам. Правда, как мне потом рассказали, настолько бестолково, что «духи» ушли по склону, не пригибаясь. Духов было трое.
Когда ко мне подползли бойцы, я понял, что ещё не конец. Серёга Головатый был старшим в расчёте. Цисаренко, как я запомнил, сидел у меня над головой и с колена «поливал» соседний склон из АК. Боли пока не было, но движения давались с трудом. Кто-то помог мне стянуть «лифчик» (кто?). Передал его Цисаренко. Вкололи тюбик «Промедола» (Кто, Головатый?). Сняли с меня куртку, чей-то голос произнёс, что один раскрытый ИПП рану не перекрывает. Я сказал, где взять второй и добавил за спину что-то типа: «Бинтуй лучше, плохо перевяжешь – убью».
Правая рука не поднималась, движения от кровопотери и «Промедола» стали замедленными, осталась только возможность принимать сообщения о ходе боя и давать советы (не буду говорить слово «команды»).
Кто-то доложил, что ранило Григорьева, я сказал: - «Пошлите перевязать, но только осторожно!». Потом мне доложили, что убит в голову Мишин, посланный к Григорьеву на помощь.
Григорьев был ранен тяжело, пуля попала ему под грудину слева, задев лёгкие. Ему, по моему совету, вкололи второй тюбик «Промедола».
Потом мы с ним лежали на соседних столах в Баграмском госпитале, где нас оперировали. Армейский хирург сказал мне тогда: «Ты, друг, не в рубашке - в дублёнке родился! … Сантиметр влево - сонная артерия, сантиметр вправо - позвоночник!».
Когда стрельба закончилась, кто-то из миномётчиков добрался до горных стрелков и сообщил о потерях. Из Девятой роты прислали отделение солдат для эвакуации на плащ-палатках Мишина и Григорьева. Сам я, обколотый «Промедолом» (кстати, «хватило одной таблетки»), шёл рядом.
Спустились вниз к площадке, на которую мог присесть вертолёт. Погрузились. «Вертушка» пошла к Рухе, вниз по ущелью. В полёте борттехник начал по кому-то стрелять из курсового пулемёта. Потом пули ударили по нам. Видимо, из крупнокалиберного, потому что при каждом ударе «вертушка» раскачивалась, как ёлочный шарик на ниточке. Но – «пронесло», наш вертолёт не сбили.
В Рухе в вертолёт загрузили ещё «двухсотых», и отправили нас в Баграмский медсанбат.
Из воспоминаний рядового Сергея Головатого, наводчика миномёта «Поднос»:
- Я шел рядом с Виктором Цисаренко, когда началась стрельба. Виктор занял позицию за камнем и начал стрелять. Я стал стрелять стоя, но быстро сообразил, что это не лучшее решение - вести огонь не из укрытия. Немного левее меня было подходящее место для стрельбы из-за камней. Я прыгнул туда, но пострелять мне пришлось совсем не много, так как на меня свалился с грохотом Сергей Денисов. Я сразу не понял, что случилось. Потом увидел, что он ранен. Он упал ко мне лицом, я отчётливо видел кровоточащую рану с левой стороны шеи, быстро взял ИПП и стал перевязывать. После того как я перевязал, Денисов спросил: - «Где выходное отверстие от пули?». Я сказал, что не вижу. Денисов повернулся ко мне спиной, я снял с него бушлат. Увидел большой по длине см.12-15 и глубиной см.3 выход пули. Вся эта рана еще и шевелилась, (не знаю почему, может нервные окончание). У меня руки затряслись.
Денисов сказал мне быстрей перевязывать, я ответил, что рана слишком большая и одного ИПП будет мало. Откуда взялся второй перевязочный пакет, не помню. Все это время, пока я перевязывал, бой продолжался. Виктор Цисаренко прикрывал нас с той позиции, которую занял изначально. Вадим Сушков крикнул нам что ранило Гришку. На помощь Гришке послали Мишина Александра, а я продолжал перевязывать Сергея Денисова, всё теми же дрожащими руками. Когда я закончил, он сказал мне вколоть «Промидол». Руки трястись не переставали, я взял тюбик и вколол в левое плечо. После чего Денисов сказал вколоть еще один. Я сказал, что положено только один.
Бой по-прежнему продолжался. Вестей от Мишина не было. Насколько помню я, Цисаренко побежал посмотреть, что там случилось. Когда он вернулся, сказал мне что бы я бежал помочь Гришке, так как Мишин убит. В это время я уже уложил Денисова, и обкладывал камнями чтобы пули не попали в него. Потом подбежал к Гришке. Схватил его и автомат. Отнес Гришку за ближайшее укрытие. Начал его перевязывать. Пуля у него вошла спереди в грудную клетку выход был сзади в районе позвоночника. На выходе из раны торчала оболочка от пули. Я не сообразил ее сохранить, просто бросил на землю и стал перевязывать. Руки у меня уже не тряслись, я быстро наложил повязку и вколол тюбик промидола.
Когда мы спускались вниз, Денисов мне сказал найти его вещмешок, который после падения улетел вниз по склону. Я обшарил склон, нашел вещмешок, надел его спереди. Стал догонять всех. Кстати, Денисов после такого тяжелого ранения шел сам. Гришку и Мишина несли на плащ-палатках.
Из воспоминаний подполковника запаса Денисова Сергея Николаевича:
- Для миномётчиков это был первый бой накоротке. Обычно наши «цели» находились на удалении от четырёхсот до трёх тысяч метров. Миномётчики должны уметь работать командой, должны молниеносно собрать миномёт, установить его надлежащим образом, быстро произвести выстрел, поразить цель, так же молниеносно разобрать миномёт и свалить с позиции, пока противник не «накрыл» ответным огнём. Если кто-то думает, что при таких навыках миномётчик будет к тому же снайпером-многостаночником, автоматчиком, пулемётчиком, каратистом и борцом, при этом будет вышивать крестиком, писать картины маслом, красиво петь и громко танцевать, то я Вам сообщаю: так не бывает.
Поэтому первое попадание в засаду привело к тяжелым, неоправданным потерям. Для рядового Мишина Александра Ивановича оказалось последним. Раненые вернулись в строй, однако это неправильное использование мужества и героизма солдат. Такой вариант боя нами даже не рассматривался. В перестрелке нас должно было прикрывать специально выделенное отделение, но вышло так, как вышло. Могло быть и хуже, но бойцы не растерялись и вступили в бой.
Стрелявшего по мне душмана увидел рядовой Григорий Григорьев (Чувашская АССР) и прижал его автоматным огнём, но (по рассказам других солдат) «дух» оказался опытней. Он оставил на валуне, за которым укрывался, чалму, для отвлечения внимания стрелка, перекатился в сторону и достал Григорьева пулей в бок, под рёбра.
Меня перевязывал рядовой Сергей Головатый (БССР), наводчик миномёта, для чего ему тоже понадобилось определённое мужество (грамотно накладывать марлевую повязку на обширную кровоточащую рану под огнём противника – не шуточное дело). Его прикрывал автоматным огнём с колена, прямо у меня над головой, рядовой Цисаренко Виктор (УССР).
Когда подобравшийся к нам под пулями мл. с-т Вадим Сушков (РСФСР) доложил о ранении Григорьева, я сказал ему послать кого-нибудь на помощь раненому, но действовать «аккуратнее» (аккуратно для боя – слово неподходящее…).
Послали рядового Мишина, пришедшего в полк совсем недавно, но успевшего уже, на учебных выходах в горы, зарекомендовать себя стойким бойцом. Видимо, сержант посчитал, что помощь раненому – не столь ответственное дело, как ведение огня по противнику. Не получилось у Мишина «аккуратнее» - когда он опустился на колени над раненым, «духовская» пуля снесла у него полголовы, забрызгав «чем-то тёплым и мягким…» лицо Григорьеву.
Вечная память погибшим!
P.S. Про «мою» пулю. Перед тем, как мы пошли вниз, на эвакуацию, кто-то из миномётчиков принёс её с того места, где было моё «укрытие» в промежутке между каменной плитой спереди и скалой сзади. Скала её остановила окончательно, наискосок по корпусу пули была вмятина. Я сначала думал, что в спину мне попало рикошетом от скалы - это уже в госпитале, при обследовании, выяснилось, что был «сквозняк». Единый патрон НАТО, кал. 308 Win (7,62 мм). Я такой попытался вывезти в Союз, но ушлый таможенник, не глянув в сумки, попросил вывернуть «пистон» на брюках. А там у меня было патронов 5 разных «экзотических» калибров. Разошлись, послав друг друга нах (он начал чегой-то про контрабанду боеприпасов), но патроны остались у него!
Комментарий Филинова Ивана Валерьевича, мастера спорта по пулевой стрельбе, Народного Браконьера России:
- Про Денисова я трохи в шоке.
На фотографии изображены две пары патронов. Слева два патрона, это 7.62х54R наш трехлинейный патрон. Два патрона справа это .308Win. Тот, что с красным носом - это пуля американской конторы Hornady, очень точная пуля. Очень дальняя, при попадании носик отваливается и возникает экспансивная полость, которая разворачивается и это полная жопа! Вторая – полуоболочечная пуля: открытый свинцовый сердечник, а латунная оболочка только сверху. Это охотничья пуля на крупных животных до 400 кг. Раскрывается в гриб, и тоже жопа полная!
У меня есть штуцер с оптикой Иж-18мн под патрон .308Win. Соответственно, я хорошо знаком с этим калибром. От него лоси делают два шага и падают, ломая себе передние ноги под весом туши. А товарищ, звавший на охоту в Нальчик (Кабардино-Балкария), из ЧиЗы (чешский CZ-550 Varmint) в этом калибре отстреливает степных волков весом в 60 кг с 500т метров. В 99% достаточно одной пули. У пиндосов для автоматики на вооружении стоит 5.56х45, он чуть мощнее нашего 5.45х39, с него работают все М-16, AR-15 и т.д. А для винтовок снайперских и ручных пулеметов в 1956-ом году принят .308Win. Он пришел на смену 30-06 Sprinfield (гильзу 30-06 уменьшили с 63 мм до 51 мм, и чуть покатили плечи гильзы. Получился .308Win. Калибр чуть слабее нашего 7,62х54, но сука чрезвычайно точный. Это самый распространенный калибр для высокоточной стрельбы на расстояния до 1 км. Амеры даже уменьшили зачетный круг мишени в 2 раза после появления 308го. Из хорошего ствола и прямых рук 308 с пулей 11 г способен собрать группу в поле 15х15 см на расстоянии в километр.
Так что Денисов реально сделан из брони и бетона, и это без шуток!!! Стреляли в него вряд ли полуоболочкой (ПО). У нее баллистика херовая (кроме таких, как Hornady A-max, но они дорогие, их армия не использует), они на коротке работают, потом пуля быстро теряет скорость и падает по минометной траектории. ПО используют охотники на дистанциях до 300м, где нужно точно остановить большого или опасного зверя. Если ей стрелять во что-то мелкое, или мягкое))), то останутся только уши. 100% это была оболоченная пуля армейская, а нос плюханулся об скалы. В военном патроне все пули оболоченные, что обычные, что специальные. Двуногий прямоходячий не отличается большой стойкостью к ранению, только кроме случая, когда его фамилия Денисов. "Буры", то бишь британские Ли-Энфильды, имели чуть больший калибр (НАТОвский патрон имеет калибр .308 дюймов, а Буровский, как и Мосинский - .311, хотя в метрической системе и те и те обозначаются 7.62, а по факту 7.7-7.8мм). Как правило пули были тяжелые и стволы у «буров» изрядно подношенные, что не особо способствует дальней точной стрельбе. Поэтому сделаю вывод - стрелял профи, скорее всего снайпер, и из хорошего ствола.
Была зима. Июнь месяц. Холодно до жути, что-то около 25 градусов тепла. Мы шли на штурм склада и радиовышки, прекрасно понимая, что в живых из нас никого не останется. Три года мы готовились к этому, всё должно было храниться в тайне, поэтому имён друг друга мы не знали. Мы вообще предпочитали не общаться. Даже когда оставались без надзора охраны. Так получалось более тайно. Операцию продумывал наш важак. Мы видели его впервые, но сразу поняли - он выведет нас на смерть и решились на бунт.
После продолжительного боя, после того как мы угандошили добрую половину нашей охраны, мы решили, что и сейчас не стоит узнавать имён друг друга. Тайная операция должна оставаться тайной до конца.
Наш предводитель, позывной "колокольчик", принял решение, что не стоит использовать все боеприпасы, попадающиеся под руку, обязательно нужно подождать пока нас разьебут к херам. Именно сдохнуть в неизвестности и было основной целью восстания. После того как нас всех убили огромным взрывом, не заметить который было невозможно даже из космоса - секретность сохранилась. Мы все погибли. Абсолютно все. Ну кроме нескольких ребят, тех что выжили. Но остальные погибли все. Те кто умер, те умерли, а вот те, кто не умер - они выжили.
Мне вот реально интересно, откуда у подобной хуеты 5000 плюсов?
Ночевку в бронетранспортёре я перенёс почти нормально, моя верхняя часть туловища, в которой у некоторых находится мозг, почти не отломалась, не укатилась под командирскую сидушку, ноги тоже остались при мне. Поутру я проснулся изрядно помятый, но довольный, что проснулся. Со всей ротой, как культурный человек, умылся в реке, позавтракал и тут на всех навалилась небывалая новость - нас попёрли на построение. Построение в армии, это точно, самая новая новость.
Застроили нас на пляже поротно, с оружием и вещмешками, как говорится – с шинелями в скатку, точно, как перед первой операцией. Комбат капитан Есипенко поставил боевую задачу - десантироваться на вертолётах в район «Пизгаранского креста». Указанное место было печально известно нашему полку, 30-го апреля 1984-го года в полукилометре от кишлака Пизгаран, рядом со слиянием в «крест» трёх ущелий, прошел бой первого батальона капитана Королёва.
Для душманов это место имело стратегическое значение, ибо имело удобные, скрытные проходы через глухие горы в Пакистан. Оттуда на территорию Афганистана поступало оружие, боеприпасы, пополнение, деньги, рабы и всё это «счастье» было удобно оборонять в организованном душманами крупном перевалочном центре. Природа устроила в том районе очень высокие горы на очень большой площади, техника здесь не каталась, если правительственные войска сюда полезут, они останутся без еды, воды и боеприпасов. Поэтому к боевой операции привлекли советских солдат, типа, они крепче техники, они справятся.
Мне было очень приятно ощутить себя крепче чем броня, но всё же имелось лёгкое желание слегонца очкануть. Потери первого батальона намекали на грустные обстоятельства - душманы в тех горах водились борзые, они залупились на целый батальон, именно там ошивался Ахмад Шах с двумя телохранителями и французскими киношниками. Сидели, жабы, в горах и ждали как бы пообидней меня застрелить и заснять на видос.
Долго очковать советскому солдату не к лицу, я выслушал комбата Есипенко, получил задачу высадиться с вертолёта в офигенное душманское логово, огромную агломерацию кишлаков под названием Абдуллахейль, горестно махнул рукой внутри себя и подумал: - «Жизнь есть жизнь, как бы ты ее не жил, а иначе что это за жизнь».
По приказу комбата, командиры рот поделили своих подчиненных на группы для посадки в вертолёты, приказали с вещмешками и оружием дожидаться прибытия бортов прямо на каменистом пляже. Мы, солдаты, сидели и лежали группами, курили и трындели ни о чём. К нам подъехал БТР с коробками, ИО ротного и старшина прямо с брони доукомплектовали нас сухпайком на трое суток.
Сентябрь 1984г. Погрузка Третьего батальона для десантирования в Абдуллахейль.
Может быть час, а может и полтора, наша рота «загорала» на пляже, затем появились первые борты, то есть вертолёты. Они заходили на посадку, ИО командира роты выкрикивал какие-то команды, но рёв двигателей и свист лопастей заглушал всё вокруг. Солдаты догадывались о том, что приказывает командир, по мимике и жестикуляции. Группа поднимала свои вещмешки, бежала на посадку, насколько это было возможно с грузом на горбу. Под грохот и гул я тоже поднялся и попытался побежать под своей ношей. Здоровенный вещмешок подскакивал на моих плечах при каждом шаге и вбивал меня в гальку пляжа, как баба копра вбивает в землю лягушонка. Если бы я знал, что быть горным стрелком настолько неприятно, наверное, пошел бы в кружок кройки и шитья с самого детства, но вспомнил пословицу «Солдат может делать то, что он желает, но не может желать, что ему желать» и побежал не лучше других.
По инструкции, первыми в вертолёт должны загружаться самые тяжелые солдаты группы, им полагалось проследовать в дальний конец десантного отсека и занять там места. При такой методике загрузки тяжело груженые бойцы десантируются самыми последними, а первыми покинут борт самые лёгкие и подвижные воины, разбегутся веером перед вертолётом и начнут прикрывать высадку метким огнём.
Самым тяжелым у нас оказался солдат с АГСом на горбу. Как положено по инструкции, он первым вполз по алюминиевой лесенке, ввалился внутрь вертолёта и плюхнулся на самое ближнее ко входу место. Ему было тяжело бежать дополнительных пять шагов, поэтому он сфилонил и как можно быстрей разгрузил свою спину. По закону глобального западлизма рядом не оказалось Рогачёва, некому было дать регулирующий подсрачник отважному воину, и мне пришлось проследовать на его место в конце десантного отсека. С трудом я преодолел ступеньки подпрыгивающей лесенки, впёрся со своим вещмешком в проём двери и чуть ли не на карачках достиг места АГСчика. Не прошло тридцати секунд, «бортач» втянул алюминиевую лесенку внутрь вертолёта, закрыл погрузочную дверь и взмахнул рукой, как Юрий Алексеевич Гагарин:
- Поехали!
Вертушка рванула вдоль пляжа, весело задрала хвост и пошла на подъем, я попытался смотреть в круглый иллюминатор,
увидел лишь горы, сплошные дремучие горы, они покрывали всё пространство вокруг и мне показалось, что вся планета сделана из этих жутких, корявых, островерхих непроходимых нагромождений скал и булыжников. «За что меня везут в этот ужас, почему я не сдох в детстве», - в полном офигении подумал я под шум движков, лопастей и вибрацию всей машины.
В полёте мы находились минут двадцать, или тридцать. Вертушка шла ровно и уверенно. Пацаны внутри сидели, нахохлившись и угрюмо молчали. А ты попробуй поразговаривать внутри летящего вертолёта МИ-8. Можешь даже не поразговаривать, можешь покричать. Хочешь, выкрикни какие-нибудь обидные слова про Рогачава. Или про Джуманазарова. Пользуйся случаем, тебя всё равно никто не услышит. Даже ты сам. Поэтому пацаны молчали и смотрели кто под ноги, кто в иллюминатор. Лично я смотрел в иллюминатор. Чтобы запомнить дорогу обратно, если что. Но только хрен чего я там запомнил. Горы, горы и горы. Кругом горы и все на одно лицо. Как говорится, ничто не выглядит так одинаково, как нечто похожее на то же самое.
Внутри вертолёта, бойцы перед десантированием. На их лицах выражены все их ощущения и эмоции.
Вертушка набрала высоту. Всё, что я раньше видел снизу-вверх, сделалось видным сверху-вниз и радикально изменилось, я ничего не мог узнать. Сидел, хлопал глазами и не выступал. Всё равно никто не услышит.
В какой-то момент мы начали снижаться, чувак в пластиковом лётном шлеме откатил дверь, ведущую из десантного отсека нахер, то есть на улицу, то есть в никуда, за борт. Скомандовал «Приготовиться к высадке». Вообще-то он мог скомандовать что-то другое. Скажем, мог прокричать «Я имел ввиду род Бабрака Кармаля», или «Спят усталые игрушки» - это было без разницы, что именно он прокричит. Мы по ситуации понимали, что нам нужно делать. А делать надо было просто и бесхитростно – выпрыгивать через открытую дверь в расположенную на террасе делянку кукурузы.
- Что-о-о-о? – я реально охренел, когда увидел под вертолётом кукурузу. Это высокое, сцука, растение! Выше неё только пихты или пальмы. Какого хрена летуны выбрали именно кукурузу?
Мне резко пришло в память как в босоногом детстве я догадался спрыгнуть с крыши сарая в сугроб. Теперь я совершенно точно знаю, что это низменное занятие. Хуже него бывает только поступок, связанный с засовыванием пальцев в розетку. В детстве мне доводилось делать и то, и другое, по итогу я так и не пришел к выводу какой из них наиболее дурацкий и неприятный по последствиям. Оба достаточно хреновые, поэтому я не хочу повторять ни один, ни второй. В момент, когда ты с крыши летишь в сугроб, твой глазомер ориентируется на поверхность снега и считает её твёрдой, мышцы ног срабатывают, чтобы погасить удар, но снег проваливается, ноги не встречают сопротивления опоры, мышцы думают, что всё пронесло и расслабляются. А через долю секунды до тебя долетает спрятанная под снегом грядка и со всей дури херачит по ступням. В щиколотках хрустят детали твоей ходовой части, возникает ощущение резкой боли, коленки подламываются, пяточина перекашивается гримасой разочарования, ты валишься на четвереньки со стоном: - «Ёк-колобок». После такого жизненного опыта я больше не хочу совать пальцы в розетку. И не хочу прыгать с крыши сарая в сугроб. Поэтому, по заявкам трудящихся, летуны привезли меня в Абдуллахейль и зависли над делянкой кукурузы. Бортач растворил затворку и скомандовал: – «Уёбензебитте из моей машины нахер!»
Пацан с АГСом, который забежал в вертолёт первым, поступил по принципу «взался за хрен – тяни», если первым заскочил, значит будь таковым во всём, первым и выскакивай, он схватил автомат и выпрыгнул в открытую дверь с перекошенным от мужества лицом.
Зачем он это сделал, никто не знает и теперь никогда не узнает. Потому что он исчез в дверном проёме так, будто его сдёрнули за верёвочку, будто его смыло унитазом.
АГСчик полетел в сторону поверхности планеты Земля с ускорением 9,8 метров в секунду квадратную, как положено любому, кто прочитал учебник физики за 9-й класс. Долго ли, коротко ли он летел, но, таки, сквозь стебли кукурузы достиг поверхности планеты, попытался спружинить ногами, но наегорился на долю секунды из-за кукурузы, резко получил по стопам неожиданный удар выскочившей из-под стеблей клумбой. Коленки от этой подачи у него подломились, он инстинктивно выставил вперёд руки, встал на четвереньки… едва его ладони коснулись планеты Земли, торчащий из рюкзака черный ствол гранатомёта, толщиной в полтора хера мамонта, с размаха впечатался ему в затылок всей массой стальной болванки.
Пацан даже не охнул. Он ткнулся в грядку лицом, и попытался затихнуть в позе на карачках кверху задом. Но и этого ему не удалось, тут же, без секунды промедления, на торчащую кверху задницу гранатометчика, припечатались полусапожки снайпера, который выпрыгнул вторым туловищем.
По идее, снайпер относился к категории лёгких бойцов, однако, рожа гранатомётчика этого не ощутила и поехала юзом по стеблям кукурузы. Тело гранатомётчика выпрямилось, полусапожки снайпера сместились из-под центра тяжести самого снайпера, тот нелепо взмахнул в воздухе руками, как чайки крыльями, и смачно грохнулся копчиком и вещмешком на ноги гранатомётчика. В это время из вертолёта к ним двоим уже летели боевые товарищи. Ну и пошло-поехало: шлёп, шмяк, бац, хрясь, ой, уй…
Когда борт вертолёта покинул я, то прыгал уже не в кукурузу, а в кучу-малу, составленную из вещмешков, автоматов, зелёных солдатских тел, черных полусапожек… Всё это ворочалось, хрипело и материлось.
Вертушка выкинула замыкающего бойца мне на горб, завалилась лопастями вдоль склона, с красивым виражем загрохотала винтами прочь. Порывом ветра, уходящего из-под винтов, мотнуло несколько уцелевших сиротливых стеблей кукурузы, подняло в воздух и понесло чью-то панаму. Высадка состоялась успешно.
40 лет назад, 26 апреля 1985 года примерно 12 советских военнопленных в лагере Бадабер (35 км от Пешавара) в Пакистане подняли восстание. Захватив склад с оружием, они более суток держали оборону, уничтожая афганских душманов, пакистанских военнослужащих и и даже советников НАТО! Все герои погибли. При штурме была полностью разрушена военная база, уничтожены 120 афганских душман, 40 пакистанцев, 6 военных советников из США.
В живых из участников этого восстания остались двое, которые и рассказали всё, что помнили. Их противники - афганские моджахеды и пакистанские военные - вдаваться в подробности не собирались никогда.
На месте, где стоял лагерь подготовки боевиков Бадабер осталась огромная воронка: там был склад вооружений, на котором забаррикадировались восставшие и откуда их так и не смогли выбить. Взрыв, который уничтожил склад и часть лагеря, был колоссальной силы: его зафиксировали даже датчики сейсмической разведки. Он произошёл в 8 часов утра 27 апреля. А началось восстание в 21 часов вечера 26 апреля, когда советским военнопленным удалось снять часовых и вырваться на свободу.
Официально лагерь в пакистанском кишлаке Бадабер (50 км от границы с Афганистаном) значился гуманитарной миссией помощи беженцам. На самом деле - в Бадабере развернули боевую подготовку душманов. Как в любом подобном лагере, там хватало грязной и тяжёлой работы, для которой держали советских и афганских военнопленных. Среди тех, кто поднял восстание в апреле 1985-го, было несколько человек, которые провели на этих работах уже почти 3 года.
Как позднее вспоминали уцелевшие военнопленные из Бадабера, всё изменилось, когда в лагерь доставили очередного пленника, которого называли Абдурахмон. Такой была практика содержания пленных: им всем присваивали мусульманские имена, рассчитывая оторвать от корней и подтолкнуть к принятию ислама. Подлинные имена были под запретом.
«Абдурахмон» был простым водителем, однако большинство пленных сразу признали в нём командира, - человека очень сильного духом, имеющего право принимать решения и отдавать приказы. Так рассказывал через 20 лет после восстания чудом уцелевший военнопленный Носиржон Рустамов. До его прихода даже тем, кого водили на разгрузку в оружейный склад, просто не приходило в голову запоминать, что где находится. Новая партия боеприпасов пришла в 20-х числах апреля, и тогда «Абдурахмон» назначил день восстания - пятница, 26 апреля.
Выбор на пятницу пал не случайно: именно в этот день все обитатели лагеря, за исключением часовых и живших в отдельном здании иностранных инструкторов, выстраивались на плацу и отправлялись в мечеть на пятничную молитву. Лучшей возможности для нападения не было, и как только курсанты под руководством инструкторов-мусульман отправились молиться, пленники взяли в руки куски арматуры и пошли в атаку.
Первым делом были сняты двое часовых, охранявших русских. Сразу после этого, с их автоматами в руках восставшие бросились в сторону оружейного склада. Именно этот момент выбрал для предательства один из пленных по кличке «Исламудин»: он бросился бежать в сторону мечети.
Остановить восстание это уже не могло, но лишило советских бойцов внезапности, а самое главное, спохватившиеся душманы тут же перекрыли восставшим, которые заняли позицию на крыше арсенала, путь к другим зданиям. Среди них было и строение, где размещалась радиостанция: теперь дать знать о том, что в лагере на территории Пакистана содержатся советские военнопленные и что они подняли восстание, стало невозможно. С этого момента у восставших был только один путь: держать оборону на крыше и внутри арсенала, требуя встречи с представителями дипломатических миссий СССР и Афганистана в Пакистане.
Но именно на это и не могли согласиться враги: Пакистан официально держал нейтралитет в афганском конфликте, поэтому обнародование информации о том, что на его территории афганцы держат арсеналы, тренировочные базы и лагеря советских военнопленных – была нежелательной и даже невозможной.
Переговоры зашли в тупик, и тогда был отдан приказ о начале штурма. Но имевшие огромный запас оружия и боеприпасов доблестные советские воины, которые к тому же занимали доминирующую позицию на местности, отбивали все атаки моджахедов и пакистанских солдат.
Тогда в дело вступила артиллерия. Через несколько залпов, страшной силы взрыв разметал арсенал вместе с восставшими. Пакистанская сторона категорически отрицала даже сам факт боя в «лагере беженцев». Только в декабре 1991 года его признали и в Исламабаде. Вскоре стали известны 22 имени советских военнопленных, содержавшихся в лагере.
Утверждать, кто именно из них участвовал в восстании, сложно. Даже то, что репортёрам удалось найти уцелевшего Носиржона Рустамова, не слишком помогло. Ведь бывший узник знал только исламские имена своих товарищей по плену.
Не всегда могли помочь даже фотографии: плен сильно меняет людей. Но личность предводителя восстания «Абдурахмона» установили: им оказался водитель из 5-й гвардейской мотострелковой дивизии Николай Иванович Шевченко, родом из села Дмитриевка Великописаревского района Сумской области.
Кроме того, в лагере Бадабер также содержались, и могли принять участие в этом восстании: рядовые Васьков Игорь Николаевич, 1963 г.р., Костромская область; Зверкович Александр Николаевич, 1964 г.р., Витебская обл.; Саминь Николай Григорьевич, 1964 г.р., Целиноградская обл.; Левчишин Сергей Николаевич, 1964 г.р., Самарская обл.; ефрейтор Дудкин Николай Иосифович, 1961 г.р., Алтайский край; мл. сержант Коршенко Сергей Васильевич, 1964 г.р., Белая Церковь. Светлая им память!
Что то вспомнилось. В одном подмосковном городке на обычном придорожном дереве прикреплена гранитная табличка с краткой надписью - Майор Рудько Н.И. и две даты. Много раз пытался найти хоть что то - никак. Может есть более удачливые ! Интересно было бы узнать историю.
Герой Советского Союза капитан милиции Михаил Иванович Исаков. Сотрудник спецназа «Кобальт» МВД СССР, капитан милиции Михаил Иванович Исаков, провел десятки спецопераций по уничтожению бандгрупп афганских моджахедов, сбору развединформации, обнаружению схронов с оружием и боеприпасами и так далее. Осенью 1980 года одна из групп «Кобальта» в составе 10 человек попала в засаду, организованную душманами Ахмад Шаха Масуда, и почти полностью погибла: 7 офицеров пали смертью храбрых, 2 получили тяжёлые ранения.
Однако Михаил Иванович смог уцелеть и в одиночку в течение всей ночи вел многочасовой неравный бой, не дав бандитам добить раненых и надругаться над телами погибших товарищей. За этот подвиг Указом Президиума Верховного Совета СССР от 4 ноября 1980 года был удостоен Золотой Звезды Героя Советского Союза. Продолжил службу в системе МВД СССР, ушел в отставку в 2003 году в чине полковника милиции. Скончался 6 октября 2019 года. Источник https://axaho.com/istoriya-geroj-sovetskogo-soyuza-kapitan-m...
