Невежество. Еще раз и по слогам: не-ве-жест-во. Вздохните, выдохните, вздохните, выдохните, если вам нездоровится, как и мне сейчас, то покашляйте, чихните, сморкнитесь, можете почесать пятую точку, еще покашляйте и с мокротой плюньте всё сильно в нём вас раздражающие. По какому собственно поводу я разношу тут свои микробы, спросите вы (не спросите), ведь моя задача не сотрясать воздух, а рассказывать. Вот и расскажу.
Как я уже говорил, я немного простудился, в связи с чем, с самого утра сидел в окружении потопленной флотилии грустных одноразовых платков. Почему грустных? Да потому что если мне было плохо, то определенно всё вокруг должно было страдать и выражать мне сочувствие. Почему потопленной? Человеческая физиология...
За окном был воскресный полдень, солнце только-только начинало кочегарить свою летнюю печку. Где-то вдалеке бурлила кипящая дорога, за моим окном искрила поеденная воробьями ранетка, а под ним разгоралась драма.
Через открытую форточку донеслось поистине животное завывание. Я встал и с кружкой медового чая и послюнявил к окну, подумав, что дворовая собака опять напала на прохожего. Не ошибся. Добротная в объёмах такая женщина с леопардовым низом, свинским верхом (и я не про внешность), c пеной у рта гавкала на худощавого испуганного подростка.
- Это твоё? Ты мне скажи это твой дом? Чё ты здесь малюешь?
На стене, с торца пятиэтажки были профессионально нарисованы летящие в облаках синие киты. Красивые. Очень.
- Не…
- Осквернение собственности. Штраф тебе светит за вандализм, щас ментам позвоню.
Всё что оскверняло эту стену, было мелькающее пред ней лицо этой гражданки.
- Не надо.
- Стирай свою мазню.
- Я почти дорисо… – На полуслове парень понял, какую ошибку сказал.
- Ты хамить мне вздумал, дочка смотри, – она дернула пятилетнюю девочку, – какое быдлО тут стоит и хамит маме.
- Я не хамил.
- А ты поговори мне еще, рисовальщик.
- Да красиво ведь рисует. – Крикнула одна из бабушек, выглядывающих из окон.
- Дома пусть рисует, как все.
«Как все», переведу: самовыражайся мальчик! Но вот тебе рамки, а вот общественное мнение, понюхай, как пахнет.
Женщина продолжала:
- Вот нормальные люди рисуют на… - тут она, видимо, пыталась вспомнить слово мольберт, - не на стенах. Будь у тебя культурность, ты бы не портил чужую собственность.
Что забавно, так это то, что вокруг был довольно унылый, буквально, серый пейзаж: серые остатки асфальта, серые гаражи, пестрившие далеко не китами, серые трескающиеся сталинки, на одной из которых и рисовал в цвете этот уличный художник. Откровенная раздетая обыденность, уж простите за мой простуженный снобизм, но это именно то слово, обыденность в радиусе пятидесяти, а то и больше, метров. Настоящих вандалов, проецирующих свои или чужие, Фрейд их знает, гениталии на стенах, памятниках, все тех же гаражах, и пишущих их словесные эквиваленты, конечно, трудно поймать. Но парня, который создавал нечто приносившее радость глазу, оживлял и одушевлял постылое пространство, «прижать» к стенке труда не составляло. Не уж то они действительно не видели разницы?
Тем временем к нападавшей прибыло. Два полупьяных комментатора что-то вторили ведущей этого «Пусть говорят», в сопровождение балконных выкриков пары бабок и галдежа еще двух-трех женщин с колясками. Королева подъезда уже откровенно толкала и пихала парня от стены. Не хватало только Малахова передающего микрофон.
- Ты не понял, шлепок майонезный, чисти стену.
- Хорошо, сейчас.
- Быстрее, я жду. – Она встала, сложив руки на груди и выдвинув одну подогнутую ногу в сторону.
- Это долго…
- Чего мямлишь?
- Это не быстро.
- Мне плевать, как намалявал так и стирай, вот, – выхватив лимонад своей дочки, она швырнула бутылку в творца, – я тебе помогу.
Брызги тут же превратили эту стену в стену плача, а киты с мокрыми глазами, подобно моим платкам, выражали страдание и сочувствие, но не мне и даже не тому парню, а этой слепой женщине и её не менее слепой своре. Пропойцы расхохотались, сродни той троице гиен из «Короля льва», бабки пропали в своих норах, а одна из мам, объясняла своему сынишке, что этот мальчик нехороший. Дальше я не смотрел.
Надеюсь, их невежество не смогло убить в нем желание делать этот мир лучше. Апчхи.