Ушедший в нирвану Сергей Соловьёв был, есть и будет знаменитым автором одной картины, не просто вошедшей в историю, но взорвавшей прямым действием. Когда в финале Виктор Цой врывается в зрительный зал с рок-декларацией «Перемен», то этот крик или вопль оказался теми звуками, которые ждали все. Потом режиссёр будет запоздало открещиваться, каяться, что он не хотел, а его случайно поняли правильно, сценически именовал себя «козлом-провокатором», но это уже коммерческий рейс: перешёл Рубикон по безрассудству ― перейди обратно по таксе. Впрочем, все довольны, даже те, кто, вдохновившись, в 1991-м разрушили не ту Бастилию, взяв на сотню метров правее.

Жребий бунтовщика тяжёл, как шапка Мономаха, иногда хочется скинуть первое, предпочтя хотя бы подержать в глазах второе. Тем более что к этому были все предпосылки ― запущенная в небо, но попавшая в яблочко протестных настроений стрела «Ассы» сменилась карнавальным выстрелом в молоко «Черной розы», поскольку абсурдистский микс питерских субкультур выдал арт-хаус на разрыве с повесткой (олды помнят, чего тогда хотелось и что предлагалось). А уж финал трилогии «Дом под лунным небом» (1991) явил игру в смертельно испуганного новыми реалиями творца, потерявшего творческую ориентацию и ещё не приобретшего коммерческую. Опыт первого постсоветского хоррора, стилевые решения которого были растащены по многочисленным «бандитским» сериалам, оказался неудачной шуткой из мира лицедеев, который силён и страшен своей вечной игрой на грани фола и подлинности. Просто в шутке может быть доля чего-то, а в игре – нет.

…Наша с Сергеем Соловьёвым единственная встреча была статусной (я как тележурналист, он как VIP-персона) и локализованной в «Ленкоме» времён Миллениума, где я должен был по просьбе Александра Абдулова снять небольшой фильм для передачи о нём. Просьба возникла спонтанно, после уже неплохих возлияний на просторах гримёрки мэтра с моими коллегами из телерадиокомпании «Мир» (тогда выходившей блоками на ОРТ), и тут по законам жанра должен был появиться другой Великий Лицедей, который скажет нечто историческое о главном герое. Но время шло, уже появилась камера на фоне стремительно исчезавшей закуски, а вариантов всё не было. Наконец на огонёк заглянул Олег Янковский, но говорить отказался, сославшись на то, что не в образе, а вот в конце недели, возможно, если не загадывать… Всё было ясно, но тут на фоне уговоров неожиданно возник Сергей Соловьёв, пришедший на тот же огонёк и с радостью переданный мне Янковским. На моё удивление, маститый режиссёр тут же согласился сказать слова, но на улице и не на фоне Храма Искусства ― «Ленкома», ― а на противоположной стороне. С этой выгодной точки дислокации он, сделав указующим перстом жест в сторону невидимого «Ленкома», произнёс: «Александр Абдулов ― человек и пароход!». И лишь потом сказал нужные слова, которые попали в монтаж на ОРТ (ныне ― Первый канал), присовокупить просьбу сделать о нём аналогичный сюжет. Этот заказ я передал коллеге, всё почти срослось (кроме участия бывшей жены Соловьёва Татьяны Друбич, которую я уговорить не смог), но режиссёра я потерял из виду окончательно.

Уже потом, натыкаясь на разные его лицедейские высказывания, порождённые то ли амнезией, то ли заботой о франшизе в 67 лет, объявлявшие Шнурова «гениальным поэтом, совсем не таким, как Боря Гребенщиков или Цой», пускающие кощунствующие фейки про первую «Ассу» («…я готов дать расписку кровью — ни один не знал, каких именно перемен он хочет, и ни один по-настоящему их не хотел») в надежде продать вторую, да и театральные шпильки про «специфический разрез глаз» Виктора Цоя ― неизвестно для чего, ― я не испытывал даже элементарного интереса, как, впрочем, и к позднейшим лакейским выходкам экс-Бананана из «Ассы» ― Сергея «Африки» Бугаева. Это всё тот же карнавал с маскарадом, что и в «Чёрной розе…», но превратившийся в жалкое зрелище. Участь мэтра, просящего у нуворишей на форумах денег для своего фестиваля кинематографических дебютов «Дух огня» в Ханты-Мансийске, не по-лицедейски трагична.

Впрочем, сухой остаток важнее. А он состоит в том, что из всех присутствующих на той спонтанной встрече в «Ленкоме» сегодня остался в живых один лишь я.

Главный редактор «ЭкоГрада» Игорь ПАНАРИН.

Фото Андрея ВАСИЛЬЕВА.

***

13 декабря в возрасте 77 лет от острой сердечной недостаточности умер Сергей Александрович Соловьёв, советский и российский кинорежиссёр, сценарист, кинопродюсер, педагог; лауреат премии Ленинского комсомола (1975) и Государственной премии СССР (1977), народный артист РФ (1993). Он родился 25 августа 1944 года в городе Кемь Карело-Финской ССР в семье военного. До шести лет жил в Северной Корее, куда после Великой Отечественной войны направили его отца.

В 14 лет играл в спектакле «Дали неоглядные» по пьесе Николая Вирты в БДТ. Вместе с одноклассником Львом Додиным занимался в Театре Юношеского Творчества (ТЮТ) при Ленинградском дворце пионеров под руководством Матвея Дубровина. Окончил режиссёрский факультет ВГИКа (мастерская М. Ромма и А. Столпера). В 1969 году начал работать на «Мосфильме», дебютировав как режиссёр в том же году двумя новеллами по рассказам Чехова в киноальманахе «Семейное счастье».

На Высших курсах сценаристов и режиссёров с начала 1980-х гг. читал лекции по кинорежиссуре, в 1982-1984 годах руководил мастерской детского фильма. Член жюри Венецианского кинофестиваля в 1981 и 1987 годах. В 1996 году был режиссёром тура предвыборной кампании Бориса Ельцина под названием «Голосуй, или проиграешь». До последних дней жизни преподавал во ВГИКе на режиссёрском факультете, руководил режиссёрской и актёрской мастерскими.

Режиссер 20 кинокартин, среди них: «Семейное счастье» (1969), «Егор Булычёв и другие» (1971), «Станционный смотритель» (1972), «Сто дней после детства» (1975), «Наследница по прямой» (1982), «Асса» (1987), «Чёрная роза — эмблема печали, красная роза — эмблема любви» (1989), «Дом под звёздным небом» (1991), «Анна Каренина» (2008).

Был последовательно (!!! ― Ред.) женат на актрисах: Екатерине Васильевой, Марианне Кушнеровой, Татьяне Друбич.

Награжден Орденом «За заслуги перед Отечеством» IV степени (2005) и Орденом Дружбы (2019). Получал спецпризы Венецианского фестиваля, МКФ в Сан-Себастьяне.

В Москве скончался режиссёр Сергей Соловьёв. Ему было 77 лет. О причинах смерти не сообщается.

https://t.me/podosokorsky/15345

https://t.me/planerka_org/12385

Подробности

Категория: Передовица

Безусловно, все дело в пьянстве. Вообще, вся эта затея с поездкой с самого начала не заладилась. На поезд, в котором поехали остальные музыканты, мы с Серегой не попали. На более поздние поезда до Орла билетов не было. И нет, чтобы разъехаться по домам, пока метро еще открыто, - нет же, на последней электричке мы вдвоем двинулись до Серпухова, заведомо зная, что прибудем туда в три часа ночи, и вокзал будет закрыт. А мороз стоял нешуточный. С тем же успехом мы могли бы дождаться на Курском вокзале первой электрички до Тулы, и поехать на ней. Но нет же. Неинтересно. Нам крупно повезло, что в Серпухове работали круглосуточные магазины, и люди, ошивавшиеся у них, оказались вполне миролюбивыми пьяницами, хоть и весьма непрезентабельного вида. Один из них выявил желание составить нам компанию в неблизкой дороге, но сумел сопроводить нас только до Тулы, где бедняга уж слишком активно выражал протест и проявлял свои амбиции в отделении милиции на местном автовокзале, так что дальнейший путь на автобусе до города Ж, где наши друзья-музыканты участвовали в панк-концерте, и куда мы решили за компанию прокатиться, - пришлось проделать без него.

Но вернемся от лирического отступления в настоящее. Каждый раз, когда я пересматриваю фильм «Асса», я отчетливо представляю себе, как я повел бы себя на месте главного героя в машине перед тем, когда ему всадили нож в сердце. В голове у меня был четкий алгоритм действий - спланированными движениями хватаю руку с ножом, другой рукой цепляюсь водителю в шею, дабы спровоцировать аварию, после чего машина должна обязательно перевернуться (или, на крайний случай, врезаться во что-нибудь). В результате все, кроме меня, погибают или теряют сознание, а я благополучно, но скорее всего с ссадинами, ушибами и другой геройской атрибутикой, выбираюсь из сильно искореженного безрельсового средства передвижения… И вот сижу я на заднем сидении между двумя амбалами, еду в неизвестном направлении, и всеми силами пытаюсь отогнать мысли о финале небезызвестного фильма. «Отче наш» вспомнил с первого раза. Вообще, если сказать, что «Бог меня спас», то это покажется банальностью и даже дикостью в наше время, но только если говорить об этом в уютной, или хотя бы безопасной обстановке. В момент, когда жизнь подвергается непосредственной угрозе, и от тебя уже ничего не зависит, подобные вопросы предстают со всей серьезностью, и тут уже со всей искренностью начинаешь взывать высшую помощь. А если все заканчивается благополучно - продолжаешь жить прежней обычной жизнью, и подобные всплески уже воспринимаются исключительно как проявления трусости, и постепенно забываются, как будто ничего и не произошло. В этом нет ничего хорошего, но с этим ничего не поделаешь.

Пока нас везли в неизвестном направлении на двух машинах по отдельности, в сопровождении местного «пролетариата», - я протрезвел окончательно. Первый раз я протрезвел, наблюдая отправление нашего поезда, до которого мы не добежали метров сто; а точнее, до которого нам не дали добежать. Пути к отступлению были закрыты. Нас, как и с самого начала поездки, было двое, и нас даже практически не били - количественное соотношение было явно не в нашу пользу, и всякое сопротивление было бессмысленно. И угораздило же нас в чужом, промышленном городе, отбиться от своих, будучи уже достаточно навеселе и, как ни в чем ни бывало, засесть в заведении, переполненном местными обывателями. Хотя посоветовал нам это заведение, а точнее придорожное кафе, наш хороший друг из местных. Шашлык, поглощенный нами часом раньше в компании друзей-музыкантов, настолько ударил в голову, что мы совершенно потеряли способность оценивать обстановку, и все эти посетители кафе показались нам с первого взгляда довольно дружелюбными. А когда они любезно стали угощать нас пивом, так и вовсе превратились в лучших друзей. А между тем, пиво, выпитое в приличном количестве, да еще и «на понижение», давало о себе знать, и практически все разговоры остались в памяти лишь обрывками. Помню только, что Серега на вопрос, откуда мы, сразу же и без колебаний ответил, что мы с Москвы, и подробно рассказал, как мы добирались. Первая грубая ошибка. Вторую и, видимо, главную ошибку, совершил я, причем совершенно этого не помня. Понятия не имею, зачем и к чему, но я, оказывается, сказал, что у меня с собой есть банковская карта, на которой хранится тридцать тысяч рублей. На самом деле, никакой карты у меня и в помине не было, - у нас с собой были только обратные билеты, и оставшиеся деньги, которые здесь же мы и пропили. Отдаленно зная самого себя, я мог лишь предположить, что это был сарказм с моей стороны в ответ на какой-нибудь не самый умный вопрос. Но только не учел я, да еще и будучи в беспамятстве, что не все люди обладают способностью подобный сарказм распознавать…

…Вокзал находился в километре от города - новехонькое здание, рядом небольшая стоянка такси. Вдоль линии железной дороги проходило шоссе, ведущее на рассыпанные по ближайшим окрестностям составные части огромного градообразующего предприятия, и к небольшим мрачным и безликим рабочим поселкам при них, коих бесконечное количество существует в нашей необъятной стране. Вдоль трассы тянулись непонятные постройки при железной дороге, неработающее старое здание вокзала, вокруг – лес. В темноте и пьяном бреду все это сливалось в некую единую картину чуждого, темного мира, на подсознательном уровне внушающего страх и отчуждение жителю огромного города…

До вокзала бежать надо было метров двести. Бежали мы не оттого, что убегали, а благодаря буфетчице, которая, заметив всю опасность нашего положения, нашла единственный способ заставить нас именно убежать из заведения - сказала нам, что наш поезд вот-вот отъедет. Но на дороге нас уже ждали…

Нас не отвезли в гаражи, как планировалось, судя по их разговорам. Сейчас мы находились на территории детского сада - соответственно, мы в городе. В городе, который еще днем, проведенным в кругу наших друзей, был для нас тихим, уютным, практически родным, а теперь – чужим. Чужим и жутким…. Все, что было в карманах, выложено на землю. Телефоны почему-то не тронули. У меня забрали только плеер, и просроченную банковскую карту, на которую когда-то упала единственная стипендия; они думали, что именно на ней хранятся те самые тридцать тысяч. Наши новые «друзья» стоят метрах в десяти от нас.

- Очкастый вроде нормальный пацан, - слышал я разговор, - а другой, с….а, мутный какой-то. Его е….шить будем.

- Да.

«Очкастый» – это Серега. Вроде ничего тут такого, получал уже, и неоднократно. Но подступил страх. Особенно с учетом того, что за тридцать тысяч, даже если их нет на самом деле, одним битьем можно и не отделаться. Все вокруг - и деревья, и детская площадка, и дома, - все стало чужим и враждебным. Когда тебя уже бьют, с первым же полученным ударом страх проходит. Но сейчас ничего не происходит. Трое из них ушли с моей карточкой - видимо, к банкомату. Ожидание. Полчаса, час – неизвестно, время шло отдельно, своим ходом. Вернулись двое, или один, точно не помню. Карточка оказалась просроченной. Больше нас не трогали. Большинство из них разъехались по домам, двое остались с нами. Случилось нечто невообразимое. Они стали чуть ли не извиняться, угостили нас пивом, и мы пошли в подъезд. Уже практически в дружеской обстановке мы сидели в подъезде с теми, кто только что обчищал наши карманы, и грозился забить минимум до полусмерти. Фразы, которые мы слышали и раньше, уже приобрели оборот родительских добрых советов: «постригись как нормальный пацан», «где вы здесь панков нашли?», «больше сюда не приезжайте». Страх исчез, но вместе с ним исчезла и трезвость. Снова начались провалы в памяти. На заказанном ими же такси нас отвезли обратно на вокзал, уверяя (видимо они и сами так думали), что по просроченным билетам нас пустят в следующий поезд.

Провал…

…Обнаружил я себя идущим по перрону и ищущим Серегу. Состояние мое в тот момент очень напоминало состояние Венечки Ерофеева в финале книги «Москва – Петушки». Когда память работает обрывками, то и весь мир предстает некими отдельными кусками, не связанными между собой. Вокзал. Ночь. Я один. Стоит поезд. Где Серега? Как я здесь оказался? Как я здесь оказался один? Что делать сейчас? Телефоны не работают. Искать Серегу. Наверное, он в поезде. Да, он точно сел в этот поезд, иначе где же ему быть? Надо зайти внутрь. Захожу. Из купе выглядывает проводница. Пытаюсь что-то спросить. Получается нечто бессвязное. Надо выходить. На улице вижу Серегу. Я ожил.

- Вот ты где, а я тебя по всему вокзалу ищу - сказал он мне. Оказывается, мы улеглись спать на земле возле вокзала; Серега проснулся – меня нет…

Мы попытались уехать «зайцами» в сидячем вагоне, но проводники нас выгнали до того, как поезд отправился. И, как мы потом поняли, правильно сделали, потому что в противном случае нас бы высадили неизвестно где, а поезд останавливался «на каждом столбе».

Нам ничего не оставалось, как идти до города пешком. Несмотря на наше состояние и усталость, длительная пешая прогулка подействовала ободряюще, хоть мы не знали, куда и к кому мы сейчас пойдем, - телефоны у нас не работали. В городе мы вспомнили, где приблизительно живет Костя, и чудесным образом нашли его подъезд. Грязные по уши, в репейнике, побитые, часов в пять – шесть утра звоним в дверь, открывшуюся после второго звонка. На нас равнодушными, но в тоже время и несколько удивленными заспанными глазами смотрит Костя, еще не проснувшийся и не отошедший от вчерашней пьянки. После полуминутного прихода в себя и осознания, что перед ним действительно мы, он сообщает печальнейшую новость:

- А спать придется только на полу…

2011 г.

Сегодня своё 65-летие отмечает Александр Баширов — очень необычный актёр, со специфическим обаянием. Если вы видели фильмы с его участием, то наверняка помните его героев — чаще всего отрицательных, но всегда ярких и запоминающихся, несмотря на то, что роли в основном — небольшие.

Популярен он стал после блестящей эпизодической роли фальшивого майора ВВС в культовом фильме Сергея Соловьёва "Асса".

Помните: "Я был нетрезв! Приношу свои извинения!" И монолог о Гагарине?

Честно говоря, я не являюсь поклонником фильма "Асса". На мой взгляд, лучшее в нём — это музыка (особенно шикарный выход Цоя в финале) и... роль Баширова.

Вот об этой роли я и предлагаю поговорить.

С Соловьёвым Баширов познакомился во ВГИКе. Баширов учился на режиссёрском факультете, причём поступил туда он в 29 лет — за его плечами были ПТУ, работа на цементном заводе, учёба на филологическом в Тюменском госуниверситете, служба в армии. А Соловьёв руководил курсом, на котором учился Рашид Нугманов (через несколько лет он снимет знаменитую "Иглу", в которой тоже будет играть Баширов). Нугманов и Баширов жили в одном общежитии, дружили и участвовали в совместных этюдах. Их этюд понравился Соловьёву, он запомнил необычного студента и вскоре пригласил его в свой фильм "Чужая белая и рябой", а потом в свою следующую работу — ту самую "Ассу".

Баширов и Соловьёв на этюде Рашида Нукманова во ВГИКе. 1984 г. Источник: yahha.com/myegallery.php?do=showpic&pid=6934&...

В "Ассе" у Баширова было несколько эпизодов. Сначала — короткий диалог с Крымовым, героем Говорухина.

Затем — известный эпизод в ресторане, где танец фальшивого майора заканчивается дракой. И всё это под сочиняющуюся на ходу психоделическую музыкальную тему, посвящённую ВВС.
И последняя сцена с этим странным персонажем — феерический допрос.

С этой сценой — отдельная история. Соловьёв добился разрешения на съёмку в настоящей Бутырской тюрьме, вот только снимать разрешили всего два часа. Значит, нужно было делать всё предельно быстро. Зная, что Баширов не любит учить слова, Соловьёв выдал ему текст за две недели до съёмки, и потребовал всё выучить.

Когда съёмочная группа приехала в Бутырку, все начали спешно готовить объект, но после команды «Мотор!» стало понятно, что Баширов знает только начало текста...

Сергей Соловьёв:

«Баширов произносит первые шесть строчек и замолкает; я вижу, дальше текст он не знает. И он от ужаса, что мы с оператором его сейчас убьем, стал пороть всю эту чушь про летчиков-бомбардировщиков, про Гагарина, про ВВС… Это чистая импровизация, в сценарии не было ничего подобного».

На возмущение Соловьёва, ничего такого не ожидавшего, Баширов ответил, что так интереснее и живее.

Снять эпизод за два часа получилось. А озвучка заняла два дня. Баширову тяжело было воспроизвести всё то, что он наговорил на съёмках. Он смотрел на экран и не верил, что всё это действительно нёс! Но получилось в итоге замечательно!

А вы как думаете?

Спустя годы... С.Говорухин, А.Баширов, С.Соловьёв. Источник: kremerfoto.sitecity.ru/lalbum_2801115203

Источники: https://yahha.com/article.php?sid=1037 https://yagazeta.com/lichnost/kumiry/sergejj_solovev-_my_s_g...

https://www.instagram.com/p/CDwbr1ej3IK/?igshid=lp4zl8k9ckjz