Предыдущие части: Пролог ; Глава 1(1) ; Глава 1(2) ; Глава 1(3) ; Глава 1(4) ; Глава 2(1) ; Глава 2(2)

День 1.

Внутри камеры время остановилось. Утро и день, и вечер, и ночь были единым целым. Они разучились менять друг друга, и коли зло пробуждалось во тьме, избранное против него оружие - ненадежный факельный свет, могло в любой момент оставить пришельца один на один с врагом. Затухнет огонь, и придется красться на ощупь, ориентируясь на скрип ржавых цепей, красться и понимать: оно видит тебя, а ты его - нет.

Жутко.

А что, если кандалы давно пустые? Звон их - насмешка, обман слуха...Подумай, сколько ты уже здесь? В застывшем времени не разберешь. Минуту? Час? Неделю? Бродишь, по кругу, как слепой котенок, а оно вырвалось на свободу, растерзало твоих братьев, и сейчас, утробно хихикая, несётся где-то в полях, на пути к ничего не подозревающей деревне. Никак нельзя давать факелам погаснуть, иначе - беда.

На то, чтобы отогнать от заключенного темноту, света в камере хватало. Юноша казался спящим, но способен ли человек уснуть в таком положении? Должно быть, когда утро и день, и вечер, и ночь становятся единым целым, а ты стоишь на онемевших коленях и не можешь пошевелиться, сон - единственный выход из положения. Какой у него обречённый вид, эти синяки под глазами…

Следопыта передёрнуло.

Смекни монахи, кто скрывается под личиной Жиля, быть ему на месте Бруно Калленберга. У тех двоих сзади дыхание ровное, но сердце бьётся беспокойно. Супротив него, по счастью, ничего не замышляют. Они не рады тому, что попали сюда, и хотят поскорее вернуться обратно.

Следопыт ещё раз осмотрел мальчика. Легко вьющиеся каштановые волосы спадали до плеч, грязные, засаленные, спутавшиеся; на щеках, на подбородке, над верхней губой позорилась юношеская жиденькая поросль. Мало за месяц отросло, другой бы весь бородой покрылся, а у этого - пушок. Лицо тонких черт, по-своему красивое, горбинка носа наверняка от матери, в Сальмонте такие часто встречаются. На теле, покрытом набедренной повязкой, следы пыток отсутствовали. По какой-то причине Божьи Судьи решили не прибегать к дознанию металлом. Бруно выглядел худощавым, но не истощенным, а значит, голодом его не морили. Хотели, чтобы пленник протянул подольше.

- Брат Тюзи́, - обратился вильё Артуа к стоявшему позади монаху, - мне бы хотелось узнать, что значит эта нагота? Зачем вы морите юного господина отвратительным холодом ваших подвалов? Клянусь, пекло снаружи этим камерам нипочем. Страшно подумать, каково здесь в холодное время. Отвечайте, брат, я жду.

Это "отвечайте", сказанное в приказном тоне, Следопыт выплюнул, смерив невысокого дородного человечка, приставленного к нему в качестве провожатого, полным негодования уничижительным взглядом. Получилось правдоподобно. Прежде, чем ответить, брат Тюзи несколько раз удивлённо моргнул. Сердце его забилось чаще.

- Божьи Судьи не отчитываются перед нами, господин Артуа, - склонил он голову в знак почтения. - Вопрос ваш надобного задать настоятелю сего тихого аббатства, милостивому отцу Тибо. Буде он посчитает нужным ответить, вы узнаете причину.

Каков наглец! Жиль Артуа сверкнул глазами.

- Хорошо, - процедил он, с трудом сдерживая ярость. - Я запомню ваши слова и поинтересуюсь у отца Тибо причиной бесчеловечных издевательств над родственником господина Тюреля, после чего доложу обо всем своему патрону. Благодарю за совет, мудрый брат Тюзи.

- Господь не наделил меня мудростью, но я буду молиться, чтобы он подсказал сальмонтскому вельможе мудрые выводы, - вновь склонил голову дородный человечек.

- Не сомневайтесь, о его выводах вы узнаете первым.

- На все воля Господа, господин Артуа.

Как он и предполагал, провести монахов оказалось не сложно. Пусть обороняются, пусть негодуют, в подземелье среди одержимых или в покоях настоятеля - не важно. Ныне дерзость - эликсир Следопыта. Не желая более смотреть на выцветшую рясу, вильё Артуа резко развернулся к смотровому оконцу. Нужный результат был достигнут, послание дошло до адресата и Бруно Калленберг обратился во внимание.

Алхимические символы, намалеванные известкой на каменных стенах и металлической двери, были Следопыту хорошо знакомы. Попадались и те, значения которых он не знал. Так, перевёрнутые треугольники, в нужной последовательности соединяющие орнаменты - утреннюю звезду, подземный ветер и три предвечных замка - Башню Шута, Дворец Сестры и Стену Востока, должны были запереть зло внутри камеры, лишив его воли к сопротивлению; Глаз Камегорна, вертикально начертанный за спиной заключенного, символизировал Рождение Истины, с помощью которого мудрецу становилось ведомо имя и происхождение зла; остальные знаки в виде множества точек и непонятных букв, по всему похоже являлись порождением Божьих Судей, и где-либо за пределами Вистенхофа известности не обрели.

- Vitou bressie mourshe Bruno! (Приветствую Вас, господин Бруно! (сальм.)) - произнес в трепещущий полумрак Следопыт, одновременно прислушиваясь к биению сердца заключенного, - Voual de fluere elsanie vilo Franc? (Или, правильнее сказать, господин Франц?)

Сердце в каменном мешке забилось чаще - его понимали. Следопыт не сомневался, что мальчишка, гордившийся именем матери, должен говорить на языке предков Тюрелей.

- Я знаю, вы меня слышите. Не переживайте. Двое олухов позади не станут нам докучать. Они настолько же невежественны, насколько и набожны, их наречие грубо и вульгарно, как и сами эти свинопасы. Великий Язык им незнаком. По дороге сюда я имел возможность удостовериться в этом, назвав толстяка - чревоугодником, а его собрата - языческим дикарем. Трудно представить, но Великий Язык для них - набор непонятных звуков. Порой правда смешнее вымысла, господин Франц. Мое имя - Жиль Артуа. Я прибыл сюда по поручению моего патрона, вашего тестя и товарища Франка Тюреля. В роковых обстоятельствах вильё Тюрель протягивает вам руку помощи. Смею надеяться, вы по достоинству оцените его великодушие.

Произнося эти слова, Рандольф следил за лицом заключённого. Первая реакция — самая важная. Если подыграть, мальчишка непременно заговорит. Незнакомый монахам язык послужит залогом их безопасности. Жиль Артуа вежливо выслушает Бруно, задаст уточняющие вопросы и распознает отголоски правды, заглушаемые потоком затейливых фантазий безумца.

Руна алагаз - внимание - вырезанная на груди во время ночёвки близ Хютэ, усилила зрение Следопыта, позволяя различать в поведении собеседника мельчайшие детали, способные выдать ложь.

Пламя дрогнуло и заплясало, увлекая за собой переменчивые тени. Заключённый пошевелился, глаза его приоткрылись. Красные, воспалённые и полные отчуждения, они неподвижно взирали на вильё Артуа из под тяжёлых век. То был не мальчишеский взгляд. Сперва Следопыт разглядел в нем удивление, затем непонимание, но проблеска надежды, на которую он рассчитывал, так и не последовало. Дурной знак. Когда отсутствует надежда, языки развязываются неохотно.

Надежду требовалось возродить.

- Сожалею, господин Франц, - продолжил он в доверительном тоне. - Из-за меня вам приходится вновь смотреть на эти стены. Увы, другого места нам здесь не предоставят. Вышеградские варвары, выдумавшие называться Божьими Судьями, забыли, кем являются на самом деле. Полагаю, следует напомнить им об этом. Патрон в бешенстве, рвет и мечет, да вы и сами знаете, каким он бывает, когда гневается. Скоро вы будете на свободе, если, конечно, передо мной и вправду вы.

В этот момент глаза заключенного дрогнули. Одним коротким движением взгляд его метнулся вбок и тут же вернулся на прежнее место, но Следопыт успел отметить, что посмотрел Бруно в сторону, откуда являются посетители. На время успокоившееся дыхание мальчишки сделалось неровным, а значит, пришла пора переходить к наступлению.

- Вижу, вам хочется высказаться. - Жиль Артуа резал словами, как ножом. - Молчите и слушайте, ваше время говорить ещё не настало. Вильё Тюрель требует от вас одного - правды. В моём распоряжении всего три дня. Три часовых визита, и первый из них скоро закончится. Вы должны рассказать мне обо всем, что приключилось той злополучной ночью. Также вам необходимо передать послание вильё Тюрелю: что-то личное, о чем известно только ему. Так он сможет убедиться в правдивости ваших слов. Покинув аббатство, я незамедлительно отправлюсь в Вышеград, откуда вышлю патрону письмо с подробным изложением услышанного. Когда оно достигнет Сальмонта, можете считать себя спасенным. Я вновь приеду за вами, и мы вместе поедем домой. Хорошенько подумайте обо всем, что расскажете мне, ибо другого шанса не будет. Ну а пока я хочу услышать простой ответ: готовы ли вы помочь вильё Тюрелю? Вот теперь можете говорить, но помните - только по-сальмонтски. Медлить нельзя, этот боров вот-вот захлопнет окно.

Мальчишка попробовал пошевелиться, но цепи не дали. Распухшие губы пришли в движение, пытаясь выговаривать слова.

-Aldou volien, aldou la soliate, (Я согласен, я расскажу)- простонал он, глядя на грязные колени. - Только...- Следопыт увидел опустившиеся и поднявшиеся веки, кровавые прожилки на белках, светло-карие пульсирующие зрачки; пристальный взгляд Бруно вновь устремился на него; волоски на теле неприятно зашевелились, пламя затрепыхало, но не погасло. -...Завтра с вами придут другие...проверьте, что те тоже не понимают...- Корочки запекшейся крови полопались на губах; темнота в коридоре задышала с мальчиком в унисон; монахи испуганы, шепчут молитву. -...Иначе вам конец. Меня вы не спасете, так поберегите хотя бы себя.

От голоса тянуло болью и безразличием. Не было в нем желания спастись или бороться за жизнь, только хрипловатый хруст надтреснутого камня, неживого, но существующего. Чего же так перепугались провожатые? Уж не того ли, что камень вдруг заговорил? Уж не того ли, что речи камня тушат свет безо всякого сквозняка? Речи камня - песни мертвой мечты…

...Когда-то давно двенадцать камней на вершине холма образовали жертвенный круг; сумрак солнечных затмений был отцом тех камней, а тьма лунных затмений - слепой матерью. Глупые люди нашли то древнее место себе на погибель. Высоко над холмами потянулись дымы костров, гортанные напевы распугали птиц, но однажды утром чествуемое безумцами молочное небо излилось на землю густым туманом, и глупые люди исчезли в нем один за одним. А камни остались. Туман разрушил круг, разнес их по сторонам, лысые холмы поросли сосной, замолкли речи порождений затмения...

...Крик.

- Окно! Скорее, брат Дони́!

...Толстяк трясущимися руками разжигает факел, светит на дверь, куда спешит его помощник...

Прежде чем смотровое оконце захлопнулось, Рандольф успел заглянуть внутрь. В темноте клетушки Бруно Калленберг взирал на него безжизненными глазами человекоподобной куклы. Ему сделалось не по себе.

- Довольно, господин Артуа, пойдемте! - коснулся его плеча брат Тюзи, призывая поторопиться. - В подземелье небезопасно.

Следопыту ничего не оставалось как последовать за ним.

По пустому коридору с низким потолком они торопливо удалялись от камеры, где голос человека, бывшего собственным отцом и собственным сыном, связал меж собою два мира. Следопыт не знал, что за место пригрезилось ему. Силуэты настоящего затянулись пасмурной стариной, отвечая кругу камней гаснущим светом Вистенхофских подземелий...Привидевшееся не было случайностью, но для понимания природы эманаций требовался более продолжительный контакт с мальчишкой.

"Калленберг знал, за что платил, - подумал Рандольф мрачно. - Завтра нужно быть готовым. С Бруно неладное."

Миновав несколько перекрестков, они очутились в дугообразном коридоре. Всего по два факела у входа и выхода, меж ними - темнота. Обернувшись он увидел второго провожатого — бледного, с трясущимися руками, а ещё через несколько шагов услыхал шепот молитвы.

Внезапно брат Тюзи замер посреди прохода.

- Мне казалось, это тюрьма. Разве тюремщикам пристало бояться? - спросил Следопыт, останавливаясь подле монаха. - К чему это бегство?

Тот ответил не сразу. Долго крутил головой, прислушивался к тишине, после чего ускорил шаг вдвое против прежнего.

- Мы не тюремщики, господин Артуа. Всего лишь проводники, выполняющие поручение настоятеля…В этих подвалах живёт зло. Борьба с ним - дело Божьих Судей. Мы не имеем к ним отношения, и нам не зазорно бояться.

- Божьих Судей вы также боитесь?

- Грешники трепещут пред их суровым ликом, но верным служителям Господа нет причин бояться Его Судей. Мы не встречаемся с ними, ибо живём по Его законам. В смиренной покорности — спасение, вильё.

- Преклоняюсь перед вашей самоотверженностью во служении. Это не всякому дано.

В ответ монах покачал головой.

- Гордыня погубит вас, господин Артуа. Вы считаете нас глупцами, наделенными властью...Догматики, бежавшие от мира получили право карать этот мир - так вы считаете?

- Не совсем, брат. Я верую в Господа, но мне кажется, вами он недоволен. Похищать и пытать невиновных — это ли не грех?

- Гордыне вашей противна всякая мера. Вы осмеливаетесь решать, кто виновен, а кто - нет. Вы жаждете вершить судьбы, позабыв о Том, кому Единственному это подвластно...

- Я требую лишь справедливости, и я получу ее! - повысил голос Жиль Артуа.

- Выходит, вы первый, кто должен благодарить Божьих Судей за их работу. Доказанная одержимость снимет с заключённого все обвинения. Это то, за что вы радеете.

- Одержимость или безумие? Где грань, отделяющая одно от другого? Вы верите в справедливость Божьих Судей?

- Осторожнее со словами, - шепотом перебил его брат Дони, замыкающий подземную процессию. - У стен есть уши. За ваши речи нас обвинят в крамоле.

- Превосходно! - воскликнул Рандольф, цокнув языком. - Я уж было подумал, над вами довлеет обет молчания, но оказывается, вы разговариваете! Firte! (Славно!) По правде, суровый обет был бы удобен среди ушастых стен...

- Помолчите, господин Артуа! - Слова брата Тюзи прозвучали внушительно, как если бы их изрек не булькающий мужичок, но седовласый инок с острова Фуржэ (старейший монастырь Сальмонта находится на острове Фуржэ, прим. автора). - Сейчас не время и не место паясничать. Просто помолчите, а лучше, прочитайте вместе с нами молитву. "О доме и милости" - знаете такую? Видите, как дрожит огонь? А теперь обернитесь. Мы идём по Коридору Звездочета, он длинный, и вам будет хорошо видно.

Следопыт шагнул вправо, чтобы брат Дони не мешал обзору. Коридор и вправду был длинным, через каждые десять шагов на обеих стенах висели факелы. Впереди огонь освещал дорогу, за спиной по пятам их ползла темнота. Один за другим факелы затухали, оставляя после себя неизвестность. Теперь ему стало понятно, отчего брат Тюзи так торопится.

Дальний факел моргнул и погас.

- Господь! - вырвалось у Жиля Артуа. - Тьма идёт за нами следом из глубин триклятых катакомб! Что же это такое, брат Тюзи?

Разом погасли ещё два факела.

- Зло, вильё. То самое, над которым господа, вроде вас, привыкли смеяться за бокалом вина. А оно здесь, рядом. Оно описано в священных текстах, и сверх того знать о нем не пристало. Господь поможет нам, и да падут нечистые враги его от меча его, и да низвергнуты будут обратно во преисподнюю.

До конца коридора оставалось чуть, когда с уст брата Тюзи слетели первые слова молитвы о "Доме и милости".

- Господь Всеблагой, Владыка на белом троне, да озарит имя твое путь во тьме, дорогу к дому, живущему во свете твоём…

Они повернули налево, оказавшись в изломанном лабиринте, где каждые пять шагов сопровождались новым поворотом. Видимость была затруднена. Вскоре к звону брата Тюзи присоединился низкий гул брата Дони. Такие непохожие, голоса их дополняли друг друга, создавая переклич надежды и беды - основной лейтмотив молитвы.

- Да воссияют брызги океана твоего, подобно звёздам небесным, и разлетятся над миром, днём и ночью даруя путеводную нить изнывающим от зноя...

"Это нам знакомо" — ругнулся Следопыт, вспоминая паскудных мух.

Поворот. За ним ещё. И ещё. Эхо голосов отражается от пола, от стен и потолка. Камень передразнивает, уродует слова. Замолчать, чтобы не слышать речи камня? Нет, только не сейчас. Сейчас никак нельзя.

Третий голос с лёгким акцентом присоединился к первым двум.

- Да будет дарована крупица силы твоей стершему ноги в кровь, да будет ниспослана крупица терпения твоего ждущему возвращения любимого...

Известно, что молитва гонит страх, сомнения и боль. Тысячи тысяч повторяли ее прежде, и миллионы повторят после. Велика громада веры поколений. Наша вера - дар нашим детям, капля в море силы священных слов. Рандольф наизусть помнил слова Девяти Молений, но если что и лил в море, то была капля мертвой воды, ибо в словах его не слышалось веры. Когда брат Тюзи готов был закричать, а руки брата Дони затряслись, угрожая выронить факел, впереди показались ведущие наверх ступени. Выход.

Смолкли голоса, факелы горели ровно, где-то тихо капала вода. Тьма осталась позади, за одним из бесконечных поворотов. Пройти оставалось не более двадцати саженей. Переводя дыхание, брат Тюзи остановился, тыльной стороной ладони вытерев пот со лба.

- Признаться, господин Артуа, - звякнул он связкой тяжелых ключей, - вы только что удивили меня. Буде уста человека помнят слова молитвы, Господь живет в его сердце. Не зря сказывают, что сальмонтцы набожны, если даже такой гордец, как вы, обращает к Нему свои упования. Когда вы молились в последний раз?

- Только что, - пожал плечами Рандольф

Монах нахмурился.

- Вы поняли, что я имею в виду. Когда вы молились в последний раз до сего часа?

- Утром, когда вы опоздали явиться за мной. Молитва "О новом дне", я читаю ее всякий раз, как проснусь, - не моргнув глазом соврал Следопыт.

Поднявшись по ступеням, они встали у двери.

- Хорошо, если это так, вильё, - нравоучительно провозгласил брат Тюзи. Нужный ключ был в его руке, но открывать проход он почему-то мешкал, неуверенно поглядывая на сальмонтца. - Простите, если был с вами строг. Вы должны понять, ибо сами видели…- Монах запнулся. - По-прежнему намереваетесь прийти сюда завтра?

- И завтра, и послезавтра. - Вильё Артуа начинал терять терпение. - Раз уж зло не добралось до нас, проводите меня на конюшню. Я хочу повидать своего Нирсина, но не знаю дорогу. Слоняться по замку, мешая братии, было бы невежливо.

Брат Тюзи повернул ключ в замке, приоткрыв дверь. Устремившийся в подземелье сквозняк поколебал пламя факелов. Монахи напряглись, но продлилось их замешательство недолго.

Невысокий человечек склонил голову.

- Следуйте за мной, господин Артуа. Мы пройдем короткой дорогой, никого не потревожив. Общий завтрак в десять, таков распорядок. Захотите присоединиться, двери трапезной для вас открыты.

Следопыт кивнул. Становиться диковиной за монастырским столом ему не хотелось.

Его ждали леса и звериные тропы - подготовка к завтрашнему дню. А монахи пусть за глаза шепчутся, меньше будет поводов для подозрений. В последний раз оглянувшись на катакомбы, он поднялся по лестнице.

***

До полудня надобно зелейнику сыскать и нарвать три пучка отоло́ца, известнго под именем Остёр-травы, что на опушках произрастает не иначе, как у северной стороны стволов берёзовых, где древес оных в ряд числом не меньше пяти выстроилось. Добывать редкий отолоц стоит аккуратно, дабы не порезать руки да персты не поранить, ибо не должна кровь теплая с телом его соприкасаться. Так, прежде всего, надобно просыпать на него сверху заблаговременно истолченный в пыль сухой дубовый лист тремя медленными движениями посолонь, а уж после того рвать.

Валдуллу или вдовий погодок - шесть стебельков - использовать единственно ту пристало, каковая поспела в четырнадцати шагах окрест выпяченного корневища древа старше тридцати вёсен, чем старее, тем пригоднее трава. Молодую валдуллу, до летнего Солнцестояния зревшую, допустимо употреблять целиком, но у всякой, что после уродилась, брать исключительно верхнюю треть стебля. Зелейнику надобно об опасности памятовать и советы данные соблюдать, в противном случае вдовий погодок явит суть свою ядовитую, коей последствия слепота да паралич.

Лосиный корень - улулья́ве найти всего проще в дождливый день по краям торфяного болота у первого сушняка, но буде светит солнце и болото далеко, старинный способ гласит: на пригорке в три часа пополудни подле самой низкой ели встать спиной к тому месту, откуда кукушка кукует, и как подымется ветер, идти вперёд до первой кабаньей тропы, там по левую руку повернуть и ещё сто шагов идти с закрытыми глазами. Раньше назначенного открывать нельзя, беда случится. А коли преодолеет зелейник путь обозначенный по всем правилам и глаза откроет, там и улульяве сыщется недалече, но погибельна спешка при работе с ним, то ни в коем разе забывать не следует.

Перво-наперво для подготовки к удалению из земли, требуется корень линией круговой очертить, шириной в две ладони. После внутрь круга потребно ровный крест вписать, и в точках, где сей крест пересечет границу круга, расположить четыре пирамидки с равными сторонами, каждую из трёх веточек осины высотой в вершок. Рядом с пирамидкой, ближе всех к зелейнику находящейся, бросить три сухие ягоды калины, с первыми заморозками сорванные, и не сходить с места до той поры, покуда ветер не переменится, как то затихнет, коли дул, аль наоборот, подымется при безветрии. Тогда только можно лосиный корень срывать без страха.

Таковы три главных ингредиента Зелья и правила добычи оных. Помимо вышеназванного на усмотрение зелейника в отвар добавляются: иссушенные соцветия страж-травы - гуторуса, полынь дурманная - фильдальял, масло крапивы жгучей - ацетиума, почки вербы узколистный - эха́улдорэ, в пропорциях, соответствующих положению Светил в Старшем Доме на момент приготовления эликсира. Оные тонкости воздействий звёзд на чаровные травы разъяснены в "Timene Alaman" — "Травнике Аламана", посему зелейнику, буде жаждет он совершенства в своих изысканиях, не раз доведётся обращаться к указанной работе.

Подобно тому, как прозревший Бог отправился в поисках Корня Мира к морю, так и всякий, что взялся отвары готовить, должен верно уметь обращаться к воде и следовать слову ее, ибо с прочими ингредиентами наравне дарует она отвару частицу силы своей. И если нет сомнений в том, что слияние трёх лесных ручьев в единый поток на рассвете дарует воду, каждому эликсиру пригодную, то во всех прочих случаях, ошибка в выборе может безвозвратно погубить эссенцию, нерадивым учеником приготовляемую. Дабы того не свершилось, требуется зелейнику искать заводь тихую, где ни рыба хвостом не бьёт, ни птица не охотится. Как то дело сложится, заглянуть аккуратно в темную воду, ни руками ни чем иным до неё не дотрагиваясь. Увидит отражение свое неподвижным - можно черпать, побежала по нему рябь - лучше убираться, и особенно, коли вечер наступил, да ивы окрест стоят. Когда набралась вода в сосуд подходящий, трижды к ней обратиться пристало:

"Источник Света Йалузиль, кровь севера, позволь испить света твоего"

"Источник Мудрости Кьйолзуаль, кровь запада, позволь испить мудрости твоей"

"Источник Силы Филуоль, кровь востока, позволь испить силы твоей"

Очередность упомянутую соблюдать в строгости, ничего не перепутать. Медленно и напевно пристало звучать речи зелейника, ибо уродство языка убивает и воду тем языком заговоренную.

Смешение полученных ингредиентов умение тонкое. Каков не будь рецепт, внимательностью творящего и единственно ею обретёт он воплощение. На широком плоском камне, где травы и воду в цельный эликсир превратить задумано, руны Высокого Наречия вытесать следующим образом:

В левом верхнем углу вязь Алагаз-Вуго-Куро; искомый смысл - Перерождение

Ниже того, под углом в тридцать градусов на расстоянии не более ладони вязь Соулу-Куро-Улгаз; усиление второй высоты; искомый смысл - Громовья Гора

В правом верхнем углу вязь Мирху-Тургаз-Тиаро; искомый смысл - Плакальщица

Внизу по центру поочередное сплетение вязей: Алагаз-Тургаз, Тиаро-Улгаз, Фуди-Тиаро; усиление первого компонента третьей высоты; треугольник соответствия Старшему Дому основанием на северо-восток.

Все названные фигуры соединить промеж собою линиями прямыми. В середине камня начертать узор Поиска Первоосновы, на коем узоре сложить дрова, предпочтительно берёзовые. Едва первые закатные тени коснутся камня, буде до сего момента не касались, надлежит зелейнику разжечь огонь и довести подготовленную воду до кипения, после чего поочередно добавлять в нее ингредиенты в следующей последовательности: вдовий погодок-(страж-трава)-(крапива жгучая)-остёр трава-(полынь дурманная)-лосиный корень-(верба узколистная).

Промежутки между внесением компонентов отсчитывать равные, продолжительностью от двух до трёх криков кукушки, в зависимости от количества оных компонентов в избранном составе зелья, чем больше, тем короче промежутки. Время не есть мерило объективное, ибо неоднородно оно. На стыке сфер, связь с коим наделяет отвар необыкновенными свойствами, течение времени отличается от известного зелейнику по миру сущему. Для того и надобно ему к кукушке прислушиваться, ибо голосом ее говорит неосязаемое, в голосе ее - летосчисление Хаульхейге, мира посмертия, обиталища духов.

И вот как стоит определять, что отвар готов: с момента внесения последнего компонента обождать двадцать семь кукушечьих криков и после того вглядеться в дым. Только он укажет правду, а потому, как бы сильно глаза не слезились, как бы не резало их, да не щипало мучительно, глядеть внимательно предстоит, ровно до той поры, покуда не откроется зелейнику в дыму нечёткий образ клубящегося шара, питающегося дымом, а вместе с ним и памятью человечьей. Нельзя позволить шару тому увеличиться. Едва только явится видение, сосуд потребно снять с огня, пламя затушить и сажей поверх всех вязей Печать Ольдура начертать. Ежели будет все сделано верно, вместе с дымом и шар рассеется, и душе зелейника боле ничто угрожать не станет.

О происхождении шара того лучше и вовсе не думать. Не все знания благо несут. Особую осторожность проявить надобно, коли происходит ритуал в свете кровавого заката в местности холмистой, ибо не всегда холмы есть то, чем кажутся. Пусть же избегает зелейник по возможности рдяные закаты и тихие холмы, ищет место и время безопасное. Печать Ольдура - подмога для всякого чаровника, с Хаульхейге связаться вздумавшего, но горько пожалеет несчастный, чья рука дрогнет во исполнении приведенного ритуала...

GORGOSA MENTORIUM – Небосвод Лебедя

О том, какие ужасы расскажет Рандольфу заключенный, можно будет узнать в следующей части уже в среду. Кто не хочет ждать, книга выходит вперед на АТ - Краснолесие. Небосвод Лебедя

Телеграм канал с подробностями о вселенной - https://t.me/nordic_poetry

На поверхности не было никаких признаков жизни или движений, защитники вышли первыми на поверхность, а Лайла с носильщиками за ними. Выйдя из пещеры, она осмотрелась своими глазами, на пейзаж сгоревших веток, лежавшие на земле, и верхушек деревьев, на которых остались лишь столбы. Заметив подходящие высокое дерево, Лайла приказала строителям установить на верхушке дерева усилитель связи, который нес один из носильщиков. Строители моментально начали выполнять приказ, взяли сооружения, и начали подниматься вверх, пройдя расстояния в сто метров, связь с ними была разорвана, но они все равно будут выполнять свою миссию. После установки, они включили усилитель, и расстояния связи увеличилось до 13600 метров. Теперь дроны могли подняться за пределы деревьев, и осмотреть окружение, приказав строителям замаскировать усилитель, Лайла начала смотреть, что показывают дроны. Вокруг лежал снег, и стояли сгоревшие столбы. В далёкие виднелись деревья, не тронутыми пожаром, они держали слой снега на себе, а листва у них оставалась зеленной, видимо времена года не влияет на листву. В другой стороне, последствия пожара повалила столбы деревьев.

— Значит, предположительно пожар начался с той стороны. Пойду пока к месту, где встретилась с волками, и буду, стоп, это разве не остатки космического большого корабля? — она увидела через дрон вдалеке неестественные возвышенности покрытыми слоем снега, и в которых показывались открытые части корабля, от снега. Планы поменялись, и Лайла с роботами пошли к кораблю. Расстояния от ее базы к кораблю 22 километров, и на 15 километре, столбы были завалены, поэтому строители поставили усилитель на столбе, что уцелел, и продолжили путь к кораблю, куда направлялась Лайла с другими роботами.

Подойдя к месту крушения, дроны разделились, одна половина осматривала окружения, другая половина начали осматривать остатки корабля. Пока дроны исследовали корабль, Лайла взяла железную пластину от корабля, и создала энергетический блок по форме железной пластины. — Интересно, что прочнее, энергетический материал, или железная пластина? — она дала энергетический материал строителю, и приказала сделать отверстие. На создание отверстия понадобился 1% прочности, а для создания отверстия железной пластины, ушло 53%. — Прочность энергетического материала в пять-десять раз меньше железного. Значит, природные камни, что дробились в порошок дробилкой, имеют прочность, превышающую энергетический материал, в 120 раз. Я хочу проверить, что будет, если сплавить железо с энергетическим металлом, и какой эффект от этого объединения будет. — пока Лайла размышляла, дроны обнаружили запечатанные сундуки, ящики и уцелевшие контейнеры. Открыв один ящик, она обнаружила костюмы для солдат, в другом лежали оружия, и взрывчатки. Она открыла только три, а там их была тысячи, как бы ни больше. Лайла сразу отдала приказы копателям, что стоят в отключенном состоянии, копать, укреплять и строить тридцать больших помещений, для использования в качестве хранения вещей, и одну комнату, в которой будет происходить плавка металла. Дальше, она активировала всех дронов, которые вылетали из базы, и сосредотачивались по периметрам, создавая зону видеонаблюдения, по маршруту к кораблю. Вслед за дронами выходили носильщики и строители, которые направлялись к кораблю, с целью разобрать и забрать оттуда все, что есть, вместе с обломками корабля. Лайла планировала исследовать лесную часть, но из-за корабля планы поменялись, теперь она вновь возвращается обратно на базу.

Сбор материалов, и разборка корабля происходили без происшествий, кроме одного случая, дроны обнаружили волков, которые направлялись в сторону корабля. Лайла приказала роботом отключиться, и они сразу отключились, перестав двигаться. Дроны наблюдали за волками, которые прибыли к кораблю, они начали обнюхивать всех роботов, и одного из них разодрали и пытались продувать, и сразу выплюнули, после побежали дальше по направлению которому следовали изначально. Когда они исчезли из поля зрения дронов, роботы вновь начали продолжать свою работу.

В своей базе, Лайла начала изучать сплав железа с энергетическим материалом, где были множество проб и ошибок, получилось объединить энергетический материал с железом. Перед ней стояли три одинаковых строители, но все они были сделаны из разных материалов. Первый был стандартным, создан из энергетического материала. Второй был смешанный железом и энергетическим материалом. Третий был сделан корпус из железа. Эксперимент показал, что смешанный робот имел все функции и возможности энергетического робота. При этом имел прочность в шестьдесят раз, превышающую энергетического робота. С увеличением прочности, у него добавилась функция в его информационными данными, {Защита}. {Защита показывает процент нанесенного повреждения, если показатель процента меньше 50%, то прочность не падает, если больше 50%, прочность будет уменьшаться на 50% меньше изначального, если больше 100%, прочность будет уменьшаться без уменьшения.} Что до робота, сделанного из металла, он не имел возможности восстанавливать себя, при этом имел туже прочность, что и смешанный. Лайла решила дать название смешанного материала {Эвориал 1} и занесла его в материалы для созданий, правда для создания, ей нужна была электропечь, для плавки материалов.

Проходили дни, и все роботы были заменены на эвориал 1, вместе с ними Лайла заменила и свое тело. Лайла поэкспериментировала со своим телом, и оказалось, что после оторванной руки, которая была сделана из эвориала 1, отросла новая рука из энергетического материала, а если присоединить оторванную руку, она срастется и полностью восстановится.

База была переделана, сооружения тоже были переделанные, корабль был полностью разобран, и перенесен в хранилище, сундуки были открыты и проверены, в основном в них лежали одежда, оружия, взрывчатки, книги, провизия и запасные части для корабля.

Теперь опять подготовившись, Лайла пошла, исследовать лес.

На мне была какая-то тёмная ткань, развернув, которую я узнала свитер Тонгу

- Тот симпатяшка, укрыл тебя перед тем, как уйти. Ты так дрожала, бедняжка, - говорила она все так же, но в голосе чувствовалась усталость, взрослость. - Это было так ми-и-и-ло, что я чуть не прослезилась. Скоро и нас заберут, а пока если есть, что есть, - она покосилась на мой мешочек, - надо есть сейчас. И поделиться с друзьями. С теми, кому повезло меньше.

- Ах, да, конечно, - я открыла мешочек и разделила свои нехитрые остатки на три части.

- А это зачем? - указала Рю на третью порцию, жадно проглатывая еду. - Она не просила.

Это было так естественно и правильно разделить еду на всех, что этот вопрос меня смутил.

- Хочешь? - я протянула незнакомке кусок лепёшки, но она ничего не ответила, и даже не повернулась. - Положу рядом с тобой.

Есть не хотелось, от страха сводило желудок, но я заставила себя проглотить сухие кусочки, увидев, как жадно ест Рю.

- Фот и туфнель! – сказала Рю и из её рта в разные стороны полетели крошки.

- Что?

- Я говорю, а вот и туннель, сейчас будет темно!

И точно, стоило поезду заехать в туннель, как скудный свет мгновенно исчез, и поезд погрузился во мглу.

- А что дальше? - прошептала я.

В ответ раздалось быстрое чавканье, и я ощутила горячее дыхание рядом со щекой.

- Слушай меня внимательно, мышка, за вкусный завтрак я тебе немного помогу, - вместо ожидаемого писклявого, чуть надрывного возгласа Рю, я услышала нервный, но при этом сильный голос,- сейчас нас разделят, и я на прощание хочу дать тебе совет: не верь никому ни людям, ни Хэйвинам. Помни, каждый здесь твой враг. Ври, молчи, притворяйся, но при этом слушайся и не перечь. Что бы выжить усыпи их бдительность. Не дай им повода убить тебя. Будет возможность, свяжись с подпольщиками. Не упоминай моё имя. И если ты послушаешься, маленькая мышка, то может быть, мы ещё свидимся.

- Но…

Тонкая ладонь прикрыла мой рот и в тот же момент дверь купе с громким грохотом отворилась.

- Я тебя предупредила. И ещё, куда бы ты ни попала, постарайся остаться в доме. От работы в саду или фермах быстро загнёшься. Только работа в доме. Прощай.

Чужие горячие губы коснулись моей щеки, и тут же девушка отскочила от меня.

- Всем соблюдать спокойствие, - холодной металлический голос прорезал темноту. – Помните, вы должны молчать, пока вас не спросят, - кто-то больно схватил меня чуть выше локтя и поволок за собой, я едва успела схватить сумку и свитер Тонгу. - Добро пожаловать на Серебряные горы.

Мы вышли из вагона. Я так думала, ведь по-прежнему ничего не видела.  Тьма окружающая нас была тяжёлая, плотная, она залепляла глаза, мешала вздохнуть. Все, что я могла – это следовать за конвоиром. Иногда я спотыкалась и падала, но меня не преставали тянуть, зачастую протаскивая телом по холодной земле. Я с трудом поднималась и вновь шла увлекаемая невидимым мне существом, вспомнился бестелесный голос, которого я встретила в доме Тонгу. Иногда я чувствовала тепло чужих тел и слышала вскрики.

- Эту куда? - спросил тонкий женский голос, когда мы остановились.

«Надо напомнить им, что бы меня отправили к Хаймуну» - пронеслось в голове.

- Мне надо к Хэйвину провинции... – начала я, но звонкая пощёчина заставила меня замолчать. Боль яркой вспышкой на мгновение озарило пространство и, кажется, я даже увидела кого-то в длинных мантиях.

- Разве ты не слышала, что слуги должны молчать? – крикнула женщина. - Куда ее?

- Отметок нет.

- Общее распределение.

Конвоир больно дёрнул меня за руку, и приставил спиной к каменной стене.

- Держись за стену и раздевайся.

- Как?

- Полностью.

Комок застрял в горле, и стало тяжело дышать. Я слышала множество женских голосов: кто-то плакал, кто-то пытался что-то спросить, слышались громкие пощёчины, и шелест снимаемых одежд. И я не стала спорить, в голове эхом звучали слова Рю: «слушайся… не дай им повода… и может, выживешь», а мне просто необходимо было выжить.

Юбки быстро слетели с меня, рубашка так же была сброшена на пол. Все, что на мне оставалось лишь тонкая нижняя сорочка, которую я медленно стягивал с плеч.

- Живее, - в металлическом голосе послышалось раздражение, и я одним махом сняла тонкую ткань.

Все, что мне оставалось это лишь обнимать себя руками, пытаясь прикрыть постыдную наготу. Камни отдавали свой холод и от этого тело бил мелкий озноб. Иногда меня касался другой человек, кажется, мы стояли очень тесно.

- Открыть врата! – громкий крик практически оглушил меня, посеяв в душе ощущение безысходности.

- Держи верёвку. Держи крепко, если отпустишь, то навсегда останешься во мгле.

В руках у меня оказалась грубая толстая бечёвка.

- Великой милостью Хэйвинов вы можете выбрать себе по одной вещи из всего того барахла, что принесли. У вас две минуты. Остальное мы придадим огню.

Не мешкая, я села на колени, не отпуская из руки верёвку, на ощупь стала ворошить сумку. Мне попадались разные мелкие вещи: гребень, обмылок, заколка, одежда, но все это было не то. Нужно было что-то, что поможет мне не забыть о прошлой жизни. Рука коснулась мягкой ткани. Свитер Тонгу. И как только я не потеряла его во всей этой суете? Может быть это судьба? Я представила себе кривую усмешку Ви, если бы она увидела меня в этот момент, и прижала тёплый свитер ещё ближе к себе.

- Время вышло, - объявил голос, - пора на распределение.

Верёвка натянулась, заставляя нас двинуться, а дальше темнота.

Мне показалось, что все это сон и ничего не было, ни рисинки, ни поезда, ни металлического голоса. А я в родном доме, за окном уже поднимается солнце и скоро будет светло и тепло нужно лишь потерпеть, и тогда холод отступит.

- Ты жива? Жива? Она жива? Да! Кажись жива…

Окружающий мир все ещё был в мутной дымке. Я смогла различить лишь нечёткие силуэты. Постепенно зрение начало возвращаться, и неясные контуры превратились в молодых незнакомых мне девушек, которые с подозрением смотрели на меня сверху вниз. Не сразу я поняла, что лежу на каменном полу.

Рядом со мной на коленях сидела хорошенькая, полненькая девушка с короткими, темными волосами.

- Где… - прохрипела я.

- Все хорошо, - ответила она, и улыбнулась, в  уголках её глаз прорисовалась сеточка из морщин.

- Жива? – спросил женский сильный голос, - или ещё одна бросила верёвку?

- Она проснулась! Она очнулась!

- Где мы? – спросила я.

- Если бы я знала… - прошептала девушка, что сидела рядом со мной, - похоже, в поместье этого… как его… Руккура.

- Господина Руккура!

Девушки расступились, и я впервые увидела её. Позже я часто вспоминала эту встречу. Вспоминала, какое гнетущее чувство вызвало во мне её злое лицо, величественная осанка и тяжёлая походка. Тогда мне показалось, что она словно высечена из камня. Может быть, я запомнила это так хорошо, потому что впервые ощутила, что назад пути уже нет, а впереди не ждёт ничего хорошего. Она была немолодой женщиной в глухом чёрном костюме, который полностью закрывал её руки, шею, а длинная юбка собиралась складками, особо выделялись на ней ожерелье из красных камней и такой же массивный браслет. Она была высока, стройна и можно было бы назвать её красивой, если бы не уродливый шрам, который разделял лицо на две ровные половины: левую и правую. В руках она держала короткую толстую трость с острым железным наконечником, на которую опиралась при ходьбе.

- Я не знала, - пожала плечами девушка.

- Надо знать, деточка. Иначе учить вас буду я, и это вам не понравится. Вы все научитесь, как правильно обращаться к светлоликому, всевластному и всемогущему Хэйвину – Господину Руккуру! – при каждом шаге трость звонко била о каменный пол. – А сейчас выстройтесь в ряд. Посмотрю, кого в этот раз прислали.

Я поднялась и мы, путаясь и толкаясь, кое-как образовали неровную шеренгу.

«Девятнадцать девушек», - отметила я про себя.

Каждая из нас уже была одета в длинное серое платье с глухим воротником и длинными узкими рукавами, с двух сторон ниже талии на платье было по два больших синих кармана, а на пояс мне заботливо привязали свитер Тонгу.

- В этот раз поставка не очень, там внизу люди кончаются? - тяжёлый взгляд женщины в чёрном пробежался по нашим фигурам. - Будем работать с тем, что есть. Добро пожаловать в поместье прославленного Хэйвина, покровителя шахт и рабочих – Господина Руккура! - женщина развела руками, и мы оглянулись вокруг.

Это была большая комната, в которой пол и стены были сделаны из серого шершавого камня, горели факелы, по бокам стояли длинные скамьи из дерева. И больше ничего.

- Вы можете называть меня просто Хозяйкой, - трость вновь звонко ударила по полу, - и я на самом деле ваша хозяйка. Хозяйка ваших жизней и этого поместья. Вам очень повезло. У нас очень богатая резиденция, пожалуй, одна из лучших…

- Простите! Простите, извините! – слова вырвались из меня до того, как я успела подумать стоит ли вообще открывать рот. - Я должна была попасть к Хэйвину провинции Сал-Ват, - я говорила нескладно, путалась и заикалась. От страха во рту пересохло, а руки стали жить своей жизнью и бессмысленно жестикулировать. – Это было обязательное условие. Просто, моя мама…

- Ой, у меня тоже был вопрос…

- Я тоже хотела спросить…

- А когда…

Гул девчачьих голосов заполнил комнату, каждая галдела по-своему и наперебой, так что мой лепет просто утонул в гомоне голосов.

Трость Хозяйки стукнула об пол, и наступила гробовая тишина.

- Ещё раз, деточка, - обратилась она ко мне

- Господин Хаймун, Хэйвин нашей провинции, должен был лечить мою маму... у неё рисинка поросла, прямо через колено... и лекарь сказал, что только к нему... так было в договоре... вот.

- Твоя мама сборщица риса? – улыбнулась Хозяйка.

- Да, Госпожа. И я тоже.

- Хэйвины всегда исполняют свои обещания, и твою маму точно будут лечить, но к господину Хаймуну ты попасть не можешь. Он… - Хозяйка на мгновение задумалась, - скоропостижно скончался буквально на днях. Такая потеря! Я знала его лично, он приходил на приёмы в нашу резиденцию.

- Но мама...

- Я же сказала тебе, деточка, за маму не переживай, - оборвала меня Хозяйка, улыбка сошла с её губ и голос стал сухой и не терпящий возражений. - Её обязательно вылечит другой Хэйвин. Хэйвины служат общему благу, так и ты послужишь не только для своих мелких целей, но и ради всеобщего блага.

Я кивнула и отвела глаза.

- Хорошо, что мы поняли друг друга, деточка. И больше никогда не перебивай меня, это в последний раз. Следующая, кто обратиться ко мне с вопросом будет жестоко наказана, - воцарилась тишина, даже дышать мы стали тише, - а сейчас я распределю вас на работы. У нас тут было… происшествие, и работниц откровенно не хватает: начиная от нашей маленькой фермы, Господин любит лошадей и разводит их, и заканчивая танцовщицами. Каждая из вас и вы все будете закреплены на своих работах в зависимости от того, что вы уже умеете делать. Ми из провинции Дау-Ей.

Тонкая рука взметнулась вверх.

- Это я.

Ми вышла вперёд. Ее хрупкая фигурка в свете факелов казалось лишь миражом, фантазией, огромные глаза были похожи на два чистых озерца, и лишь непослушные рыжие волосы, придавали ей земной вид.

- Так, чем нас порадуешь? Каким видом деятельность ты занималась на родине?

- Я? Смотрела за детьми дяди. Он был перфектом провинции, - зачем-то добавила она.

- Детей в нашей резиденции нет, - после не долгой паузы сказала Хозяйка. - Может быть, ты обладаешь ещё некоторыми полезными навыками?

- Помогала на кухне, стирала, следила за садом... – сбиваясь, начала перечислять Ми.

- Это то, что нужно. Будешь работать в саду. Твоё место по левую руку от меня. Рюи из провинции Донг.

Девушка, которая разбудила меня, вздрогнула и подняла руку вверх.

- Я здесь! - её звонкий эхом отразился от стен пустой комнаты. - Я могу все! – сказала она, не дожидаясь вопроса.

- Все? – изогнутая бровь Хозяйки взметнулась вверх.

- Все! Но лучше всего я умею петь, - искренняя улыбка озарила лицо.

- Петь? Спой нам.

Петь? Какой несерьёзный навык. Неужели она думает, что это что-то важное? Это умеет почти каждый. Я даже фыркнула от негодования. И тут Рюи запела. И мне пришлось взять слова назад, так петь я бы не смогла. Это словно журчание ручейка, или песня весенних птиц, или ещё что-то такое, чему не могу подобрать название!

- Не дурно, - Хозяйка покачала головой. – Ступай направо, будешь жить в замке.

В голове зазвучали слова Рю: «постарайся остаться в замке…», значит, мне тоже нужно попасть на правую сторону.

- Везучая, - прошёлся едва заметный шёпот по рядам.

Всех последующих девушек Хозяйка довольно быстро распределила на разные виды работы: кто-то должен был работать на кухне, кто-то стирать, шить, были и те, кто отправился в сараи, и кажется, меня ждало тоже.

- Хорошо, Тэ, ты прекрасно танцуешь. Не идеально, но тебя научат. Труппа господина Руккура одна из лучших. Иди направо. И последняя… Ли. И с вами мы уже знакомы. Какие у тебя ещё таланты, деточка, кроме того, чтобы перебивать старших? Шить? Рисовать? Петь или может быть танцевать? Чем ты занималась на своей родине?

- Собирала рис, - прошептала я.

- Здесь рис не выращивают, - поджала губы Хозяйка.

- Ещё я могу убираться, могу копать, - что ты говоришь Ли? Зачем ты сама роешь себе могилу? - нет! Я могу… могу…

- Конюшня.

Я кивнула и поплелась влево. Это был конец.

- И того двое в замок, трое в сады, пятеро в конюшни, - пересчитывала нас Хозяйка, - ещё пятеро на кухню, две в прачечные, две служанки и того всего девятнадцать. Как в тех стихах: «… девятнадцать красавиц в реку вошли и…», как там дальше-то…

- «… воды омыли и с собой унесли», - продолжила я и тут же прикусила язык. Ох и не следовало мне этого говорить. – Извините, - решила спасти я положение, но, кажется было поздно. – Простите, Госпожа.

- Что ты сказала? – к моему изумлению взгляд Хозяйки прояснился. - Ты знаешь поэму «О девушках»?

- Знаю, - пискнула я. - И… извините меня, госпожа. Я больше не буду…

- Дальше знаешь? – Хозяйка ещё раз оглядела меня с ног до головы и кивнула, будто бы соглашаясь сама с собой.

- «Затерян их след, не отыщет их мать, лишь солнце и небо будут все знать…», - прошептала я.

Эти стихи нам читала мама. Конечно, я знала, что в нашей деревне никто не слышал про поэмы, и даже не читал стихов, но не думала, что это может кого-то удивить. С другой стороны в нашей провинции не все даже умели читать.

- Ты из столицы, деточка?

- Нет.

Хозяйка заглянула в записи:

- Ли… сборщица риса. Неплохие знания для сборщицы. Наверное, ты одна из тех, кто хотел попасть в академию?

- А-а-а-а… да, - неуверенно произнесла я. – Да! Очень хотела, но не получилось.

- Такие у нас редко попадаются, ты хорошо образована, раз собиралась в Академию. Любишь эту поэму?

Вообще-то нет. Она жуткая, в ней рассказывается, как девятнадцать красавиц решили утонуть, чтобы не достаться в качестве жён чудовищам, но ответила другое:

- Очень. Моя любимая. Часто… часто читала её. В детстве.

- Я тоже её очень люблю. Не многие могут понять, она о силе духа и смелости - Хозяйка задумалась и пристально посмотрела мне в глаза. - Знаешь, давай ты пока переходи на правую сторону. Мне, как раз нужна была помощница.

Предыдущие главы: Ли и Хэйвина. Глава 8. Авторский рассказ

— Король приказал следить? Или тебе просто нравится подглядывать за спутницей короля? Знаешь, что бывает за такое в нашем лесу?

На верхушке дерева кто-то шевельнулся. От ветвей отделился невысокий эльф в одежде, сливавшейся с корой. Его движения, лицо — всё выдавало юность. Ардолинн мгновенно впилась в него взглядом и успела поймать обрывок мысли:

— … Как же она разглядела меня?..

— Отвечай, — голос её стал твёрже, властнее. — Зачем следишь? Кто послал?

В голове у юноши, вместо стройных мыслей был сумбур . Он явно не ожидал быть раскрытым. Его аура была под стать внешнему виду — бледно-голубая, с розовыми всплесками растерянности.

— Её нельзя. Не скажу. Пусть король. Но если проверит? Нельзя. А если просто подглядывал? Расскажет королю, мне конец. Главное, чтобы не узнала про неё. Или просто сбежать?

Последнюю мысль он додумывал, уже разворачиваясь. Не дав Ардолинн опомниться, он прыгнул на соседнюю ветвь и скрылся в листве, оставив после себя лишь шелест и чувство недоумения.

Что за загадочное “её” про которое нельзя ничего рассказывать.

То, что юношу послал не король, немного успокаивало. Хотя кто знает — возможно, в ветвях прячутся и другие, куда искуснее.

Ардолинн осталась под сенью дерева, будто ожидая от него совета, что делать дальше. Прислонила ладонь к шершавой коре, вслушиваясь в шепот листьев. Но деревья Светлого Леса хранили молчание.

Зато вскоре вдали показался знакомый силуэт. Иллиан шёл в сторону Первого дома, а с ним — ещё трое эльфов, глав Высоких домов. Ардолинн узнала их: те, кто поддержал когда-то план Лихласа. Им король поручил переселение хоббитов. Что они делали в столице? Неужто так быстро закончили выполнять поручение?

Когда группа приблизилась, она заметила их походную одежду — видимо, заехали ненадолго. Иллиану просто повезло их застать.

Четверо вошли внутрь, и Ардолинн поспешила следом. Но на пороге остановилась. События последних недель научили её меньше доверять окружающим. Эксперимент на площади показал, как сильно внутреннее может расходиться с внешним.

В мыслях всплыл образ, легко лазающей по деревьям Таюн. И Ардолинн, не боясь показаться себе смешной, решила забраться на ветви этерона под окном покоев Иллиана. Спрятаться в листве, подслушать — и, если повезёт, заглянуть кому-то в глаза.

В детстве она, как и все, любила лазать по деревьям. Навыки не забылись — руки помнили, как цепляться, тело двигалось бесшумно. Медленно, осторожно она поднялась.

Оказавшись на уровне окна, она увидела Иллиана — он сидел лицом к ней. Трое других — спинами. Ни эмоций, ни мыслей разглядеть она не могла. Зато слышала всё отчётливо. Говорил Иллиан, остальные внимательно слушали.

— Доподлинно известно, что Лихласа сослали, а не отправили в Тагбабару послом, — вещал лекарь. — Король не пощадит и вас. Его спутница, бывший член моего дома, на нашей стороне.

Один из сидящих — глава Седьмого дома — резко вскочил и начал ходить по комнате. Он был явно взволнован.

— Свет Эльдории с нами? Для многих домов это будет знаком правильности наших действий. Но где же она? Почему не здесь?

Ардолинн не успела порадоваться. Мельком поймав его взгляд, она увидела нечто, что заставило её похолодеть. Его лицо светилось золотисто-жёлтой радостью, а мысли прорывались яснее слов:

— Сдать королю эльфийку. Измена. Мне за это всё простят. Надо схватить её.

Последние остатки веры рухнули. Кругом — одни предатели.

Что же теперь будет с Иллианом… Милый, наивный лекарь…

Ардолинн впилась зубами в губу, чтобы не вскрикнуть. Боль пронзила остро, до слёз. Она стала кусать себе руку, заглушая злость и отчаяние.

— Ардолинн была здесь недавно, — спокойно ответил Иллиан. — Я велел ей ждать. Видимо, ненадолго отлучилась.

Самые чёрные мысли кружились в голове у Ардолинн. Она не выдержала — и встретилась взглядом с Иллианом. Она должна была знать правду.

— Надеюсь с ней всё в порядке. Они пока не особо готовы сотрудничать. Придётся предложить им в дар рецепт моего элексира, надеюсь это поможет Ардолинн.

Он готов отдать всё ради меня… а я втянула его в то, что может стоить ему жизни.

Она зажмурилась, и горячие слёзы покатились по её щекам — не от боли, а от облегчения. Хоть кто-то в этом мире не лжёт. Он — простой лекарь, который хочет помогать всем вокруг. И ради неё готов отдать годы своих трудов, свой эликсир…

В это время Иллиан продолжал говорить, и каждое слово давалось ему с усилием — голос слегка дрожал, пальцы сжимали свиток так, что костяшки побелели.

— Господа, все эти годы я пытался создать исцеляющий эликсир. Многие попытки проваливались… но теперь — получилось. Я испытал его. Он лечит всё — от мелких ран и лёгкого кашля до гниющей плоти и тяжёлых хворей.

Он поднял свиток, и пергамент хрустнул в его напряжённых пальцах.

— Я отдам рецепт лекарям ваших домов. Взамен прошу лишь вашу верность. Я не хочу междоусобной войны — только избрания нового короля.

Главы домов замерли на мгновение, а затем заговорили все сразу, голоса сливаясь в возбуждённый гул:

— Правда? Любую болезнь? Это же… феноменально, восхитительно, невероятно!

Две вещи, что уносили жизни эльфов — болезни и войны. Эликсир решал обе проблемы. Иллиан предлагал им полноценное бессмертие.

— Я согласен. За эликсир поддержим тебя. Седьмой дом с тобой, Иллиан! — почти хором выдохнули они.

Иллиан раздал им по пузырьку и свитку. Руки его были твёрдыми, но Ардолинн заметила, как дрожали кончики его пальцев.

— Вот вам на пробу. А в свитке вы найдёте подробнейший рецепт приготовления. Я надеюсь на вашу верность. Мне нужно найти ещё союзников.

В момент вручения Ардолинн поймала взгляд главы Одиннадцатого дома — и прочла:

— Жаль отрубленную королём голову эта склянка не отрастит. Слишком опасно…

События оборачивались кошмаром. Эти трое не станут союзниками — они предадут. Хуже того, они готовы сдать их королю, ради собственного благополучия.

Ардолинн поспешила ко дворцу, лихорадочно обдумывая план. Нельзя пустить их к Эльриону. Надо перехватить у входа, напугать.

Она быстро добежала до дворца и встала за колонной, и стала в тени ждать. Вскоре увидела глав Четвёртого и Седьмого домов, направляющихся ко дворцу. Когда они приблизились, она вышла им навстречу.

На их лицах мелькнул страх, быстро сменившийся расчетливой радостью. В мыслях главы Седьмого дома пронеслось:

— Схватить. Отвести королю. Предательница.

Голос Ардолинн прозвучал резко, с недовольством и брезгливостью:

— Что это за лохмотья на вас? — с претензий почти взвизгнула она. — Вы в королевский дворец собрались, а не в чащу. Думаете, король обрадуется такому виду? Или ваши дома так обнищали, что главы не могут позволить себе приличную одежду? Или король уже забрал у вас всё за измену? Если нет — то за такие наряды точно заберёт.

Главы опешили, на лицах было удивление и озабоченность. Мысли скакали:

— Иллиан лгал? Не похоже, что она с ним заодно… Или просто хорошо играет?

— Что вы, госпожа, — заговорил глава Седьмого дома елейным тоном. — Мы с дальней дороги, выполняли поручение короля. Пришли засвидетельствовать ему своё почтение. Он рад видеть верных подданных в любом виде.

— Верных? — Ардолинн иронично приподняла бровь. — Не говорите потом, что я не предупреждала насчёт одежды. — Она небрежно махнула рукой, приглашая их войти.

Они переглянулись, неуверенность читалась в каждом движении.

— Если она участвует в заговоре, так просто не пропустит… Очередная игра короля? Лучше уйти, пока не стало лишь хуже.

— Самых верных подданных его величества, — кивнул глава Седьмого дома. — Спасибо за заботу, госпожа. Но ваше платье тоже помято… Вы, верно, тоже гуляли вдали от дворца?

— Я прогуливалась в саду. В своём саду! — парировала Ардолинн, и её улыбка стала острой, как лезвие. — Кстати, когда я гуляла, то видела, как вы шли вместе с Иллианом внутрь Первого дома. Неужели заболели в дороге? Ваши лекари не справляются? Или… вы с ним о чём-то договаривались? Об эксклюзивных правах на средство от рвоты? — Она рассмеялась, но взгляд её оставался колючим и жёстким.

Глава Седьмого дома съёжился, а в его глазах Ардолинн прочла:

— Лучше не связываться с этим делом. Непонятно, кто тут за кем следит. Надо поскорее уезжать из столицы с её интригами

— Ещё раз спасибо за предупреждение насчёт нашего внешнего вида, госпожа. Наверное, наш доклад не так важен, чтобы отвлекать короля от важных дел. Всего хорошего. — Они поклонились и почти побежали прочь.

— И вам не хворать, — бросила им вдогонку Ардолинн.

Она выдохнула. Пронесло. Глава одиннадцатого дома был слишком труслив, он не пойдёт к королю. А этих удалось напугать. Осталось лишь проследить куда они направятся.

Сегодня видимо был день лазанья по деревьям. Когда гости скрылись вдали, эльфийка проворно залезла на стоящий рядом этерон. С него было намного лучше всё видно. Зрение у неё было отменное.

Два эльфа практически дошли до Четвёртого дома, когда их перехватили две фигуры — одна в капюшоне, стройная, женская, другая — мужская. Пристально вглядываясь, Ардолинн сначала с удивлением для себя обнаружила, что мужская принадлежит молодому эльфу, который совсем недавно следил за ней.

Она надеялась разглядеть, кто же скрыт под капюшоном. Пока четверо говорили — почти десять минут — фигуры глав домов будто уменьшались, сжимались под тихим, но властным голосом незнакомки. Закончив, они почти бегом ретировались.

Фигура в капюшоне повернулась в сторону Ардолинн — и та с холодным ужасом узнала её. Это была Алария.

— Подсунь заявку Рианнон, — пожал плечами Бруни. — У неё хватит авторитета подписать «эксперимент ради интереса».

Тавель хлопнула ладонями по столу.
— Именно! Назовём интерес терапевтическим.

— Это всё равно откажут, — буркнул Бруни.

— Не факт, — Тавель понизила голос. — В западном городе массовая бессонница. Люди сутки не спят, автоматы срываются в аварийный режим. Если покажем, что низкое урчание животного стабилизирует пульс и сон — нам дадут квоту хотя бы на пилот.

Норр поднял глаза:
— Без него я действительно не могу уснуть.

Тавель кивнула.
— Значит, пишем: «Мобильная комфорт-единица. Живое средство нормализации сна. Пилот — одна особь». Под это мне подпишут корм и клетку.

— Но это же просто… кошка, — прошептал Норр.

— Пусть будет кошка, — усмехнулась Тавель, вписывая в бланк:
«Felis catus, масса 3 кг, акустический диапазон урчания 25–150 Гц, назначение — стабилизация режима сна персонала».

Бруни посмотрел на них и вздохнул:
— Ладно, считайте, что нашли аргумент. Только когда ваш “антистресс” залезет в шкаф с серверами, не зовите меня.

Норр улыбнулся впервые за много лет — будто в темноте тоннеля вспыхнула крошечная лампа.

тгк, где можно узнать больше о мире, где даже котов приходится создавать и оправдывать

Предыдущие части: Пролог ; Глава 1(1) ; Глава 1(2) ; Глава 1(3) ; Глава 1(4) ; Глава 2(1)

Разбуженный собственными стонами, Следопыт не сразу понял, где находится и что происходит. Такое с ним случалось редко: лоб покрылся испариной, правая рука ничего не чувствовала. Несколько мгновений он обалдело крутил головой, ухватившись за нож, а потом сообразил, что мир остался на месте - солнечный и такой же жаркий, на небе ни облачка, а с березы на него глядит сорока.

Он в Гоффмаркском графстве!

Правую кисть начало покалывать, пальцам возвращалась чувствительность.

- Эк затекло, - пробурчал он птице, пряча не пригодившийся нож обратно в ножны. - Чего глядишь, купечья женка? Думал, нет больше руки, кончено. А тут вона как. Ну и сон.

Чародей пасся в десяти саженях от него - сама безмятежность посреди густо-зеленого поля. Скоро трава выгорит и пожухнет, а пока - загляденье. Судя по теням, проспал Рандольф не больше трех часов.

- Вот кому всегда хорошо, - буркнул он раскачивающемуся хвосту. - Ты за временем следил? Или только пожрать горазд, пока я сам себя бужу?

Оторвавшись от травы, Чародей повернулся к Следопыту и, вальяжно двигая челюстью, принял вид уязвленного достоинства. Морда его при этом оставалась плутовской. Рандольф аж прыснул, глядя на нее.

- С тобой не по болотам лазить, в бродячей труппе выступать. Конь - паяц, на такое со всех сторон народ сбежится. Ваша милость голодны? Нельзя того допускать. Кушайте, не отвлекайтесь, — поднял он руки в знак примирения.

С достоинством, каковому позавидовал бы рыцарь, Чародей вернулся к трапезе, с хитрецой поглядывая на друга.

Оценив положение солнца, Следопыт убедился, что проспал меньше запланированного, и решил еще поваляться. После он поднимется и тронется в путь, но это после, а пока — отдых. Лежать ему было удобно, мысли складывались стройно.

Так, сунув ладони под голову, Рандольф погрузился в раздумья.

Редко встречается у людей провидческий дар, и того реже, когда про него говорят, ибо дар тот - плата за грехи. По деревням шепчутся о вещуньях, о слепых мудрецах; девки ночью к ним крадутся узнать о суженом, больные - о хвори, богачи - о врагах. Стороннему человеку сыскать их непросто, но Рандольф повидал и расспросил достаточно, не про себя, но про проклятье родовое. И про сны узнавал, как отличаются те, что скрытые смыслы несут. И все как один убийцы, блудницы и насильники и дети убийц, блудниц и насильников об одном ему твердили - сон, что сбудется, не похож на другие. Он - как воспоминание, которое много раз видел, да позабыл, и вот снова видишь, но с иными подробностями. Такие сновидения запоминаются в деталях, но понять их бывает непросто. Знаешь о предупреждении, а поделать ничего не можешь. Ломаешь голову, скребешь ногтями по дереву - все зря. Но есть и другие, ещё хуже. Там вся картина целиком является. Как есть видишь образ грядущего, а в нем - приговор свой или хуже - любимым. И сколько не пытайся что-то изменить, как не рви на себе волосы, не прячься в темных щелях, все приведет к тому, от чего бежал. Сны-предупреждения и сны-прорицания невозможно с прочими спутать - уверяли наказанные ими.

Вспомнилась ему особенно одна жуткая баба из дикой Излебской деревни, что поодаль от соседей в полусгнившей избе жила. Вдова без детей - все от голода умерли во время войны, а она умом тронулась. Истории о ней из уст в уста передавались, мол видит будущее эта Гунд, добраться до неё трудновато, но коли залез в ту глушь, все, что наговорит тебе, сбудется непременно. Следопыт ее так и нашел по обрывкам разговоров, хотел про дар расспросить, подтвердит ли она, что ранее другие сказывали. Сыро тогда было, август дождями лил, да туманом лес накрывал. Сквозь дырявую крышу на голову вода капала, внутри грязь и холод стояли. Было той бабе лет сорок, но выглядела старухой: волосы всклокоченные, седые, глаза выцветшие, зубов три пенька черных. Рандольф долго с ней беседовал и все что хотел выведал. Отец ее душегубом был, и вот в двенадцать годков приснились ей два сна: в одном младенца мертвого ела, в другом сама умирала в одиночестве.

Сны те были особенными, как из прошлого навеянными, будто всё это она уже проживала. Первый сбылся через много лет. Когда война погубила урожай, зимой волчьей поступью пришел голод, и двое детей ее слабеньких один за другим умерли, покуда она беременной ходила. Чтобы выжить и родить, иного выхода не оставалось, окромя как мертвыми питаться. Думала, избавит себя от страшной старости, которую видела в детстве. Крепка здоровьем была Гунд, зиму пережила и родить смогла, только прознали соседи о том, как пожрала она тела собственных детей, и выгнали с позором. Новорожденный младенец умер от холода. Пошатнулся рассудок, но дар и не думал пропадать. Все также видела Гунд будущее тех, на кого смотрела сквозь пламя черных свечей. Приютили ее в далёкой деревушке Кьюлькё. Староста знал, что поблизости гуляет баба, слывущая провидицей, и решил такое чудо далеко не отпускать. Поедут к ней гости, монету за постой в деревне оставят. Так и жила она во скорбях, окружённая пугливым почтением проклятая душа. А когда Следопыт спросил, почему бы не попытаться снова судьбу обмануть, так и ответила, пеньками осклабившись да шамкая, мол все тропинки обратно в эту избу приведут, и пробовать что-то - только силы тратить. Получается, сама же свое предсказание исполнила.

Страшная кара - вещий сон, ибо невозможно забыть пригрезившееся в нем. Страдает обречённый провидец и спасения найти не в силах. Что до простого люда - тревожиться не стоит. Коли нет за душой у тебя или предков злодейств, живи спокойно, радуясь неизвестности. Однако, бывает (непонятно как и почему), что и праведник способен будущее узреть и всякий прочий, избавленный от провидческого дара. Несколько подобных случаев Следопыту было известно.

И вот сейчас ему в пору было задуматься, что значили его собственные ощущения, испытанные на поле полынь-травы под молочным небом Гоффмаркских грез.

Он до сих пор чувствовал, как полынь касается ног, слышал ее обманчивый шепот, частицей разума следовал по указанному ею пути. Сон не утекал сквозь пальцы, как неуловимо утекают иные беспорядочные сны, но пытался его о чем-то предупредить. О чем-то страшном, нависающим над самоею жизнью. О Конце Света?

"Эра Презренных, гласит пророчество, станет предвестьем Конца Времён", - сами собою пришли ему в голову строки старинной баллады о Краснолесии.

Эру Презренных с упоением читал покойный Франц Калленберг, веря каждому ее слову. Юный Бруно Калленберг видел во снах Конец Света и Лотар Калленберг тоже. Совпадение ли это? Совпадение ли его предчувствие, молившее бежать от златоносного заказа?

"Когда от зимы допросятся снега, и железные вороны заполнят небеса, наступит Эра Презренных. Благородные падут пред рабами, а мудрецы будут служить глупцам. Короли станут тенью, а нищие на тронах возложат на себя короны из костей. Голодные псы будут править в замках, пожирая последние зерна добра.

И возликуют презренные — чьи души проданы, чьи руки жаждут пламени. Они осквернят алтари, смешают кровь с грязью, а истину с ложью. Храм Божий станет логовом зверя, и колокола зазвонят без звонаря.

И явятся знамения конца времен. Брат возненавидит брата, не мечом, но молчанием. Отец восстанет в теле сына, а сын застынет в десницах старца. Мать выпьет кровь свою, как прежде выпила кровь детей. Трус осквернит Око Бога, замкнув порочный круг.

И наступит пора воздаяния: реки потекут вспять, солнце померкнет, и последний страж на стене воскликнет: «Что же это, Господь?» — но ответом ему будет стылый ветер, воющий меж пустых гробниц. А потом и того не станет", - гласили слова пророчества, памятного ему наизусть.

- Так и случится, - говорил Следопыт сороке. - Живёшь, приспосабливаешься, и все вокруг тем же заняты. Спать легли - ночь как ночь, жены, мужья, дети сопят. На улице крик, в голове — дела. Все нормально. Утром, проснувшись, увидали молочное небо. И бежать некуда, везде оно. И дела позабудутся, и золото глупостью покажется, сколько сил на него потрачено. Нужно ли золото под молочным небом? Так Эра Презренных закончится вместе с презренными. Поделом, - вздохнул он поднимаясь с належанного места. - Коли на то пошло, последние времена пришли с первым человеком. С тех пор ждем конца, и ни одно пророчество не сбылось. Презренные — всегда презренны. Эре нашей тысяча лет. Готов, плут? - Рандольф поправил помятый костюм. - Пора трогаться. Если нигде не застрянем, скоро будем у цели. Нирсин, а Нирсин? Уж не забыл ли ты часом своего имени? Гляди у меня! Пред Божьими Судьями травку не пощиплешь.

Его надежда на ослабление жары не оправдалась. Опустившись ниже, солнце вытянуло тени, но нагретый за день воздух оставался неприятным. Дышать было трудно, отчего пот проступал с утроенной силой. Следопыту хотелось избить воздух, изрезать ножом, отомстить за издевательства, сорвать с неба солнце и утопить в болоте. Он скрипел зубами и с каким-то нелепым злорадством помышлял о карах, коим подверг бы светило, окажись оно под рукой.

Так прошло два часа, а потом появились мухи. С каждой верстой их внимание становилось назойливее: одна за другой черные гадины атаковали путника, кружились над головой, садились на руки, забирались в сапоги, не оставляя ни минуты покоя. Бороться с ними было бесполезно. В жизни Рандольф знал жару похуже. На юге Краснолесия мошки облепляли тело за считанные мгновения, лосиные вши нападали сотнями, комариные тучи затягивали небо. Разные места бывали в Краснолесии, труднодоступные и малопроходимые, принимавшие кровь за дань. Пробираясь колкими зарослями, в нем пылал азарт первооткрывателя. Каждая вылазка платила за боль, возвышая его над остальными. Север не делился тайнами задаром, и Следопыт, понимая это, расценивал жертву, как нечто справедливое. Гоффмаркские мухи воспринимались иначе. Не девственной природе вручал он себя, но мерзости запустения. На брошенном теле изнасилованной земли расплодились твари. Явись кто-то из детей почтить память забытой кормилицы, подарившей невинность их загребущим рукам, трупные насекомые не пировали бы на полях. Одуревшие мухи были следствием людского вероломства, олицетворением предательства, и выводили его из себя исключительно потому, что появились здесь не сами собою, но после человека.

Как бы там ни было, рассчитывать время Следопыт умел неплохо. В назначенный час, когда дорога, обогнув перелесок, свернула налево, длинные тени башен аббатства открылись его взору в точном соответствии с рассказом Калленберга. Они ползли вниз по склону холма, устремляясь к границам дикого поля, покуда на вершине призрачный замок, освещенный кроваво-красным закатом, шептал вечерние молитвы, готовясь к пришествию темноты - времени зла, с которым еженощно сражались безжалостные Божьи Судьи.

- Ну что, старина, вот и добрались, - глядя перед собой проскрипел Рандольф усталым голосом. Все его попытки добыть из фляги хоть каплю воды успехом не увенчались, во рту пересохло, в горле першило. - А нужно-то было всего один маленький глоточек. Паскудство.

Несколько минут продолжал он трясти сосудом, перевернув тот горлышком вниз, хотя давно было понятно, что внутри пусто. Пришлось смириться. Попадись ему сейчас лужа, Следопыт осушил бы ее до дна, но все лужи давно высохли, а время на поиски водоемов занял их дневной привал. Когда проснулся, он с прискорбием допил все, что осталось во фляге, и с тех пор не сделал ни глотка, только потел и лип к костюму, а тот столь же охотно лип к нему.

- Ааа, в пекло посудину! - раздражённо крикнул он пустынному полю и закату, прикрепляя флягу обратно на пояс. - Потерпим ещё малость, плут, что нам станет? Если повезет, скоро напьемся. А когда нам не везло? Потерпим.

Поле и закат в ответ загадочно промолчали. Возможно, они и вовсе не слышали хриплых ругательств Рандольфа, наслаждаясь хоровым пением многочисленных сверчков, неторопливо слагавших истории вольных дорог и зачарованных летних ночей, волшебные истории без начала и конца, истории Начала и Конца, могущие быть мелодией тихой флейты или мечтательной лиры, провожающей старый день у одинокого костра на краю света. Такие мелодии не рождаются на заказ, они - трепет сердца неугомонного скитальца, что готов терпеть и жажду, и жару, и бурю, ругаться, но терпеть, и в глубине души находить в этом радость кипящей жизни. Рановато запели сверчки, обычно после захода солнца разговор начинают, а тут будто для того только собрались пораньше, чтобы приветствовать храброго Жиля, ведущего Нирсина прямиком к воротам аббатства.

- Удачи, вильё Артуа, - заливались они. - Вы — наш. Никогда не забывайте об этом. Эта песня для вас. Это песня отваги и мечты.

Следопыт не считал себя отважным человеком. До замка оставалось не больше версты. Чародей продолжал плестись вперёд, поднимая из кустов новые сонмища мух, и Рандольф по чем свет костерил обленившихся монахов, не желавших привести в порядок собственные угодья. Этот последний участок пути на фоне будоражащего зарева дался им особенно тяжело.

И все же, они его преодолели.

- Выше нос, Нирсин, - промолвил он, заприметив на стенах людей с длинными посохами, - скоро познакомимся с провожатыми. Ты конь помощника вильё Тюреля, вот и веди себя соответствующе: плюй в морды или кусайся. Пусть знают, у нас - норов. Через несколько дней уедем, а может и завтра. Подберу к Бруно ключ и развлеку тебя на обратном пути его историей. Хочешь, плут, историю послушать?

Чародей заржал, коротко, но одобрительно. Истории послушать он любил всегда. Что бы не случилось.

О том, что Следопыт узнает в аббатстве можно будет узнать в следующей части уже в воскресенье. Кто не хочет ждать, книга выходит вперед на АТ - Краснолесие. Небосвод Лебедя

Телеграм канал с подробностями о вселенной - https://t.me/nordic_poetry