Ответ на пост «Взаимопомощь»
Просто вспомнилось! И толкающее и переворачивающее
Просто вспомнилось! И толкающее и переворачивающее
Я только только получил права. У отца была старая четверка. Зимой еще не ездил, опыта зимнего вождения еще нет. Тем более на заднем приводе, тем более на не зимней резине. Зимней резины тогда в стране практически не существовало, максимум можно было купить бц20 - типа всесезонка. Но я не уверен, что на машине была она.
Со своей будущей супругой мы жили в разных городах. В один прекрасный зимний день, она приехала ко мне в город, мы весь день гуляли. Дело к вечеру надо ее отправлять домой. Автобусом до столицы, метро на другой конец города, и снова автобус в ее родной город. Общественный транспорт тогда ходил как попало, но чаще не ходил. Просидев 2 часа на автобусной остановке, я понял что дело пахнет керосином. Мобильников тогда не было, и в силу юного возраста, кровь из носу, но сегодня она должна быть дома. А время уже поджимает. Подходил дедлайн отправления последнего автобуса из столицы в ее края.
В общем делать нечего.
Оставляю девушку на остановке и убегаю.
Хеппи энд.
Побежал к отцу в гараж. Ключи от гаража и машины у меня были. Уже взяв авто, тулю обратно на остановку, в надежде что ей таки удалось сесть на автобус. Но нет, сидит ждет меня, сиротинушка. По времени совсем швах. Принимаю решение ехать к метро возле института, где мы оба учимся, так как от этой остановки мы точно знаем, что до остановки ее автобуса ехать ровно 35 минут.
На всю дорогу до метро, у меня остается 25 минут. У метро я должен быть край в 22:30. Автобус отходит в 23:10. Так как последний - время +/- гарантированно.
Зима. Гололед. Дороги никто не чистил тогда в принципе.
Надо сказать сейчас на этот маршрут я обычно закладываю гдето час. Но сейчас и пробки совсем другие.
Я тулю на этой четырке на пике возможностей. Там еще коробка была четырех ступка, максимум, что я из нее выжимал было 160 км/ч. На затяжном спуске. Надо сказать правую часть трассы фуры разьездили до асфальта. На левой - плотный снег. Уже поздний вечер, машин на дороге мало.
Гдето на подьезде к столице мне попадаются идущие колоной 3 фуры. Напомню, опыта зимнего вождения у меня не было от слова совсем. Не убирая ногу с газа я выруливаю на левую заснеженную полосу. И моментально жопу повело и машину начало кидать из стороны в сторону. На отбойник - я кручу руль вправо, на фуры, я кручу руль влево, и снова на отбойник, а потом опять на фуры. Инстинктивно я бросил педаль газа, тут повезло. Еще больше повезло, что не тормозил. Но с жизнью я уже попрощался. Вцепился в руль мертвой хваткой, полностью сосредоточился на танцах на льду, пытаясь поймать авто. В полном молчании. Не было ресурсов даже матюкнуться.
И тут мне повезло еще раз. На последней итерации, меня так раскачало что уже безвозвратно кинуло на фуры, как я не крутил руль влево. Но к тому моменту, я уже обогнал все 3 фуры, и машину выкинуло прямо перед первой фурой на полосу с асфальтом. Колеса «поймали» дорогу, и мне удалось выровнять машину.
Дальше приключений не было, подьезжая к станции метро я увидел спасительные цифры на цифровый часах 22:28. Вух. Успел.
Дорога заняла 23 минуты. Никогда больше я не проезжал этот маршрут за такое время ни на одном из своих , последующих более мощных авто. Ни на бмв, ягуаре, мазерати или камаро. Но повторюсь, сейчас и плотность траффика уже не та. Точнее еще та.
Думаете хеппи энд? Да хер там плавал. Это была преамбула.
Я уже никуда не торопился поехал обратно домой. Но я вот прям полностью уверовал в свои водительские качества, раз я такой офигенный шумахер. Обратный путь я уже пренебрегал опасностью, атаковал в поворотах, в общем ехал как типичный сритсракер, не умеющий тормозить. Уж не помню по какой причине, но я поехал не по основной дороге, где машинами снег разбит до асфальта, а в обьезд поста гаи, через пристоличную деревню. Может документы в спешке забыл, может еще по какой причине не хотел с гаи встречаться. Вот не помню.
Уже возле самого выезда на трассу, впереди меня гдето 800 метров прямой как стрела дороги, слева лесополоса, справа кювет и поле. И в самом последнем повороте, миновав апекс, на выходе, я вдавил газ до упора. Я ж шумахер. Чего на заднем приводе (да собственно и на переднем) в условиях плохого сцепления с дорогой, я делать никому не советую, пока передние колеса не будут смотреть прямо по направлению движения. Машина сорвалась... нет не в занос. А подобно юле, закрутилась завертелась на дороге, в своем смертельном танце. Ни на руль, ни на что другое авто уже не реагировало. Я вжался в сиденье лихорадочно сжимая руль, и перед моим взором проносились то лесополоса, то поле. То лесополоса, то поле. Мне сложно было разобрать где именно я нахожусь, но вот это верчение сопровождалось ужасными звуками ударов и бьющегося стекла. Я понимал, что хоть капот авто я еще вижу целым, все что взади меня уже разбито вщент. Кружение понемного замедлялось. Я воспрянул духом, и решил что скорее всего я останусь жив. Еще через пару оборотов я подумал, как сейчас помню: «а неплохо бы остаться на дороге» (так как я еще не слетел в кювет) и осторожно тронул педаль тормоза.
Машина остановилась и замерла. Я остался не только на дороге, но даже на своей полосе, правда задом наперед. Машина заглохла, так как я не выключал передачу, и не выжимал сцепление. Я попробовал завестись, но машина не завелась. Ну и пох. Я вышел из машины, и подобно винипуху, после его падения, стал кругами хоть вокруг машины и «охать». Ходил так минут 15 наверное.
На машине не было ни одной царапины, а значит и дома меня не убьют и этот день я переживу. Но что же это за звуки я постоянно слышал?
Ответ я нашел в багажнике. Там батя положил два мешка со стеклотарой. За давностью лет я уже не помню, зачем или на кой. Бутылки тогда вроде уже(или еще) не сдавали, может почистил погреб от лишних банок. Не помню. Но звуковые спецэффекты от них добавили мне пару седых волос в этот день. Находившись вдоволь и наохавшись, я сел обратно за руль. Машина завелась с полоборота. Но Шумахер уже спрятался гдето в уголках моего подсознания, и остаток пути я проделал в стиле крадущегося дракона.
Зы. Все ошибки считать опечатками, текст набираю на планшете под непрекращающуюся канонаду. Что-то сегодня совсем разошлись.
Трижды бывал в автоаварии, но запомнилась первая. Мне было лет, наверное, шестнадцать, мы с папой возвращались из деревни в Питер по Киевскому шоссе. Температура около ноля, снег, на дороге слякоть. Наш Гольф доверху забит коробочками и свертками, потому что нельзя просто так взять и уехать от бабушки без припасов. Там соленья, сушеные яблоки, куриные яйца, мороженые грибы и разные части всяких сельхозживотных.
Мы несёмся сквозь снег по даухполосному шоссе и тут впереди возникает автобус. Он едет ходко, раскачиваясь как корабль, но все равно недостаточно быстро, можно и обогнать.
Обгонять сложно — между полосами валик жидкого снега, который как будто хватает машину за колеса и дёргает назад и вбок. Справиться с этим можно и папа обычно справляется. Но в этот раз... В момент, когда левые колеса перескакивали снежный валик, у автобуса из под крыла выпал здоровый ком льда и попал нам точно под правое колесо.
Хру-фш! — льдина разлетелась, но и так зыбкое сцепление окончательно потерялось. Автомобиль дернулся, перестал управляться и, разворачиваясь влево вокруг вертикальной оси, заскользил на встречку и дальше наискосок.
— Держись, — коротко сказал папа. — Летим.
Я уже растопырился, рефлекторно уперевшись руками в дверь и потолок.
Совсем близко слева промелькнул верстовой столбик, справа просвистела встречная фура. Впереди — только глубокий двухметровый кювет. Мы бы кувырнулись через крышу, но странным образом нас спасла скорость. Гольф пробил снежный бруствер на обочине, который сработал как трамплин.
На 120 километрах в час полёт занял треть секунды. Потом — удар правым передним углом, задним левым, вращение и шум осыпающихся снежных брызг. Мы остановились.
Подушки не сработали, хотя удар, по ощущениям, был приличный. Мы оба сидели как космонавты, откинувшись далеко назад, — сломались спинки кресел. А я вдобавок проломил коленом дверцу бардачка.
Папа толкнул дверь — она не открылась. Я толкнул свою — ура, дверь щёлкнула и поддалась. Я вылез наружу и двигаясь толчками, как каракатица, чуть не по пояс в снегу, выбрался наверх, на обочину. Следом за мной через пассажирскую дверь вылез папа.
Вместе мы проследили глазами траекторию. Двойной след шёл через обочину до бруствера и потом обрывался — метров на семь был чистый, нетронутый снег. А дальше кратер от удара — снежная яма, на дне которой чернела вода с волосьями жухлой травы. Нам повезло. Полуметровый слой мягкого снега скрывал под собой такое же мягкое болото.
Нужно было оценить повреждения. Внешне автомобиль выглядел целым, только разбортировалось переднее колесо, потрескался бампер и из него выпавшим глазиком свисала противотуманка. Капот не открывался, видимо, соскочила какая-то пружинка или заклинило замок.
Я открыл багажник — там всё было в яичнице. Любовно собранные бабушкой клетки с яйцами разметало по потолку и стенкам, всё было желтоватое и липкое. Посреди белковой слизи лежал... прикуриватель? Точно, улетевший из своего гнезда возле переключателя передач прикуриватель.
Надо было как-то выбираться. Эвакуатор? Тягач? Мобильного интернета у нас ещё не было, а после звонков в справочную выяснилось, что влетели мы на самой границе двух районов, и откуда ни закажи помощь, ждать ее долго. И дорого.
Но чем хороша Псковская область — по любому шоссе там рано или поздно проедет трактор. Минут через сорок мимо протарахтел старенький «Беларусь» и остановился, когда мы замахали руками.
Вытаскивать нас из кювета там же, где мы в него спикировали, было бесполезно — слишком высокий и крутой склон. Тракторист закусил папиросу, доехал до ближайшего съезда и двинул к обратно к нам прямо по кювету. Зацепил трос, хрустнул коробкой, буксанул для острастки — и потащил.
Через десять минут мы уже доставали запаску, стоя на ровной обочине. Гольф завелся, передачи переключались, и даже на приборной панели не горело ни одной лишней лампочки. Чудеса. Только руль немного был довернут вправо — видимо, погнулась тяга.
Кое-как подняв скособоченные спинки кресел и подложив под спину куртку для ровной посадки, папа пожевал губами и посмотрел на меня:
— Ну что, едем дальше?
— Поехали. А маме скажем?
— Не, маме не скажем. Волноваться будет.
Лет пятнадцать прошло, а маме мы так и не сказали. Ну а что. Волноваться будет.
Десять лет назад попала в аварию - ехала с работы и в мою пятнашку влетает семера на полной скорости. И вот мотает меня по дороге (и по салону - спасибо, ремень спас), а я думаю: " А дома пиво с сосисками... И масик огорчится, если машину поцарапаю..."
Много раз слышала и читала, что в последнюю минуту перед смертью перед глазами прокручивается вся жизнь, как кино.
У меня дважды были такие моменты в жизни и оба раза в голове пульсировала одна и та же мысль.
Первый раз в 1962 году . Мне было 6 лет, мы отдыхали на море. Я тогда плавать не умела. Папа с мамой на пляже играли в дурака с другими отдыхающими. Я попросилась купаться, одна женщина из компании сказала, что тоже пойдёт в воду и заодно присмотрит за мной. В воде она зацепилась языком с другой женщиной и про меня забыла. А я, почти рядом, за её спиной ,чуть отступила от берега и погрузилась по глаза. Прыгаю, что бы вдохнуть воздуха, а только дальше утягивает. Тётка не видит, я крикнуть не могу. Помню, когда совсем почти теряла сознание, стучала одна мысль " Неужели это всё!?".
Но мой папа, папочка, играть играл, а на дочурку поглядывал. Увидел макушку, бросился в воду, вытащил. Тряс за ноги сливая воду, которая лилась из носа и рта.
Прошло много лет. В 2010 году, зимой, ночью на Матизе я ехала в Москву из мурманской области. На дороге была снежная каша, потому когда у Подольска меня чуток подрезал несущийся джип и я резко крутанула руль немного влево, машину потащило.Вижу несущуюся прямо " в лоб" колонну подольской развязки. В голову опять ударила таже мысль как и в детстве " Неужели это всё!?". Удал слева, это бетонное ограждение. Машина встала на правые колёса, качнулась и упала на все четыре колеса. Как попала на правую обочину не помню. Счастье, что никто не сбил. Левые колёса разбиты. Тут останавливается возле меня другой джип, выскакивают молодые мужчины и взволновано спрашивают " Вы целы?". Помогли мне в Подольске прокатать диски, и всё сделать. В час ночи я ехала дальше.
Так что никаких "прокручиваний" жизни.
Увидел пост про аварию в Китае и что то вспомнился мне случай из жизни, который я наверно никогда не забуду.
Дело было в Солнцево( один из районов в Москве)
Мужчина на ауди сбил коляску с пожилой женщиной возле Солнцевского рынка, сбегать не стал конечно, сидел возле машины бледный,глаза пустые, а воздух просто разрывали на части дикие истошные крики ребёнка в сильно погнутой,буквально исковерканной ,коляске.
Пожилая женщина(бабушка как вы поняли) погибла сразу, изломанные руки и ноги большая лужа крови...
Рынок был армянский, и было много армянских женщин, водителя приходилось защищать, так как женщины его чуть не порвали, но судя по его лицу он был бы не против такого исхода, пустота такая в глазах была, вина...
Потом узнал что вину признал, от адвокатов отказался, на суде сказал только что вину признаёт полностью, даже опера говорили, что слова от него не слышали, только кивал.
Некоторые люди хотели достать ребёнка из коляски, и я в их числе,но отказались от этой затеи, только заглянув в коляску, безэмоционально если сказать, что так просто было не достать, сильно покорёжена была коляска,а с эмоциями если, испугались они, вида этого , один армянин( хозяин одного из ларьков(тогда они ещё были) первым заглянул в коляску, с каким то полу всхлипом полухрипом отошёл и осел на бордюр ,тяжело дышал и держался за сердце, через пару секунд сам там чуть не лёг
Ребёнку продавило вмятой рамой коляски правый бок, при каждом вскрике из рта летели капли крови, ручка торчала почти под 90 градусов, грудка при поднята, видимо и снизу что то давило.
Кода ребёнок истошно кричит его лицо краснеет, чем громче кричит , тем краснее моська,но там...
бледным был,страшно бледным, откуда силы брались для крика не понимаю...
Армянки сначала много ругающиеся на водилу и кричащие притихли,разговоры умолкли, нас всех там как будто придавило самих, тишина была лютая, только ребёнок кричал...
Всё что я описывал выше длилось примерно минуты полторы, потом приехали 2 скорые, потом момент был чуть лютый, когда прибежала мама малыша и как я понял дочь женщины, какой то нереальный вскрик не вскрик, не понял этого звука, водилу затрясло ещё сильнее, как будто к нему ток подключили, задышал громко с хрипами, даже боюсь представить что творилось у него в голове, в одну скорую погрузили женщину, а бледные врачи скорой сцепив зубы смотрели на коляску, не просто так естесно, думал как достать ребёнка, дальше я смотреть уже не мог, ушел.
Вот вспомнил и руки трясутся, как вспоминаю крик ребёнка и его матери, и изломанное тело бабушки, бледное лицо водите, и сцепленные зубы врачей.
Уважаемые водители, не будьте мудаками, будьте внимательнее
спасибо
Недавно умер еще один "чернобылец", ликвидатор той аварии, Александр Иванович Нагорный. Успел с ним поговорить немного, хотя разговаривать уже было сложно, говорил он с трудом и тихо. Полностью беседы с ликвидаторами аварии тут. Я приведу несколько выдержек, которые лично мне показались интересными.
Михаил Симахин:
- Работали на саркофаге, разбирали завалы, затем таскали туда графит. Приехали осенью. В ноябре уже пошла слякоть, туман, дождь. Вокруг яблоки здоровенные висели, а есть нельзя – радиация. Деревья вообще еще больше грунта впитывали радиацию. Жили мы за 30 км от станции, возили нас каждую смену туда. Взвод ездил на двух автобусах. Приезжаем, я получаю задачу от руководства УС-605, приступаем к работе. Обычно список уже был готов, что и кто будет делать. Распределяешь людей по группам, одни работают, другие их подменяют постепенно. Там надо за три минуты успеть взять что-то, пройти расстояние и выбросить. Прибежишь, схватил, убегай. Работать можно две-три минуты, максимум пять минут, иногда возникали заминки, кто-то из солдат что-то не понимал, приходилось показывать на своем примере. Радиацию рассчитывали дозиметристы, но все равно норму перерабатывали в разы.
Олег Шилибольский:
- На дворе был 1986 год, оставалось совсем немного времени до развала Союза, но каким же мощным был интернациональный порыв людей из всех республик! Приезжали из Узбекистана, Таджикистана, Казахстана – отовсюду. Их призывали с гражданской службы, поэтому мы называли таких ликвидаторов «партизанами». Все работали в едином порыве, уезжать никто не хотел, даже получая предельную норму облучения в 5 рентген, после которой людей отправляли обратно. Так они специально прятали дозиметры, чтобы продолжать работу. А у нас страдали от радиации в первую очередь те, кто курил. Не курить было очень важно – потому что ходили в маске, которая хоть и не идеально, но защищала от радиации. Чтобы покурить, надо было маску снять – вот тут люди и хватали эту гадость.
Евгений Бучма:
- Самое страшное было – собирать грязь вокруг реактора. Тогда ещё сифонило во все дыры, потом доделывали крышу и занимались дезактивацией машинного зала. Малую радиацию не собирал никто – она и сейчас лежит там.Первое впечатление по приезде на станцию – жутковато смотрелись таблички, на которых было написано «1000 рентген», «500 рентген» и так далее. Посмотришь – и аж съёживаешься. А проходит три дня, ты видишь, что тебя не бьёт током, не кусает – и начинает казаться, что всё в норме. Только дозиметристы говорят: получил свои 20 рентген – и всё, больше от тебя ничего не надо.
Радиационная обстановка в помещениях менялась быстро. Дозиметристы пройдут, проверят помещение, определяют, что ты можешь находиться там 20 минут. Потом ты меряешь своим прибором (а они были не у всех) – а там уже 100 или 200 рентген. Или в помещении у двери 50 рентген, а чуть дальше – 500. Значит, где-то образовалась дырка, через неё идёт прострел. Ориентироваться сложно.
А чем защищаться? Рукавицы, фартук, как в рентгенкабинете, который прикрывал только спереди до колен. Поэтому людей старались беречь. Допустим, говоришь, чтобы с утра завтра прислали 300 человек, днём – ещё 300, и то не всех сразу, а по очереди, чтобы они не ждали прямо у объекта и не хватали дозу. Сварочные работы проходили так: на каждого сварщика ставится пять человек, каждый бегом несёт детали, которые надо сварить, на небольшое расстояние, потом бросает на землю, подбегает следующий, несёт немного дальше, бросает – и так далее. Сварщики тоже не делают всю сварку, а меняются каждые две минуты. А если получил 25 рентген – всё. Считай, лучевая болезнь. Первым, чтобы набрать такую дозу, хватало суток, потом уже задерживались подольше. Кто получил 20 рентген, тех отправляли за зону, туда, где почище.
Некоторые говорят – что, мол, такое Чернобыль, ерунда. Не боевые же действия. И действительно – не боевые: на войне-то от снаряда можно спрятаться, а здесь от радиации – некуда. Самое страшное – люди знали, что идут туда, где может быть смертельный исход, сознательно выполняли долг, рискуя жизнью.
31 декабря я приехал домой, когда жена уже думала, что Новый год будем встречать в Киеве. Через полмесяца вышел на службу – и меня замучила слабость, при этом ещё невозможная потливость. В феврале прошёл медкомиссию – показала туберкулёз. Повезло, что я был ещё на службе: меня сразу отправили в госпиталь, где пролежал три месяца, потом провел два месяца в военном санатории в Алупке, в Крыму. Там начальник отделения полковник Кривошеин продлил мне пребывание на два месяца, потом с замначальника санатория договорился ещё на два месяца – и вышел в итоге здоровым.
Александр Яковлевич Торопов:
- Тяжёлое впечатление осталось от посещения Припяти. Там было управление механизации, мы искали клин-бабу, которая подвешивается на экскаватор, чтобы разбивать бетон. Несмотря на то, что весь город после эвакуации был обнесён колючей проволокой, магазины стояли разворованные. Во всём городе не прожужжала ни одна муха, ни один комар, ни одна птица не пискнула – животные ушли и улетели оттуда все. Зато хорошо росли ягоды. Были случаи – подходишь к солдатику-«сачку», который набрал себе пилотку вишни, и говоришь ему: «Что ты делаешь, она же грязная!» – «Да какая же она грязная, – отвечает, – смотрите: руки у меня чистые, пилотка тоже чистая!»А когда в конце сентября мы закрыли реактор – вернулись аисты.
Вообще непросто свыкнуться с мыслью, что опасность окружает везде. Дозиметрическая служба работала хорошо, перед началом работ дозиметристы обходили помещения и после замера радиации сообщали, сколько времени можно здесь находиться. Может быть, только полчаса, не больше. Потом мне выдали японский прибор, который мог моментально показывать уровень радиации. И вот заходишь с ним в помещение, а он показывает, что идёт «прострел» до 300 рентген и даже три минуты находиться здесь опасно. А только утром дозиметрист был здесь и говорил, что такого не было. Когда залили 4-й энергоблок бетоном, уровень радиации упал раз в 10-15, стало немного попроще. Но это мы ещё не делали никакую грязную работу, которая процентов на 70-80 лежала на плечах солдат. Некоторые солдаты, которые хотели быстрее попасть домой, просились выполнить какое-то действие ещё раз. Они не понимали, что, если критическую дозу радиации набираешь постепенно, она может не оказаться смертельной, а набрав всё сразу, они просто не доедут до дома.
Надо признать: растаскивали многое. Например, бельё. На каждый день для солдат заказывали 500 комплектов белья. Могли заказать, а фактически не сменить, а на следующий день получить ещё 500. Или был случай: врезалась в дом и перевернулась машина с цементом. Мне поручили убрать её. Прикидываем: машина весит семь тонн, да в ней цемента 20 тонн – надо подгонять «Либхер», иначе не справиться. Утром еду на станцию, чтобы распорядиться о доставке крана, остановился на месте ЧП, заглянул в машину – а цемента-то и нет, за ночь растащили.
Иван Михайлович Себелев:
- Все мы страдали от ожога горла. Радиоактивная пыль поднималась и оседала в горле. Начиналось с высокой температуры, 38-39 градусов, иногда до 40 – как при ангине, а потом на два-три месяца начинался долгий кашель. И сейчас, если днём приходится долго говорить, к вечеру пропадает голос. Противогазы не спасали – они же могут защитить только от химии. Другое дело респираторы. Они были разного цвета – синие, зелёные, а самыми лучшими оказались белые. Белые респираторы дольше всех держали воду, которую набирали в них, чтобы пыль не попадала в нос и рот... По поводу радиации. По дороге в столовую мы могли забежать в туалет, только для этого надо было перейти дорогу, по которой постоянно возили стройматериалы. А кому хочется бежать через дорогу? На нашей стороне у дороги стоял КрАЗ, за него мы все и бегали. Однажды туда забежал дозиметрист с не выключенным прибором – и как он заверещит! Оказалось, что фон в этом месте у машины был очень высоким. В тот же день КрАЗ увезли и засыпали... Ощущения от первого посещения зоны – незабываемые. Вспоминается «Пикник на обочине» Стругацких, такое ощущение, что даже пилотка на голове приподнимается. Въезжаешь в Чернобыль (всего были три вида пропусков – в Чернобыль, Припять и всюду, у нас был пропуск категории «всюду»), видишь жилые дома, кукол и горшки с цветами на окнах – и понимаешь при этом, что ни одного жителя в городе нет. Это страшно. А тем более Припять – огромный многоэтажный город – и тоже безлюдный.
Хвойный лес стоял рыжим, его так и звали «рыжий лес» – из-за радиации хвойные деревья получили ожоги, зато лиственные, наоборот, разрослись буйной зеленью. Грибы росли как на дрожжах. Мы жили в Голубых озёрах, недалеко от леса, и как-то утром я заметил маленький гриб. Поставил рядом с ним веточку. Вечером иду назад и вижу: гриб разросся до громадных размеров.
Тогда мы давали подписку о неразглашении, а сегодня уже можно рассказать о том, как на правительственной комиссии серьёзно обсуждались вопросы борьбы с грызунами. Я сам не видел, а инженер Игорь Тимашков как-то заходит и говорит: «Михалыч, там на блоке крысы огромных размеров!» Для них радиация оказалась родной стихией, пригодной для размножения, плюс к этому они стали ещё умнее.
Александр Иванович Нагорный:
- В Чернобыле я пробыл с 15 июля по 30 сентября – два с половиной месяца. К тому моменту уложили почти весь бетон, оставались только монтажные работы наверху.За 2,5 месяца я получил 15 рентген, при том что смертельной считалась доза 25 рентген. У многих облучение стало сказываться сразу, а у меня всё вылезло немного позднее. В 60 лет появилась болезнь Паркинсона.
Сериал «Чернобыль» я смотрел. Но я ещё заранее сказал, что фильм будет вредный. В таких количествах, как показано там, водку никто не пил. Чтобы отстреливали животных – такого тоже не помню, тем более так, как это показали в эпизоде с убийством коровы, которую доила старуха. В общем, очень многое в фильме притянуто за уши.
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Справка для затравки. При ремонтных работах на трамвайных путях на один из них часто устанавливаются две развилки. То есть две трамвайные линии сходятся в одну и трамвай ждёт пока встречный вагон проедет этот одноколейный участок. Потом стрелка переключается и трамвай едет дальше. Ничего особо выдающегося. Картинка из сети.
В прошлом тысячелетии, когда газировка была слаще, а волосы гуще и темнее, ехал я с братом по каким-то мегаважным пацанским делам. По каким именно – история не сохранила, ибо Геродот и Нестор не записали. Ехали, как полагается студентам и школьникам на трамвае.
В Одессе в то время ходили неплохие чешские вагоны как одинарные, так и сдвоенные. Мы уселись в передней части второго вагона, прямо напротив дверей. Да, я знаю что там «места для инвалидов и пассажиров с детьми», но таковых не наблюдалось, мы спокойно уселись и болтали о всяком суперважном: про наклейки от жвачек или мировое господство. Уже и не вспомню. Лето, ветерок в окна, лепота...
И вдруг как ЕБАНУЛО! На потолке вагона вспыхнула и погасла сверхновая, оставив после себя тлеющий круг сантиметров в 30 и вонь жжёного пластика.
Но то, что случилось потом поразило нас просто до отвала челюстей и выпучивания глаз. Открылась передняя дверь. Люди, как бешенные бизоны рванули к дверям. Сбили с ног какую-то тётку и бежали уже по ней. Лезли по головам, размахивая сумками и отталкивая один другого. Волокли орущих детей, вытягивая им руки из суставов. Рвались наружу как тараканы при включённом свете и орали как раненые в жопу мамонты. Мы оба так и остались сидеть, ибо если не убило током сразу и раз не было открытого огня- нехрен паниковать. Вышли последними, отлепив растоптанную тётку от пола и вытащив её из вагона. Снаружи стояла толпа бывших пассажиров и спокойными голосами, будто и не было никакого припадка безумия, обсуждали трамвай, упавший столб и погоду.
Как мы поняли уже потом, первый вагон и передняя колёсная пара второго вагона прошли вторую рельсовую развилку как планировалось, а потом стрелка перещёлкнулась, задняя колёсная пара второго вагона пошла по другому пути, вагон развернуло поперёк и он повалил временный столб со всеми проводами. Провод упал на крышу вагона, закоротил, автоматика отрубила напряжение...
Я всё понимаю: вспышка, хлопок, страшно. Но такое помешательство... Прошло довольно много лет, но я никогда не забуду мгновенного превращения приличных с виду людей в ебанутых бешенных животных и моментального возврата в цивилизованное состояние после исчезновения опасности...