Про одиннадцатую работу
За текущий, восемнадцатый год, от Новогодних салютов по День ВДВ, у меня было никак не меньше десяти работ.
(Это если не брать в расчёт подработки, оплачиваемые и не- стажировки и не забивать голову количеством посещённых собеседований.)
Вообще-то, точнее будет спросить у Алисы или кота – она ведёт некоторое подобие учёта, ставя, наверное, коту зарубки на хвосте. И выкинуть из периода январь-август пять недель вынужденной нетрудоспособности в период самодеятельного сращивания левой руки после промышленной тестомески.
В некоторых точках питания я умудрилась поработать даже по месяцу-два и измарать их записью свою трудовую книжку.
После пятнадцати лет сидения на одном и том же месте мой организм, наверное, ищет компенсации.
И постоянной, непременно оплачиваемой работы. На века.
В январе, когда я почувствовала себя поваром 4 разряда, и для убедительности добыла необходимые китель, санкнижку и трудовую, я трудилась по двенадцать часов 7/0 в крохотном подвальчике-кулинарии. У себя, на Чёрной речке, на ниве майонезных мешаней. Но тяга к изучению пекарского ремесла втянула меня в тестомеску.
Дальше, под баралгином, индометацином и солкосерилом, в чудодейственном компрессе из капустного листа, часть января и весь февраль я изучала теорию поварского ремесла. По потрёпанным бестселлерам из магазина «Старая книга» на Ваське, вроде «Практическое пособие для повара 4 разряда», «Технологическое оборудование пищевых производств», «Рецептурный справочник судового кока» и т.д.
За что мы жили в это время, к счастью, не помню.
К марту я вполне могла поддержать связный диалог о нормах закладки продуктов в первые и вторые блюда с коком большого сухогруза. И, даже, с хостесом плохонького ресторана о мулетоне и мельхеоре.
Но, сухогрузных вакансий на Авито не было.
И я пошла наниматься на сушу, в зону фуд-корта в самом центре Питера. Поваром-драникопёком в новый пищевой проект.
Новый владелец креативного бизнеса, Люда, купила бренд у моего бывшего соотечественника Миши. Добровольно, в здравом уме. Вместе с разработанными рецептами, слайсером, мойщицей посуды по имени Негора и одним поваром – Денисом.
Затрудняюсь сказать, где она себя ощутила ресторатором – на пилатесе или в косметической клинике, но - обеспеченный муж дал денег на покупку.
Люде срочно требовался второй, «сильный» повар. Для выхода купленного бизнеса из *опы к процветанию. Так сказали подруги-пилатесницы, у которых уже было по бизнесу. И даже посоветовали стратегию: поднять цены и нанять «сильных поваров».
И – всё пойдёт.
Работа драникопёка была интересной – сварить два-три простеньких супа, стругать пародии на популярные салаты аля-карт («Цезарио» на «Цезарь», «Моя Греция» на «Греческий») и печь драники. Целый день. Надеясь, что в любой момент придёт косяк клиентов за драником по сто рублей и «Цезарио» по триста пятьдесят – и съест всё это с одноразовых тарелок.
Ещё надо было заботливо накрыть сваренные супы крышками, чтобы в них не упал таракан, идущий транзитом из «Шахерезады» в «Пивораму» - а то гости будут не довольны.
И всё.
И - слушать Люду.
Люда доброжелательно мечтала вслух о том, как бизнес «пойдёт» до шести вечера. В шесть она уходила в студию наведения красоты или на пилатес – по настроению.
А мы - начинали молиться.
Кассирша Наташа и я – одному богу, а Негора – другому. О том, чтобы выручка была пять с половиной тысяч – тогда мы все получим зарплату за день.
В десять фуд-корт закрывался: Наташа платила деньги, я выкидывала потемневшие не востребованные драники и выливала супы с транзитными тараканами. И с чистой совестью шла домой.
Целых две недели.
Потом над нашим креативным драничным проектом начался ремонт и резко упала звукопроницаемость. Наши с Наташей боги (и Негорин) перестали слышать нас – выручка упала до трёх, а в особо урожайные дни – и до двух тысяч. И я покинула этот тонущий драничный сухогруз. Совсем.
Дальше меня нашла работа с официальным оформлением. Сама, по нагло написанному мной резюме с чужими трудовыми вехами.
В кафе при одном солидном учреждении, на Суворовском проспекте, требовался холодный повар. Как обычно – на века.
Взамен никуда не ушедшего основного холодного повара.
Основной холодный повар, Верка, после пятнадцати лет поварства ощутила себя не признанным гением и угрожая компании со странно-итальянским названием увольнением даже написала заявление об уходе.
И тут им попалась на глаза я. В резюме.
И - меня пригласили перенять поварское мастерство и секреты особо вкусного витаминного салата у Верки (пока она ещё здесь).
Работа была нормальной, коллектив обычным: узбекско-маргинальным. И я бы осталась, если бы не постоянно плачущая Верка: я отнимала у неё место под солнцем согласно написанного ей заявления об уходе.
После пятнадцати лет ремесла она с удивлением узнала о том, что квашенную капусту промывают и осолаживают перед подачей, при изготовлении слоёных салатов пользуются кондитерской лопаткой, а не кистью, и вообще – о том, что развеска салатов может быть групповой, а не штучной, так быстрее.
Короче, я по-христиански уступила место слабейшему.
Куда я ушла оттуда?
Наверное, в кафе при хорошем автосалоне, где мне нравилось: хорошее оборудование, несложное меню, нормальные люди-коллеги, благодарные автомеханики на раздаче или в пирожковую на пересечении Суворовского и №-ой Советской о которой потом долго мечтала?
Не помню хронологии.
В кафе при автосалоне был буйный управляющий, приходящий внезапно, от одного до трёх раз в месяц в этиленовом угаре для того, чтобы смешать персонал с пищевыми отходами. В пирожковой – не решительный интеллигентный, похожий на Атоса хозяин, который на протяжении трёх недель не мог решиться послать обнаглевшую гражданку Узбекистана Фаю на родину и взять на её место меня. Я бы тогда была вполне счастлива.
Не важно.
Потом точно был чудесный ресторан на пересечении Невского и улицы имени французского революционера.
Долго – два месяца, и был бы и дальше если бы владелица платила персоналу. Хоть что-то, хоть иногда.
Уходила я из ресторана со слезами и сержантом полиции. Со слезами от перспективы расставания с ребятами, а сержанта мне дал милый майор из ближайшего отделения полиции – поддержать слабую женщину-повара при получении личной медицинской книжки и окончательного расчёта.
Я почему-то думала, что общая не оплаченность труда в ресторане меня не коснётся. До того момента пока мывшая посуду Бахора не встала на колени со словами:
- Пожалуйста, хозяйка – заплатите. Мне Узбекистан надо ехать!
Или: когда слушала путанные объяснения повара Паши, сорокалетнего отца семейства из Пушкина, с ипотекой и мало зарабатывающей женой:
- Понимаете – у меня двое детей, коммунальные не плачены, - потупив глаза, почти шёпотом, он просил дать ему хоть что-то. Он уже три месяца отработал, ему очень надо.
Странно: но они все остались, там в ресторане, на улице французского революционера. Ждать.
Потом я работала «людской кухаркой».
Долго – целый месяц, в одном из дворцов Санкт-Петербурга, где много персонала и двухразовое бесплатное стафф-питание. В моём исполнении: из того что не съели иностранцы на приёме, но - в термообработке и со специями. И свежих обрезков.
Как обычно работала я с далеко идущими планами; мы с моей сменщицей даже составили график отпусков на туманный две тысячи девятнадцатый год. Я забронировала себе две недели в марте и две – в августе.
Но, снова ушла – посреди смены, между третьим и четвёртым прокручиванием говяжьих жил на котлетную массу для персонала.
И жалею!
Надо было значительно раньше, до составления графика и привыкания к месту и людям, всем, включая трудолюбивых граждан Узбекистана.
Придётся искать одиннадцатую…