Сергеевка

Путь в деревню Сорокино, который указал парню Агдамович,( по его утверждению он же  Иван Адамович), оказался прост до безобразия, но  извилист, как поросячий хвост.  Он пролегал по рыбацкой тропинке вдоль берега реки Сергеевки. Существовал и обычная автомобильная грунтовая дорога, но она шла между болот, и потому изрядно петляла ещё больше , накручивая  семьдесят верст с гаком. А вдоль реки по тропе два часа, не более. Это опять-таки по уверению Адамовича.

Тропинка вдоль неширокой, но полноводной речки поросшей густым камышом и вплотную подступающей к воде ивой, была помечена то там, то сам пустыми консервными банками из под кильки в томате и зеленого горошка. Банки были не все пустые, как отметил про себя шагающий по тропинке потеряшка, а кое-какие с землей, где видимо содержались черви, приглашенные на рыбалку. И опять таки парень это знал, знал, что на зеленый горошек хорошо клюет язь, и на кузнечика хорошо клюет, а на ракушку может и карп взять, и окунь не откажется. Но вот воспоминаний откуда он это знает, не было никаких, словно ему, его чистому от памяти разуму, просто кто-то зачитал, записал знания без привязки к его жизни, его личному опыту. Можно, точнее наверное надо было бы огорчиться по этому поводу, но эмоции  отсутствовали. Он просто внутренне констатировал факты, как некая безликая ЭВМ. И всё...Словно  зарубку на дереве поставил, или там отдельный факт в ящичек положил, с надеждой авось пригодится. Но всё же некие физиологические потребности начинали о себе напоминать. Как-то пустой желудок...Потеряшка вдруг вспомнил вкус кильки в томате и завтрак туриста , где был неопознанный  рыбный фарш и перловка. Впрочем, он не отказался бы сейчас и от кабачковой икры с горбушкой хлеба. Зажаренной такой, хрустящей горбушкой натертой чесноком с солью. Блин.....От блинов горячих пышущих жаром, истекающими сливочным маслом, он бы наверняка тоже не отказался....И чем дальше он шел, тем больше его терзал голод, и начинали одолевать сомнения. А правильно ли он идет? И зачем ему это Сорокино? А вдруг он не оттуда? Надо ли ему туда? И сколько ещё идти точно? Ведь два часа это не расстояние, а время. ... Попутно бренное тело начали одолевать насекомые. Было такое ощущение, что комары голодали лет сто, и парень первая и единственная их надежда. Потеряшка сорвал веточку ивы, отгоняя от лица ненасытных насекомых, и  размышлял...

А перед глазами периодически возникали видения макарон по-флотски, гуляша с гречкой, котлеты с картошкой пюре.  Так ностальгируя по пище, он  прошел наверное пару километров  по тропе мимо редких рыбаков, пока не  наткнулся на  последнего рыбака. Последнего,  он так для себя  решил скорее всего потому, что дальше тропа становилась  почти не видна, и  людей с удочками далее  не наблюдалось.  Рыбак сидел  на маленькой кособокой табуретке в растянутых на коленях трико, и землистого цвета майке. На прохожего  рыбак не обратил ни малейшего внимания,  комары его почему-то не тревожили. А рыбак как завороженный смотрел на большой красный поплавок, неподвижно замерший на водной глади.

- Извините, вы не скажете - до Сорокино далеко? - приспичило узнать о расстоянии парню. Уклончивые ответы Агдамыча его не устраивали, и он решил  таки  уточнить, пользуясь случаем.

- Далеко, - отозвался рыбак, не поворачивая головы.

- А как далеко? - попытался уточнить парень.

- Нормально, - скрипнув зубами отозвался рыбак. Седая щетина на небритых щеках нервно дернулась.

- А сколько приметно ещё  километров идти?

- Херня, - однозначно  отозвался рыбак.

И тут поплавок внезапно ожил и дернулся, круги от него мигом разошлись по воде.

- До ночи дойти успею? - спросил парень.

Рыбак вопрос игнорировал. Вопрос завис над рекой. Камыш  промолчал. Ивы  не ответили. Поплавок же  подумал, подумал,  и вдруг, безоглядно нырнул, пропав в толще зеленой  и мутной воды. Рыбак отчаянно  ухватил удилище и потянул вверх, сам поднимаясь с табуретки. Бамбуковое трехсоставное удилище крякнуло,  и попыталось согнуться. Леска, уходящая в воду,  натянулась как тетива на луке.

- И! И!И! - издал короткие звуки рыбак пятясь и поднимая  двумя руками согнутое в дугу удилище.

И старания его увенчались успехом. Из воды на воздух  у самого берега появилась большая рыбья голова, размером с среднюю собачью. Голова открыла рот, показывая крючок зацепленный за нижнюю губу, глотнула  воздух, и рывком ушла в глубину, перетягивая удилище, поборов рыбака.  Из воды на миг показался хвост, размером с ладошку взрослого человека. Хвост ударил по воде подняв редкие но крупные брызги. Леска тихо, с грустным звуком лопнула. Удилище с хрустом распрямилось, а  рыбак от неожиданности сел попой на зеленую траву.

- Так вы говорите недалеко до Сорокино идти? - попытался уточнить парень. Остро выступающий из худой шеи кадык рыбака дернулся, словно он проглотил незримый кляп, мешающий речи, и на парня обрушился  поток  информации. Парень  узнал о сексуальной связи рыбака с его матерью,  как далеко ему идти, и кто он по ориентации, далее  последовали обещания  нанести ему тяжкие телесные повреждения, и душевные травмы .... Разговор явно не клеился.

- Ладно. Пойду я, - сказал потеряшка,  и поспешил  уйти по едва угадываемой тропинке, опасаясь , что поток слов, извергаемых изнутри рыбка его похоронит. Пройдя уже приличное  расстояние парень всё ещё слышал громкие но невнятные угрозы

***

Пройдя ещё примерно  пару километров, парень  наткнулся на груду мусора, словно какой-то невидимый мусоровоз на антигравитационной тяге, устал летать, и высыпал мусор на берегу, что  было крайне неожиданно. Неожиданным был не мусор, а то каким образом он сюда попал. Учитывая, что никаких подъездных путей и дорог для транспорта не существовало. А самым неожиданным в груде мусора, был предмет венчающий её вершину.  Это была толстая книга в красном переплете. Разбухший от влаги  русско-еврейский словарь.

Он лежал поверх пивной бутылки, а большей частью покоился на старых предметах верхней одежды, смешанных с синтетическими обрезками материалов и строительным мусором, обрезками ДСП, пластиковой окантовки, и лентами жалюзи..

Парень нагнулся к ярко красной обложке и откинул её, чтобы лицезреть титульную страницу. Титульная страница была с пятнами черной плесени,  молниями рваных трещин , желтыми разводами от  воды,  и пометками домашних мух. Страница была полупрозрачна из-за намокшей половины, так, что часть текста  обратной стороны на ней проступала, но главное  видно было следующее:

Русско-Еврейский ( идиш) словарь содержал около  сорока тысяч слов, был по редакцией бла-бла-бла. Словарь содержал очерк об идиш, был вторым стереотипном  изданием, и пожалуй самое для потеряшки  главное -  был издан в Москве. Хотя, хрен с ней с Москвой. Был издан в 1989 году! Вот, что пожалуй, был самое главное. Парень находился если не в оном году, то где-то рядом.

По крайней мере если не место нахождения  парня, то его время нахождения становилось примерно известно. Смущал один момент, словарь был пухлый и следовательно не дешевый. Если энциклопедический словарь издания 1985 года стоил более двадцати рублей, то этот стоил если даже половину предыдущего, то всё равно было непонятно. Что за тип потратил энную сумму, а потом вдруг выбросил эту книгу?  В  существование такого человеческого экземпляра верилось с трудом. Хм, - только и мог промолвить про себя парень, и продолжил свой путь.

Путь вскоре закончился. Прошло около часа, когда впереди стал виден мост. Бревенчатый мост, нависший над узкой рекой, с железным ржавым основанием и густо вбитыми в речное дно рельсами. У моста на трубе виднелась какая-то жестяная продолговатая табличка. Содержание её было парню неведомо, поскольку табличка была надписью обращена к водителю, едущему по грунтовой дороге  со стороны Сергеевки и пересекающему мост.

Потеряшка поднялся по крутой насыпи перед мостом и ознакомился с надписью на некогда белой, а ныне ржавой  табличке, с облупившейся краской, где всё ещё угадывалась надпись -  д.Сорокино. Слава богу! Вышел! - обрадовался парень, поскольку уже там совсем рядом, на том берегу,  в сотне метров, были видны черные от времени, покосившиеся срубы домов.

***

Судя по ассортименту растительности, произрастающей на огороде у первого появившегося на горизонте  дома, в деревне особым спросом пользовались либо лопухи, с широкими, просто таки гигантскими листьями, либо крапива. Густые заросли крапивы, изрядно превышали средний человеческий рост. Метра три навскидку - определил парень.

В целом, первый попавшийся заросший участок, производил впечатление не жилого, и бревенчатый покосившийся дом за ним наверняка  давно был  заброшен. Да и с деревней что-то не так, с беспокойством подумал парень. Не кудахтали куры, даже вдалеке, собаки не лаяли. Никто не горланил песни, не заводил трактор, не ворчал на проклятых алкашей, не скрипел дверями и калитками. Одним словом не было никаких  звуков человеческой деятельности. Над  Сорокино тишина висела как незримое проклятие.  Тишины  в деревне  не могло быть по определению. Ладно там куры. Ладно там трактора, бензопилы, мотоциклы, и ворчливые жены. Но деревня без собак, что брачная ночь без невесты. Что-то здесь  было явно не в порядке, это нервировало, или по крайне мере настораживало. Хоть вот, подойдя до первого участка, а вернее плетня огорода перед домом, парень увидел повисшего на плетне старче, опершегося на верхний хлыст локтями,  в старом рваном ватнике с самокруткой  "козья ножка"  во рту. Самосадный табак тлеющий в закрученной  "козьей ножке" источал за версту непередаваемый  аромат.  Помятое лицо деда при приближении, а особенно красный с прожилками нос, должны были дополнить запах табака запахом перегара, но не дополнили.

- Здравствуйте, - поздоровался парень, подойдя поближе.

- И тебе не хворать, - отозвался дед, выпустив изо рта клубы дыма.

- Это деревня Сорокино? - попытался начать разговор  потеряшка, обдумывая, как бы всё изложить правильно.

- Ну, - однозначно отозвался дед, и вынув из рта ножку сплюнул через левое плечо .

- А я потерялся, ...,- выпалил парень, разом решив изложить всё как есть, - был в Сергеевке, но не помню откуда я, мне посоветовали к вам сходить, может я из Сорокина...Вы меня случайно не знаете?

- Тю! - возмутился дед. - Шо я,сказився? Каждого шарамыгу знать?!

- Почему шарамыгу?

- А чего в драных штанах шлындаешь? Заштопать нет ни девки, ни мамки, ни бабки? Однозначно шарамыга, - сурово констатировал дед, и затушив "козью ножку" о продольный хлыст плетня, бросил окурок в сторону парня. Судя по наличию окурков на земле по эту сторону изгороди, старик стоял тут регулярно, курил регулярно, и делал это  последние лет сто как минимум.

- А что же мне теперь делать? - растерянно спросил парень, не столько у деда, сколько у самого себя.

- Спроси у бабок, они каждую прошмандовку в деревне знают, - брезгливо отозвался дед, и развернувшись от изгороди заковылял к дому, сильно хромая на левую ногу. Отчего потертый  кирзовый сапог на ноге чавкал, словно чего-то со смаком жевал.

В животе у парня заурчало. Желудок кажется сжался до размеров детского кулачка и настойчиво требовал  пищи издавая непотребные  звуки. "Спросить бы у деда кусок хлеба, - с тоской подумал юноша, но как-то было неудобно, тот и так его шарамыгой обозвал. А вопрос о хлебе насущном, старика бы в этом мнении  полностью утвердил.

- А у каких бабок нужно спросить? - запоздало крикнул потеряшка, когда дед уже достиг входной двери дома. Старик  неопределенно махнул рукой в сторону поселка, и толкнув дверь, которая беззвучно открылась, нырнул в дом.

***

В полной ,  гнетущей тишине потеряшка, под аккомпанемент  урчания живота и чавкающие звуки собственных кроссовок дошел до соседнего дома. Сердце замирало в предчувствии недоброго.  Он никак не мог понять, что именно, помимо тишины, его беспокоит, пока не обернулся, и не увидел, что на грунтовой, раскисшей от дождей дороге единственные следы- следы его кроссовок. Никто по дороге не ходил, и возможно не ходил давно. Поэтому соседний дом с зарослями крапивы в палисаднике  неумолимо должен был оказаться заброшен, так же как и последующие. Он уже не очень верил себе, и начинал сомневаться, а был ли дед у забора, или ему померещилось? Как вдруг к своему облегчению заметил сохнущее на веревке белье у последующего, третье по счету дома, и уже бодрее зачавкал ногами в его сторону..

***

Над развешенным на веревке бельем виднелась голова в черном платке с аляпистыми ярко-красными розами. Из-за большой серой простыни самого тела было не видно, но оно что-то привычно бубнило себе под нос, а над веревкой периодически появлялись кисти рук, расправляющие простынь... Подойдя ближе парень даже расслышал, что говорило тело.

- Мама Чоли...мама Чоли...Дура! Дура эта Изаура! Слушать старших надо! Ан нет! Кобениться! Вся нынче молодежь такая, - с укоризной вздохнула хозяйка голоса, - ничего не знают, а туда же..

- Здравствуйте! - успел открыть рот потеряшка, и не успел опомниться как оказался за столом, а перед его носом возникла эмалированная миска с кашей. Так уверила его бабушка. Каша на кашу, как знал её парень была не похожа, а скорее на отходы жизнедеятельности крупного рогатого скота. Что-то зеленое, из которого явно топорщились стебли лопуха, и листья крапивы. Разум возражал, против принятия, но желудок победил. Варево выло безвкусное, не соленое, ни сладкое, но съедобное. И парень, употребив добрую половину миски, вдруг обнаружил, что на другой стороне стола, напротив сидит не бабушка Агафья, а уже две бабушки. Чем-то неуловимо похожие друг на друга и в то же время совершенно разные. Обе смотрят на него и разговаривают друг с другом:

- Он пустой. Ты разве не заметила?

- И что? Это не помеха...

- Может сфотканный?

- Вряд ли...

- Вы это о чем? - с интересом вопросил парень, пытаясь вникнуть в чужой разговор.

- Да я вот сестре говорю, - ответила, вновь появившаяся, бабушка, - Что перец горький.

- Горький левомицетин, - возразила Агафья, - А перец острый!

- Острый нож у булочника! - парировала сестра Агафьи.

- А ты как думаешь молодой человек? Может рассудишь нас?

У парня внезапно в голове появилась гениальная на его взгляд идея, и он тут же попытался её озвучить:

- П-п-п-ри, - с трудом выжал он из себя. Язык почему-то отказывался ему повиноваться, - у-у-у-пот-пот-пот- потреблении п-п-перца, мы о-о-ощ-щу-щу-щаем, не горечь, а ж-ж-ж-ж-же-ние. П-п-п-по-э-э-этому его лучше н-н-называть его жгучим.

- А ты говорила не подействует! - торжествующе сказала бабушка Агафья, посмотрев на сестру. Та пожала плечами и растаяла в воздухе, словно и не было её.

***

Когда парень пришел в себя, он всё понял. Он понял почему земля круглая, а вода мокрая, почему так устроен мир, и почему люди несчастны. Но он уже не был человеком, он был познавшим. Познавшим, что не стоит заботиться о завтрашнем дне, достаточно на каждый день своей заботы. Не надо желать большего, чем ты можешь съесть. Не надо трудиться больше, чем нужно для твоего пропитания. Надо быть как птицы небесные, которые не сеют, не жнут. Бог увидит твою нужду и даст тебе, что тебе действительно нужно. И жизнь дана тебе с единственной целью, чтобы ты любил этот мир, восторгался его красотой и совершенством каждый день. И каждый день радовался новому дню и возможности ему радоваться. И в этом смысл жизни. Жизни, которая вдруг стала неимоверно длинной, осмысленной, и полной радости бытия. И все  в этом новом существовании ХОРОШО. ВСЁ! Кроме одного ... он так и не знал кто он и откуда. Но это было мелочи. Зачем они сущности, познавшей замысел Бога?