Маман прислала такой заговор.

Теперь вы предупреждены, потребители сети Интернет

Я учился в 5 или 6 классе. Посёлок городского типа. Стандартная средняя школа.
Мама работает в местной телерадиокомпании. Отец на тот момент был безработный.
Был у нас предмет рисование. Так вот на этом уроке мы проходили как рисовать портреты. Я не особо любил рисование. Никогда не получалось красиво рисовать. Тем более портреты. Так вот, домашнее задание нам дали такое: нарисовать портрет.
Придя со школы, покушав посмотрев покемонов (они шли после обеда по одному из каналов) я решил делать домашнее задание. Ну начал как обычно математика, русский и тд. Последним оставалось задание по рисованию.
Помню папа одевался выйти покурить на улицу. А я ему кричу: "Папа стой, мне надо сделать домашнее задание, мне надо тебя нарисовать". Батя посмотрел на меня, ладно говорит начинай.
И я начинаю рисовать. Обычно рисунок не сразу заходит или криво где то идёт, начинаешь переделывать. А этот раз все пошло как то сразу, знаете так прям как надо.
И вооот, я сижу рисую своего отца. Встал папа в дверном проёме. Начал рисовать.
Уже не помню как я нарисовал своего отца, но мне даже самому понравилось как получилось. И вот спустя года я все то помню тот маленький яркий и светлый кусочек нашей жизни. Я помню его рабочую телогрейку темного цвета, шапку ушанку синего цвета, сложенную, она была на боку, треко, сигарета прима за ухом, а самое главное его взгляд. Тёплый взгляд отца на своего сына который старается сделать задание.
За этот рисунок я получил 5 с плюсом. Учитель рисования сказал, что очень я постарался. Я ему благодарен за то, что он дал мне такое задание. Я запомнил своего отца. Конечно же есть фото материалы, и все такое типа :как можно не запомнить своего отца. Но все же. Это как отпечаток у меня в голове. И я часто вспоминаю папин взгляд. Вспоминаю по этому эпизоду. Пап я люблю тебя.
Отца не стало когда я был в 7 классе. Умер от алкоголя .

Отец

От меня: друзья, впервые выкладываю что-то, что вышло из моей головы. Жду вашу критику, отзывы и советы. Заранее всем больше спасибо!

На севере одной небольшой страны никому и ничего не экспортирующей, расположился небольшой городишко, который вряд ли кто-либо нашёл бы на любой из существующий карт. От посторонних глаз его надёжно скрывал густой, практически непроходимый, смешанный лес и горы, заключавшие городишко в кольцо.

Маленькие, сплетающиеся в запутанный лабиринт улочки, застроенные серыми, с покатыми крышами, похожими друг на друга домишками. Прямоугольные оконца, украшенные тонкими змейками трещин, не нуждались в шторах из-за покрывающего их с обеих сторон толстого слоя пыли. Обшарпанные, со вздутой краской двери, некогда бывшие зелёного или коричневого цвета, были плотно заперты изнутри. Ни на одной из них не было ни единого намёка ни на систему кодовых замков, ни на домофон. Фасады перекошенных уродливых домишек то тут, то там зияли дырами обвалившейся штукатурки.

На первый взгляд могло показаться, что дома уже много лет как пустуют, однако, если остановиться и хорошенько прислушаться, можно было бы услышать голоса дикторов, говорящих каждый на своём языке и о своей погоде. В тёмное время суток за слоем пыли можно было заметить вспышки красных оттенков, излучаемых экранами телевизоров.

Не смотря на, казалось бы, необитаемость городишка, в дневное время суток жизнь здесь кипела. Для тех, кто попал сюда впервые, она могла показаться несколько странной. Дело в том, что здесь, как будто бы, смешалось несколько разных эпох. На одной улице, на расстоянии вытянутой руки, можно было встретить фермеров в соломенных шляпах, восседающих на своих гордых скакунах-ишаках, тащащих за собой телегу, под завязку набитую сеном. Горожане, облачённые в изящные, грациозные наряды, свойственные XIX веку, не придавали никакого значения людям в рваных джинсах, клетчатых фланелевых рубашках и с длинными, спутанными патлами. Мужчины в костюмах-тройках, внешне напоминающих гангстеров, спокойно относились к парням в мешковатой одежде и с бумбоксами в руках. Все они видели друг друга каждый день, на одних и тех же местах, занимающихся одними и теми же делами. Кто-то говорил по своим мобильникам в то время, как другие снимали окружающую их обстановку на фотоаппарат прямого визирования. Одни подростки шумно играли в Хнефатафл, другие же, в свою очередь, выделывали различной степени сложности трюки на своих скейтбордах. Старики сидели на лавочках, читали газеты и изредка лениво обменивались одной и той же информацией из разных источников, а иногда и противоречивой из одного. Никого из местных это не удивляло. Для них это было привычным делом.

Улицы украшали маленькие, с деревянными вывесками, полуразрушенные бакалейные лавчонки, которые редко кто замечал, квадратные продуктовые, с полупросроченным товаром и толстой краснолицей, облачённой в синий фартук и лузгающей семечки продавщицей, которая с ненавистью поднимала взгляд на покупателей, если те смели нарушить её покой; группки салонов сотовой связи, ларьки с фаст-фудом, будки с микрозаймами, терминалы для пополнения счёта, выдачи денег, жвачки, сигарет, содовой и чипсов, фишек, мягких игрушек и супергероев. Минимаркеты, супермаркеты, семейные маркеты, гипермаркеты, торговые центры, торговые развлекательные центры и два огромных привычных надгробия, крыши которых терялись в облаках.

Все здания были серыми, абсолютно ничем не выделяющиеся. Они были настолько похожи друг на друга, что сегодня можно было зайти за продуктами в один магазин, а через несколько дней в совершенно другой и не заметить никакой разницы.

Единственным местом, которое в корне отличалось от всех других был двухэтажный прямоугольный ресторан, носивший странное название - “Дело Привычное!”.

Его фасад сиял всеми цветами радуги, повсюду светили маленькие неоновые лампочки, сверкали гирлянды, вдоль красной ковровой дорожки, ведущей ко входу, то и дело вверх выстреливал ряд из снопа искр. Несмотря на не самую лучшую экологию городишко, весь периметр вокруг ресторана украшала ярко-зелёная, аккуратно покошенная трава. Переливающаяся золотом и блестящая ослепительно-белыми лампочками вывеска в форме огромной стрелки сверкала на крыше ресторана. Она держалась на двух столбах и была наклонена на Юго-Восток. Название заведения было выгравировано лёгким, будто бы летящим, с наклоном по направлению стрелки шрифтом и тонким восклицательным знаком в конце. Несмотря на, казалось бы, двусторонний формат, вывеску можно было прочесть не только с фасада и задней стороны ресторана, но и с обоих боков.

Это было сверкающим чудом, кусочком того самого легендарного Лас-Вегаса их фильмов и книг. Ресторан являлся самым модным заведением в городишке и служило постоянным местом сбора для подростков, семейных ужинов, прибежищем для прогульщиков и первых свиданий.

Жители привыкли собираться в ресторане “Дело Привычное!”.

Их не удивлял ни сказочный для такого захолустья вид ресторана, ни огромный горбатый попрошайка-негр, постоянно сидящий у входа в ресторан который, когда гость подходил к автоматическим дверям, вскакивал со своего грязного матраса и, выпучив единственный глаз, громко выкрикивал в лицо гостя “Bam-Ba-Lam!”, одновременно с этим протягивая зажатую в руках соломенную шляпу, обтянутую ярко-красной лентой, с белым, чуть обгоревшим пером, украшающим поля. Если гость кидал ему несколько монет, то лицо попрошайки растягивалось в беззубую улыбку, и он, с довольным видом, выкрикивал “Yeah, Black Betty!”, обязательно при этом приглаживая левой рукой черные кучерявые лохмы, заставляя их пружинисто подпрыгивать вперёд-назад. Если же гость решил обойтись без милостыни, попрошайка надувал свои мясистые потрескавшиеся губы и злобно бубнил гость в спину “No, Black Betty”.

Никто из гостей не обращал внимания на странного бродягу, привычно выкрывающего свою несуразицу.

Каждого, кто входил в ресторан, лично встречал хозяин заведения – маленький, с небольшой залысиной человечек, облачённый в красный костюм, чей рост едва ли превышал сто шестьдесят сантиметров, а вот вес перевалил далеко за восемьдесят пять. На его плешивенькой, с оттопыренными ушами голове привычно расположился шляпа-цилиндр, то и дело скатывающийся на затылок и обнажая два маленьких, равноудалённых друг от друга округлых бугорка, придавая хозяину сходство с безобидным бесёнком.

Едва завидев входящего гостя, хозяин ресторана «Дело Привычное!» начинал радостно подхрюкивать и, бросив все дела, стремительно нёсся к вошедшему. Запыханным, тоненьким голоском он начинал расспрашивать гостя обо всём на свете так, будто лично меня ему пелёнки и, более того, покорил с ним не одну горную вершину. Попутно он, забавно подпрыгивая и поправляя без конца сползающий головной убор, стаскивал с гостя верхнюю одежду, хватал его своей потной ладошкой за руку и тащил гостя за столик. По пути он без конца травил байки и истории из жизни, которые так или иначе были связаны с его рестораном. Одной из его любимых притч, которой он, казалось бы, даже гордился, был случай, когда молодой человек – постоянный гость ресторана «Дело Привычное!» - принёс с собой револьвер и застрелил своего друга, а затем покончил жизнь самоубийством. Хозяин говорил, что это трагическое происшествие освещалось во всех СМИ очень долгое время, но, несмотря на тщательное расследование, никто не смог выяснить истинных мотивов стреляющего. После этого, обязательно остановившись и недоверчиво оглядевшись вокруг, хозяин ресторана с силой, которой не ожидаешь от такого пухлого коротышки, наклонял гостя так, чтобы шепнуть ему свою версию, которая заключалась в том, что во всём виновата некая женщина, ушедшая от стрелка к его другу, чего тот не смог вынести и решил расплатиться с обидчиком.

Усадив гостя за столик, хозяин ресторана тут же терял к нему всякий интерес и летел встречать вновь вошедшего, не забывая при этом подпрыгивать и привычно поправлять сползающий цилиндрик.

К покинутому гостю без промедления и единого звука подходил жуткого вида официант. Его очень худое, покрытое нарывающими струпьями лицо отдавало зеленоватым оттенком, придавая неприятное сходство с живым утопленником. Один из его ввалившихся внутрь, с пожелтевшими белками, глаз постоянно был прикрыт длинными, засаленными мерзкими космами, в которых отчётливо виднелись колонии вшей. Тонкой, с прозрачной кожей и неестественно голубыми венами, рукой официант протягивал гостю странное меню, в котором можно было заказать лишь две позиции:

1. Салат «Хабито»

2. Клюквенный морс

Приятного аппетита!

Меню было окрашено в бледно-красный цвет и, как и вывеска ресторана, было исполнено летящим, наклонным почерком. В самом его низу, с привычной вежливостью, ресторан желал гостю приятного аппетита.

Несколько секунд делая вид, что изучает прекрасно знакомое ему меню, гость поднимал глаза и коротко кивал официанту, стараясь не задерживаться на его обезображенном лице. Официант, в свою очередь, обнажал ряд кривых зубов, сплошь и рядом изъеденных кариесом, выдавая этот оскал за некое безумное подобие улыбки. Затем он забирал меню и плавно, будто бы скользя, удалялся на кухню.

Зал ресторана «Дело Привычное!» был заставлен однотипными деревянными столами с круглой столешницей и стульями с мягкой бордовой обивкой. Над каждым из столов висело по динамику, дабы приходящие в ресторан слушали не фоновую музыку, которая обычно только раздражает, а ту, к которой они привыкли. Никакого выбора песен не было. Любимая композиция гостя начинала играть автоматически сразу после ухода урода-официанта. В ожидании своего заказа любой из посетителей имел возможность скоротать время за настольной игрой, грудой сваленных на одном из подоконников заведения.

Несмотря на некоторые странности, «Дело Привычное!» никогда не пустовал. В нём постоянно слышался непрерывный гул голосов полсотни гостей, беседующих о последнем футбольном матче, сплетничающих о соседях, рассказывающих о недавно прочитанной книге, осуждающих своих вторых половинок и обсуждающих другие волнующие их темы.

Музыка, играющая за каждым столом, сливалась в единую какофонию, ставшую уже настолько привычной, что ни один гость ресторана не обращал на неё никакого внимания, привычно напрягая голосовые связки, чтобы собеседник мог его расслышать.

Одним из постоянных гостей, проводивших в ресторане сутки напролёт, был молодой человек, чей возраст едва ли достиг тридцати лет. Высокий ростом, но болезненно худой, он выглядел таким нелепым и нескладным, до сих пор вёл безуспешную борьбу с прыщами, оккупировшими его лицо с испуганно бегающими глазами и несоизмеримо большим носом, на переносице которого покоились очки, линзы которых превосходили по размеру шнобель, но сильно уступали его огромным лопухам, которые он называл ушами. Тонкие, почти незаметные губы терялись в мягких, ни разу не бритых усишках. При беглом осмотре могло показаться, что два передних кроличьих зуба прорастали прямо из надгубного леса.

Все гости знали этого молодого человека, и даже иногда здоровались, однако никто не помнил, как его зовут и привыкли называть его Гражданином Х.

Он, как и все остальные, имея работу, хоть и не до конца понимая её сути, никогда и никуда не спешил. Заходил в ресторан утром, чтобы позавтракать. Привычно кидал вопящему в лицо негру шесть монет, едва ли обращал внимание на хрюкающего хозяина и его истории, чуть-чуть напрягая слух лишь на рассказе о человеке с револьвером. Сев за столик, он изучал меню, кивал страшиле-официанту и, когда тот отходил от столика, наслаждался любимой песней которая, после первого прослушивания превращалась в единую какофонию звуков.

После этого Гражданин Х. поднимался из-за столика, подходил к подоконнику, на котором была свалена куча настольных игр, которые он окидывал придирчивым взглядом и, блеснув довольной улыбкой, брал привычную ему «Дженгу».

Гражданин Х. считал себя чемпионом по этой игре если и не во всём городишко, то в ресторане «Дело Привычное!» точно. В ожидании своего заказа он снимал с себя свой вельветовый пиджак, закатывал до локтя рукава рубашки и начинал показательно распаковывать коробку с игрой, после чего аккуратно собирал башню, ставил на стол таймер, который всегда носил с собой, заводил его на пятьдесят семь секунд, театрально разминал руки, хрустел тонкими пальцами и с хладнокровным лицом и, не совершая минимум ошибочных движений, по очереди, очень быстро, разбирал «Дженгу», возводя рядом такую же. Про себя он называл это «сборкой-разборкой башни» и невероятно гордился тем, что он может делать это в столь короткий срок. Он украдкой поглядывал как гости, сидящие за столиками поблизости, бросили все свои дела и жадно впились в него с привычным скучающим лицом. Последний факт он принимал скорее за зависть, чем за скуку и его полностью удовлетворяла вера в это.

Таймер звенел ровно в ту секунду, когда последняя деталь «Дженги» занимала законное место наверху башни, после чего Гражданин Х. самодовольно улыбался, облокачивался на спинку стула и собирал игру обратно в упаковку. К тому моменту образина-официант приносил салат «Хабито» и клюквенный морс, аккуратно ставил их на стол и, после короткого поклона, одарив гостя своей омерзительной улыбкой, удалялся прочь.

Прежде, чем приступить к трапезе, Гражданин Х. обязательно делал глоток клюквенного морса, проводил языком по усишкам, слизывая с них остатки напитка и принимался неспешно поедать салат «Хабито», оглядывая нервным взглядом окружающую его привычную обстановку.

После того, как Гражданин Х. доедал блюдо, он аккуратно отставлял тарелку на край стола, протирал губы красной салфеткой, вновь распаковывал игру и, попивая клюквенный морс, проделывал «сборку-разборку Дженги». По прошествии пятидесяти семи секунд, Гражданин Х. с торжеством осматривал скучающие лица, собирал игру, раскатывал рукава рубашки, надевал свой вельветовый пиджак и выходил из ресторана «Дело Привычное!».

Весь последующий день Гражданина Х. состоял из полёта неясных теней, гула едва различимых голосов, нервного тиканья часов, смыва в туалете и шума автомобилей.

Когда стрелки на часах указывали на обед, Гражданин Х. привычно оказывался у входа в ресторан «Дело Привычное!».

Он будто просыпался возле негра-попрошайки, не помня, что с ним происходило после завтрака, с кем он разговаривал, чем занимался и до сих пор не понимал, в чём заключается смысл его работы. Он просто закидывал шесть монет в шляпу и входил в приветливо открытые двери своего любимого заведения. Он по-прежнему пропускал рассказы радостно подпрыгивающего и поправляющего цилиндр хозяина, мимо, казалось бы, неспособных что-либо пропустить ушей, услышав лишь историю о парне с револьвером, садился за свой столик, кивал пугалу-официанту, давая тем самым понять, что готов обедать и слушал любимую песню. Когда она становилась общей массой, он так же подходил к подоконнику, делал вид, что выбирает, во что бы ему поиграть на этот раз, привычно брал «Дженгу», снимал вельветовый пиджак, закатывал рукава рубашки, заводил таймер ровно на пятьдесят семь секунд и, со взглядом, бросающим гостям ресторана вызов, разбирал и собирал башню ровно в отведённое время. Делал глоток клюквенного морса и вновь поедал свой любимый салат «Хабито». Потом он снова показывал своё мастерство, раскатывал рукава, надевал вельветовый пиджак и выходил из ресторана «Дело Привычное!», чтобы вернуться сюда к ужину, вновь пройдя сквозь туман, прорваться через щёлканье пишущих машин, запах едкого пота, жужжания кофемашин и резкого свиста скоростных поездов. Он не знал другой жизни, да не очень-то и стремился её познать.

Гражданин Х. привык к такому распорядку дня и не хотел ничего менять.

Однажды утром, когда на городишко не упал метеорит, инопланетяне не захватили мир, погода была такой же, как и всегда, люди продолжали вести свои беседы, президент вновь стал президентом, фермеры перевозили своё сено, а Гражданин Х. лез в карман за шестью монетами, чтобы бросить их в шляпу одноглазого попрошайки. Однако, в кармане он нащупал всего три. Он бегло прошёлся по остальным карманам, но ничего не нашёл и кинул негру три монетки. С немного огорчённым лицом тот всё же выкрикнул своё «Yeah, Black Betty!» и уселся на свой грязный, кишащий молью матрас.

Выслушав историю про самоубийцу с револьвером, Гражданин Х. сделал заказ и взял с подоконника «Дженгу». Как и в сотню других раз он, в ожидании салата «Хабито» и клюквенного морса, снял свой вельветовый пиджак, привычно повесил его на спинку стула и начал доставать из упаковки деревянные детальки, внешне напоминающие маленькие гробы. Достав всё содержимое, Гражданин Х. поднял бегающие глазки и обомлел.

Прямо за его столиком, напротив него сидел ещё один гость, внешне чем-то напоминающий рыбу, которого Гражданин Х. прежде никогда не видел. Судя по всему, у него был заложен нос и ему приходилось дышать через полуоткрытый рот с слишком пухлыми губами. Волосы были подстрижены под короткий ёжик, а пустые, ничего не выражающие бесцветные глаза были расставлены слишком далеко друг от друга.

Он вежливо поднялся из-за стола и поклонился, растянув толстые губы в мерзкой ухмылке. Гражданин Х. неуверенно кивнул нежданному гостю и тот плавно опустился на стул. Несколько секунд они смотрели друг на друга, а затем, Рыбьемордый, как прозвал его Гражданин Х., достал откуда-то из-под стола таймер и поставил его на стол. Он медленно, будто действительно находился под толщей воды, протянул руку и выставил время на пятьдесят семь секунд, бросая вызов чемпиону «Дженги». Нелепо перебирая своими усишками, Гражданин Х. отрывисто кивнул и, почувствовав, как холодная, склизкая костлявая лапа страха провела своим пальцем по его позвоночнику, завёл таймер на пятьдесят шесть секунд.

Он выставил невероятно ровную, с углами под девяносто градусов, абсолютно прямоугольную «Дженгу» и украдкой посмотрел на башню Рыбьемордого. Тот уже закончил постройку и буравил Гражданина Х. самодовольным взглядом, сложив руки на столе.

Чемпион кивнул своему неожиданному оппоненту и они, одновременно запустив каждый свой таймер, начали «сборку-разборку Дженги». Их руки проворно снимали детальки игры и собирали рядом другую башню. Гражданин Х. закусил нижнюю губу и старался не обращать внимания на оглушительно тикающий таймер. Он не понимал причину своего внезапного волнения. Никто не может так же быстро, как он, разобрать и собрать эту башню. Он – чемпион ресторана «Дело Привычное!» по игре в «Дженгу» и какой-то проходящий мимо человек не сможет вот так просто взять и отобрать у него этот титул.

Вторая башня уже стала выше, чем изначальная и сохраняла идеальную геометрию предыдущей. Гражданин Х. сосредоточенно складывал детальки одна на другую. Конструкция была уже почти достроена и, по его подсчётам, до того, как прозвенит звонок, оставалось примерно три-четыре секунды. Он понял, что успеет собрать свою «Дженгу» за пятьдесят шесть секунд и побьёт свой собственный рекорд. Эта мысль позволила Гражданину Х. немного расслабиться и он бросил взгляд на башню соперника. Рыбьемордый не отставал от него ни на единую детальку, с совершенно непроницаемым лицом собирая свою башню.

Таймер показывал пятьдесят пять секунд, когда Гражданин Х. положил последний гробик «Дженги» на верхушку башни и, с бьющимся от радости сердцем вскинул в победном жесть тощие руки вверх, задев свою башню не закатанными рукавами рубашки. Пошатнувшись, «Дженга», словно в замедленном действии, развалилась на части. Детали рассыпались по полу, закатились под стол и стул. Он, явно не до конца осознав, что произошло, перевёл взгляд на Рыбьемордого. Тот сидел, сложив руки на столе перед идеальной «Дженгой», а его таймер остановился на пятидесяти пяти секундах. Он не просто побил рекорд Гражданина Х. – он собрал «Дженгу» раньше времени, которое сам себе задал.

Новый чемпион ресторана «Дело Привычное!» по «сборке-разборке Дженги» криво ухмыльнулся поверженному сопернику и, не дождавшись ответной реакции от Гражданина Х., всё так же медленно, как под водой, встал и прошёл к своему столу, за которым его уже ждал салат «Хабито» и клюквенный морс.

Поверженный Гражданин Х. с пустым выражением лица отпил из стакана и принялся неуверенно, будто бы с опаской поедать свой любимый салат, а затем вышел из ресторана «Дело Привычное!» под усмешки остальных гостей.

В этот раз тени были куда гуще, голоса говорили с агрессией, кто-то иногда тыкал пальцем в спину Гражданина Х., он постоянно слышал, как позади него перешёптывались, обвиняя его в чём-то, чего он сам не мог понять. Он шёл сквозь туман, постоянно оглядываясь, в надежде увидеть хоть что-то, но всё равно ничего не видел.

В один из обедов, когда он пришёл в ресторан «Дело Привычное!», резко переставший быть для него вторым домом, его уютной комнатой, в которой он мог закрыться от всего мира, крепостью, которая могла защитить его от мрачных неясных теней, Рыбьемордый с довольной ухмылкой уже сидел за столиком, где некогда лишил Гражданина Х. частички его жизни. Теперь они всегда сидели вместе. Гражданин Х. не понимал, почему хозяин ресторана, всегда казавшийся таким дружелюбным к нему, сажает этого человека рядом с ним.

Ублюдок-официант плавно подплыл к столу и вручил Гражданину Х. меню. Тот перевёл взгляд на Рыбьемордого, сидящего в своей обыкновенной позе – сложив руки на столе, немного склонив голову набок и подняв правый уголок жирных, отвратительных губ в усмешке. Он уже давно не ел салат «Хабито» и не пил клюквенного морса и Гражданина Х. это по-настоящему пугало, потому что он не понимал причину отказа от единственной еды, которую можно употреблять. Он никогда не видел, чтобы хоть чей-то стол из гостей ресторана «Дело Привычное!» пустовал.

Он взял меню, опустил глаза и содрогнулся. Сначала он не поверил тому, что там увидел, поморгал, снял очки и протёр глаза. Когда он вновь уткнулся в меню, там ничего не изменилось. Гражданин Х. с полным непониманием в глазах уставился на изуродованного официанта, тот ехидно хихикал и качал из стороны в сторону своей обезображенной мордой. Он постучал пальцем, с длинным, обгрызанным ногтем по месту, где носят часы и указал на меню.

Гражданин Х. вновь посмотрел на то, чему до сих пор не мог поверить. В меню ресторана «Дело Привычное!» вместо привычных двух, значилась лишь одна позиция.

1. Клюквенный морс.

Приятного аппетита!

Снизу ресторан всё так же желал приятного аппетита, однако теперь эта надпись воспринималась с некоторой издёвкой над Гражданином Х. Он нервно кивнул официанту и тот, сверкая единственным видным глазом, удалился на кухню.

Они уже давно не играли в «Дженгу». Гражданин Х. боялся опозориться ещё больше, а Рыбьеголовый не предлагал. Он просто сидел и буравил своего униженного соперника своими жуткими, ничего не выражающими глазами. Какофония звуков доставляла непривычный дискомфорт, оглушая Гражданина Х. своим разнообразием звуков. Ему начало казаться, что все гости, сидящие поблизости, тыкают в него пальцами и смеются, прикрыв рты.

Когда мордоворот-официант принёс клюквенный морс, Гражданин Х. схватился за стакан обеими руками и, не получив никакого удовольствия, выпил свой любимый напиток большими глотками, после чего быстро встал и пулей вылетел из ресторана «Дело Привычное!».

Желудок несчастного Гражданина Х. уже неизвестное количество времени не знал еды. В тумане он, словно маленький, ослеплённый извергом котёнок, пытался отыскать хотя бы что-то похожее на его любимый салат «Хабито». Он продирался сквозь злобно шепчущие голоса, вырывался из рук, хватающих его за вельветовый пиджак, падал плашмя от постоянных тычков в спину, закрывал уши и пытался кричать, чтобы не слышать, как все обсуждают его за спиной.

Как-то раз, Гражданин Х., измученный, с синяками под глазами и нервно подёргивающимся глазом пришёл оказался у входа в свой любимый ресторан и дал негру-попрошайке полторы монеты, которые валялись у него в кармане. Попрошайка, выпучив с полопавшимися капиллярами глаз, с несвойственной ему агрессией заорал прямо в лицо Гражданина Х. своё «Yeah, Black Betty!», после швырнул на дорогу свою шляпу с красной лентой и улёгся на свой матрас.

Хозяин, завидев Гражданина Х., радостно прихрюкнул и, схватившись своей горячей ладошкой потащил его к Рыбьемордому, всё так же травя свои байки про молодого человека с револьвером, привычно, к счастью, подпрыгивая на ходу и поправляя сползающий с бугорков цилиндр. Ублюдок-официант, ощерившись гнилыми зубами, качая головой протянул Гражданину Х. пустое меню. В нём не было ни столь обожаемого салата «Хабито», ни вкуснейшего клюквенного морса.

На прыщавом, отвратном лице Гражданина Х. выступила испарина. Сердце громко бухало где-то в районе желудка, а руки нервно тряслись.

По-прежнему тупо пялясь в меню, Гражданин Х. украдкой поглядывал за соседние столики. Они так же были пусты, но гости, казалось, не обращали на это никакого внимания и продолжали вести непринуждённые беседы, кидая издевательские взгляды в сторону столика, за которым сидели Рыбьемордый и Гражданин Х.

Он кивнул выродку-официанту и тот, саркастично поклонившись, скрылся на кухне. Гражданин Х., стараясь не смотреть на своего соседа, пытался понять, что происходит. Что случилось с его любимыми позициями? Куда подевался салат «Хабито» и клюквенный морс? Почему Рыбьемордый просто сидит и испепеляет его взглядом? Почему всего его обсуждают?

Спустя привычное время, за которое Гражданин Х. успевал дважды поиграть в «сборку-разборку Дженги», съесть салат и выпить клюквенный морс, он резко поднялся со стола и пулей вылетел из, ставшего таким враждебным, ресторана «Дело Привычное!».

Он бродил по пустоте, состоящей из хихикающих голосов, постоянных тычков в спину, осуждений, пересудов, слухов, пинков и издевательского, завуалированного шепота, в тщетных попытках найти что-то, что будет хотя бы самую малость напоминать по вкусу его любимые позиции из ресторана «Дело Привычное!». В какой-то момент Гражданин Х., под глазами которого залегли вурдолачьи тени, щёки впали глубоко внутрь, а откуда-то изнутри то и дело вырывался нервный смешок, начал ощущать в левом внутреннем кармане своего вельветового пиджака неясную тяжесть. Иногда, бродя по привычным коридорам, проходя мимо теней, бросающих в него камни, Гражданин Х. мягким движением щупал карман и на его дёргающемся лицо вспыхивала жутковатая, несвойственная ему улыбка.

Он по-прежнему приходил в ресторан «Дело Привычыное!», проходя через двери под преисполненный вопль попрошайки «No, Black Betty!». По-прежнему пропускал истории хозяина, даже про молодого человека с револьвером, мимо ушей. Всё так же кивал чудовищу-официанту, не отрывая взгляда от пустых глаз Рыбьемордого. Сидел привычное количество времени, а затем выходил из ресторана в абсолютную пустоту, потирая левый внутренний карман своего вельветового пиджака и загадочно при этом улыбаясь. Бесцельно бродя по тьме, Гражданин Х. раздумывал над тем, что с ним произошло. Всё, что он умел – у него отняли. Его лишили всего, что он понимал. У него забрали единственное радость, которую он имел. У него отобрали его цель в жизни, ради которой он жил от завтрака до обеда, делая работу, которую он не понимал. Его лишили части себя, раздавили и вырвали два клапана из сердца. Он продолжал идти, пока вновь не оказывался у входа в ресторан. Там, где у него отняли титул чемпиона в «Дженгу», забрали его любимое меню и напиток. И во всём виноват только один человек. Рыбьемордая мразь с мёртвыми глазами, выкачивающими жизненные силы их бедного Гражданина Х. Он подговорил своего обезображенного дружка-официанта убрать все позиции меню. И из-за него Гражданин Х. не ел и не пил уже целую вечность.

В один из ужинов Гражданин Х. привычно оказался у входа в ресторан «Дело Привычное!». Стеклянная автоматическая дверь как будто бы была объята огнём, но на самом деле это был всего лишь кроваво-красный закат. Одноглазый негр привычно разъярённо орал на Гражданина Х., требуя у него шесть монет.

Радостный чертёнок-хозяин, поправляя цилиндр, тащил своего гостя за собой, рассказывая одну историю за другой. Гражданин Х. уселся напротив Рыбьемордого и уставился ему в глаза. Они молча испепеляли друг друга взглядом и не обратили никакого внимания на выродка-официанта, стоящего рядом с их столиком, сложив руки за спиной и привычно покачивая головой с растянутой во всю уродливую рожу улыбкой.

Гражданин Х. оторвал взгляд от Рыбьемордого и посмотрел на пустой стол, накрытый красной скатертью, на которой отпечатался след от тарелки, наполненным салатом «Хабито» и стаканом с клюквенным морсом.

Затем он поднялся из-за стола, отточенным, молниеносным движением запустил руку в левый внутренний карман своего вельветового пиджака и в свете кровавого заката в его руке блеснул огромный револьвер. Гражданин Х. опустил дуло на уровень мерзкой ухмылки Рыбьемордого и спустил курок. Затем привычным движением методично поднёс пистолет к своей голове, помедлил секунду, окинув взглядом скучающих гостей, вновь нажал на курок.

И застрелился в привычный висок.

В начале одиннадцатого века, некогда могучее государство Аль-Андалуз раздирали междуусобные войны. Главным виновником ослабления страны, был некий Джайран - лидер гвардейского корпуса Саккалиба, негласный предводитель "славянской партии" при дворе халифа Хишама Второго, главный поединщик всего воинства Аль-Андалуз, и посол державы.

Умер уже великий визирь Аль Мансор, невольно превративший славянского раба Ивана Костолома в самого главного лиходея эпохи - Джайрана, и не кому более было защитить халифат, ибо халиф был слабоволен. Между остатками могущества Аль Андалуз, и Джайран-Шайтаном, оставался лишь поэт, и учитель философии Джайрана - Абу Али ибн Хазм. Он любил Джайрана, как своего лучшего ученика, боялся, как могущественного воина и придворного мужа, за которым стоит пятнадцатитысячный корпус верных ему гвардейцев, и ненавидел, как человека, прославившегося на весь восточный мир своей хитростью и вероломством.

Однажды, Джайран навестил своего старого учителя, и спросил его:

--Закончил ли ты свой трактат о любви " Ожерелье голубки", о досточтимый мудрец?

--Почти,-- ответил ибн Хазм,-- но зачем ты интересуешься могущественный разрушитель держав? Любовь - это чувство созидательное, оно не про тебя.

--Ну почему же?-- возразил Джайран,-- я батю своего любил, и он просил меня перед смертью, уничтожить всех тех, кто виновен в моем пленении на Руси, и продаже в рабство. Я говорю тебе это с высоты той мощи, которую обрел, и не страшен мне теперь никакой донос к халифу, а значит, теперь я могу говорить с тобою откровенно.

--Это все пустые отговорки,-- качая головой, ответил мудрец,--не раб ты уже давно, а продолжаешь строить козни государству, пригревшему тебя, лишь по твоей природной озлобленности. Помяни мое слово: за бесчинства твои, гореть тебе в Аду вечно, и убит будешь вероломно, так, как часто убивал сам.

--Все это лирика,-- усмехнулся Джайран,--я, нынче, планирую посольство к каталонскому графу, а он большой ценитель прекрасного. Мне нужен твой трактат, чтобы преподнести его графу в подарок.

--Неужели ты думаешь, что я тебе его отдам,-- удивился ибн Хазм,--ты способен обратить белое в черное, благо в беду, и зная это, как по твоему я должен поступить?

--А выбор у тебя невелик,-- засмеялся Джайран,-- не подарю графу трактат, так подарю что- нибудь другое, скажем, красивейший фонтан всех времен и народов, что стоит во дворце Медина-Азахара. Разница лишь в том, что трактат я мог бы отвезти сам, а за фонтаном, графу придется ехать в наш дворец со всем своим войском, скажем тогда, когда халиф с основной армией будет где-нибудь далеко, стяжать дань с христианских соседей. Скажи честно, ты боишься ответственности за последствия?

--Еще как боюсь,-- кивнул поэт,--я многого боюсь: и халифа, если стану невольным виновником вражеского вторжения, и тебя, если донесу владыке о кознях твоих. Я уж давно смирился с тем, что после смерти буду держать ответ пред Всевышним за свою трусость, но, по крайней мере, Аллах не будет вменять в вину помощь тебе.

Джайран ненадолго задумался, а потом сказал:

--Есть у христиан в Библии некий Понтий Пилат, который любил пророка Ису(Иисус Христос у масульман), но не смог спасти, и " умыл руки", полагая, что смыл, таким образом, вину за его казнь. Христиане полагают, что Пилат ныне пребывает в низшем кругу ада за свою трусость, подле величайших грешников на все времена. Думаешь, может быть хуже, если ты отдашь мне свой трактат?

--Правы в этом христиане,-- согласился ибн Хазм,--но, заклинаю тебя, оставь меня наедине со своими грехами, и не прочи мне новые.

--Будь по твоему,-- нехотя согласился Джайран,-- но, прочесть то дашь трактат, когда закончишь?

--Зачем тебе, черная душа-русые волоса?

-- Не для таких ли как я, завещана светлая мудрость о любви?-- возразил Джайран,-- кто пребывает уже в сем благословенном чувстве, тем твои стихи необязательны.

--Хорошо же я тебя обучил риторике...и софистике,-- тяжко вздохнул учитель,--ты обещал отцу, что хруст костей всех виновных в твоей подневольной жизни на чужбине, услышат даже в далеком Киеве, и я не могу быть в том тебе судьей. Давай так: когда завершишь ты свои черные дела, и почувствуешь удовлетворение от содеянного, я сам принесу тебе "Ожерелье голубки", но предрекаю тебе скорую смерть после прочтения.

--Отчего ж так?

--Любовь, проблеснувшая в черством сердце, оскорбит тех, кто был рядом с тобой из страха, и подвигнет их к смертоубийству...

Не отдал ибн Хазм Джайрану трактат. Но, прошли годы, Джайран, своими темными делами, окончательно развалил государство Аль-Андалуз, и на его обломках, основал целых шесть султанатов, где владыками поставил своих полковников. Сам же, стал править Альмерийской тайфой, ведя бесконечные войны с Гранадой, Кордовой, и даже Алжиром. Он пригласил к себе из Кордовы своего старого учителя ибн Хазма, и тот откликнулся, даже привез в Альмерию свой трактат о любви.

Джайран прочел его. Размякло тогда черное сердце непобедимого воителя и султана Альмерии, и стал он вновь оказывать знаки внимания жене своей - Ксении -- главной женщине своего многочисленного гарема, на долгие годы им позабытой. Не стерпел сие Зухайра - старший пасынок Джайрана, дотоле боявшийся даже глянуть в сторону могучего Джайрана. Попрал страх свой юноша стремлением вернуть покой матушке своей, и заколол Джайрана кинжалом в спину.

"Любовь -- бриллиант души человеческой, не терпит оправы из черного камня"-- дописал сей фразой свой трактат ибн Хазм.

ПЭ.эС: Сей пост - лирическое отступление к роману "КОСТОЛОМ".

Личность Джайрана, известна востоковедам, главным образом, благодаря запискам поэта ибн Хазма. В википедии, Джайран фигурирует как "Хайран".