Дитятко
ты не веришь в меня; как же так-то, моё ты чадо?
тебе кажется, ветер кусается беспощадно —
это лапы мои, что вылазят из-под кровати,
у них когти, как сабли — глядишь, то и дело схватят.
тебе слышится шум: может, гавкает пёс соседский?
это сердце моё, понимаешь, дружочек?
сердце.
тебе в окна стучатся — девятый этаж панельки, —
а ты вечно в наушниках — фильмы, соцсети, снеки.
а ты вечно в учебе, как загнанная мартышка,
и совсем не волнуешься, чья там хрипит отдышка,
кто стоит сгустком тени за хрупкой твоей спиною,
подаёт тебе знаки, всё время надрывно ноет.
кто лелеял тебя, по паркету, встречая, шоркал.
кто пугал, и любил, и облизывал ночью щеки.
кто готов защищать— в холодину, в жару и в сырость,
даже если ребенок давно уж, как стебель, вырос.
даже если ребенок не хочет играть в пиратов,
и не хочет, увы, уменьшаться, врастать обратно.
только, знаешь ли, мо́нстровый век, что весна — недолгий.
он как ель, что ссыпает на землю свои иголки.
обернешься однажды — почувствуется потеря —
и дойдет до тебя, как тосклив одинокий терем.
тишина не звенит, не поется в холодных трубах.
что лишился не зверя, не вора, а просто друга.
но не дрейфь, пустяки, я не сдался и ты не сдашься —
никуда не уйду, буду чаще стараться даже.
ты большой, приведешь еще сына, а может, дочку...
и тогда познакомимся заново; это точно.
