• Автор: Albert_Wesker

• Оригинальный материал

Биографии многих великих европейских изобретателей ХХ века можно читать, как исторические романы. Владимир Козьмич Зворыкин – не исключение. В этой заметке мы подробно расскажем о начальном этапе пути великого русского ученого, которого называли «подарком американскому континенту» и создателем «монстра, способного промыть мозги всему человечеству».

Владимир Козьмич Зворыкин родился в городе Муроме Владимирской губернии в многодетной и обеспеченной семье купца первой гильдии Козьмы Алексеевича Зворыкина. Он был младшим из семерых детей, и отец возлагал на него большие надежды – потому что старший сын ушёл в науку и дело отца продолжать не хотел. Пять сестёр в расчет не шли.

К моменту моего рождения Муром считался весьма прогрессивным городом. В нем имелось несколько церковно-приходских школ, реальное училище, восьмилетняя женская гимназия и духовная семинария. Из промышленных предприятий работали несколько ткацких фабрик, железнодорожные мастерские, машиностроительный завод и множество других более мелких промыслов. Была и вполне солидная библиотека. Я часто в нее наведывался, благо она располагалась в доме по соседству. С тех пор любовь к чтению осталась со мной на всю жизнь.

Жизнь юного Зворыкина текла по-купечески размеренно: он помогал отцу, выполняя поручения по семейному делу, получал домашнее образование под руководством старшей сестры Анны. После того, как Анна уехала учиться в Петербург, отец принял решение отдать Володю в школу.

В те времена в России было два типа средних учебных заведений: гимназии и реальные училища. Разница состояла в том, что в гимназиях больший упор делался на изучение литературы и языков (в частности, греческого и латыни), а в реальных училищах – на естественные науки и математику. Конечно, никто у меня не спрашивал, в какую из двух школ мне бы хотелось пойти – все решил отец. Его выбор отчасти объясняется тем, что гимназии в Муроме не было, а реальное училище было, и, поступив туда, я мог продолжать жить дома с родителями…

Учился Владимир хорошо, из предметов больше всего любил физику. Чем старше становился мальчик, тем серьезнее давал поручения отец – но интересовали Володю не бухгалтерский учет и экономика.

Все мальчики любят возиться с техникой – в этом смысле я не был исключением. Чтобы не попадало мне в руки (от заводных игрушек до отцовских часов) рано или поздно превращалось в набор деталей. Помню, мне хотелось проникнуть в самую суть вещей. В то время в Муроме пошла мода на установку электрических звонков. Я быстро разобрался в том, как они работают, и старался помогать в установке этого электрического чуда родственникам и знакомым, в результате чего заслужил репутацию эксперта. Наибольшим моим достижением был ремонт сигнальной системы на нашем пассажирском пароходе…

В 1906 году Вова с отличием окончил Муромское реальное училище и отправился Петербург поступать на инженерный факультет Технологического института. Конкурс в тот год выдался большим – 10 человек на место, и Зворыкин, несмотря на хорошие результаты, оказался во «втором списке». Это значило, что его зачислят только в том случае, если кто-то из «первого списка» откажется от места.

Тогда Владимир подал заявление на физический факультет Санкт-Петербургского университета, куда был зачислен без экзаменов как обладатель диплома с отличием. Первая же лекция по физике произвела на новоиспеченного студента такое сильное впечатление, что он решил посвятить себя изучению физики. Зворыкин-старший был против такого решения, потому что один сын уже ушел в науку, и он направился в Санкт-Петербург для «улаживания дела», но, пока отец был в пути, кто-то из «первого списка» отказался от места, а Владимиру перечить отцу не стал.

Революция 1905 года в России была подавлена, но призыв «идти к крестьянам и рабочим» оставался весьма популярным среди молодежи, особенно студентов. Вскоре после поступления Зворыкина Технологический институт был на время закрыт из-за студенческой забастовки с баррикадированием внутри здания института. Спустя несколько дней забастовка прекратилась и учеба продолжилась.

…львиную долю времени мы проводили в институте. Программа была насыщенной и требовала полной отдачи. С сентября по июнь шли занятия, а затем начиналась шестинедельная практика. Институт имел договоренности с разными предприятиями о предоставлении нам временных мест, и каждую весну на доске объявлений появлялся длинный список имеющихся вакансий. За пять лет мне довелось поработать на железной дороге, сталелитейном заводе, электростанции и на испытаниях экспериментального двигателя в лаборатории института. Увы, каникулы из-за практики становились короче, но я не жалел и всегда уезжал на работу с удовольствием. (Родители же постоянно сетовали, что недостаточно меня видят)…

Политическая повестка же из студенческой жизни никуда не делась. Владимир с однокурсниками, несмотря на напряженный учебный график, активно участвовали в политической жизни: ходили на собрания и сходки (порой подпольные), вели пропагандистскую деятельность. Но в силу возраста, как вспоминал сам Зворыкин, «выполняли, в основном функции посыльных».

Помню, как однажды мне поручили взять в одной из институтских лабораторий тяжелый сверток и отнести его на чью-то квартиру. Меня предупредили, что нужно быть, очень осторожным, не попадаться на глаза полицейским и не отвечать ни на какие вопросы. <…> Вход в нужный подъезд оказался со двора. Подходя, я заметил, что у ворот, ведущих во двор, толпятся зеваки. Это меня насторожило. Поравнявшись с воротами, я увидел, как в полицейскую карету, стоящую во дворе, заталкивают человека в наручниках. Окольными путями почти бегом я вернулся в институт. Позже мне стало известно, что полицейские производили обыск в той квартире, куда я направлялся. Они заранее знали, что там должен оказаться доверенный мне пакет. Это могло означать только одно: среди нас был либо стукач, либо провокатор. С той поры я под разными предлогами отказывался от подобных поручений.

Аресты студентов в те дни были обыденностью. Не избежал этого и Зворыкин.

Меня задержали только однажды за распространение листовок, призывающих рабочих принимать участие в выборах во Вторую государственную думу. Две недели, проведенные в тюрьме, с очень большой натяжкой можно назвать наказанием. Во-первых, подобралась приятная компания (со мной сидело еще несколько студентов), а во-вторых, нас все считали героями. Мы каждый день получали письма «с воли», которые приносила очередная «невеста». (Девушки выдавали себя за невест, чтобы получить свидание.) По моей просьбе мне принесли бумагу, перо и чернила, благодаря чему я мог продолжать переписку с родителями, требовавшими от меня еженедельных отчетов…

Но политика политикой, а именно в стенах Технологического университета произошла судьбоносная встреча Зворыкина с Борисом Львовичем Розингом.

Теоретический курс сопровождался набором обязательных практических занятий Работа в физической лаборатории настолько меня увлекла, что даже по завершении опытов, необходимых для получения оценки, я проводил там все свободное время. Заведовал лабораторией Борис Львович Розинг, встреча с которым оказала решающее воздействие на всю мою дальнейшую судьбу. Очевидно, он уже раньше заметил мой искренний интерес к предмету. Иначе трудно объяснить, почему однажды, поймав меня за выполнением чужой лабораторной работы, Борис Львович вместо того, чтобы отчитать, спросил, не хочу ли я помочь ему в его собственных экспериментах. «Раз уж вы все равно столько времени здесь проводите», – лукаво добавил он. Розинг пользовался у студентов непререкаемым авторитетом, и я, не раздумывая, согласился…

…А Абрам Фёдорович Иоффе читал спецкурс по заряду электрона, который я посещал.

Работы в области «дальновидения» уже тогда будоражили умы многих ученых во всем мире. Самым перспективным считалось «механическое телевидение», в котором лучи света попадали на фотоэлемент через специальный «диск Нипкова» с нарезанными по спирали отверстиями. С его же помощью формировалось и изображение на экране. Минусом конструкции была крайне низкая четкость, зависевшая от количества отверстий.

Однако Розинг придерживался другой, крайне сомнительной и малоперспективной концепции «электронного телевидения». Всем ученым было понятно, что «точечный» импульс в миллионные доли секунды не может вызвать в фотоэлементе сколь-нибудь заметный результат, а именно на таких импульсах базировались «электронщики». Они старательно пытались усилить сигнал, уверяя всех, что только с помощью их технологии можно добиться высокой четкости изображения.

К концу обучения Володя Зворыкин стал любимым учеником профессора Розинга и почти все время проводил в его лаборатории. В 1912 году он окончил институт с блестящими оценками, получил диплом «инженера-технолога» и право продолжить обучение за границей. Отец потребовал его возвращения в Муром, однако Розинг посоветовал перспективному юноше ехать в Париж, в College de France к известному физику Полю Ланжевену. Зворыкин послушал профессора.

…отец согласился отпустить меня на один год за границу при условии, что потом я буду работать в Муроме. (Согласился еще и потому, что незадолго до окончания института я получил травму шеи, неудачно спрыгнув со снаряда в спортивном зале. Врачи советовали проконсультироваться у зарубежных специалистов).

Осенью 1912 года Владимир Зворыкин приехал в Европу, где был радушно принят профессором Ланжевеном, предложившим ему заняться исследованиями по дифракции рентгеновских лучей. Вместе с Ланжевеном работали известные физики-теоретики Луи де Бройль, Жан Батист Перрен, Фернан Гольвек. Словом, Владимир попал в хорошую компанию, у которой было чему поучиться. Через год, проведенный в Коллеж де Франс, он решил обстоятельно изучить курс теоретической физики, переехал в Берлин и начал посещать лекции по физике в Шарлоттенбургском институте, но наступил 1914 год.

Осенью Зворыкин с превеликими трудностями добирается до Петрограда через Данию. Первые успехи русской армии вселяли надежду, и Владимир решил остаться в Технологическом университете. Но вскоре началась мобилизация, и его призвали. После обучения на краткосрочных курсах радистов рядовой Зворыкин был направлен на фронт, где воевал в подразделениях беспроволочного телеграфа, действовавших под Гродно. После полуторалетней Зворыкина произвели в подпоручики и перевели в петроградскую Офицерскую электротехническую школу. Здесь заведовал учебной частью полковник Илья Эммануилович Муромцев, сотрудничавший с Главным военно-техническим управлением при Временном правительстве. Кроме того, он был тесно связан с Русским обществом беспроволочных телеграфов и телефонов (РОБТиТ), дочерним предприятием английской фирмы «Маркони» в Петрограде.

К этому времени относится важное событие в личной жизни В.К. Зворыкина. Он влюбился в студентку стоматологического училища Таню Васильеву, на которой женился, сообщив об этом родителям телеграммой. На его удивление, упрёков за то, что столь ответственный шаг он совершил, не посоветовавшись с родителями, не последовало. В ответ на его телеграмму пришли поздравления и подарки для жены.

В 1916 году В.К. Зворыкин был назначен военным представителем в Петроградском заводе РОБТиТ С. М. Айзенштейна. Этому заводу были переданы для исследований и освоения производства французские радиотелефонные передатчики на высоковакуумных усилительных лампах.

С.М. Айзенштейн, один из пионеров отечественного радио-телеграфирования, узнав о его совместных работах с Б.Л. Розингом, предложил организовать исследования по электронному телевидению. Но и этому сбыться было не суждено.

В 1916 году из казахского городка Тургай перестали поступать оперативные сообщения, так как банды басмачей повредили телеграфные линии. Там дислоцировался гарнизон, обозначавший присутствие России на китайской границе. Восстановительную экспедицию под командованием Зворыкина сформировали из казаков и драгун. В неё вошли призванные в армию инженеры и преподаватели вузов. Экспедиция с новым оборудованием прибыла в Тургай, и телеграфная связь была быстро восстановлена. Владимир Козьмич не стал ждать 2 месяца очередного войскового сопровождения и, нарушив запрет начальника гарнизона, рискнул пуститься в обратный путь до железнодорожной станции лишь с местным проводником. Он попал в плен к басмачам, но, проявив смекалку, сумел выпутаться из этой ситуации и вернулся в Петроград незадолго до Февральской революции.

Февральскую революцию В.К. Зворыкин встретил, продолжая службу на заводе РОБТиТ, но часто возникающие после революции митинги дезорганизовывали работу.

Вскоре стало опасно выходить на улицу в форме офицера царской армии. Жертвами обвинений в плохом обращении с солдатами тогда стали многие офицеры. В список таких жертв чуть не попал Зворыкин, которого отдали под трибунал по доносу утверждающему, что он издевался над подчиненными, заставляя их говорить в «дырочку в коробочке». К счастью, члены трибунала немножко разбирались в радиотехнике и знали, что такая «дырочка» называется микрофоном. Однако, обстановка продолжала накаляться.

Так как оставаться в революционном Петрограде было опасно, Зворыкин предпочел отправиться на украинский фронт в подразделение, дислоцированное недалеко от Киева. Но всевозможные агитаторы – от большевиков до анархистов – вели разрушительную работу в армии. Начались аресты офицеров, и Зворыкину, делегату фронтового митинга от своей части, пришлось выпрыгивать из окна вагона на ходу поезда и убегать под выстрелы вслед. Вскоре после этого инцидента военная служба Зворыкина закончилась.

Некоторое время они с женой Татьяной прожили в Киеве, где обстановка была такой же неспокойной. Ходили слухи, что идёт контрнаступление, и что немцы вскоре оставят Киев. Татьяна считала, что следует уезжать с немцами, а Владимир хотел вернуться в Петроград. В результате Татьяна уехала к подруге в Берлин, а он, сняв военную форму, решил не покидать родину, надеясь на скорый конец смутных времен. Возникшую «трещину» в семейных отношениях не исцелило даже рождение двух дочерей.

В 1918 году значительную часть оборудования завода РОБТиТ и его лабораторий было решено перебазировать из Петрограда в Москву, где и находился С.М. Айзенштейн. Стараясь ускорить решение многочисленных проблем, связанных с переездом, Зворыкин приехал в Москву и первым делом встретился со своей сестрой Марией, работающей в городской больнице. От нее он узнал о смерти отца и, посетив Муром, о других трагических событиях в родовом гнезде Зворыкиных, что развеяло его надежды на возвращении к прежней налаженной жизни.
Их родной дом – «семнадцать окон по фасаду на каждом этаже» – реквизировали под музей естественных наук, а матери (умерла в 1918 голу) и старшей дочери разрешили временно оставаться в двух комнатах. Уговорить их переехать в Москву, где будет спокойнее, Владимир не смог.

Транспортировка оборудования завода бесконечно задерживалась, поскольку руководство дороги в первую очередь было озабочено переездом правительственного аппарата из Петрограда в Москву. Пытаясь помочь директору завода, Зворыкин многие часы проводил в управлении железной дороги, возмущенный царившей здесь неразберихой.

Становилось очевидным, что ожидать возвращения к нормальным условиям для исследовательской работы, в ближайшем будущем не приходилось. Новое правительство издало строгие декреты, согласно которым все бывшие офицеры обязывались явиться в комиссариат для призыва в Красную Армию. Мне не хотелось участвовать в гражданской войне. Более того, я мечтал работать в лаборатории, чтобы реализовать идеи, которые я вынашивал. В конце концов, я пришел к выводу, что для подобной работы нужно уезжать в другую страну, и такой страной мне представлялась Америка.

Просто так выехать в Америку Зворыкин не мог, так как его работа на заводе РОБТиТ была связана с секретным производством военной продукции. Поэтому он намеревался сначала посетить Омск по предложению треста, занимающегося в России монтажом радиотехнической аппаратуры, в частности американской.

Узнав, что выписан ордер на его арест, как бывшего офицера, за неявку в комиссариат, Зворыкин спешно покинул Москву, решив добираться до Омска «на перекладных». В Екатеринбурге его всё-таки арестовывают, примерно в то время, когда в подвале Ипатьевского дома расстреляли семью бывшего императора. К городу приближались чешские войска, и, воспользовавшись возникшей паникой, арестант Зворыкин смог бежать из тюрьмы и на поезде добраться в Омск. Находящееся здесь Сибирское правительство, пришедшее на смену большевикам, командировало Зворыкина за границу для закупки аппаратуры радиосвязи, правда, все дороги из Омска, кроме северного направления, тогда были блокированы воюющими частями. Но Зворыкин и здесь не спасовал: ему удалось разыскать в Омске петроградского профессора Толмачева, снаряжающего арктическую экспедиции по рекам Иртыш, Обь и далее по Северному Ледовитому океану до Архангельска. Он договорился поехать с Толмачевым. Тогда Архангельск был занят войсками Антанты, и здесь находились посольства стран, не признавших власть большевиков.

Согласно предписанию, выданному в Омске, зарубежная работа Зворыкина начиналась с посещения английских фирм, но в посольстве Великобритании ему в визе отказали, так как там не признавали Сибирское правительство. Тогда Зворыкин встретился с послом США, и ему удалось получить американскую транзитную визу. Воспользовавшись этой визой, он посетил по пути Норвегию, Данию и Англию, из которой на океанском лайнере «Мавритания» достиг США накануне нового 1919 года. Здесь он занимался делами омской радиостанции и понял, что без знания английского языка найти квалифицированную работу в США практически невозможно.

Весной 1919 года от Сибирского правительства поступило указание доставить в Омск аппаратуру и дополнительную партию деталей для радиостанции. Финансы заканчивались, и Зворыкин вернулся в Омск. Обратный маршрут пролегал через Сиэтл, Иокогаму, Владивосток и по транссибирской дороге через Харбин. Ко времени прибытия Зворыкина в Омск Сибирское правительство сменил адмирал Колчак, которому нужен был человек, находящийся в США и решающий вопросы, связанные с заказами и доставкой военных и иных американских товаров для новой власти в Омске. Зворыкин согласился с предложением Колчака быть его полномочным представителем в Америке, заключив соответствующий контракт на срок до двух лет. Но, прибыв в США спустя 18 месяцев после бегства из Москвы, Зворыкин узнал о падении правительства Колчака и стал свободным от своих обязательств и … источника средств к существованию.

Обосноваться Зворыкину в Нью-Йорке помог известный русский ученый — гидродинамик Борис Александрович Бахметьев, бывший профессор Санкт-Петербургского технологического института, тогда посол России в Соединённых Штатах, пока еще не признавших правительство большевиков. Он предоставил Зворыкину работу по выполнению бухгалтерских расчетов на арифмометре в Русской закупочной комиссии, имеющей офис в Нью-Йорке. Параллельно Зворыкин не переставал «рассылать резюме».

Через несколько месяцев из Германии к нему вернулась супруга, а на одно из резюме пришел отклик – Зворыкина пригласили на работу в Westinghouse Electric and Manufacturing (WE&M) в Питтсбурге. В течение первого года работы в лаборатории WE&M Зворыкин совершенствовал технологию нанесения бариевого покрытия на платиновую основу катода приемно-усилительных ламп. Однако, ожидаемой оценки своего труда он не получил, а жизнеобеспечение воссоединившейся семьи требовало повышенных расходов. Поэтому в 1922 году Зворыкин ушел из фирмы и стал удачливым бизнесменом в Канзас-Сити, собирая в собственной квартире и продавая портативные радиоприемники. В 1923 году Владимира Козьмича пригласили обратно в WE&M на более выгодных условиях, и он возвратился, получив согласие на исследования по электронному телевидению. Через несколько месяцев, работая практически в одиночку, Зворыкин собрал полностью электронную телевизионную установку и в декабре 1923 года подал заявку на изобретение телевизионной системы нового типа.
В этой системе видимое изображение проецировалось на фоточувствительную мозаику передающей трубки через сетку, являющуюся коллектором. Каждый элемент мозаики получал при этом электрический заряд, пропорциональный освещенности данного участка изображения. Под воздействием электронного луча, сканирующего мозаику, заряд преобразовывался в соответствующий видеосигнал. В качестве приемного устройства системы использовалась усовершенствованная им, но принципиально малоподходящая для этого осциллографическая трубка фирмы WE&M.

О высоком качестве изображения пока говорить не приходилось, и для настоящего успеха было необходимо решить ряд технологических и радиотехнических проблем. Но уже полученный результат был мировым достижением, идея которого, как постоянно подчеркивал Владимир Козьмич, принадлежала Б.Л. Розингу.

Предложенная в заявке схема телевизионной системы оставалась в работе Зворыкина основополагающей до 1930 года, но соответствующий патент был выдан ему в результате судебного разбирательства только через 15 лет – 20 декабря 1938 года. Патентное ведомство США не верило в реализуемость системы на практике до тех пор, пока в Нью-Йорке не появились телевизоры с кинескопом Зворыкина. Усомнилось в этом и руководство фирмы WE&M, рекомендовав Зворыкину "… заняться чем-нибудь более полезным". Из категории «более полезных» для WE была выбрана работа по фотоэлементам и системе звукозаписи для кинематографа, что давало возможность продолжать совершенствование системы телевидения.

Я понял, что работу над идеей, способной привести к коммерческому успеху, нужно камуфлировать до тех пор, пока возможность получения прибыли не станет очевидной для людей бизнеса.

Всё решила судьбоносная встреча с Дэвидом Сарновым, чья семья эмигрировала из Белоруссии ещё в начале века. Сарнов, вице-президент фирмы «Рэдио корпорейшн оф Америка», не побоялся рискнуть и поверить мечте русского гения. Не можем не упомянуть и интереснейший факт о Сарнове: именно он 14 апреля 1912 года принял радиотелеграмму о крушении “Титаника” и трое суток поддерживал связь со спасателями, проводившими поиск пассажиров с затонувшего парохода, что послужило мощным импульсом для его продвижения по карьерной лестнице.

Так, после встречи Зворыкина и Сарнова в 1933 году в США родилось телевидение.
Десятилетия спустя, на склоне лет, в своих выступлениях Зворыкин будет ругать детище за «секс, ужасы, драки и убийства», заполонившие эфир. Но тогда, в 33-м году, он по праву чувствовал себя триумфатором. На него обрушилась мировая известность. Он ездил с докладами по всему свету, в 1934-м побывал и на конференции в СССР. В России оставались его сестры, брат, племянники, и Владимиру Козьмичу очень хотелось вновь увидеть их. На Родине он много общался с коллегами, знакомился с их наработками, делился своими идеями. Но вернуться так и не решился. В Америке он был уважаемым человеком, а вернувшись на Родину стал бы сыном купца 1 гильдии и белым офицером… Зворыкин еще раз сумел побывать в СССР, и после этого загремели один за другим массовые процессы над учёными, инженерами… Был арестован и брат Зворыкина, Николай. Правда, его довольно скоро амнистировали.

В годы войны Владимир Козьмич работал на оборонку, занимался разработкой приборов ночного видения и авиабомб с телевизионной наводкой, участвовал в Фонде помощи жертвам войны в России. Позже, с началом войны «холодной», последний факт едва не привёл Зворыкина под молот репрессий уже на новой родине. Его, как неблагонадёжного, отстранили от всех исследований, запретили покидать страну. Лишь заступничество ставшего к тому времени генералом Сарнова через год «реабилитировало» изобретателя. В конце 50-х он вновь смог посетить СССР, но вернуться так и не решился, по большей части из-за второй супруги.
С первой женой, Татьяной, уехавшей следом за ним из России и родившей ему двоих детей, Зворыкин расстался ещё в Питтсбурге. С той поры он жил только работой. Когда ему был за сорок, Владимир Козьмич встретил женщину, которую полюбил на всю жизнь, Екатерину Андреевну Полевицкую. Однако, она была замужем. Через 20 лет, когда избранница овдовела, Зворыкин женился на ней. И хотя обоим было за 60, но жили они долго и счастливо. Он скончался в возрасте 93 лет, она – через год после него.

Екатерина Андреевна была врачом, и последние десятилетия жизни Зворыкин посвятил изобретениям в сфере медицинских технологий. В 1957 году он запатентовал прибор, который в ультрафиолетовом излучении дает цветное изображение живых клеток на экране, что открыло новые возможности биологических исследований.

Всего Владимиру Козьмичу принадлежит более 120 патентов на изобретения. Он был отмечен многочисленными наградами, как в США, так и в мире. В США его называли «подарком американскому континенту». На Родине в чудом сохранившимся доме, принадлежавшем некогда семье Зворыкиных, ныне размещается музей Владимира Козьмича, а в 2013 году в Москве открыт памятник – где Зворыкин изображен вместе со своим изобретением, перевернувшим мир.

Больше интересных статей в нашем блоге на Хабре.