Метеостанция «Усть-Чаркы» находится в тайге. Туда нет дороги, а до ближайшего поселения, заполярного посёлка Батагай, 200 км по бурной горной реке. Когда-то жизнь на этой метеостанции скрашивал небольшой посёлок золотодобытчиков, но вот уже несколько лет, как от него остались лишь руины, а семья потомственных метеорологов вынуждена жить в изоляции.

Специальный корреспондент Филиппо Валоти-Алебарди провёл три дня на станции в якутском Заполярье и увидел, какой бывает жизнь в десятках километров от цивилизации в самом сердце тайги.

На краю земли

Двигатель грузовика тарахтит, и мне почти не слышно, что говорит Олег, рослый седой мужчина в шапке, напоминающей головной убор то ли лётчика, то ли танкиста. Он тычет пальцем в окно, показывая своему сыну Богдану на котлован и несколько огромных жёлтых бульдозеров. Богдан сидит за рулём и посматривает по сторонам: утрамбованный снег на нашем пути сменяется замёрзшей землёй, огромными серо-коричневыми глыбами заледеневшей грязи. Скоро здесь будут добывать золото.

«Аэропорт», — говорит Олег, показывая в сторону небольшого двухэтажного дома без окон и дверей. Мы подъезжаем к бывшему посёлку Лазо — когда-то здесь жили 2000 человек, была своя школа, больница, магазины. Самолёт в райцентр Батагай летал каждый день, ещё один раз в неделю летел прямо в Якутск.

Богдан с Олегом — старожилы здешних мест, они метеорологи на труднодоступной метеостанции «Усть-Чаркы». Олег служит на ней вот уже больше 30 лет, Богдан и вовсе вырос там.

От посёлка Лазо осталась двухметровая стела с большим автомобильным колесом и несколько раскуроченных домов. «Тут была автобаза», — рассказывает Олег, показывая на бетонный скелет какого-то исполинского здания, похожего то ли на фабрику, то ли на склад. «А там школа, где Богдан учился, видишь, целая ещё стоит», — указывает куда-то вдаль Олег.

То, что когда-то было посёлком на 2000 человек, стало временным домом для старателей, которые приезжают сюда добывать золото со всей России, они селятся в уцелевших зданиях и разбирают остальное на запчасти. Старатели здесь временно, на шесть–семь месяцев сезона, но и такое соседство радует Олега с Богданом, ведь на десятки километров тут больше никого.

Дорога до метеостанции — замёрзшая река Адыча и еле виднеющаяся в снежной целине колея. Мы едем прямо по следу, мимо огромных могучих торосов и больших сугробов. Если на секунду потерять контроль и сойти с колеи — можно плотно увязнуть, но Богдан — хороший водитель. Метеостанция появляется неожиданно: посреди однообразной тайги вдруг вырастают далёкие очертания домов.

Охраняется государством

Метеостанция «Усть-Чаркы» — это один большой дом и несколько маленьких строений, разбросанных на крутом берегу реки. Вокруг лес, сопки и снег. Лают собаки, красивая дворняга по кличке Лу прыгает на трёх лапах — недавно она попалась в соболиный капкан.

Мы отцепляем от машины три тяжёлых бревна и оставляем их около целой горы заготовленных дров — весна тут холодная, топить приходится часто. Местных жителей четверо — кроме Богдана и Олега, ещё Ира и Игорь. Игорь самый молодой и неопытный, ему 21, а на станции он всего полгода.

Ире 32, она маленькая и хрупкая, утопает в своём метеорологическом бушлате и валенках. Лу прыгает вокруг неё, боясь наступить на больную лапу. Ира улыбается и ласково хватает собаку за её длинный волосатый нос. Она не хочет, чтобы я снимал её портрет в спецовке и шапке, скрывающей её длинные светлые волосы. Ира быстро разворачивается в сторону метеостанции, у неё очередной срок.

Срок — это время, когда метеорологи должны отправлять данные о погоде, он наступает каждые три часа. За это время нужно собрать информацию о температуре воздуха и почвы, уровне влажности и давлении и передать их в центр.

Помещение метеостанции отдаёт казённостью, но в то же время оно деревенское, уютное. Внутри большая белая печка и много приборов для измерения погоды. В углу рация, мигающая своим одноглазым дисплеем, она издаёт приятные шумы и помехи, изредка слышно чьи-то слегка металлические голоса.

На столе бледновато-зелёные растения, питающиеся слабым северным солнцем, рядом рабочие тетради, в которые метеорологи кропотливо записывают данные о погоде, и калькулятор, чтобы высчитывать давление на уровне моря. Для этого они снимают показания с барометра и сверяются с большой таблицей, намотанной на цилиндр, как на буддистское молитвенное колесо.

Барометр хранится в большом белом шкафу, освещаемом лампой накаливания. Каждый раз, когда кто-то из сотрудников станции открывает его, помещение озаряется тёплым ярко-оранжевым светом, и это похоже на таинство.

Останки

«Усть-Чаркы» существует с 1942 года. По словам Богдана, метеостанцию создали, чтобы обеспечивать знаменитый АлСиб — воздушную трассу, по которой перегоняли самолёты из США в СССР по ленд-лизу. До этого здесь было небольшое поселение.

Богдан показывает куда-то вдаль: «Бугорочки видишь? Там дома были. А в кустах печь стояла здоровенная, хлеб, видимо, пекли». Бугорочков я не вижу, равно как и остальных следов некогда существовавшего поселения, зато на краю метеостанции есть заброшенные дома.

Богдан родился и вырос на метеостанции

Там была база дорожников, которые десятилетиями жили бок о бок с метеорологами и обслуживали зимник, связывающий Якутск с Батагаем. Когда-то дорога проходила здесь, и эта, казалось бы, дикая горная речка зимой превращалась в довольно оживлённую трассу.

Даже когда Лазо закрыли, цивилизация ещё дотягивалась до самого сердца тайги благодаря дальнобойщикам. Зимой, когда замерзали реки, можно было в любой момент уехать в посёлок и вернуться оттуда, сделать знакомому водителю заказ или ждать от него почту. Но несколько лет назад зимник на Батагай пустили по другой дороге, и тогда метеостанция оказалась полностью отрезанной.

До домиков дорожников идти метров двести по глубокой колее от грузовика. Мимо бани, небольшого сарайчика, окружённого бочками с топливом, и треугольника из небольших красных флажков — импровизированной вертолётной площадки. Дом дорожников похож на сельскую школу. Часть строения используется метеорологами, туда постоянно наведываются Богдан с Олегом, чтобы подбросить дров в печку большого гаража.

От кинозала остался только одинокий стул

В длинном доме много комнат, вернее, того, что от них осталось, — окон нет, пол вскрыт, по всему дому идут трубы отопления, покрашенные в ярко-голубой цвет. Олег рассказывал, что тут была столовая, гостиница для уставших водителей, бильярдная с библиотекой и даже небольшой кинозал.

От последнего мне удаётся найти одинокий стул и маленькое прямоугольное отверстие в стене, из которого теперь дует лишь холодный ветер. От прошлого не осталось ничего, разве что куски опавшей штукатурки, которые трещат под моими ботинками.

Таёжная «квартира»

К крыльцу, словно трофей, прибита маска героя из «Трансформеров», справа от неё голова оленя, его ветвистые рога украшены кольцами из проволоки. С крыши бахромой спадают десятки сушёных рыбин. Вход в квартиру, предбанник, здесь используется как огромный морозильник. Температура как на улице, стены и потолок покрыты инеем, на небольшом столике замечаю свернувшийся комок шерсти, похожий на намокшую меховую шапку, брошенную на холод. «Соболь», — говорит Богдан.

Я прикасаюсь к мягкому и холодному меху, его шерстинки до сих пор в снегу. Я спрашиваю Богдана, много ли он получает от такого промысла. «Много мы не охотимся, но на бензин и запчасти хватает», — отвечает он. За хорошую шкуру этого ценного зверька в Батагае можно получить 6–7 тыс. рублей.

В квартире Богдана и Иры светло, здесь совсем нет ощущения тайги. Если отвлечься от большой деревенской печки и покрытых инеем окон, то на секунду можно представить себя в обычной панельке на окраине любого миллионника. Новый кухонный гарнитур под дерево, разноцветные чашки, декоративная тарелка с изображением рисовых полей и человека в круглой шляпе, сувенир из поездки в Таиланд.

Пахнет варёным мясом, на столе суп и огромный кусок оленины, от которого Богдан и Олег отрезают кусочки большим самодельным ножом. Лезвие сантиметров пятнадцать, на рукоятке выжжены наивные рисунки, похожие на армейские татуировки: Саха, необитаемый остров с пальмами и большое сердце. Богдан улыбается — это его нож, раньше он часто мастерил такое из старых запчастей, пружин или пил.

В соседней комнате Wi-Fi роутер, из Ириного смартфона раздаётся неразборчивый детский голосок, она подносит телефон к губам и говорит: «Вот когда приедешь на каникулах…» Раздаётся звук доставленного сообщения. Ира улыбается и показывает телефон Богдану. «Волосы отрастил, смотри, язык показывает», — смеётся она.

У Иры и Богдана растёт шестилетний сын. Как и Богдан, он вырос здесь, на метеостанции, но год назад мальчику пора было идти в школу, а ближайшее учебное заведение здесь в 200 км. Сын Матвей живёт с бабушкой в небольшой деревне в Новосибирской области и видится с родителями только на каникулах или когда они приезжают в отпуск.

«Мне баба купила шоколадку и рулетик, я сейчас молочную шоколадку ем», — доносится до меня высокий голос. «С тобой говорить хочет», — протягивает Ира телефон мужу. Богдан резко вытирает руки о салфетку и выходит в соседнюю комнату. Его голос тут же меняется, становится мягче и будто на несколько лет моложе: «Привет, Матвейка».

Мечты о Майами

Квартиры здесь одинаковые, они состоят из крохотной кухни с большой каменной печкой и жилой комнатки. Кухня у Игоря старая, покрашенная кем-то из предыдущих жильцов в яркий бирюзовый цвет. На кухне большой стол, бочка с водой и шкаф, вручную раскрашенный цветочным орнаментом.

На полке шкафа перевёрнутая чашка с фотографиями двух девушек. Ту, что справа, зовут Настя, у неё красивый овал лица и ярко-голубые глаза. Настя приехала сюда жить и работать с Игорем, но пару недель назад уехала на вертолёте санитарной авиации, получив травму колена. Игорь ждёт, что она может вернуться, но остальные обитатели метеостанции в этом сомневаются. Богдан шутит: «Молодую якутку тебе привезём», остальные жалеют — на метеостанции без пары тяжело.

В тайге Игорь скучает по технологиям

Игорь неохотно говорит о Насте. Они учились в одной группе, он из маленького посёлка, она из города. В таёжных условиях ей было легче жить, чувствуя его поддержку, Игорь это понимал, он за неё и дрова колол, и ходил с ней на сроки.

— Переписываешься с ней?

Игорь мотает головой.

— Раньше переписывались.

— Тяжело без неё?

— Когда вместе жили, нормально было, а уехала — стало скучно, конечно.

Голос Игоря повисает в воздухе, будто ему не хватает сил или желания продолжать фразу. Ему скучно на метеостанции, но сдаваться он не намерен и хочет отработать свой трёхлетний контракт до конца. Игорь — не таёжный житель, он редко рыбачит и не ходит на охоту, большую часть дня он проводит дома — то в обнимку с новеньким ноутбуком, то глядя в потолок, то у печки с сигаретой в зубах.

В своём безразмерном бушлате и больших резиновых сапогах он, конечно, смахивает на деревенского парня, но внешность обманчива. Больше всего здесь, в сердце тайги, Игорь скучает по технологиям. В детстве он увлекался программированием и, пока остальные на летних каникулах отдыхали, писал программы и делал сайты, зарабатывая в своём небольшом сибирском посёлке до 100 тыс. рублей.

Но в университет поступить не получилось — не хватило баллов, а потом — армия и колледж, где обучают на метеоролога. Свой выбор Игорь объяснить не может: в лес его никогда особенно не тянуло, на Север — тоже. А таёжную метеостанцию на распределении он выбрал лишь потому, что это выгоднее: «Все выбирают труднодоступные, потому что на поселковых станциях у тебя те же деньги, но не снабжают продуктами, а как ты будешь жить на 20 тысяч в месяц?»

Под столом замечаю ящик с продуктами — консервы, крупы, чай, кофе. Раз в год якутское управление метеорологической службы завозит сюда продукты по строго выверенной норме: столько-то банок свиной тушёнки на человека, столько-то говяжьей, шпроты, фрукты в сиропе, банка кукурузы и зелёного горошка из расчёта раз в месяц.

Игорь в своей комнате

На обоях Игоря в комнатке небольшие гравюры с изображением европейских столиц. Триумфальная арка в Париже, мост через Темзу, Колизей. «У тебя тут Рим подписан Прагой», — говорю я. Он вглядывается в вид на Ватикан и спрашивает, был ли я там. Игорь мало путешествовал, был разве что в армии.

«В Карачаево-Черкесии служили, в горах. Как здесь, только там куда теплее», — вспоминает он. «Где бы ты хотел побывать?» — спрашиваю я его. «Не знаю, но я не люблю всё такое, старое, — говорит он, кивая на обои. — Мне нравятся небоскрёбы, современные дома, как в Майами или Лос-Анджелесе». На его смартфоне заставка: тёплое море омывает ярко-жёлтый песок — как в Майами.

«До срока!»

Солнце закатилось за сопку, метеостанция окрасилась в розово-голубые тона, Богдан идёт проверять показатели, скрипя своими массивными ботинками, скоро семь — очередной срок. Уверенным движением он вылавливает из густого снега термометр. «Тридцать три», — говорит он про себя и залезает на хлипкую лесенку с ящиком на вершине. Спустя пару секунд Богдан удивлённо говорит: «Видишь, какая разница, в двух метрах от почвы уже двадцать семь».

В помещении метеостанции темно и тепло. Ира сидит в углу, слушая рацию. Два мужских голоса бурчат друг на друга, эхом гудят помехи, Ира улыбается.

— Сохатый пришёл домой, представляешь?

— К Юре или Костяну?

— К Юре, собаки гнали.

Передавать сводки нужно каждые три часа

Из рации доносится новый, теперь уже женский голос: «Четыре пять восемь, два ноля, двойка». Череда цифр продолжается секунд двадцать, после чего мужской голос приносит «До срока!» — и в дело вступает Богдан.

Быстрым движением он приводит в действие маленькую чёрную ручку, следом доносятся звуки морзянки: «Пи-пи-пиии-пи-пиии-пи-пии-пи-пиии-пи-пиии-пи-пии-пи-пиии-пи-пииип-пи-пип-пи-пип-пи-пи-пиии-пиии-пии-пип-пиппии-п-пиип-пииип-пии-пиип».

Связь по рации плохая, и часто Богдана с Ирой не слышно. Они называют это словом «непроходимость» и живут с ней так же, как жители больших городов мирятся с пробками или очередью в общественный транспорт. Они привыкли обходиться морзянкой, до покупки первого спутникового телефона она и вовсе была единственным способом связаться с цивилизацией.

Богдан заканчивает и громко вздыхает: где-то среди его постукиваний прозвучало очередное «Спасибо, до срока!» — так заканчивается любое общение метеорологов.

Здесь заканчивается космос

У квартиры Олега висит голова медведя, его пасть раскрыта, глаза-бусины сияют пустотой. Косолапых в последнее время тут становится всё больше, в последний раз хищника пришлось убивать прямо на крыльце.

Олег родился и вырос в тайге, в далёком уголке Забайкальского края, куда добраться можно было фактически лишь на вертолёте или маленьком самолёте. Для него жизнь в условиях отсутствия всего — это норма, в его рассказах о том далёком прошлом нет ни радио, ни тем более телевидения, а подарки прилетали вместе с лётчиками из далекого мира цивилизации и городов.

Быт на метеостанции аскетичен и лишен привычных городским жителям удобств

К бытовым трудностям ему не привыкать. Это сейчас на метеостанции есть и грузовик, и УАЗ, и два снегохода, и даже спутниковый интернет, купленный Богданом в подарок жене. А 30 лет назад, когда они с женой только приехали сюда, у них была только морзянка для связи с цивилизацией и одна тачка, в которой они возили и дрова, и воду.

Его квартирка выглядит по-деревенски просто: грубо покрашенные стены, простая мебель. Тут совсем не как у Богдана с Ирой, тут чувствуется дух прошлого и той тяжёлой простой жизни. Долгое время Олег делил эту квартиру с Екатериной, своей женой. Она проработала с ним бок о бок 30 лет на этой и на других метеостанциях, но в прошлом году уехала в Новосибирск, где они получили квартиру.

Олегу без неё нелегко, он часто повторяет, что на метеостанции главное — иметь свою пару. «Я со своей хоть в космос», — говорит он. Но космос заканчивается здесь, в глухой тайге, посреди снегов, охоты и рыбалки, а там, в цивилизации, он жить не может.

Богдан и его промысел

Гараж для «Бурана» длинный и узкий, там едва помещаются один снегоход и два человека. В полный рост не встанешь, толком не развернёшься, полки вокруг заставлены деталями, коробками с болтами.

Пластиковый капот «Бурана» весь в потёртостях и вмятинах, ветрозащитное стекло покрыто огромной трещиной, будто косым шрамом через всё лицо. Условия эксплуатации таёжные, и техника долго не выдерживает. «Это я сам приваривал, тут конструкцию укреплял и здесь, а то одна-две поездки, и от всего этого ничего живого не останется», — говорит Богдан, показывая на массивные металлические бамперы.

Он ковыряется в гусеницах и светит себе налобным фонарём, в зубах сигарета, из трещин между досок пробивается блёклый белый свет, из-за чего дым становится похож на зависшую в воздухе змейку.

Богдан проводит много времени в тесном гараже своего снегохода

Чаще всего снегоход используют на охоте, в местах, куда и подготовленный грузовик-вездеход не заедет. Охота для Богдана — это не просто мясо, а отдых, и заработок, и возможность окунуться в такие далёкие закоулки тайги, где, может, никогда и не ступала нога человека.

«Вот, казалось бы, в лесу живём, а на охоту едем куда-нибудь километров за 200. Кайф — это уехать куда-нибудь, посидеть там, чайку попить, в палатке поспать. Вроде солярку тратить не хочется, но нет — обязательно подальше манит, чтобы машина застряла, что-нибудь сломалось в дороге», — объясняет он.

Охота у Богдана строго поделена на сезоны. Весной и осенью в основном олень и лось, зимой — соболь. Летом от охоты он чаще всего отдыхает, в этот период большая вероятность случайно подстрелить оленёнка или его мать, а их Богдан не трогает. С браконьерами он не дружит — те постреливают всё живое без разбору, и Богдану это непонятно.

Таких охотников, говорит он, здесь много. Как только дорога нормальная появится из Батагая, так окрестности сразу наводнят браконьеры. Но к метеостанции они близко не подходят — боятся.

Богдан охотится с детства, отец брал его с собой, когда тот был ещё совсем маленький и не мог держать ружья. Богдана всегда тянуло туда — в лес, в природу. А ещё ему нравился азарт, ощущение погони, поиск следов. Трофеи для него до сих пор не главное, важны ощущения, гнаться за оленем по девственной тайге на снегоходе, который еле выдерживает гонку по кочкам, сугробам и пням.

На два мира

Ира грызёт семечки под душещипательную историю очередных экстрасенсов. За ней большой красный ковёр, на стенах семейные фотографии, посреди шкафа большой телевизор и цветастый ростомер с весёлыми зайцами, прыгающими друг на друга. До конца шкалы ещё расти и расти.

Ира поглощена историей из телевизора и своими мыслями — разрыв с сыном нарушает их с Богданом таёжную идиллию. Поездка друг к другу в гости раз в полгода — тяжёлое решение, да и сам путь опасный. Прошлой осенью, когда их сын выезжал из тайги в город, их машина сломалась прямо посреди зимника в десятках километров от ближайшей цивилизации.

«Если бы сразу бросили в год, как детей маленьких бросают… А тут столько времени прожили вместе — тяжело, — делится она, смотря куда-то в сторону маленькой двери, вырезанной в стене. — Это Богдан сделал. Матвейка, когда маленький был, не мог от меня на шаг отойти — пришлось дверь делать между квартирой, чтобы он со мной и на сроках был».

Из телевизора доносится громкая музыка и странные придыхания, где-то там вершится кульминация, а здесь в воздухе витает какая-то неразрешённость. «Я вот иногда думаю: а что плохого в тайге? Что он, там вырастет или сюда бы приехал? Мысли у людей здесь другие. Семейные ценности. Тут, допустим, охота и рыбалка, а там — интернет, пьянки-гулянки, здесь здоровым человеком вырастешь», — продолжает она мыслить вслух.

Ира не знает, что делать дальше. Отработать два года до северной пенсии и уехать к сыну или оставаться здесь. Но что они будут делать в Новосибирске? Для жизни в городе им, таёжным жителям, нужно переучиваться, осваивать новые профессии да и просто учиться жить заново в совершенно других условиях. За столько лет жизни здесь, в этом богом забытом месте, без воды, отопления и медицинской помощи они уже давно чувствуют себя уверенней, чем там, где дороги и круглосуточные магазины.

Жизнь тут патриархальная, предсказуемая. Всегда знаешь, когда обед, ужин, когда и кому идти на срок, когда за водой или за дровами. Тут всё размеренно и тягуче, во время холодов время растягивается, не хочется выходить из дома, хочется лежать у печки и слышать тихое постукивание морзянки за стеной, такое ритмичное и ровное, будто кто-то тихо барабанит пальцами о дубовый стол.

источник

Прежде всего, спасибо пикабу за поддержку на гринлайте год назад: https://pikabu.ru/story/yekzistentsialnyiy_bityemap_4830965 Реальная помощь была, как нигде.

Теперь про игру.

Мое личное мнение, что игрок выбирает прежде всего оценивая эстетику, и если эстетика не цепляет, то хоть что там. А эстетика это картинка, музыка, сеттинг, возможно еще что-то, сочетание их может быть, не знаю. Так или иначе, вот ты смотришь на картинку, движущуюся или статичную, и все становится понятно. Твое или нет.

Глядя на эстетику, правда, многим показалось, что это такой римейк-наследник Downtown Nekketsu Monogatari (River City Ransom), персонаж не далеко ушел от Кунио, бэки, японская школа, позавчерашние чибики.

К сожалению (или к счастью), друзья, это не ДНМ.

Я сам почти в любую игру гонял прежде всего как в песочницу, как игру в солдатики. Будь-то duck hunt, ninja gaiden или фф7. Поэтому и свою я дизайнил так же, чтобы в ней хотелось и моглось жить. Отсюда многие механики, бесполезные казалось бы действия (типа облокачивания на балконные перила, или стояния на мосту, или кидания камней в воду).

По чуть-чуть, понемногу, все это создает необходимую атмосферу, чтобы вы смогли лучше проникнуться персонажами и историей про взросление и дружбу. Не сильно я удовлетворен как все в итоге срослось, но некоторые вещи определенно удались.

Если более конкретно по геймплею, то в рамках суточного цикла вы планируете привычные всем действия: ходите в школу, деретесь, читаете книжки и так далее. Не все механики очевидны, я делал это намеренно, чтобы игроку было интересно их открывать. Кому захочется, естественно.

Для тех кому не захочется, можно вволю побитэмапиться на разных бэкграундах. Город открыт сразу, локаций не то чтобы очень много, но все-таки побегать есть где.

Ну и еще можно просто тусоваться друзьями.

Однако все это в конечном итоге для того, чтобы вы услышали историю, которую я хочу рассказать. Возможно, кому-то она окажется близка.

Еще раз всем спасибо.

https://store.steampowered.com/app/846110/The_friends_of_Rin...