Сладких тебе снов, дружочек

Поглажено 4178

Осталось 10822

Аркадий Ильич никогда не наступал на жуков. На самом деле, конечно, не только на жуков, а вообще на всю живность, которая бегает, ползает или как-то еще суетится под ногами.

С каких пор так повелось, он и сам не помнил. На всякий случай  для друзей и знакомых у него была история, что когда-то в раннем детстве забавы ради насмерть он захлестал прутиком спешащего куда-то по своим делам черного усатого жука. Как сейчас думалось, это был хрущак или жужелица – с тех пор познания Аркадия Ильича о жесткокрылых сильно увеличились.

Мама тогда присела на корточки перед восторженно смеющимся сыном и, глядя ему в глаза и придерживая за воротник, начала выспрашивать, зачем он убил жучка. Она говорила, что у жучка могли быть дети, кто-то мог его любить («да-да, даже такого черного и противного») и в конце концов так получилось, что все это оказалось совсем не смешно, а даже наоборот — и маленький Аркаша весь вечер проплакал.

Не помогли в тот день ни диснеевские мультики, которые тогда показывали по телевизору каждое воскресенье, ни внеочередное незаслуженное мороженое.

Когда сын не захотел идти смотреть мультфильмы, которых, как и все ровесники, всегда ждал целую неделю, мама совсем встревожилась. Аркаша сквозь слезы спрашивал, можно ли жучка как-нибудь оживить — он еще верил во всемогущество и безграничную мудрость взрослых.

Мама не стала обманывать — объяснила, что оживить никак не получится, и можно только больше никогда так не делать. В конце концов Аркаша успокоился, но с тех пор накрепко усвоил, что смерть — это плохо и насовсем.

Аркадий Ильич в конце концов позабыл, случилось ли такое в его детстве на самом деле, или он все придумал — но история была хорошая и правдоподобная, и прекрасно объясняла его безобидную странность. Правда, рассказывать ее ему так и не пришлось — знакомые такими вещами не интересовались, а друзей у него не было. Друзья сами собой заводятся только в самом раннем детстве, а уже в первых классах школы они льнут, как осы к сладкому, к людям ярким, шумным и примечательным.

Аркадий Ильич был скучным и невзрачным, его плохо, не с первого раза запоминали и никогда не выделяли из толпы. Он был среднего роста, весь какой-то бесцветный, тусклый, никакой — как рабочий муравей среди сотен своих собратьев. Он не умел хорошо и интересно рассказывать — в компаниях его возраста рассказывают обычно о работе, женах, любовницах и отпусках. Работа у Аркадия Ильича была скучная, в учреждении, где царила унылая казенщина, сохранившаяся еще с восьмидесятых – о такой и говорить не стоило. С коллегами он не общался – так для всех было лучше.

Жены у него не было, как, конечно, и любовницы - женщины редко обращали на него внимание. Он считал, что это в конечном счете не так уж плохо, поскольку всегда спокойнее всего себя чувствовал один. Женщина принесла бы в его спокойную, тихую и упорядоченную жизнь суету, неизбежные истерики и требования и, в конце концов, все равно бы ушла.

Отпуск Аркадий Ильич обыкновенно проводил дома — читал книги, рано ложился спать и прогуливался днем в парке по соседству — если не было дождя. Сырости он не боялся, но после дождя на асфальт выползали целые полчища червей.

Глупых червей давили спешащие люди, но Аркадий Ильич так не мог - он тщательно обходил их, а иногда, если позволяло время и не болела спина, собирал и относил на обочину, в траву, надеясь, что дальше они как-нибудь сами. В общем, выйти из дому в дождливый день каждый раз было целой проблемой. Не лучше было и по вечерам - на дорожки выползали крупные слизни, которым отчего-то не сиделось у себя в кустах, и многих из них поджидала печальная участь.

Поэтому гулять по вечерам Аркадий Ильич не любил— но иногда все же выходил, устав от летней духоты, и порой не мог удержаться от спасения очередного безмозглого слизняка, ползущего посредине дорожки. Слизней брать в руки было неприятно — и приходилось прихватывать их листком подорожника. Это помогало, но не очень - все равно в конце концов приходилось вытирать пальцы о траву. Аркадий Ильич вытирал - и грустно провожал взглядами прохожих, которые совершенно не смотрели под ноги. Им не было никакого дела до чужих жизней.

От насекомых же вообще не было никакого спасения. В окружающем мире они были повсюду. Аркадий Ильич как-то прочитал, что насекомые, если бы только осознали для себя угрозу, могли бы уничтожить человечество за один день — и, подумав, решил, что так оно и есть. Даже в его маленькой квартире их было полным-полно — и постоянно проникали новые.

Пчел и ос он наловчился ловить и выпускать в форточку при помощи стакана — чтобы не ужалили. Бабочек и ночных мотыльков - просто ковшиком ладони, но аккуратно, чтобы не повредить пыльцу. Мух и редких комаров он оставлял паукам — те давно обжили углы его квартиры, а один даже раскинул свою сеть прямо на оконной раме. Как-то раз в сеть угодила оса - и паук долгое время боялся к ней приблизиться. Аркадий Ильич наблюдал, решая, как тут поступить.

В конце концов он пришел к заключению, что лучше всего не вмешиваться - природа рассудит, ведь паукам тоже нужно есть. Если бы оса порвала сеть и вырвалась, или исхитрилась бы ужалить паука, Аркадий Ильич выпустил бы ее — но она запутывалась все больше, и в конце концов паук осторожно приблизился к ней и приступил к трапезе. На это смотреть стало неинтересно, к тому же красивую осу было жаль — и Аркадий Ильич занялся другими делами.

Хуже все были тараканы. Их Аркадий Ильич по-настоящему не любил еще с тех времен, когда жил в квартире, доставшейся от бабушки. Наглые, рыжие и считающие себя главными в любом помещении, в котором оказались, они единственные иногда выводили его из равновесия. Тараканы, видимо, были неотделимы от города, и даже в новой квартире в многоэтажке их откуда-то заносило — к счастью, это были лишь одиночки, которые потом уходили сами собой — но спустя время показывались снова.

Жить в городе Аркадию Ильичу не нравилось — город подавлял его ежедневной суетой, оглушал шумом, но в деревне было бы еще труднее — там каждый день в окна залетали бы бабочки и комары, заползали жуки и Бог знает, кто еще. К тому же из деревни было бы неудобно добираться на работу. Машины у Аркадия Ильича не было — под колесами автомобилей гибли не только насекомые, но и мелкие животные, а проследить, что там на дороге, было бы попросту невозможно.

Сегодня у Аркадия Ильича было скверное настроение — с утра на кухне он застал очередного непрошеного гостя. Здоровенный рыжий таракан, шевеля усами, восседал прямо на кухонном столе — и даже не подумал спасаться бегством при виде хозяина квартиры. Наверное, хозяином этой квартиры он уже назначил себя.

Аркадий Ильич махнул на таракана газетой, но тот просто отбежал немного назад и вновь замер, выжидая. Казалось, что придется, скрепя сердце, прихлопнуть его, но стоило снять с ноги шлепанец, таракан словно что-то понял, спрыгнул со стола, пробежался по стене и скрылся в вентиляционном отверстии. Аркадий Ильич выдохнул, сделал себе бутерброд с сыром и налил в кружку кефир, но тут зазвонил телефон.

Телефонные звонки он не любил — это означало, что либо кто-то ошибся номером, либо с той стороны провода ему попытаются навязать покупку какой-нибудь очередной ненужной вещи, якобы призванной увеличить комфорт его жизни, либо звонят с работы, где опять из-за чей-то безответственности что-то не получается закончить в срок.

Аркадий Ильич нехотя взял трубку, и его худшие опасения оправдались. Один из его коллег слег с аппендицитом, и его нужно было срочно прикрыть. Правда, премию за внеочередной заказ  пообещали хорошую.

Запланированный на сегодня выходной отменялся, и предстояло трястись в автобусе, ехать в скучный офис и выполнять опостылевшие за много лет обязанности. К сожалению, в его возрасте и с его характером искать новую работу дело трудное, к тому же на собеседованиях он всякий раз чувствовал себя неуютно — и ему обычно не перезванивали. Аркадий Ильич без аппетита доел бутерброд, допил кефир, оделся, взял потертый служебный чемодан и вышел из дома.

Времени в запасе было немного, но, к счастью, дождя сегодня не было и под ноги можно было смотреть вполглаза. Он дошел до автобусной остановки, только один раз остановившись из-за крупного жука, угодившего по недомыслию в оставленную какой-то сволочью на бордюре полупустую бутылку пива.

Аркадий Ильич вылил пиво на асфальт, бутылку выбросил в урну, а жука выудил из лужи и отнес в куст сирени — понадеялся, что жук там отсидится, обсохнет и улетит себе по своим жучиным делам.

На работу Аркадий Ильич почти не опоздал — он торопливо прошел мимо вахтера на проходной, который, кивнув на приветствие, даже не посмотрел в его сторону, поднялся в лифте, прошел по коридорам, полным отличающихся только номерами дверей, и наконец добрался до нужного кабинета.

Аркадий Ильич надел перчатки, открыл дверь, сделал виноватое лицо и, открывая чемодан, извиняющимся голосом произнес:

- Добрый день, Петр Витальевич.

Грузная фигура генерального директора отвернулась от дорогого ноутбука. Петр Витальевич уставился на посетителя, пытаясь вспомнить, кто же из многочисленных сотрудников без приглашения заявился в его кабинет.

Сотрудники директору порой казались мельтешащими муравьями, озабоченными какими-то своими, мелкими проблемами – как платить кредит, на что жить и когда он, Петр Витальевич, наконец выплатит им зарплатные долги. Вспомнив об этом, он даже негодующе дернул усами - как важный, видавший виды таракан. Он никак не мог припомнить, чтобы в его организации трудился такой невзрачный человечек — и неожиданно его потуги оборвали два негромких хлопка.

Аркадий Ильич подошел к осевшему в кресле телу, на лице которого все еще оставалось недоуменное выражение, и привычно сделал контрольный выстрел — на всякий случай.

После этого он аккуратно положил пистолет на стол и вышел, прикрыв за собой дверь — лишь на миг задержавшись, чтобы открыть форточку, в которую билась, жужжа, маленькая муха. День был выходной, здание было практически пустым и на обратном пути Аркадий Ильич не встретил никого, кроме того же погруженного в дрему вахтера, который вместо прощания что-то недовольно пробурчал себе под нос.

Аркадий Ильич был с ним полностью согласен — он и сам не выходил бы сегодня на работу, но, как и домашнему пауку, ему тоже нужно было что-то есть.

Совесть молчала — ей за глаза хватало того, что утренний таракан все-таки ушел живым.