Еще одна байка от авиационного инженера.

В связи с большим расходом спирта на аэродроме, было решено заменить его на ЭАФ - эфироальдегидную фракцию.

ЭАФ (эфироальдегидная фракция) – отход спиртового завода при ректификации. //Википедия

Выдали инженерам канистру с этой жидкостью. Смотрят они на нее, понять не могут - вроде и спиртом пахнет, а вроде и не спирт. Можно пить или нельзя? Решили проверить.

Взяли канистру, кружку, открыли крышку и поставили недалеко от поста охраны. Охранник территорию патрулирует, маршрут проходит мимо канистры.

Первый раз прошел и не заметил. Второй раз почувствовал запах спирта, с шага сбился, но продолжил патрулировать. В третий раз головой замотал, увидел канистру. Ну а на четвертый взял кружку и выпил.

Инженерам только этого и надо, охранник ушел - канистру убрали. Смотрят на реакцию. Два часа наблюдали, охраннику ничего. Значит, безопасно, пить можно.

И в тот же вечер с этой канистрой укатили на турбазу.

Просыпается наутро наш инженер с дичайшим похмельем, подходит к окну и видит: на подоконнике лежат тонким слоем дохлые комары. И один последний комар в стекло долбится, сбежать пытается. Дыхнул на него инженер, комар упал рядом с остальными.

"Какую ж дрянь мы пили!" - только тогда сообразил инженер.

P.S. не советую повторять. Это у инженеров авиации стальные руки-крылья, а в место сердца -  пламенный мотор, а неподготовленный человек может здоровьем поплатиться.

Я думаю, каждый смотрел исторический фильм, о средних веках, ну или читал книги. И так же, каждый замечал, какое отношение было к персонажам женского пола: ни право голоса, ни воли выбора, ничего. Словно женщина, это не человек, а какая-то домашняя скотина, на подобии собаки: захотел выкинул, захотел оставил...  Родители выдавали насильно замуж ради богатства, словно подстилку... Да и без фильмов и книг каждый об этом знает!

Сейчас же, слава богам, право голоса и выбора в силе, никто никого насильно замуж не выдаёт... Хотя у цыганей так и осталось. Кажется, всё замечательно, но...

Каждая девушка сталкивается с очередной компанией парней, которые пытаются к ней нелепо подкатить, используя слишком пошлый смысл, и даже не скрывая этого. Приглашают подвести, пристают...

И тогда, девушки не один раз слышу вопрос типа "Почему ты боишься парней", ну что-то в этом роде. Та блин действительно!

Каждый день мы (девушки) испытываем страх, идя домой через парк, где много ТАКИХ парней... Испытываем страх, когда слышим, что едущая сзади приостанавливается, и когда слышим что двери этой машины открываются...

Не спорю, не все парни такие, но откуда нам знать, что он просто реально хочет познакомиться, или реально подвести домой? Мы не умеем читать мысли.

А кому-то это по приколу, специально приставать и наблюдать, как несчастная словно загнана в угол, боится тебя.

Разве это прикольно? Что в этом есть такого, что заставляет вас так поступать?

Когда общество узнаёт о изнасиловании девушки, винят именно её, мол "одета не так", и т.д.  Ничего так, что это НАШ выбор, что нам одевать, а что нет? Мир не был создан только для мужчин, чтобы одеваться так, чтобы никто из них не захотел тебя (...)

Нужно научиться сопротивляться своим желаниям, а не пользоваться моментом, пока она так одета и думать "ой, всё равно общество её винить будет". Никто не знает, как в будущем будут поступать с твоей дочкой, или внучкой...

Начало.

Ссылки на источники информации, помеченные [], можно найти в конце статьи.

Итак, на второй день учений Ван Райпер молниеносным ударом потопил большую часть флота вторжения. Как выразился командующий силами «Синих» Белл: «В штабе царило огромное опустошение и разочарование. Но мы получили отличный урок».

Примечание. К чести генерала Белла надо сказать, что после проведения учений он повел себя гораздо более достойно, чем многие его коллеги по Пентагону (об этом будет чуть ниже). Он не пытался спихнуть поражение «Синих» на «недозволенные методы» и пр. Наоборот, став четырехзвездным генералом, он принял на вооружение и активно внедрял на учениях многие приемы, примененные Ван Райпером. Видимо, для боеспособность армии и жизни подчиненных оказались важнее эфемерных и расплывчатых концепций, так явно провалившихся [14].

Тем временем, глава JFCOM генерал Уильям Кернан получил срочный звонок от генерала Гэри Лака (напомню, генерал Лак возглавлял «белую комнату» (White Cell)- руководство и рефери учений), взбудораживший его: «Сэр, Ван Райпер только что потопил все корабли». До Кернана сразу дошло, что эта новость ставит под угрозу дальнейшее проведение как всех учений Millenium Challenge '02, так и самой главной его части- полевых упражнений уже развернутых войск в Форт- Брэгге, побережье Сан- Диего, национальном Тренировочном Центре в Форт- Ирвине и пр. Помимо этого, для полевых упражнений были выделены и силы ВВС- С-17 и С-130. И окно, в течение которого эти средства были доступны, составляло всего 36 часов [14]. Как заявил Кернан впоследствии: «У меня просто не было другого выбора».

По его приказу, «белая комната» подняла с морского дна все потопленные суда, воскресила утонувшие экипажи и сделала вид, что происшедшего просто не было.

Примечание. Как заявил командующий флотом «Синих» Питер Пэйс: «Вы убили меня на первый же день учений. И я могу просидеть здесь 13 дней, ничего не делая, либо вы меня воскресите и я смогу эти 13 дней приносить пользу эксперименту. Что лучше?». [5]

Надо сказать, что хотя Ван Райпер уже блистательно подтвердил свою точку зрения на новомодные тенденции, он не стал возражать против подобного хода событий, прекрасно понимая, что раз 250 миллионов долларов потрачены, их нужно отработать по полной.

Вместо этого, Ван Райпер и его команда стали готовиться к отражению высадки амфибийных сил Корпуса Морской пехоты и высадки воздушного десанта 82-й авиадесантной дивизии.

И вот тут началось то, что, по моему мнению, никак не красит руководство JFCOM и «белую комнату». На третий или четвертый день они стали устанавливать ограничения и урезать Ван Райпера в средствах, чтобы привести учения к заранее запланированному результату- победе «Синих». [2]

Перво- наперво, генералу Ван Райперу объявили, что все покушения его диверсионных групп на лидеров соседних государств- союзников «Синих» провалились.

Во- вторых, ему объявили, что все его средства радиосвязи и оптоволоконные линии уничтожены силами РЭБ «Синих», и приказали перейти на использование сотовых и спутниковых телефонов, которые могли контролироваться «Синими». «Нет, нет, нет,- ответил Ван Райпер. – Мы будет и дальше использовать курьеров на мотоциклах и зашифрованные в посланиях с минаретов сообщения!». Но в этом ему было отказано, и приказано действовать, «как действуют на западе». На свой вопрос Кернану, на основании чего введены подобные ограничения, Ван Райпер получил просто ошеломляющий ответ: «Потому что противник никогда не будет действовать подобным образом.». [5]

В- третьих, «Красным» было приказано раскрыть местоположение своих сил ПВО либо переместить их, чтобы «Синие» могли нанести по ним удар. Причем приказ был отдан через голову Ван Райпера начальнику его штаба. [6] [4] [8]

В- четвертых, уцелевшие после удара силы ПВО было запрещено применять по V-22 Osprey морской пехоты и C-130 воздушного десанта. [6] [4]

В- пятых, когда Ван Райпер запросил о возможности применения имевшегося химического оружия, ему было отказано под тем предлогом, что после применения ХО потребуется проведение мер по дегазации, а на это нет времени, «окно» применения реальных войск слишком мало. [1] [7]

Ван Райпер был в ярости[8]. Последней каплей стало то, что на шестой день учений он обнаружил, что начальник его штаба, ныне гражданский служащий министерства обороны США, полковник запаса Аттер, отдает его команде распоряжения, противоположные тем, что отдавал сам Ван Райпер. Эти распоряжения поступили к нему из «белой комнаты» от бригадного генерала ВВС Джима Смита, непосредственного начальника Аттера в JFCOM [8][14].

На шестой день учений, 29 июля 2002 г., генерал- лейтенант Ван Райпер добровольно сложил с себя полномочия командующего силами «Красных», передав их Аттеру [14], и провел оставшееся время при учениях в качестве советника, сидя на диване и отпуская едкие замечания. [2]

Примечание. Главная причина того, что при своем бойцовском характере Ван Райпер не стал дальше добиваться исполнения своих решений (а как я уже упоминал, по словам одного из его подчиненных, «он мог быть реальной болью в заднице»), по его словам, состояла в том, что он хотел «избежать нарушения субординации и связанной с эти моральной дилеммы», т.е. если бы он продолжал настаивать на выполнении подчиненными своих приказов, и те бы их выполнили- им могло бы аукнуться на действительной службе.

Как и следовало ожидать, войска «Красных» и их флот были благополучно разгромлены, диктатор смещен, оружие массового поражения изъято и спокойствию региона более ничего не угрожало.

Но Ван Райпер еще не сдался. Он написал краткий 21-страничный отчет об основных выводах учений и направил 6 его копий руководству JFCOM. Отчет был немедленно засекречен и… оставлен без движения. [14]. Ван Райпер понял, что в итоговом отчете JFCOM благополучно укажет, что они доказали то, что хотели доказать, и неопробованные и не получившие подтверждения технологии уйдут в войска. И он не хотел, чтобы в этом отчете фигурировало его имя [14].

«Предопределенный ход учений- это не проблема»,- заявил он. «Проблема в том, что есть разница между тем, что было во всеуслышанье объявлено, что«свободная игра»- для того, чтобы подтвердить и проверить концепции, и тем, что они в итоге были насильственно внедрены в военную доктрину». [5]

Тогда Ван Райпер, еще прежде чем учения завершились, написал несколько электронных писем свои коллегам и единомышленникам (придерживавшимся сходных взглядов на рамсфельдовскую доктрину), в которых изложил свои соображения о том, что ход учений был предопределен и провалившиеся концепции будут- таки утверждены, несмотря ни на что. Расчет генерала заключался в том, что его коллеги тоже будут в бешенстве и через кого- нибудь информация таки утечет в прессу. Так и произошло.

Вскоре после издания официального отчета JFCOM о том, что «все концепции благополучно подтверждены»[1], в издании «Army Times» вышла статья: «Исход военных игр изменен? Генерал заявляет, что итог Millenium Challenge '02 был предопределен». [14]

Cтатья быстро и широко разошлась в прессе. На JFCOM обрушился такой шквал критики, что от одного имени Ван Райпера у «латунных шляп» (жаргонное прозвище высшего командования) начинали вращаться глаза в орбитах и подергиваться нижнее веко.

Что только они только не говорили про Ван Райпера… (особенно отличился генерал Кернан). В своем интервью глава JFCOM назвал генерала «противоречивой личностью» и «скользким типом»; заявил что Ван Райпер вылез за пределы своих полномочий; заявил, что генерал вообще неправильно понял понятие “free play” и вообще посожалел о том, что употреблял его слово. [1]

Но подобные выпады против Ван Райпера наткнулись на спокойную, но мощную его поддержку в военных кругах.

Даже высокопоставленный сотрудник JFCOM, генерал- майор Дин Кэш высказался следующим образом: «Мы считали, что имеющаяся у нас система разведки позволит нам видеть все и знать все. Это оказалось не так. Концепция провалилась…Этот скачок информационных технологий может затянуть нас в кроличью нору (ссылка на «Алису в Стране чудес»), поэтому с ним нужно быть осторожным» [1].

Противостоявший Ван Райперу в качестве командующего сил «Синих» генерал Б.Б. Белл, получая свою четвертую звезду, выразился так: «Я получил хороший урок о том, что может значить личность военного и гражданского руководителя. После того, как мне так здорово надрали зад, я постараюсь его крепко запомнить». [8]

Тот самый, оставшийся неназванным подчиненный Ван Райпера выразил мнение о генерале, наиболее распространенное в военных кругах: «Он великий человек, и он великий патриот. Все, что он сделал, он сделал правильно и по правильным причинам» [5].

Эпилог.

Эта история, как я уже говорил, получила широкую известность. Ван Райпер и дальше продолжал бороться с теми доктринами, которые он считал в корне неверными, в составе группы генералов выступил за отставку с поста министра обороны Дональда Рамсфельда (по причине его некомпетентности) и продолжил преподавание как в Университете Корпуса морской пехоты. Также на YouTube (ключевое слово Van Riper) можно найти очень интересный цикл лекций генерала по теории управления. Сейчас ему 81 год и он по- прежнему живет в своем доме в Вирджинии, перечитывая любимых им военных классиков.

«…Полководец, который, выступая, не ищет славы, а, отступая, не уклоняется от наказания, который думает только о благе народа и о пользе государя, такой полководец – сокровище для государства» Сунь Цзы. «Искусство Войны»

Источники информации:

[1] https://www.globalsecurity.org/military/library/news/2002/09...

[2] https://www.pbs.org/wgbh/nova/wartech/nature.html

[3] https://web.archive.org/web/20121021004438/http://www.foreig...

[4] https://www.theguardian.com/world/2002/aug/21/usa.julianborg...

[5] https://www.theguardian.com/world/2002/sep/06/usa.iraq

[6] https://www.popularmechanics.com/military/a30392654/millenni...

[7] https://www.nytimes.com/2002/09/06/opinion/how-we-won-the-wa...

[8] https://warontherocks.com/2015/11/millennium-challenge-the-r...

[9] Blink: The Power of Thinking Without Thinking Malcolm Gladwell

[10]https://taskandpurpose.com/opinion/millenium-challenge-2002-...

[11] https://fabiusmaximus.com/2008/01/14/millennium-challenge/

[12] https://slate.com/news-and-politics/2003/03/the-officer-who-...

[14] Micah Zenko «Red Team. How to Succeed by Thinking Like The Enemy»

Наловим мальков тюлем, в консервной банке ухи сварим. Никто нас не кормил и не баловал. Мать с утра на работе, потом на огороде

Ещё бутылки сдавали. Одна бутылка - 12 копеек. Две - уже булка хлеба.

Мы тогда рядом с базой отдыха жили. Пойду на весь день на пляж - компании отдыхают, бутылки оставляют. Я их раз, раз - и припрятал в кустах.

Вечером с отцом поедем на лодке - я все тайники в лодку сложил.

Полную лодку бутылок набрали как-то раз.

Сдали и велосипед купили сестре.

Я работал, а велосипед ей.

И, главное, она мне кататься не давала.

Так я как-то раз тайком стащил велик и с горы поехал на нём - а кататься-то не умел. И прям в дерево с размаху! Переднее колесо восьмёркой согнулось.

Много лет прошло, обиду забыл - смеётся и рассказывает

Прошел месяц с того времени, как тебя больше не стало. Был и не стало. Я до сих пор, как сидела в ту ночь с твоей собакой, курила и думала о том, что ты там лежишь в морге, один, холодный, в закрытом ящике.
Один. Без дыхания и без стука сердца.
Я любила слушать, как стучит твое сердце, прижимаясь к твоей спине ночью.
Первые девять дней я не знаю, как я прожила. Правда, не знаю.
В голове постоянно стояла картинка, как ты лежишь уже в этом дорогом гробе, припудренный, такой с втянутыми щеками, скулы заострились и ты такой, такой чужой там был.
Тебя не хотелось обнимать, целовать. Не хотелось. Зачем? Зачем целуют мертвых, зачем им что то говорят?
Почему нельзя было делать это при жизни?
Тогда на похоронах все было таким, как будто это не здесь, не со мной и я будто бы наблюдаю за этим со стороны, вроде как бы и тебя нет.
Ты знаешь, наверное, если бы у меня были силы, я бы стала кричать, я бы сказала бы всем все.
Совсем всем.
Максиму, который был так занят своей жизнью, что сколько его просила, сколько писала, сколько взывала, чтобы помог, как врач, а мне каждый раз говорили, что хуйня, Оля, это же хуйня, перебесится.
А теперь что?
Сказала бы и твоей матери, которая сейчас присылает мне эти дурацкие открыточки в виде "доброе утро". Сегодня прислала "с днём семьи". Какой семьи? Чьей?
Я стараюсь больше не думать о том, что она все видела, она была свидетелем твоего решения и ничего не сделала. Ничего.
Я отказываюсь верить в бездушие. Отказываюсь верить, что так можно.
Я не могу это принять.
Мы с тобой много говорили о родителях и о том, как хотелось бы, чтобы был тыл, чтобы вот так можно было приехать и укрыться в родительском доме.
Я бы сказала бы и Ане, и Алисе о том, что это хуевое шоу, совсем на двоечку.
Сколько раз я была свидетелем, как ты просил дочь увидеться, сколько раз просил Аню о том, чтобы вы общались, на что обычно было, что дочь в свои 11 лет слишком занята для общения с отцом.
Ну да, ну да, а ты видел, как она мне написала, что из-за меня дочь осталась без отца?!
Первый раз за все время мне захотелось написать тебе.
Нет, мне хотелось писать тебе каждый день, мне хотелось сказать, как я зла на тебя, как мне больно и я не знаю, что делать со всем этим.
Весь этот месяц я старалась не вспоминать, как было, что было. Я старалась контролировать, чтобы все те прошлые воспоминания, когда мы были вместе не захлестнули последний почти год, когда нас уже не было, а были ты и я.
Не могу ничего слушать кроме твоей "25/17". Хочу сходить на их концерт.
Ты не попал. Я хочу это сделать за тебя.
Вчера была на Арбате и меня затянуло.
Как будто знаешь, как в кино, смотришь на место и вспоминаешь, прям образы перед глазами.
Лавочки, на которых сидели, группы, которые для себя открывали, песни, которые пели.
Хочется сбежать из города. Сбежать от себя, потому что все эти места пропитаны воспоминаниями.
Я даже слышу твой голос, твои фразы в голове.
Ты знаешь, очень хочется перечитать наши переписки, хочется прям губами к ним прикоснуться, но я боюсь, что меня разорвет и что существование станет просто невозможным.
Я так устала от этой тюрьмы и я не представляю, когда это все закончится.
Мне порой хочется просто зайти глубоко в лес и кричать "уходи! Уходи, пожалуйста!" и в то же время я не могу отпустить, я не могу взять просто и вычеркнуть все, понимаешь?
Мне иногда кажется, что вот те самые два года я только и была жива.
А все это время до тебя, я даже уже и не помню, что было до тебя. Нет, помню, но это знаешь, как жизнь не моя, как будто до тебя я не знала, что такое чувствовать, быть уязвимой.
Ты даже не можешь представить, как сейчас я уязвима, насколько я...я будто потерялась, понимаешь?
Ты же всегда говорил, что то, что мы расстались-это ничего не значит, что ты любого разорвешь, кто меня обидит, кто сделает больно.
А получилось так... Получилось, что все мои попытки уснуть или же поспать хоть немного заканчиваются тем, что я просыпаюсь, рыдая, с ужасом сжимаю простынь и в голове снова картина тебя мертвого.
Я так устала от этого, что не могу перестать думать, что я не хочу уже ничего. Совсем.
Хочется уйти.
Прощаться не с кем.
Боюсь ехать к тебе.
Знаешь, такой животный страх, когда внутри все цепенеет, так было, когда на наших глазах сбили Чуи.
Оцепенение.
Мне кажется, если я приеду к тебе, то я там останусь. Просто не захочу возвращаться сюда.
Я просто не понимаю, как жить сейчас. Не понимаю зачем.
Почему тебе можно было нарушить свои слова, предать Луку, а мне нельзя?!
Предал.
Знаешь, как он тосковал и смотрел на дверь? Знаешь, как они с Оззи засыпали у двери и я несла их под одеяло и обнимала?!
Знаешь, как они бросаются на встречу хоть немного похожим мужчинам на тебя?
И знаешь, как хочется мне в эти моменты кричать?
Никогда не умела кричать, устраивать истерики, но ты меня научил плакать.
Да, мне нужно было этому учиться.
Учиться говорить, не держать в себе.
Сейчас курю, слезы текут сами, а в голове твое: "только не плачь, прошу тебя, не плачь! Все, что угодно, только не плачь!"
Я у тебя никогда не спрашивала, почему ты так всегда до дрожи обнимал, когда я плакала? Даже, когда мы злились друг на друга, даже когда я не хотела с тобой разговаривать, ты обнимал и просил не плакать.
Кто-то сказал, что мужчины боятся женских слез. Ты не боялся, я вообще не знаю, чего мы боялись? Потерять друг друга?
Я много раз думала об этом, когда мы расстались и когда стало отпускать, что вот через много лет, где нибудь в метро, вот так каждый уже другой встретит друг друга, что будет? Как будет?
Будут ли у нас дети, семьи?
А надо было спрашивать "будем ли мы?"
Каждый раз, когда я думаю о том, как ты готовился к этому, как подготовил сумку с вещами и кормом Луки для меня, меня охватывает такая боль, что хочется скулить.
Как бы я хотела бы знать, что было у тебя в голове тогда за секунду до.
Мне настолько хочется это знать, что не хочется жить.
Мы с тобой много говорили о кремации, о смерти, о том, что в библии написано, что нет там ничего. Из праха взят, в прах и превращается.
А сейчас я не хочу знать, что тебя нет, понимаешь? Я хочу обманывать себя, искать какие то знаки, убеждать себя, что ты есть, пусть незримо, но есть.
Весь этот месяц неимоверно красивые закаты.
Может быть они и раньше были красивыми, но последний год я не обращала на это внимание.
А сейчас, все что мне остаётся-это идти и смотреть на небо. Без слов. Просто идти хоть куда-то, лишь бы не четыре стены.
Знаешь, как раздражает это "а что у вас две собаки?". Нет, блять, три, третья невидимая просто.
А вопросы "как ты?". Блять, серьезно, как я?-никак.
Совсем никак.
Все никак.
Тоска по тебе другая. Боль, которую не хочется запивать, не хочется забивать. Не хочется физической болью перекрывать душевную.
Помнишь, когда мы за день до говорили, ты сказал, что не понимаешь, зачем, ради чего тебе надо вылезать с этого дерьма, ради чего начинать все сначала? Ради чего пытаться быть?
Ты знаешь, первые девять дней я судорожно пыталась найти психиатра, который бы меня ввел хоть в какую кому, только чтобы я не чувствовала ничего.
А они все, как один повторяли, что я просто должна это пережить.
И ты бы сейчас сказал, что я сильная, сильнее тебя и я переживу. Ты весь последний год это повторял, пока я не начинала говорить тебе, как больно делаешь.
Не могу отучиться говорить тебе все.
Не могу перестать вести эти диалоги с тобой.
Я так привыкла за этот год быть без прикосновений твоих, без твоих рук, что сейчас мне даже не надо этого, мне нужно все сказать тебе.
Я хочу услышать твои истории с работы, порадоваться абсолютно искренне твоему рассказу об очередной бабушке, к которым ты относился с таким трепетом, а как ты рассказывал о том, что они тебе говорят спасибо и тебе вроде неловко, но так приятно.
Я никогда не перестану восхищаться твоим терпением, твоим сердцем, которым ты мог коснуться моего.
Я хочу приложить к своему сердцу подорожник. Хочу уйти так, чтобы неслышно, чтобы следа не оставить.
Прости, что я так и не смогла помыть полы в той квартире. Когда проводила Захара, у меня не хватило смелости зайти туда. В пустую, в квартиру без тебя.
Я так хочу злиться на тебя, как тогда я злилась за то, что ты похерил все сам, а не могу, у меня нет сил и наверное, уже и злости нет, да ничего нет. Пустой сосуд.