Привет пикабушники!

Знакомый купил фанеру, чтобы постелит полы в полуприцепе фуры, стали нарезать, а там... Фура поехала на завод грузится и кара провалилась.

Брали в конце мая. Рядом полоска нормальной фанеры.

P.S. Фанера плохого качества, слоя шпона наложены кусками и слеплены. На первом фото правый кусок нормальная фанера, где все полоски шпона ровные.

Это несколько обрезков, чтобы в магазин отвезти показать для возврата.

Бывают случаи, когда ты знаешь, ЧТО необходимо делать, но не можешь себя заставить.

Однажды такой случай случился и со мной.

Прекрасное утро рабочего дня. Меня уже четыре ночи не трогают с экстренными вызовами, и поэтому настроение у меня прекрасное. Я наконец-то выспалась и полна сил работать.

В своем отделении обход уже сделала и устроилась писать истории.

Тут приходит санитарочка из хирургии и приносит бумажку, в которой говорится, что такой-то больной требуется консультация гинеколога. Срочно!

Ну срочно, так срочно. Собираюсь, иду в хирургию.

- Привет доблестным хирургам!

- Физкульт - привет гинекологам.

- Что у вас такого срочного случилось?

Тут все как-то замялись и посмотрели на Алину Викторовну. Я тоже на нее посмотрела - сидит грустная, глаза красные, нервно теребит листок бумаги.

- Да к нам ночью самосожжение поступило, - начал Колян.

- Не поняла. Что поступило?

- Самосожжение. Женщина вылила на себя ведро бензина и подожгла спичкой. Это она назло мужу так сделала, за то, что опять на рыбалку собрался... Но дело в том, что она беременная, и срок приличный… Возможно ребенок еще живой... Может, ты придумаешь что-нибудь?

- Когда это случилось?

- В два часа ночи.

Машинально смотрю на часы - десять утра. Я так радовалась, что меня ночью не трогали, а оказывается - лучше бы вызвали.

- Какой процент ожога?

- Девяносто, плюс дыхательные пути.

- И она до сих пор жива?!

- Она из моей деревни, моя дальняя родственница, - сквозь слезы подала голос Алина Викторовна. – Мы, конечно, делаем все, что можно. Но ты еще сходи, посмотри. Может ребенка спасти можно? Мы даже срок не знаем...

Иду в реанимацию. Следом за мной подтянулись Алина Викторовна и наш второй анестезиолог Игорь Владимирович.

В палате резко бьет в нос запах горелого мяса, бензина, мази и специфическая примесь запаха человеческой плазмы, истекающего белка.

К горлу подкатили рвотные спазмы, но силой воли удалось их подавить. Смотрю, где больная - она в углу, у окна. Лежит абсолютно голая, вся кожа темно коричневого негритянского цвета, голова лысая - сгорели все волосы, брови, ресницы. Над ней, на четырех штативах от капельниц, натянута смоченная фурациллином и новокаином простыня. Дышит пока сама, трубки нет. Глаза закрыты.

Тихонько подхожу к ней, смотрю - да, действительно, срок приличный, не меньше тридцати четырех недель. Одеваю перчатки и осторожно начинаю осматривать обгоревший живот прямо через простыню:

- положение плода продольное, головка прижата к входу в малый таз, не очень крупная.

Беру стетоскоп и пытаюсь выслушать тоны плода. Запах от тела нестерпимый! Хватанула глоток свежего воздуха и, не дыша, слушаю этого детеныша.

- Тоны еще есть. Очень глухие, но есть.

Мысли лихорадочно носятся в голове: - что делать? как быть?

Тут вдруг больная открывает глаза и одними губами шепчет:

- Доктор! Спасите! Я жить хочу! Я понимаю, какой дурой была... Помогите...

Небесно голубые глаза на лысой негритянской голове смотрят с мольбой и надеждой. Эти глаза потрясли меня до глубины души... Как два чистых живых родника на пустынном пожарище чужой планеты... Что же ты наделала, девонька...

Стараюсь спокойно и ласково улыбнуться:

- Конечно, поможем, милая. Только если понадобиться - и ты нам поможешь. Хорошо?

- Хорошо, - с облегчением шепчет она, и закрывает глаза.

Стоя в изголовье еще сильнее завсхлипывала Алина Викторовна.

- Софья Андреевна! Давай что-нибудь придумаем! Может как-нибудь ребенка вытащим, ей полегче будет?

У меня растерянно опустились руки. Ну что тут придумаешь?!

Втроем собираемся в другом углу реанимации.

- Я могу предложить три варианта, но, ни на один из них я без консилиума не пойду.

- Давай, говори какие.

- Первый, самый правильный и самый жестокий. Прямо сейчас, здесь, дать ей в вену наркоз, и я тут же делаю кесарево и возможно достаю еще живого ребенка. Женщина погибает сразу. - Второй - я вагинально вскрываю плодный пузырь, в вену капаем окситоцин. Если времени хватит, возможно, матка отреагирует, и она сможет родить, но скорей всего мертвого ребенка.

Будет ли ей полегче? Не знаю. Если честно, все это только укоротит ее жизнь, которой осталось то всего часа три-четыре...

- А третий?

- Оставить все как есть. Пусть спокойно доживает, сколько ей отпущено. И пусть забирает ребенка с собой... Если честно, он уже тоже не жилец. Давайте решать - нас здесь трое, как раз консилиум. Что решим, то я и сделаю.

С минуту мы стояли молча. Они смотрели на меня, а я на Алину Викторовну.

- Алина Викторовна, Вам решать... И как лечащему врачу и как родственнику, хоть и дальнему.

- Я не могу решиться прямо сейчас на кесарево,- сквозь слезы шепчет она. - Она же сразу умрет, мне ее жалко... Она помощи просит, а мы ее зарежем... Нет, не могу... - и отчаянно мотает головой.

- Тогда какой вариант - второй или третий?

- Но, мы же не можем совсем ничего не делать. Может, даже права не имеем... - подал голос Игорь Владимирович.

- Значит второй вариант. Значит, я беру инструменты и действую, а Вы, Игорь Владимирович, качественно обезболиваете. Но перспектив все равно никаких нет... Алина Викторовна, подберите мне, пожалуйста, двух крепких санитарок, таких, чтобы в обморок не падали. Мне их помощь нужна.

Вот пришли испуганные санитарки. Вот мне принесли стерильную упаковку с пулевкой. Надо приступать.

- Так, девочки, сначала отодвигаем штативы с простыней, потом заходим с разных сторон к больной и осторожно поднимаем ей ноги кверху и разводим в разные стороны. Перчатки одели? Действуем.

Как только они подняли отекшие, обгорелые, негнущиеся ноги больной, страшный запах умирающего тела новой волной накатил на нас.

Хорошо, что я была в шестислойной маске, которая хоть чуть-чуть спасала от ударной волны. Анестезиолог резко побледнел и, схватившись за живот, пулей выскочил в коридор. Смотрю на своих санитарок. Уже бледные, но еще стоят. Нужно действовать быстро...

Обрабатываю промежность. Она, да внутренняя поверхность бедер (примерно по ладони с каждой стороны) - молочно-белого цвета, да еще в области подмышек и под молочными железами белеют участки нетронутой кожи.

Смотрю вагинально: шейка мягкая, легко растягивается сантиметров до четырех - пяти. Конечно, анальгетики и спазмолитики - хорошо, но как отреагирует на окситоцин матка, не представляю. Времени нет совсем...

Вскрываю плодный пузырь, - вод совсем мало. Всосались они, что ли на таком ожоге?...Санитарки опускают ноги больной, опять растягивают над ней простыню. Все. Теперь окситоцин в капельницу, а дальше, как Богу будет угодно.

Как все это в истории болезни описать, ума не приложу. Решение наш консилиум принял неправильное. При безнадежной маме нужно однозначно спасать ребенка. Но своими руками убить еще живую женщину я бы не смогла, хоть и предлагала такой вариант Алине Викторовне.

Но все мы обычные люди и всем свойственно ошибаться. А не ошибается только тот, кто ничего не делает.

Через полтора часа наша больная умерла, так и не отреагировав на наши манипуляции. Умерла вместе с ребенком.

До сих пор меня раздирают сомнения и мучает совесть перед тем ребенком. А вдруг бы выжил? Сейчас был бы уже большой...

Следующий случай был не таким трагичным, но тоже очень трудным для меня в принятии правильного решения. И о том, что мое решение оказалось правильным, я узнала только после операции.

Прекрасная предновогодняя ночь с тридцатого на тридцать первое декабря. Первый час ночи. Я в роддоме. Мы только что хорошо родили, обработались, убрались. Я стою в ординаторской с выключенным светом, и, любуясь через окно сказочным новогодним снегопадом, ожидаю «скорую», которая должна меня забрать, и отвезти домой.

Только сначала машина соберет весь оперблок и хирургов, после их неотложной операции. Стою, жду. Крупные хлопья плавно и медленно кружат в свете больничных фонарей. За территорией больницы вдоль дороги, снуют поздние пешеходы и веселые стайки молодежи, возвращающиеся из местного клуба после дискотеки.

Вот одна стайка вдруг свернула на территорию больницы. « Наверное, решили сократить дорогу..» - подумала я. Да не тут-то было! С громким хохотом группка подростков уверенно подошла к крыльцу роддома, и кто-то из них надавил на звонок. Санитарка Татьяна, недовольно бурча, пошла открывать дверь.

Через несколько коротких минут слышу её тревожный голос:

- Софья Андреевна, идите скорее сюда!

Бегом спускаюсь вниз. На крыльце, в клубах пара, стоят пьяненькие девицы, одна из которых явно беременная.

- Что случилось? – строго спрашиваю я.

- Ой, доктор, посмотрите меня! – просит беременная девушка. – Мы вот тут с танцев идем, и мне показалось, что у меня что-то тепленькое потекло. А девчонки говорят, что я описалась! – снова взрыв хохота.

Окидываю взглядом девушку, и вижу, как у неё из-под синтетической шубки, просачиваясь через тонкие черные рейтузы, через край сапожек-дутиков, капают ярко алые капли крови прямо на пол!

Я тут же одной рукой затягиваю девицу вовнутрь, а другой рукой разворачиваю подружек:

- Все, милые девушки! Вы подружку к нам доставили – молодцы! Теперь мы с ней сами разберемся, а вы идите, гуляйте дальше!

Командую Татьяне, чтобы быстро раздевала гостью, и укладывала на стол, зову акушерок на помощь.

И вот, уже раздетая, девушка лежит на кресле. Акушерки дружно работают – одна ставит капельницу, вторая заводит историю родов. Я готовлюсь к осмотру и одновременно расспрашиваю пострадавшую.

Зовут девушку Оля, семнадцать лет, на учете по беременности не состоит, но беременность желанная. За свою недолгую жизнь она успела переболеть гепатитом "В", прооперироваться по поводу туберкулеза – удаление доли легкого, заразиться сифилисом, сбежать из вендиспансера недолеченной и забеременеть от городского дружка.

Беременеть ей конечно запрещали все врачи, поэтому она скрывалась в городе и на учет не вставала. Когда друг разглядел, что девушка сильно беременная, без обиняков выгнал её домой, в деревню, к старой бабушке. И вот она, заглушая свое горе, решила весело – с водкой и танцами - встретить праздники со своими деревенскими подружками. И вот мы имеем то, что имеем.

https://www.doktornarabote.ru/publications

Всем привет!

Есть в городе Казани место, где всегда можно было проворачивать налево.

И вдруг мне приходит штраф с камеры, которая зафиксировала мой поворот налево на этом перекрёстке.

Еду на этот перекрёсток и смотрю, что там запрещает поворот налево. Вижу знак «движение только прямо и направо», только вот знак, на мой взгляд, установлен не «непосредственно перед перекрёстком».

На видео - просто участок дороги, где и как висит этот знак. Буду рад услышать мнения водителей и юристов на этот счёт.

Сам я отправил это в главную дорогу и буду писать жалобу. Посмотрим, что из этого выйдет.

И да, если согласны со мной - помогите поднять повыше, глядишь и новостные ресурсы подхватят. Чтоб вы понимали, очень много народу попали не на один такой штраф на этом перекрёстке.

Это было давно,. Так давно, что вождение я осваивал и сдавал на автомобиле по имени Москвич 412. Однако, некоторые случаи во время обучения произвели впечатление достаточное, чтобы застрять в памяти. О них я и расскажу, может быть это позабавит читателей.

Первый выезд.

Весна, гололёд, раздолбанный Москвич на лысой резине, у инструктора нет второй педали тормоза. По плану - тренировка на автодроме. Так положено по программе обучения - первые пара занятий на автодроме. Автодром от автошколы налево. Похмельный инструктор командует ехать направо, на улицу. Нипонил!

- Аллё! У меня занятие на автодроме! 

Инструктор в состоянии похмельной философичности:

- Но тебе ж надо научиться ездить вообще, а не по автодрому. Вот и поехали вообще...

Ну вот так и поехали. Страшно, конечно, но ничо, покатались, в основном, на второй передаче. Но оказалось, что это ещё был не страх.

Настоящий страх.

Обучаемых много, машин мало. Поэтому, частенько занятия по практическому вождению проходили так: один ученик за рулём, ещё трое на заднем сидении, по ходу занятия рулевые меняются. И вот за руль садится девушка, я и ещё пара мужиков сзади сидят. Блин! Я до сих пор помню имя и фамилию этой шофёрки! Щас поймёте, почему.

Она была миленькой. Она была безмятежна. Она всё время невинно улыбалась. Под эту улыбку машина глохла перед перекрёстками, когда мы останавливались на красный свет. Потом, когда загорался зелёный, улыбчивая девочка пыталась тронуться с места, машина дёргалась и глохла. И наконец, заводилась и ехала. Но к этому времени нам снова горел красный и мы ехали то под автобус, то под грузовик. Инструктор орал "СТОЙ!!!". А девочка улыбалась и спрашивала: "А чо?" И останавливалась уже НА перекрёстке. И снова машина глохла.

- А нас-то за что?! - синхронно паниковали мы, сидящие сзади.

Но выжили. Потом для этой девочки все занятия по вождению были действительно индивидуальными. Инструктор оказался благородным человеком:

- Мне за это деньги платят, - пояснил он на перекуре, - а вам за свои деньги помирать ваще обидно.

И со вздохом уточнил:

- В п...у, на х...й, б...дь...

Попал я во время обучения и в ДТП. Довольно забавное, по-моему. Ну вот бывает так - забавное ДТП. Сразу скажу - не по своей вине и ваще ни с того, ни с сего. Но пост и так уже длинный, потом расскажу, если интерес в комментах обозначится.