Психиатрия

Лайфхак №1: не просите родных привозить дорогие сигареты. Они волшебным образом исчезают даже из закрытых помещений, ключ от которых есть только у персонала.

Еда была вполне сносной: каши, бутерброды, рыба, супы, полноценное второе. В четыре часа дня наступал «праздник»: раздача передачек от родных. Естественно, только из разрешённого списка.

Связь с внешним миром и «валюта»

Свидания разрешены с 9 до 19, но реальное время зависело от настроения санитаров. Могли дать 10 минут, а могли расщедриться и на все 30. Комната для свиданий находилась под камерами. С тобой всегда выходил санитар, который тщательно записывал, кто к тебе пришёл, и сверял каждую вещь в передачке. После свидания часто следовал полный досмотр. Искали «запрещёнку»: алкоголь, лишние сигареты, чай. Всё это в отделении было твёрдой валютой. На этаже всегда были «пациенты-бизнесмены» с запасом чая и сигарет. «Купить» у них что-то можно было просто: когда в 12:00 на полчаса выдавали телефоны, ты переводил деньги по номеру, и тебе приносили твой «заказ». Пачка сигарет — от 500 до 950 рублей. Цена зависела от левой пятки комара, осваивающего Марс.

Кстати, чтобы получить свой телефон, который ты сдаёшь при поступлении, нужно было быть в специальном списке. Если ты в нём, то ровно в полдень открывалась дверь, по списку запускали пациентов, дверь закрывалась и начинался получасовой отсчёт. Никакого Wi-Fi, даже с ироничным названием вроде «Лучшее место на земле», конечно, не было. Нашим всем был мобильный интернет. Если у тебя нет телефона или денег на счёте, это твои проблемы.

О терапии, которой не было

На стене висело красивое расписание: индивидуальная терапия, групповая психокоррекция, прогулки каждый день. Даже время указано.

Реальность: психиатра я видел два раза в неделю по две минуты во время общего обхода. Весь разговор сводился к «Как дела? Как сон?». Всё. На этом «терапия» и «психокоррекция» заканчивались.

Прогулки по расписанию должны быть ежедневными. По факту — раз в неделю, если повезёт, и длились они всего полчаса. Двор был окружён высоким забором с колючей проволокой. Гулять выпускали только тех, кого врач внёс в специальный список.

Палаты в отделении: от общих до «строгача»

Личная одежда под запретом, кроме футболок и трусов. Всем выдавали одинаковую больничную форму, часто рваную. Окна, разумеется, без ручек. Палаты в основном были рассчитаны на 6 человек, но при повышенной нагрузке в них набивалось до 9–11. В такой тесноте главным испытанием становились соседи. Почти в каждой палате был человек, который без остановки говорил сам с собой. Днём, ночью, громко.

Лайфхак №2: моим спасением стали дешёвые беруши из аптеки.

Палата строгого режима представляла собой локальный ад. Туда отправляли новичков на «диагностику» или нарушителей дисциплины. Выходить нельзя было почти никогда: только поесть, на таблетки и трижды в день в туалет. Напротив входа находился пост, где всегда сидел минимум один санитар. Внутри таких палат были запрещены любые игры (шахматы, карты и т. д.). Максимум — книги.

В обычных палатах было посвободнее: можно было общаться, заниматься спортом (гимнастика, отжимания, приседания). В общем зале был телевизор, где крутили фильмы с заезженного жёсткого диска. Через неделю знаешь наизусть все сюжеты и диалоги.

Люди и атмосфера

Санитары здесь не перетруждались. Мыть полы, таскать баки с едой, убирать в зале — всё это делали «доверенные» пациенты, лежавшие тут годами. В награду они получали лишнюю сигарету, двойную порцию еды или другие мелкие привилегии.

Контингент самый разный: «ветераны» больниц, люди после спецрежимных психиатрических больниц (в том числе за тяжкие преступления, досиживающие обязательные 1, 5, 10 лет), наркозависимые, ветераны боевых действий с ПТСР, люди в острых психозах, шизофреники и, на удивление, много колдунов. Открытых конфликтов почти не было (всего парочка). Все понимали, что любая драка или даже громкий спор — это гарантированная путёвка в «строгач» на несколько дней. А это часто означало «лечение» уколами, после которых ты превращаешься в овощ: еле ходишь, постоянно спишь, почти не говоришь. Этих «вылеченных» потом демонстративно показывали остальным как пример того, что бывает, если не слушаться.

Медицинская помощь и персонал

Приём таблеток контролировали в зависимости от смены. Одни заставляли открывать рот и показывать, что проглотил. Другим было всё равно. А вот если у тебя болело что-то, не связанное с «профилем» больницы, — это были твои проблемы. У меня дико разболелась голова, ужасная мигрень, я подошёл к старшей медсестре. Её ответ: «У меня нет времени, идите». Я начал настаивать. В ответ получил угрозу отправки в палату строгого режима и «волшебный укол, который лечит всё». Пациент рядом четыре дня не мог сходить в туалет. Помогли ему, только когда он уже не смог сам встать с кровати.

Большинство смен были адом. Мат, оскорбления, унижения являлись нормой. Фразы вроде «Да вы все конченые, раз сюда попали» или «Жаль на вас время тратить» служили, наверное, вместо обещанной терапии. Была пара адекватных смен, где к нам относились по-человечески, но они были исключением. Большую часть времени я спасался книгами, стараясь ни с кем из персонала не контактировать.

Жизнь в обычной региональной психиатрической больнице была не про лечение, а скорее про выживание. Человеческое отношение стало дефицитом. Главное — наблюдать, не отсвечивать и ждать выписки. И это я ещё лежал в обычном отделении. Что творится в спецотделениях, страшно представить.

В общем, не верь, не бойся, не проси. Нестареющая классика.

Крепитесь, если у вас есть психиатрические проблемы, и поддерживайте близких, которые болеют, если у вас есть силы и желание. И главный совет, который я вынес из этого опыта: если есть деньги, всегда выбирайте частную клинику, а не государственную.

UPD: Предвидя потенциальные вопросы

Чтобы не отвечать на одно и то же в комментариях, я решил собрать самые вероятные вопросы здесь.

1. С каким диагнозом ты туда попал?

У меня пограничное расстройство личности (ПРЛ), комплексное ПТСР и рекуррентное депрессивное расстройство. В анамнезе попытка суицида, клиническая смерть, кома. Я самогоспитализировался в разгар острого кризиса, когда понял, что мои собственные эмоции стали опасны для меня самого.

2. Как долго ты там пробыл?

Три недели. Я поднял вопрос о выписке через близких, как только понял, что дальнейшее пребывание там не принесёт мне больше никакой пользы. (Лайфхак №3: не просите врача выписать вас напрямую, а попросите близкого, который созванивается с вашим лечащим врачом, узнать, сколько примерно вам ещё лежать и можно ли теоретически выписаться раньше). Острое состояние сняли, таблетки подобрали, а стены начали давить сильнее, чем помогать. Больница оказалась костылём: он нужен, чтобы встать на ноги, но ходить с ним всю жизнь вредно. Мой момент, чтобы отбросить этот костыль и пойти дальше, наступил ровно через 21 день. Полагаю, это был минимальный срок, который я должен был там провести.

3. Как вообще происходит добровольная госпитализация?

В общем, ты приходишь в приёмный покой, беседуешь с дежурным психиатром. Он оценивает, насколько ты опасен для себя или окружающих. Если основания есть, предлагают подписать согласие на лечение и госпитализацию. Я подписал. Правда, в моём случае, спустя пару минут рассказа уже закрыли дверь, чтобы я не ушёл. А бригада, что доставляла в другую, психиатрическую больницу (по месту проживания), сразу нацепила наручники в машине. И да, это при добровольной госпитализации. Наверное, правила такие. Дальше следовала стандартная процедура: сдаёшь абсолютно все личные вещи (телефон, одежду, шнурки, ремень), переодеваешься в больничную робу, и тебя ведут в отделение. Момент, когда за тобой с лязгом закрывается железная дверь, — это незабываемо.

4. Тебе в итоге помогло лечение?

Важно понимать: больница не лечит пограничное расстройство. Основа его лечения — длительная психотерапия. Из того, что принесло пользу:

• Изоляция. Меня вырвали из среды, полной триггеров.

• Фармакология. Мне подобрали схему препаратов (антидепрессант + нейролептик), которая помогла стабилизировать настроение.

• Безопасность. В больнице физически очень сложно навредить себе.

Так что в моей ситуации это было не лечение, а экстренная стабилизация.

5. Это было бесплатно?

Да, по полису ОМС всё бесплатно, независимо от того, есть у вас прописка или регистрация. Но будьте готовы к тому, что внутри отделения своя рыночная экономика. Хотите жить чуть комфортнее или безопаснее — готовьте деньги на карте, с которой сможете переводить оплату местным «бизнесменам» или санитарам.

6. Было страшно лежать с людьми с другими диагнозами?

Нет. Да и быстро понимаешь, что опасен скорее не «буйный» сосед, а санитар с ключами и шприцем. Пациент в психозе находится в своей реальности. А санитар — в твоей. И его власть над тобой абсолютна и осознанна. Угроза «успокоительного укола» была не про лечение, а про демонстрацию силы и контроля.

7. Чем вы занимались целыми днями?

Очень много размышлял. Мой распорядок был примерно таким: книги (свои и из больничной библиотеки), физические упражнения в палате, чтобы не сойти с ума (ещё сильнее, ха-ха), и, конечно, общение с парой адекватных пациентов. Отдельное огромное спасибо Элиезеру Юдковски за его труды. Хорошее чтиво.

8. Неужели весь персонал был таким плохим?

Нет, были исключения. Пара медсестёр и несколько смен санитаров относились к нам как к людям, а не как к ходячим ошибкам. Это были островки твёрдой почвы в общем море стигматизации и осуждения. Но, к сожалению, именно исключения.

9. Раз ты лёг добровольно, мог ли ты уйти в любой момент?

Теоретически, да. Вы пишете заявление на отказ от лечения. Но если врач считает вас нестабильным, ваше заявление он не подпишет. Врачебная комиссия может легко перевести вас на недобровольное лечение по решению суда. Так что ваша «свобода воли» условна. На деле, только ваш лечащий врач-психиатр решает, когда вас отпускать.

10. Как выписка и диагноз повлияли на твою жизнь?

Главные изменения — внутренние. Во-первых, вы получаете подтверждение: то, что с вами происходит, — не блажь или «плохой характер», а болезнь. Это даёт отправную точку для дальнейшей работы. А во-вторых, простые вещи: возможность выйти на улицу, выпить лимонада, обнять близкого человека, заснуть в обнимку с собакой — всё это после больницы начинаете ценить с какой-то новой, пронзительной ясностью.

11. Как вычисляют точный диагноз?

Энцефалограмма (ЭЭГ, «шапочка»), сбор анамнеза, диалог при поступлении. Тестирование. В моём случае это был опросник на 600–700 вопросов, плюс получасовая беседа со специалистом на второй или третий день, где используют тест Сонди и задают вопросы вроде «что общего вы видите на этих четырёх картинках?».

Дополнительный пруф.

Во-вторых, и это меня серьезно напугало, присутствуют периодические "выключения". Например, прохожу тест с обратным отсчетом от 100 путем вычитания по 7. Типа, 100, 93, 86 и тд. И где-то на полтиннике вдруг напрочь забываю, какое число я только что назвала. Все, пустота, по нулям. Или тест с карточками, по которым беспорядочно разбросаны числа от 1 до 25, нужно их все найти по порядку, показать и назвать. Одна карточка быстро, вторая быстро, третья - я зависаю и не могу найти нужное число. Четвертая быстро. Уже после тестов, когда обсуждали эту ерунду с психологом, я вспомнила, что такое было и раньше, в школьные годы. Урок, новый материал, мне интересно, я слушаю и вникаю, и вдруг - бац - нихера не понятно, потому что я упустила какой-то важный нюанс.

Учитывая, что уже два психотерапевта (а также случайно затесавшийся в эту компанию кардиолог) отправили меня к эндокринологу, я снова пошла сдаваться. Из плюшек по эндокринологии: инсулинорезистентность, близкий диабет (еще нет, но вот-вот), железодефицит. И еще, если я раньше не говорила. Я оооооочень большая девочка. Эндокринолог посадил на семаглутид. Мы с ним надеемся, что так и сахар будет в норме, и стану я девочкой хоть немного поменьше. И витамин Д. Витамин Д, сказала врач, нужно пить круглый год, без разговоров.

А еще у меня бывают хорошие дни и плохие. Именно сейчас, когда ни черта не работают мои колеса (пока все работало, все дни были хорошие Т_Т).

В плохие дни хочется не быть, сил нет вообще никаких, вообще ни на что, вообще ни на кого. Максимум, на что меня хватает - это отработать по инерции (удаленка) и вечером попросить мужа меня обнять. Прячусь у него на груди и делаю вид, что окружающего мира не существует. Он сгорел. Он больше не моя проблема.

В хорошие дни я обожаю и мужа, и свою собаку, и своих двух котов, и солнце за окном. Мне хочется дышать и созидать, придумывать и соображать. Я с радостью философствую и теоретизирую, мне все интересно и любопытно. И меня даже хватает сделать одно-два мелких дела по дому. Это достижение!

Так вот, к психологу в первый раз я попала в плохой день, и по единственному проведенному за тот прием тесту вышло, что у меня тяжелая форма депрессии. И по шкале тревожности я тоже максимум очков заработала. А во второй раз я попала к психологу в свой хороший день. И когда мы сели за когнитивные тесты, мы случайно пробежали их со скоростью и результатами здорового человека, у которого нет и намека на депрессию.

Как почувствовать себя уебаном симулянтом.

Чот я устала от этих качелей(

Джейн Дадли говорит, что ее жизнь полностью изменилась благодаря самостоятельной трансплантации фекальной микробиоты.

Пока блендер работал, Джейн Дадли была далека от мыслей о том, что она окажется на переднем крае потенциально революционных изменений в лечении биполярного расстройства-- Джейн Дадли просто готовилась к радикальной процедуре.

Главным образом Джейн думала о том, какое отвращение у нее вызывало то, что должно было произойти.

Но спустя несколько месяцев после того, как ее муж Алекс, зоолог, всю жизнь интересовавшийся экологией, впервые предложил Джейн эту «отвратительную» идею как способ справиться с ее изнуряющим биполярным расстройством, она решила, что стоит попробовать.

«Я была в отчаянии и чувствовала, что больше не могу жить с такими страданиями», — рассказала Джейн Australian Story.

«Это был отчаянный поступок».

Восемь лет назад Джейн начала серию домашних трансплантаций фекальной микробиоты (ТФМ), или «трансплантаций кала», в надежде, что это «снимет остроту» ее психического заболевания, из-за которого ее неоднократно госпитализировали.

Пара взяла фекалии Алекса, смешала их с физиологическим раствором, пропустила через сито, поместила кашицу в бутылку для клизмы, а затем «опустила голову и подняла зад, выдавила ее туда».

К удивлению Джейн ,ранее депрессивная, она с течением месяцев она начала «испытывать радость без причины».

«У меня появилась самооценка », — говорит она.«У меня появилась мотивация».

«Чудесное» изменение ошеломило экспертов

Теперь, спустя столько лет после того первого пробного смешивания и без маниакальных эпизодов с сентября 2017 года, Джейн с уверенностью может сказать, что она излечилась от болезни, которую психиатрия считает неизлечимой.

Это было первое в мире применение FMT для лечения биполярного расстройства, и эксперты были ошеломлены.

Психиатр Джейн, Рассел Хинтон, следил за состоянием ее здоровья во время лечения.

Он описывает произошедшие с Джейн перемены как «граничащие с чудом».

Гордон Паркер с факультета психиатрии Университета Нового Южного Уэльса сказал, что выздоровление Джейн с помощью трансплантации фекальной микробиоты стало одним из самых волнующих событий за 50 лет его работы в психиатрии.

Однако Джейн и специалисты предупреждают, что метод самостоятельнoи трансплантации к которому она прибегла, несет в себе значительные риски, включая летальный исход, если донор фекалий не пройдет надлежащую проверку.

Существует риск передачи серьезных заболеваний, ожирения или устойчивости к антибиотикам от непрошедшего обследование донора к реципиенту.

Именно поэтому сейчас ведется кампания по сбору 10 миллионов долларов, чтобы Центр питания и настроения при Университете Дикина смог провести рандомизированное контролируемое исследование фекальной трансплантации при депрессии.

«Тот факт, что люди узнают мою историю и делают самостоятельную трансплантацию пугает меня, потому что я беспокоюсь, что людям станет ещё хуже, что это не поможет, или у них разовьётся аутоиммунное заболевание или возникнет тяжёлая реакция, что лишь подтверждает, насколько срочно нам нужны клинические испытания», — говорит Джейн.

«Нам нужно их финансировать сейчас».

Джейн верит, что эта кампания может принести облегчение миллионам людей по всему миру, страдающих депрессией и биполярным расстройством, — а все началось с лягушки.

Как Джейн встретила Алекса

В ноябре 2013 года Джейн просунула руку под плащ, и, когда она высунула руку, там сидела «очень красивая лягушка».

Ошеломлённая, она нашла имя эксперта по лягушкам и отправила ему сообщение и фотографию. Его звали Алекс Дадли.

Алекс быстро объяснил Джейн, что лягушка с изумрудными точками — не редкий и не находящийся под угрозой исчезновения вид, как она думала, а древесная лягушка Перона. Очень распространённая лягушка.

Но для пары это была волшебная лягушка, потому что с того момента, как они начали разговаривать, их жизни были обречены быть навсегда переплетенными.

«Это произошло поразительно быстро. Ещё до того, как я увидел её физически, я был уверен, что Джейн — та самая. Мы просто сошлись», — говорит Алекс.

В течение первых 20 минут десятичасового разговора Джейн рассказала Алексу, что у неё биполярное расстройство 1-го типа. Он имел смутное представление об этом психическом заболевании, но понятия не имел о экстремальных взлётах и падениях, которые переживала Джейн.

В последующие месяцы Алекс узнал, что Джейн была умным, спортивным ребёнком, который мечтал поступить в университет и стать профессиональным футболистом. Но к подростковому возрасту её охватила тревога.

Затем, в возрасте 15 лет, она подверглась сексуальному насилию со стороны дяди, с которым не росла.

«Это сломало меня на фундаментальном уровне и, безусловно, послужило толчком к развитию у меня серьезного психического заболевания», — говорит Джейн.

Последовал продолжительный приступ тонзиллита и инфекционного мононуклеоза, и болезнь в сочетании с её психическим здоровьем не позволили ей посещать школу. Джейн сказала, что бросила учёбу в 11 классе и «потеряла себя на следующие 18 лет».

В течение длительного времени депрессия Джейн была настолько сильной, что она не могла вставать с постели и удовлетворять свои основные потребности, требуя ухода со стороны семьи и друзей. Иногда у неё возникали мысли о самоубийстве.

У Джейн бывали периоды маниакального состояния, когда она отправлялась на другие планеты и разговаривала с инопланетянами.

«Я разговаривала с духами… Я чувствовала, что обладаю божественной силой и что я избранная», — говорит она.

Алекс говорит, что только когда у Джейн начался психоз, он осознал всю серьезность ее психического заболевания.

Он все еще расчувствуется, вспоминая падения Джейн.

«Она не жила… она не жила так, чтобы это было приемлемо», — говорит он, сдерживая слезы.

Алекс отчаянно хотел помочь любимой женщине.

«Я никогда не думал, что сбегу от неё или что меня это напугает. Я подумал: „Чем я могу помочь?“» — говорит он.

Алекс знал, что биом кишечника — совокупность бактерий, вирусов, грибков и других микробов — влияет на выработку серотонина и дофамина — нейромедиаторов, которые имеют решающее значение для настроения и мотивации.

Он вспомнил рассказы Джейн о том, как ей почти два года давали огромные дозы антибиотиков для борьбы с тонзиллитом. Он предположил, что из-за антибиотиков биом её кишечника мог быть истощен и ослаблен.

Алекс углубился в научную литературу и наткнулся на исследование, в котором фекалии человека, страдающего депрессией, были помещены в крысу. У крысы развилась депрессия. Он задался вопросом, можно ли обратить это вспять.

«Внезапно все встало на свои места», — сказал Алекс.

«Это может сработать».

Стремление к полномасштабному клиническому исследованию FMT

Профессор Паркер заявил, что тот факт, что FMT — процедура, уже одобренная для лечения тяжелой кишечной инфекции, — действительно вылечила биполярное расстройство Джейн, может представлять собой смену парадигмы в подходе к лечению некоторых психических заболеваний.

«История Джейн меня просто ошеломила», — сказал он.

«Эта история заставила меня сказать «вау» и продолжать говорить «вау» довольно долгое время».

Профессор Паркер изучил подробности выздоровления Джейн — беседы с ее психиатром доктором Хинтоном, анализ приема лекарств, консультации со специалистами по заболеваниям кишечника — и эти данные выдержали критику.

С тех пор он написал книгу «Решение проблемы внутреннего настроения», в которой представил пять клинических случаев трансплантации печени (ТФМ), помимо случая Джейн, включая одного из его собственных пациентов. У двоих из них наступила ремиссия.

«Концепция нашего кишечного микробиома и того, как он может фактически влиять на наше настроение в лучшую или худшую сторону, является новой парадигмой, и она имеет огромное значение с точки зрения управления расстройствами настроения», — говорит профессор Паркер.

«Теперь у нас есть убедительные доказательства того, что мы разработали метод, который поможет людям с трудноизлечимыми расстройствами настроения, будь то депрессия или биполярное расстройство. Теперь нам нужно, чтобы научные данные были подкреплены».

Джейн озадачивает тот факт, что Центр питания и настроения не смог привлечь финансирование для проведения клинического испытания, несмотря на то, что был готов к его запуску после проведения успешного пилотного исследования на основе ее случая.

«Если мы сможем показать с помощью клинических испытаний, что фекальная трансплантация может помочь большому количеству людей с серьезными психическими заболеваниями, социальный эффект будет огромным, но также и финансовый», — говорит она.

По словам Джейн, трансплантация фекалий сэкономила правительству не менее 250 000 долларов.

Она больше не принимает лекарства, ей больше не нужна пенсия по инвалидности, ее больше не госпитализируют каждый год.

«Избавившись от симптомов моего биполярного расстройства, мы потенциально сэкономили правительству миллионы долларов», — говорит Джейн.

«А я — один человек».

Эпическая история любви с «немного дерьма»

По мнению Джейн, это эпическая история любви, которая «просто случайно замешана на чем-то вроде какашки».

«Причина, по которой я жива и здорова, и могу испытывать радость без причины и по-своему, — это один мужчина, Алекс», — говорит она.

«Он спас меня… всеми способами, которыми можно спасти другого человека».

Вес, который она набрала из-за лекарств от биполярного расстройства, снизился, и теперь она сосредоточена на здоровом питании, чтобы «поддерживать здоровье своих кишечных бактерий».

Пара выращивает собственные овощи и готовит преимущественно растительную пищу самостоятельно, избегая обработанных продуктов.

Ее университетские амбиции вернулись, и, окончив среднюю школу в TAFE, она сейчас учится на втором курсе по специальности «Науки об окружающей среде» и планирует стать полевым экологом.

Джейн называет Алекса героем своей сказки, мужчиной, чья непоколебимая любовь к сломленной женщине привела к радикальной гипотезе, которая в случае Джейн освободила ее.

«Женщина встречает лягушку, лягушка приводит женщину к мужчине, мужчина и женщина влюбляются», — говорит она.

«Мужчина вылечил неизлечимую болезнь женщины с помощью своего волшебного дерьма, тем самым разрушив проклятие».